Век криминалистики 26 страница

К тому моменту на сцене появился человек, с которым нам еще не раз придется встретиться, - один из самых знаменитых

[296]

экспертов "собственной выпечки", которые в то время, и еще долго потом, именно в Соединенных Штатах использовали тягу людей к научной криминалистике. Это был "доктор" Альберт Гамилтон.

Гамилтон был опытным человеком, во всяком случае более опытным, чем многие другие самозванные "эксперты по стрельбе". Американские судьи не требовали от них никаких удостоверений, довольствуясь заявлением самого "эксперта" о том, что он является таковым. Причем многие из них сами себя выдавали с головой, признаваясь на перекрестном допросе, что "микроскопию" они проводили с помощью дешевого увеличительного стекла. Другие же на предложение объяснить присяжным процесс изготовления пистолета отвечали обезоруживающе наивно: "Пистолеты отливают в формах". Но "д-р" Гамилтон был из другого теста.

Человек небольшого роста, но с большими познаниями и еще большим умением убеждать, он начал свою карьеру уже как изготовитель патентованных лекарств в Оберне, штат Нью-Йорк. Степень доктора он присвоил себе сам. Поприще профессионального эксперта (50 долларов плюс суточные) манило его к себе с неодолимой силой. Долгое время он называл себя "микрохимик-исследователь", а с 1908 г. занялся саморекламированием, выпустив пропагандистский трактат под названием "Человек из Оберна". В нем он выдавал себя за эксперта в области химии, микроскопии, почерковедения, сравнения шрифтов пишущих машинок, фотографии, дактилоскопии, токсикологии, кровяных пятен, причин смерти, бальзамирования и анатомии. Неудовлетворенный столь впечатляющим перечнем своих специальностей, он добавляет в заключение следующие области, в которых он может провести экспертизу: огнестрельные раны, огнестрельное оружие и боеприпасы, идентификация по пулям, порох и взрывчатые вещества. Как отмечали впоследствии некоторые наблюдатели, он ловко проштудировал некоторые европейские публикации о ранних опытах в области идентификации боеприпасов и купил себе микроскоп и фотоаппарат. Он знал, что на присяжных особенное впечатление производят увеличенные, таинственно выглядящие фотоснимки.

И вот он появился в Альбионе, осмотрел револьвер Стилоу и поместил пули, извлеченные из тела Фелпса, под свой дешевенький микроскоп. Затем с удивительной проворностью он подготовил свое заключение. По его словам, в стволе орудия у самого дула он обнаружил "аномальную зазубрину". Царапины от этой зазубрины были видны на пулях. Гамилтон пришел к выводу: "Пули, принесшие смерть, выстрелены из револьвера Чарлза Э. Стилоу!" В дополнение к своему заключению он сфотографировал пули, чтобы произвести большее впечатление на судей и жюри присяжных.

12 июля процесс по делу Стилоу начался. Признания Стилоу и Грина показались очень странными даже судье, и его сомнения отразились в напутствии присяжным. Сомнения вызывало также то, что ни у Стилоу, ни у членов его семьи не было обнаружено украденных денег. Теща Стилоу тем временем вынуждена была даже

[297]

продать корову, чтобы расплатиться с врачом, принимавшим роды второго ребенка. Вот почему глаза всех присутствующих в суде были направлены на "д-ра" Гамилтона. Последний насладился всеобщим вниманием, продемонстрировав фотоснимки пуль, и повторил свои выводы: "Пули убийцы не могли быть выстрелены ни из какого другого оружия, кроме револьвера подсудимого".

Защитник Стилоу - назначенный судом молодой адвокат из Медины по имени Дэвид Уайт - был неопытен и вел первый свой процесс по делу об убийстве. У него не было и средств на оплату экспертов защиты, которых он мог бы привлечь к делу. Тем не менее ему удалось доказать, что на фотоснимках пуль, представленных Гамилтоном, не видно никаких следов от "зазубрины", которая должна якобы находиться в передней части ствола. Но Гамилтон остался хозяином положения. "О, - заявил он, - фотографии по недоразумению перепутаны. На снимках видна та сторона пули, которая не соприкасается с зазубриной". Сила убеждения Гамилтона была так велика, что никому и в голову не пришло задуматься над значением этого эпизода. Гамилтону удалось также парировать утверждение защиты, что дефекты дула оружия лишь в редчайших случаях отражаются на пулях. Не колеблясь он заявил: "Затвор в этом случае так плотно и жестко охватил патрон, что пороховые газы не проникали назад. Со всей силой эти газы толкали пулю вперед. Свинец пули расширился у самого дула и обволок упомянутую зазубрину в конце канала ствола".

Граждане графства Орлеан, попавшие в число присяжных, были полны решимости как можно скорее представить общественности виновного и сэкономить налогоплательщикам дальнейшие судебные издержки. Заключение Гамилтона отвечало их пожеланиям, и 23 июля 1915 г. они признали Стилоу виновным в "тяжком убийстве первой степени". Он был приговорен к смертной казни на электрическом стуле, исполнение которой было назначено на начало декабря. В ожидании казни Стилоу поместили в тюрьму Синг-Синг.

По всей вероятности, судьба его была бы решена, если бы заместитель начальника тюрьмы Спенсер Миллер не проявил интереса к этому беспомощному, как теленок, кандидату в покойники. Спенсер Миллер был идеалистом, мечтавшим о реформе уголовного права. Вот почему он сообщил об этом случае в так называемый "Культ человеколюбия" - нью-йоркскую организацию, которой руководили по преимуществу женщины и которая посвятила себя борьбе за отмену смертной казни. Трое из этих женщин - Ирен Лоэб, миссис Хьюмистон и Инее Милхоллэнд Буасвэн - с чисто женским состраданием бросились в бой за отмену приговора Стилоу. Хотя несколько их ходатайств о проведении нового судебного разбирательства по данному делу было отклонено, казнь Стилоу все же неоднократно откладывалась. Один раз, в июле 1916 г., Стилоу уже сидел пристегнутым к электрическому стулу, когда сообщили о дальнейшей отсрочке казни. Предпринятое организацией "Культ человеколюбия" исследование обстоятельств дела

[298]

привело к важному открытию: было установлено, что двое бродяг по имени Кинг и О'Коннел, приговоренные на данный момент за кражу и лжесвидетельство к суровым наказаниям, в ночь, когда произошло убийство Фелпса, околачивались в Уэст-Шелби, а на следующее утро вели речь об этом убийстве - задолго до того, как первые сведения о нем были преданы гласности.

Миссис Хьюмистон удалось поговорить в тюрьме с Кингом. Больше того, она убедила его, чтобы хоть раз в своей жизни он сделал доброе дело. И Кинг признался, причем добровольно, судье Джорджу Ларкину, что вместе со своим собутыльником О'Коннелом они убили и ограбили фермера Фелпса. В своих показаниях он описал ход событий настолько точно, что исчезли все недоумения, неизбежно возникшие после показаний Стилоу.

Признание Кинга вызвало страшное беспокойство в графстве Орлеан. Ведь если то, что сказал Кинг, правда, то предстоит новое судебное разбирательство, а значит, новые расходы за счет налоговых поступлений в местный бюджет. Обвинитель, шериф Бартлет и детектив Ньютон поспешили в тюрьму в Литл-Вэли, где находился Кинг, с тем чтобы забрать его в главный город своего графства и самим допросить еще раз. Уезжая с ними, Кинг заверял, что все сказанное им является правдой. Но возвратившись через несколько дней, он от всего отказался. Не требовалось большой фантазии, чтобы догадаться, как именно втолковали ему в Альбионе, что его чистосердечное признание никому не нужно. Однако губернатор штата Нью-Йорк Уайтмен, узнав о случившемся, назначил в 1917 г. независимую комиссию, которой было поручено проверить дело в полном объеме. Во главе комиссии он поставил Джорджа Бонда, адвоката из Сиракуз, а Бонд выбрал себе в помощники чиновника службы генерального атторнея Нью-Йорка Чарлза Уэйта.

Уэйт был уже немолод. Он прожил бурную и, в сущности, бесплодную жизнь. Но раскрытие преступлений всегда увлекало его, и в конце концов он осел в аппарате службы генерального атторнея. Когда Уэйт впервые столкнулся с Бондом, он и не подозревал, что вступает в этот самый миг на путь, который приведет его в ряды обессмертивших себя пионеров судебной баллистики, и его жизнь наполнится истинным содержанием.

Бонд и Уэйт допросили Стилоу, Кинга и О'Коннела; Уже после этих допросов они склонялись к убеждению, что Стилоу невиновен, а убийство совершено двумя другими из допрашиваемых. Против Стилоу свидетельствовало только экспертное заключение, данное в 1915 г. "доктором" Альбертом Гамилтоном по поводу револьвера Стилоу и пуль, сразивших потерпевшего. Эти пули и револьвер, тщательно упакованные, были приобщены к материалам дела. Прежде Уэйт никогда специально не занимался огнестрельным оружием. Но он знал, что в сыскном отделении города Нью-Йорка работает некий капитан Джонс, который много лет занимался пистолетами, револьверами и боеприпасами к ним. И он обратился

[299]

за помощью к капитану Джонсу и инспектору Форо, принесшему в Америку методы работы с отпечатками пальцев.

В первую очередь Джонса попросили установить, когда в последний раз стреляли из револьвера Стилоу. Джонс тоже вряд ли владел тогда точными методами исследования оружия. Он исходил в основном из своего личного опыта, но, во всяком случае, не был очковтирателем и дельцом наподобие Гамилтона. Осмотрев револьвер, он заявил, что этим оружием, бесспорно, не пользовались уже в течение трех или четырех лет, то есть не пользовались уже задолго до того, когда был убит Фелпс. Сильно поржавевшие части ствола револьвера подтверждали мнение Джонса. И все же сказанное им было лишь его личным мнением, но еще не доказательством. Был проделан и следующий опыт: на казенную часть револьвера Стилоу положили листок бумаги и выстрелили. Одним этим выстрелом тут же было посрамлено утверждение Гамилтона о том, будто затвор так плотно удерживает патрон, что пороховые газы не могут пробиться назад, огненная струя испепелила бумагу! Затем из этого же револьвера сделали два пробных выстрела - по коробке с хлопком и по сосуду с водой. Обе выстреленные пули сравнили с пулей убийцы. Даже невооруженным глазом было видно, что пробные пули вряд ли могли быть выстрелены из того же самого револьвера, что и пуля, посланная убийцей. Последняя была чистой и лишь слегка помеченной царапинками, пробные же пули, наоборот, были совершенно грязными и изменившими свой прежний цвет.

Так как у Джонса не было микроскопа, то пуля, сразившая Фелпса, и обе пробные пули были направлены в Рочестер. Там на заводах знаменитой оптической компании "Боуш энд Ломб" работал видный специалист по прикладной оптике и микроскопии Макс Позер. Ему и поручили попытаться обнаружить ту самую царапину, которую якобы нашел Гамилтон на пулях, сразивших Фелпса. Если эта царапина, как утверждал Гамилтон, получилась от зазубрины у дула револьвера Стилоу, то она должна была оставить след и на пробных пулях. Позер приложил все усилия, но даже с помощью самых сильных линз ему не удалось обнаружить никакой царапины. Он не нашел ее ни на пуле, посланной убийцей, ни на пробных пулях. По всей вероятности, она была плодом фантазии Гамилтона.

Вслед за этим Позер сделал открытие, изобличавшее Гамилтона прямо-таки в преступном недомыслии. На пуле убийцы отпечатался след пяти нарезов и промежутков между ними в стволе револьвера убийцы. Револьвер Стилоу тоже имел пять нарезов, но они располагались равномерно и между ними были промежутки обычной ширины. На пуле же убийцы эти промежутки были необычайно широки - так широки, что на них умещались вместе два нареза и один промежуток нормальной ширины. К тому же револьвер убийцы имел фабричный дефект, а револьвер Стилоу нет.

[300]

Здесь, конечно, налицо был необыкновенно счастливый случай, доказавший, что пули, сразившие Фелпса, никоим образом не могли быть выстрелены из револьвера Стилоу. Этот вывод уже никак нельзя было считать просто чьим-то мнением. Это был уже факт, который послужил Бонду и Уэйту фундаментом для принятия окончательного экспертного заключения. Оба они объявили Стилоу невиновным.

После трех лет заключения, отбытого безвинным Стилоу, губернатор Уайтмен помиловал его, и он был выпущен на свободу. Снова взялись за подозреваемого Кинга. Он повторил свое прежнее признание, и никто всерьез не сомневался, что он виновен, хотя большое жюри графства Орлеан и отказалось предъявить ему обвинение в убийстве Фелпса. Оно оберегало свое графство от грозивших ему новых судебных издержек и ради этого пренебрегло требованиям закона. Но это ничего не меняло ни в самом факте - вынесении порочного приговора на основе ошибочной экспертизы, проведенной "лицом, сведущим в баллистике", - ни в его последствиях для истории.

Для Чарлза Уэйта дело Стилоу стало поворотным пунктом в жизни. То обстоятельство, что из-за ошибочной баллистической экспертизы был приговорен к смертной казни невиновный, не давало ему покоя: он был убежден, что средство, позволяющее в принципе избегать таких ошибок, может быть найдено. Его все время преследовал вопрос: как с научной точностью, полностью исключающей возможность ошибки, найти оружие убийства по пуле убкйцы? Как?...

На год Уэйт попал в вихрь первой мировой войны. Но после возвращения в 1919 г. на родину он, будучи уже немолодым человеком, взялся за поиски ответа на этот вопрос.

3. 1920 г. - Уэйт берегся за поиски точных методов установления того, какая пуля вылетела из какого оружия. Самая большая коллекция оружия в Новом Свете. В Европу за оружием. Открытие огромного значения: каждое огнестрельное оружие оставляет на своих пулях неизгладимые следы. Решающий шаг: Грейвелл создает сравнительный микроскоп. Калвин Годдард.

В начале 1920 г. на всемирно известном оружейном предприятии "Смит и Вессон" в Спрингфилде появился незнакомец из Нью-Йорка. Просьба, с которой он обратился к администрации, поначалу показалась несколько странной. "Мы, заявил он, - регистрируем в нашей стране по двадцать - тридцать убийств в день - раз в пятнадцать-двадцать больше, чем, скажем, в Англии. Подавляющее большинство этих убийств осуществляется с помощью огнестрельного оружия. После войны в руках преступников сосредоточилось больше огнестрельного оружия, чем когда-ли

[301]

бо прежде в нашей истории. Все, что мы обычно находим возле убитых, - это пули и гильзы. Нам нужен надежный способ, чтобы по ним определить, из какого вида оружия они выстрелены. Это поможет нам в дальнейших поисках убийц. Я решил попытаться собрать все виды огнестрельного оружия, которые когда-либо изготавливались у нас в стране и могут быть ныне использованы преступниками. Для этого мне нужны точные данные о конструкции, времени изготовления, калибре, общем количестве выпущенного оружия каждого вида, о крутизне нарезов в канале ствола и промежутках между ними, а также о видах применяемых боеприпасов. Мне известно, что на выстреленных пулях можно обнаружить следы нарезов и промежутков между ними. По ним можно определить крутизну и направление нарезов в канале ствола, а также точный калибр оружия. Если я узнаю соответствующие характеристики всех видов оружия, то наверняка смогу установить, какой вид оружия применялся при совершении конкретного преступления. И в этом мне необходима ваша помощь".

Незнакомец был Чарлз Уэйт.

Вскоре он добился понимания и готовности оказать ему помощь. Но трудности в этом не кончились. Например, фирма "Смит и Вессон" имела документацию о конструкции только самых последних своих моделей. Между тем многие виды оружия, изготовленного ею за период с 1856 г., оставались все еще в ходу по всей Америке. Однако их технические особенности не были зарегистрированы, отсутствовали также данные о многочисленных изменениях, производимых время от времени в выпускаемых видах оружия.

Когда Уэйт уже подумывал о том, чтобы отказаться от своих намерений, он столкнулся с пожилым мастером, который вспомнил о старой-престарой, пожелтевшей записной книжке, заполненной числами и различными данными и хранившейся где-то у него дома. Книжка оказалась настоящим откровением. В ней содержались размеры многих видов оружия, выпущенных фирмой "Смит и Вессон", начиная с самой первой модели. Вслед за этим и другие оружейные мастера разыскали подобные же заметки, частью доставшиеся им еще от отцов. Уэйт уехал из Спрингфилда с целым ящиком документации.

То же самое произошло и на заводах Кольта.

Сэмюэл Кольт с 1873 по 1878 г. производил свой знаменитый шестизарядный револьвер "Сикс-Шутер" пяти различных калибров - оружие пионеров Дикого Запада. Как и другие, еще более ранние виды оружия Кольта, "Сикс-Шутер" был тогда в ходу по всей Америке. Но сама фирма не имела собственного собрания старых моделей.

Потребовались долгие, кропотливые поиски, прежде чем Уэйту удалось собрать характеристики всех моделей оружия Кольта.

В 1922 г., после трехлетних трудов Уэйт располагал уже точной документацией обо всех видах оружия, выпущенного в Соеди

[302]

ненных Штатах начиная с середины XIX в., за исключением некоторых изделий неизвестных оружейников из отдаленных мест или маленьких, давно закрытых фабрик. В основе его собирательской деятельности лежала "несокрушимая убежденность" в том, что не существует такой модели огнестрельного оружия, которая бы совпадала с какой-либо другой моделью во всех подробностях! Подчас различия в размере. нарезов и промежутков между ними были настолько мизерны, что лежали в пределах так называемых допусков, то есть тех отклонений, которые даже лучшие фирмы позволяли своим рабочим при условии соблюдения конструктивных размеров в целом. Но в таких случаях имелись четкие различия другого рода, в частности в крутизне нарезки ствола. Когда Уэйт приступал к обследованию пули, он с точностью до мельчайших долей миллиметра измерял в первую очередь калибр, а затем определял направление нарезки в канале ствола. Если речь, к примеру, шла о калибре 35 с левой нарезкой, то все оружие другого калибра или оружие такого же калибра, но с правой нарезкой исключалось. Затем Уэйт подсчитывал и измерял нарезы и промежутки между ними и довольно быстро определял соответствующую модель оружия, за исключением тех случаев, когда различия лежали в границах так называемого допуска. Однако и в этих случаях, если он замерял еще и крутизну нарезки, то обязательно находил "свое" оружие. К середине 1922 г. Уэйт был в состоянии в кратчайший срок сообщить органу дознания, передавшему ему на исследование пулю американского производства, была ли она выстрелена из кольта 35-го калибра модели "икс" или из винчестера модели "игрек". Его система действовала безотказно, даже если пуля убийцы разрывалась на отдельные части и полностью деформировалась. Но тут-то с Уэйтом и произошло то, что случилось и со многими другими пионерами криминалистики. Когда казалось, что он уже достиг цели, Уэйту пришлось пережить глубокое разочарование и убедиться, что на деле он еще очень далек от нее.

Осенью 1922 г. он посетил штаб-квартиру нью-йоркской полиции. Судьба пожелала, чтобы Уэйт попал туда как раз в тот момент, когда все огнестрельное оружие, которое было изъято в течение года в Нью-Йорке, должно было быть погружено в лодки и сброшено в открытый океан. Нью-йоркская полиция вела тогда яростную, но безнадежную борьбу с незаконным хранением оружия. В 1922 г. ею было обнаружено не менее 3 тыс. пистолетов, револьверов, пулеметов и винтовок. Рассмотрев это собрание оружия, Уэйт сделал ошеломившее его открытие: не менее двух третей оружия было произведено в Германии, Англии, Франции, Австрии, Бельгии и Испании. Большинство этих типов оружия было ему совершенно незнакомо.

Полный мрачных предчувствий, Уэйт поспешил в таможенное ведомство, где у него были друзья. Там он был поражен еще больше, когда узнал, что лишь в прошлом году через нью-йоркский порт было импортировано 559 тыс. единиц зарубежного огнестрельного

[303]

оружия. В 1920 г. их число составляло 205 тыс. Больше всего было сбываемого по бросовым ценам испанского оружия, представлявшего собой зачастую плохие копии с американских моделей. Во многих каталогах американских универмагов, осуществлявших посылочную торговлю, они предлагались по цене от трех до четырех долларов за штуку, что позволяло каждому американцу без непомерных для себя расходов воспользоваться идущим от времен первых поселенцев правом на ношение оружия.

Сделанные в Нью-Йорке открытия поначалу повергли Уэйта в глубокое отчаяние. Если две трети огнестрельного оружия, которое, разумеется, использовалось не только в Нью-Йорке, было иностранного происхождения, то тогда его коллекция американских моделей, с таким трудом собранная, теряла всякую ценность. Уэйт понимал, что стоит перед выбором. Он мог отказаться от своих замыслов. Но если он решит продолжать работу дальше, ему следует отправиться в Европу и там тоже попытаться собрать данные об огнестрельном оружии, выпущенном за последние семьдесят - восемьдесят лет. Уэйт с горечью признался: "Если бы я мог подозревать, что меня ожидает, я бы уступил всю мою работу кому-нибудь помоложе". И все же он решил не сдаваться. Он обзавелся рекомендательными письмами к американским военным атташе в Европе и к полицейским ведомствам важнейших европейских стран, после чего в конце 1922 г. отправился за океан.

Его путешествие продлилось год. Оно было утомительным и трудным. Уэйт не владел ни одним европейским языком, кроме английского; к тому же он часто болел. Но ему нигде не отказывали в помощи. Уэйт посетил все европейские оружейные заводы. Повторилось то же, что было в Америке: старых моделей в наличии не было, а документация на них "затерялась". Однако движимый мрачным предчувствием близкой кончины Уэйт сделал, казалось бы, невозможное. Когда в конце 1923 г. он снова ступил на американскую землю, то привез с собой полные ящики моделей оружия, конструкторских чертежей и записей. Его коллекция насчитывала теперь около 1500 моделей огнестрельного оружия. Он мог быть уверен, что она охватывает почти все виды оружия, способного стать средством убийства по всей Америке. Как раз в то время, когда он был занят классификацией огромного материала, собранного во время своего путешествия в Европу, и пересчетом европейских размеров в американские, ему удалось внести важный вклад в расследование одного примечательного дела об убийстве.

Один шериф, с которым Уэйт случайно встретился, показал ему пулю, убившую человека. По характеру пули Уэйт пришел к выводу, что она была выстрелена из бельгийского револьвера фирмы Николя Пипера из Льежа, модель 1895 г. До этого сам шериф никак не мог продвинуться в расследовании, хотя уже довольно давно и держал под подозрением некоего бельгийца. После же вмешательства Уэйта бельгиец сознался в совершении убийства.

Однако именно это вроде бы успешно раскрытое дело снова

[304]

вызвало у Уэйта чувство острого разочарования. Хотя он и установил, что пуля выстрелена из бельгийского револьвера модели 1895 г., но фирма Пипера, без сомнения, выпустила еще десятки тысяч единиц оружия той же модели. И если бы убийца случайно не попал под подозрение и не сознался, никто бы не смог доказать, что причинившая смерть пуля была выстрелена из того экземпляра пиперовской серийной продукции, который принадлежал именно ему. Уэйт вновь убедился, что он еще далек от своей цели.

Однако Уэйт слишком далеко продвинулся по избранному пути, чтобы отступать. Если вообще существует возможность по выстреленной пуле идентифицировать совершенно определенное, конкретное оружие, то необходимо найти дополнительные признаки - признаки, которые неизменно соответствовали бы лишь одному-единственному оружию, точно так же, как - какая смелая, невообразимо смелая мечта! - каждый человек имеет свои, только ему присущие отпечатки пальцев. Сотни раз наблюдал Уэйт процесс изготовления огнестрельного оружия: в цилиндрическом стальном блоке вытачивался и полировался ствол будущего оружия. Затем с помощью механического станка резцами из самой закаленной стали делались нарезы в канале ствола. Резцы работали в масляной ванне, выбрасывая перед собой стальные стружки, вырезанные ими из стенок ствола. Если рассмотреть эти резцы под микроскопом, то окажется, что их режущая поверхность не гладкая, а состоит из бесчисленного количества зубцов неправильной формы и расположения. Кроме того, станки приходится помногу раз останавливать для заточки резцов. Уэйт вспомнил слова одного австрийского инженера-оружейника: "Мы пользуемся лучшими инструментами, и тем не менее нам никогда не удается сделать одно оружие точно таким же, как другое. В любом случае имеются хотя бы крошечные различия. Рассмотрите под микроскопом лезвие бритвы! Вы увидите, что его режущая кромка не гладкая, а состоит из множества зубцов, расположение и размер которых у каждого лезвия различны. То же самое и у наших резцов. Сверх того, их заточка ведет к тому, что на каждом зубце образуются те или иные отклонения, зазубрины и тому подобное. Практического значения все это, естественно, не имеет, но все-таки весьма интересно".

Поглощенный своей первоначальной идеей создать полную коллекцию огнестрельного оружия, Уэйт не сразу постиг все значение этого высказывания. Но теперь он осознал его важность. А что, если австриец прав и процесс фабричного изготовления оружия той или иной модели, несмотря на всю его одинаковость, допускает крохотные особенности, позволяющие отличить один экземпляр оружия от другого в рамках одной модели и, естественно, оставляющие свой след на пулях?

Никогда Уэйт не прибегал к микроскопу. Для его прежней работы вполне хватало точных измерительных инструментов. Однако те особенности, о которых он сейчас мечтал, можно было уви

[305]

деть только под микроскопом. Уэйт помчался в Рочестер к Максу Позеру. Он хотел получить самый лучший микроскоп из имеющихся в продаже. Его энтузиазм произвел столь сильное впечатление на именитого оптика, что он в кратчайший срок изготовил особый микроскоп, где был предусмотрен пуледержатель и измерительная шкала, которые позволяли вести наблюдение и измерение даже самых слабых примет и изменений. Но Уэйт чувствовал, что сам он уже не справится с такой работой. Зрение часто подводило его, а правая рука дрожала. Поэтому он стал искать нужного ему специалиста. Поиски были нелегкими - ведь Уэйт не имел никаких прибылей от своей практики. Ему нужен был идеалист, который, подобно ему, верил бы в само дело и в то, что оно имеет будущее.

То, что он нашел людей, разделявших его идеи и готовых ради них на жертвы, было последней большой удачей в жизни Уэйта. Первым среди них был Джон X. Фишер, физик, долгое время работавший в пробирной палате, но всегда интересовавшийся огнестрельным оружием. Второго звали Филипп О. Грейвелл. Еще будучи студентом Колумбийского университета, Грейвелл ночами занимался микроскопией и фотографией. Затем его страстью стала микрофотография. В ту пору Грейвеллу было сорок пять лет. Лондонское микрофотографическое общество только что наградило его золотой медалью Барнарда. Услышав об идеях Уэйта, он, ни минуты не колеблясь, присоединился к нему. В итоге в Нью-Йорке возникло Бюро судебной баллистики - первое такого рода учреждение в мире.

В нем началась кипучая работа. Физик Фишер сконструировал геликсометр разновидность медицинского цистоскопа. Если последний служил для того, чтобы вводить трубки и лампы в мочевой пузырь и почки для прямого наблюдения за состоянием этих органов, то геликсометр позволял проводить обследование ствола любого ружья или пистолета. Фишер сконструировал также измерительный микроскоп, линзы и шкалы которого позволяли измерять нарезы, промежутки между ними и крутизну нарезки с недостижимой прежде точностью. Грейвелл между тем обследовал и фотографировал тысячи пуль, выстреленных из различных экземпляров оружия одной и той же модели в тюки с хлопком. Он сравнивал их друг с другом, и в каждом случае пули, выстреленные из различных экземпляров оружия, обнаруживали собственные признаки, характерные только для них. Трудно было поверить, но неодинаковость станков и инструментов, степень их изношенности, царапины от вылетающих стальных стружек оставляли, оказывается, на стволе каждой единицы огнестрельного оружия свои характерные следы, которые не повторялись ни в каком другом стволе. Но был ли найден тот самый "отпечаток пальца" каждого отдельного экземпляра оружия на каждой выстреленной из него пуле?

Число проведенных наблюдений было еще недостаточно боль

[306]

шим, чтобы окончательно сделать столь смелый вывод. Грейвелл не доверял в первую очередь человеческому мозгу. Пока он мог обследовать под микроскопом только одну пулю и должен был запечатлевать ее образ в своей памяти до того, как под микроскопом окажется пуля, взятая для сравнения, о подлинно научной точности исследования нечего было и говорить. Слишком много здесь зависело от способности к восприятию конкретного наблюдателя.

Неудовлетворенность такой ситуацией привела Грейвелла в конечном итоге к открытию, которое должно было дать судебной баллистике надежную опору.

Шел 1925 год, когда Грейвелл создал "сравнительный микроскоп" инструмент, позволивший одновременно держать в поле зрения одного человека две пули при многократном их увеличении. Два микроскопа, под каждым из которых находилась одна из сравниваемых пуль, он соединил вместе посредством остроумно сконструированной оптики. Несовершенство человеческой памяти было преодолено. Грейвелл одновременно имел перед глазами две пули, расположенные вплотную друг к другу, и мог вращать их до тех пор, пока не убеждался окончательно в совпадении или же несовпадении их примет и характерных признаков.

Дата добавления: 2015-06-04