Медицина 2 страница

Помимо случайных ошибок врачей - когда назначается не тот препарат, когда делается ненужная операция, существуют «традиционные ошибки» - когда на протяжении десятилетий врачи используют неэффективные методы. Так, хирурги перестали прижигать огнестрельные раны только после того, как у одного из них закончилось горячее масло, и он понял нецелесообразность такой процедуры. Без каких либо доказательств эффективности медики тысячелетиями лечили почти все болезни кровопусканием... (Медновости http://mednovosti.ru)

Вот теперь уже вполне можно наглядно представить себе стандартную хирургическую операцию средневековья. Повезло тому, у кого всего лишь геморрой (термин был введен Гиппократом и означает «истечение крови»). В средние века его лечили прижиганием раскаленным железом. Это значит - получи огненный штырь в задницу - и свободен. Здоров. А вот если, допустим, у больного на ноге образовался нарыв, то дело уже куда как серьезней. И схема лечения на этот случай вполне отработана. Сначала - анестезия. То есть врач со всех сил дубасит больного деревянной киянкой по голове. Если врач опытен, то больному повезло - он вырубается с первого удара. Затем доктор берет грязный меч (вариант - просит о такой услуге любого проходящего мимо рыцаря) и отрубает пациенту ногу (хирургических пил еще нет - пилить слишком долго). После чего хирург заливает культю горячим маслом (вариант - прижигает железом, заливает кипятком или погружает культю в чан с кипящей смолой; Амбруаз Парэ научится перевязывать артерии только в XV веке и будет за это назван «отцом хирургии», а турникет появится еще пару веков спустя). Если у врача имеется ассистент-ученик, то он может в это время для облегчения состояния пациента сделать ему «ректальный наркоз» при помощи табачной клизмы (нововведение века так с XVI, а в 1661 году датский врач Томас Бартолин будет рекомендовать клизмы не только из табачного сока, но и из табачного дыма).

«Мой дорогой брат Эразм показал мне этот метод. Дым из двух трубок (наполненных табаком) вдувается в кишки. Пригодный для этого инструмент придумал изобретательный англичанин». (Thomas Bartholin, Historiarum anatomicarum et medicarum rariorum Copenhagen. 1661)

(Позже метод «творчески переосмыслится», и французский врач XVIII века Буко будет отстаивать применение «внутривагинального вдувания табачного дыма для лечения истерии»).

Теперь, когда из задницы пациента клубится сизый дымок, самое время сделать кровопускание, чтобы больной избавился от «дурной крови» и «дьявольских настроений». Врач ланцетом (простым, пружинным, скарификатором) наносит пациенту многочисленные раны (если медик придерживается теории деривации, то режет ту же ногу, то есть то, что от нее осталось, если ревульсии - то режет руку). Если вдруг, по чистому везению, незадачливый пациент все же не умирает и даже приходит в себя, то после необходимых дополнительных кровопусканий (а с XVII века хирург еще мог попробовать перелить больному овечью кровь при помощи «хирургических клизм» из бычьих пузырей) врач назначает ему «лекарства», что бы уж «вылечить» наверняка. Например, препараты ртути и сурьмы (рвотный камень) или мышьяк из свинцовой кастрюли:

В лечении стали использовать разного рода яды, в первую очередь растительные, препараты, приготовленные с использованием тяжелых металлов и т.д. Часто, если больной мог бы выжить самостоятельно, его губили надуманные “лекарства”. Кстати, не лучшим образом сказывалось на здоровье и применение тогда, рекомендованной медиками, популярной и дорогой свинцовой кухонной утвари (кастрюли, сковородки, ложки). (Академик Константин Уманский. ОСТОРОЖНО - МЕДИЦИНА! «West East Weekly» 2004)

Если больной и после этого (неисповедимы пути твои, Господи!) подает признаки жизни, то можно его подвесить за ноги (прошу прощения - за одну оставшуюся), обсыпать землей с могилы и ждать, пока «яд болезни» выльется из ушей... (**прим)

***

Знаменитый Парацельс в средние века приобрел известность не только изобретением шести «эликсиров молодости» (не один из которых не помог ему самому), но и своим лечением сифилиса ртутными препаратами, чем, как можно предположить, вполне мог попутно вызвать серьезные психозы, спровоцированные отравлением ртутью. Тогда этого никто не замечал, так как почти все население и так находилось в перманентном психозе от отравления спорыньей. Связь ртути и психоза проявилась только во времена «Сумасшедших Шляпников», хотя открыта была намного позже:

История психиатрии и невропатологии знает много случаев заболеваний мозга, вызванных разного рода токсинами. Сумасшедший Шляпник был не просто плодом воображения Льюиса Кэрролла, а введенной в повествование жертвой профессионального заболевания, распространенного в XVIII и XIX веках. Шляпники, подвергаясь ежедневно действию ртути, применяемой при изготовлении войлока, нередко страдали токсическим психозом. (С. Кити "Заболевания человеческого мозга"SCIENTIFIC AMERICAN September 1979)

Замечательный эффект препаратов из ртути позже испытал на себе вождь русской революции Владимир Ульянов-Ленин. Подозревая «сифилис мозга» его «лечили» в 1923 году все теми же средневековыми средствами - препаратами мышьяка, ртути и висмута, в результате чего Ленин получил тяжелые отравления мозга, печени и почек и благополучно умер.

«Смерть - друг человека»

При наличии столь продвинутой медицины, описанной выше, неудивительно, что смерть в средневековье воспринималась отнюдь не трансцендентно, как сейчас. Зато трансцендентным, буквально вытесненным из границ реального мира, для людей средневековья оказался страх перед смертью. «Среди многих страхов, заставлявших их дрожать, страх смерти был самым слабым» (Жак ле Гофф). Европа настолько привыкла к постоянному присутствию смерти вокруг, что люди просто перестали ее бояться - она была их вечной спутницей, от которой никуда не убежать. Она все равно настигнет тебя, и скорее всего раньше, чем позже. Тема «Пляски Смерти» (La Danse Macabre), развившаяся в покаянной литературе под влиянием проповеди францисканского и доминиканского монашества, стала существенной частью культуры. Этот постоянный сюжет лубочных картинок и гравюр получил в средние века очень широкое распространение. На гравюрах в разных вариантах изображалась Смерть, уводящая за собой в танце представителей разных слоев общества - короля, священника, крестьянина. Эту «Пляску Смерти» в разные времена изображали Альбрехт Дюрер, Ганс Гольбейн-младший и другие художники Северного Возрождения. «Пляска Смерти» появляется на церковных фресках Франции и Германии, проникает в иллюстрации книг. Обычно она представляет собой иконографический сюжет, танец скелетов с новопреставленными, сопровождаемый стихотворным комментарием.

«В галереях Пляска Смерти представала в ее образах и позах. Никакое другое место не было лучше приспособлено для обезьяньей фигуры ухмыляющейся Смерти, волочащей за собой папу и императора, монаха и шута.... Столетием позже эту выставку погребальных символов завершила огромная статуя Смерти, находящаяся сегодня в Лувре, - единственная вещь, сохранившаяся из этого собрания» (Йохан Хейзинга. Осень средневековья).

О «Плясках Смерти» написано множество литературы, которую при всей разнице подхода объединяет одно - все авторы совершенно не понимают, откуда же она взялась. В «Пляске» они видят только «аллегорию универсальности смерти» и погрязают в многоплановом символизме и религиозных мистериях. Загадки, тем не менее, здесь никакой нет, если вспомнить, что первоначально, в XIV веке, на изображениях танцевал не скелет, а труп, мертвец, мертвое тело с втянутым вспоротым животом. Очевидно, мы имеет дело с творческой переработкой жестокой реальности - эпидемий конвульсивного эрготизма. Отделившись от своего реального прототипа, психоделических плясок св. Витта, «Пляска Смерти» зажила своей собственной жизнью. В Каталонии в середине XIV в. на кладбище возле церкви «Пляску Смерти» танцуют в сопровождении латинской песни «Мы умрем» уже не только отравленные спорыньей люди, но и простые верующие. Тень мистической Смерти повисла над Европой. «Ни одна эпоха не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как XV столетие! Жизнь проходит на фоне непрекращающегося призыва: memento mori» - писал выдающийся нидерландский историк и культуролог Йохан Хейзинга (Johan Huizinga,1872 - 1945).

«Человек Средневековья, отвергнувший все земное, давно уже задерживал свой духовный взор на мрачной картине копошащихся червей и жалкого праха. В религиозных трактатах о презрении к миру богословы уже возглашали неотвратимость леденящих ужасов разложения».

(Йохан Хейзинга. Осень средневековья http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Huiz/14.php)

Барбара Тучман в ее тщательно проработанной книге «Зеркало в отдалении» так описывает культ смерти, существовавший в Европе в XV веке:

«Художники в омерзительных деталях описывали физическое гниение: черви, прокладывающие себе путь через каждый труп, раздутые жабы на закрытых глазницах. Насмешливая, манящая, ликующая Смерть возглавляет парад Танца Смерти среди бесконечных, украшенных фресками стен. Изнасилование девственниц воспроизводится с ошеломляющей реалистичностью; в других подобных реалистичных постановках тело Христа было жестоко разрублено стражниками, или ребенок зажарен и съеден его матерью». (Barbara Tuchman, “A Distant Mirror”)

«Мы знаем, что потрясало народ: это возникающие перед ним снова и снова устрашающие картины адских мучений; это гремевшие раскатами грома угрозы неотвратимого наказания за грехи» - писал профессор Хейзинга. Нарочитое пренебрежение к смерти и презрение к земной жизни проявилось в таком явлении, как мода на человеческие черепа. Историк Рат-Вег поражался такому обычаю, широко распространенном в Европе еще в 18-ом веке:

Трудно представить, что человеческий череп когда-то был предметом моды. Ненормальная мода родилась в Париже в 1751 году. Знатные дамы устанавливали череп на туалетный столик, украшали его разноцветными лентами, устанавливали в него горящую свечу и временами погружались в благоговейное созерцание. Даже у королевы был череп; по мнению многих, он принадлежал когда-то Нинон де Ланкло. Королева обращалась к черепу так: "Ма belle mignone". (Иштван Рат-Вег)

Но удивляться тут особенно нечему - у такого отношения к человеческим останкам глубокие корни. Когда-то Христос учил: «Снаружи гроб кажется красивым, а внутри он полон костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23:27). Но христиане об его словах тут же забыли и уже тысячелетие насаждали культ поклонения мощам. Как известно, первые христиане жили в катакомбах в окружении трупов. С благоговением рассказывает об этом времени Епископ Александр (Милеант):

Язычники для сохранения праха умерших строили великолепные гробницы по сторонам больших дорог, на открытом поле; христиане, напротив, скрывали тела, зарывая их просто или ставя рядом в пещерах, как то известно о пещерах Рима. Это подземелья, выкопанные христианами в каменистом месте для того, чтобы там иметь кладбище.... Некоторые из подземных кладбищ столь велики, что имеют 2-3 этажа в высоту. Здесь-то христиане во времена гонений находили безопасное прибежище, чтобы хранить останки мучеников, чтобы собирать и отправлять обряды богослужения. Сии древние кладбища по причине заваленных к ним входов долгое время оставались неизвестными, и уже в конце 16 века удалось их открыть. (Из журнала «Христианское чтение» за 1825г.)

Для языческой культуры это было неприемлемым явлением. Евнапий из Сард в IV веке описывал осквернение христианами языческого храма Сераписа: «они привели в это священное место так называемых монахов, которые имеют хотя человеческий образ, но …. собирают кости и черепа людей, уличенных в преступлениях и казненных по приговору суда, выдают их за богов и повергаются ниц перед ними». Этим культом мертвых тел, а также культом евхаристии, Церковь добилась того, что народ в Европе еще в 17-ом веке свято верил, что истертые в порошок черепа и костяшки пальцев очень полезны для здоровья.

Кости скелета рассматривались и как средство профилактики. Хорошим делом считалось носить их на шее или зашивать в одежду — не как символическое напоминание о неизбежной смерти, а как профилактический амулет. Так, солдаты на войне носили на себе косточки пальцев убитых. Из обожженных костей счастливых супругов или страстных любовников приготовляли возбуждающий любовный напиток. (Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: "Прогресс" - "Прогресс-Академия", 1992)

Ну а как украшение, человеческие кости использовались по всей Европе, а отнюдь не только в Париже. Это, собственно, может увидеть любой путешествующий по Европе турист. Можно заглянуть в широко известную костницу в Чехии и полюбоваться, как симпатично выглядит распятый Иисус-Солнце, выложенный из костей.

Еще в этом костеле можно умилиться трогательному соседству черепов и ангелочков.

Забавно также заехать в Австрию, в деревушку Hallstatt и посетить подвалы церкви Михаэльскапелле. Там можно проникнутся зрелищем любовно сложенных рядами тысяч черепов, раскрашенных под пасхальные яйца. (Хинт: можно в Австрию специально не ездить. Эту церковь в России даже по телевизору как-то показывали).

В Испании и Португалии есть целые «города мертвых» - мумий, выставленных на всеобщее обозрение. В Италии, в подземелье Капуцинского монастыря (1621 г.) находится известное во всем мире кладбище «Катакомбы Капуцинов», представляющее довольно жуткую картину. Там находятся около восьми тысяч мумий и забальзамированных трупов представителей палермского высшего света, включая детей и служителей церкви. Такое же мрачное кладбище капуцинов находится в подвалах церкви Кьеза дей Капуцини на Виа Венето в Риме. Склеп капуцинов есть и в Вене - городе, прославившемся на всю Европу своим вниманием к смерти и похоронам.

Интересно сопоставить с этими реальными кладбищами более ранние картины Витторе Карпаччо, конца XV в. В музее в Далеме (Берлин) мы видим распростертое мертвое тело Христа на фоне кладбища или даже свалки, где валяются и останки животных. Но кости не разбросаны, как камни, а образуют скелеты людей и животных, показывающиеся из земли и похожие даже на мумии. (Филипп Арьес. Человек перед лицом смерти)

Средневековое отношение к смерти предстает нам гораздо более прозаическим и будничным, чем современное вытеснение ее из массового сознания. Тогда это не только никого не шокировало, но и не могло восприниматься иначе. Если встречаешься со смертью каждый миг и понимаешь, что не сможешь избежать ее скорых объятий, то срабатывает подсознательная защита - воспринимать ее как лучшего друга, который спасет тебя от ужасов этой жизни (и в то же время нарочито презирать). Церковь с одобрением относилась к Пляске Смерти, подчеркивая, что в разыгрываемых тогда пьесках «Смерть предстает не как разрушительная сила, а как посланница Бога, созывающая людей в потусторонний мир, что сходно концепции как Библии, так и древних поэтов.... Целью этих пьес было научить людей правде о том, что все они умрут, и таким образом подготовить их к Судному Дню» (Католическая энциклопедия http://www.newadvent.org/cathen/04617a.htm).

Такие духовные писатели XVII в., как Боссюэ, говорили, что хотели бы раскрыть могилы, дабы напомнить живым о неизбежности смерти, но не осмеливаются это сделать, ибо никто не вынесет подобного ужасного зрелища. И однако, совсем рядом, тела умерших уже вынимали из могил и выставляли напоказ, правда, в приемлемой форме скелетов или мумий, сохранявших еще некоторое подобие жизни. (Филипп Арьес. Человек перед лицом смерти)

Перед этой столь близкой смертью все равны, страха она уже не вызывает - лишь напоминание о бренности всего земного, о равенстве всех перед ее ликом. Смерть объединит всех. Доктор Хейзинга так описывал кладбище Невинных в Париже: «Черепа и кости были навалены в гробах, которые стояли вдоль окружавших место с трех сторон галерей и были открыты для обозрения тысячам людей, преподавая всем урок равенства».

***

То же отношение к смерти проявилось в таком распространенном явлении, как использование человеческой кожи для переплета книг, что происходило уже отнюдь не в глубоком средневековье. Сейчас об этом многие позабыли, и выражение «переплет из человеческой кожи» скорее вызовет ассоциации только с пропагандистскими байками вроде «абажуров из кожи в Бухенвальде» и «мыла из евреев». Но если на пресловутые абажуры посмотреть нигде не получится ввиду их отсутствия, то прототипы этого «навета» вполне реальны. Книг, переплетенных в человеческую кожу, в библиотеках достаточно. Книги или пергамент, обернутые в человеческую кожу, появились в средневековье, когда стало широко практиковаться дубление человеческой кожи (и сохранение других частей тела). Эти книги до нас не дошли, хотя есть некоторые исторические сообщения касательно Библии XIII-ого века и текста Decretals (Католическое церковное право), написанных на человеческой коже. Уцелевшим же экземплярам книг, которые присутствуют сегодня в библиотеках и музеях, менее 400 лет. Первоначально это были труды по медицине - в XVII-XIX столетиях медики часто заказывали для своих библиотек книги в переплетах из кожи людей, завещавших свои останки науке. Такова, например, найденная в библиотеке Джона Хея книга коричневого цвета - классическая работа Везалия по анатомии «De Humanis Corporis Fabrica». Если первые достоверные примеры антроподермических обложек известны с XVII-ого столетия, то в дальнейшем такая практика резко возрастает во время французской Революции. Кожа жертв этого кровожадного террора нередко использовалась его сторонниками для переплета книг (в 2003 г. такие книги, иллюстрирующие зверства якобинцев, демонстрировались в музее Нанта во Франции); среди других переплетенных в человеческую кожу документов того периода - копия Прав Человека и нескольких копий французской Конституции 1793 г.

В XIX-ом столетии своеобразная романтика книжных переплетов из человеческой кожи овладела представлениями высшего сословия, и антроподермические переплеты стали делом почти обычным. Появились своеобразные «эстеты», оформлявшие книги переплетом из человеческой кожи просто для красоты. В этом случае кожу снимали, как правило, с умерших бездомных, подкупая администрацию ночлежек или полицейских. Именно такого рода экземпляр «Пляски смерти» хранится в университете Провиденса. Этот сборник гравюр, изданный в Бостоне в 1892 году, год спустя был отдан владельцем в переплет известному мастеру Йозефу Заенсдорфу. История не сохранила имени этого библиофила, который в качестве непременного условия оговорил, что переплет должен быть из человеческой кожи, однако в распоряжении историков оказалась записка самого Заенсдорфа, сообщавшего заказчику, что на переплет ушла кожа не одного, а двух человек. Мастер оправдывался тем, что у умерших в ночлежках бродяг кожа «как правило, очень низкого качества». В связи с этим Йозеф Заенсдорф изготовил обложку для книги «из наружного слоя кожи светлого оттенка», а переплет - «из более темной кожи, обработанной под замшу».

Частым предметом таких переплетов были также учебники анатомии, которые доктора и студенты медицины переплетали кожей тех трупов, которые они анатомировали. Иногда использовалась для книжных переплетов кожа казненных преступников. Первым известным примером такого подхода было переплетение словаря Сэмюэля Джонсона в кожу преступника Джеймса Джонсона после того, как последний повесился в Норидже в 1818 г. В музее св. Эдмундса в Суффолке, Англия, представлен более известный пример - протокол процесса над легендарным убийцей Уильямом Кордером (Мария Мартин, 1827 г, «Убийство в Красном Сарае»), переплетенный в его же кожу после исполнения приговора. Собственноручные признания другого преступника, Джорджа Уолтона (под псевдонимом Джеймса Аллена), также переплетены в его собственную кожу (хранятся в Boston Athenaeum). Уолтон сам настоял на таком завещании перед виселицей.

Среди других известных примеров подобных книг можно отметить копию Корана в Общественной Библиотеке Кливленда, переплетенную в кожу особо набожного благоверного согласно его завещанию, книгу с переводом Жака Делиля («Георгики», вторая поэма знаменитого Вергилия), переплетенную кожей, тайно украденной с его трупа в морге, и иронично переплетенную в человеческую кожу копию книги «О кожных болезнях».

Белеет парус одинокий...

Великий инквизитор Испании Томас де Торквемада (1420-1498), широко прославившийся своей священной борьбой с еретиками, стал своеобразным «лицом Инквизиции», наряду с Крамером и Шпренгером. Торквемада с истинно христианским человеколюбием сжег на кострах 10 220 человек. Гораздо меньше известно другое - сколько человеческого материала «врагов народа» было использовано более рационально. Сжигание заживо эмоционально заслоняет от нас куда большее количество «общественно полезных» приговоров образовавшейся в Испании «экономической инквизиции». Например, тем же Торквемадой к ссылке на галеры было приговорено 97 371 человек. Именно на галерах должны были эти еретики искупать свою вину перед Господом.

Томас Торквемада был духовником инфанты Изабеллы Кастильской (той самой, которая гордилась тем, что мылась два раза в жизни, что духовник, несомненно, одобрял как истинное христианское благочестие). Будущий инквизитор принял большое участие в семейной жизни Изабеллы. В 1469 году, тайно от брата Энрике, занимавшего тогда Кастильский престол, Изабелла в сопровождении Торквемады отправилась в Вальядолид, где ее обвенчали с Фердинандом, наследником Арагона. Так «друг семьи» Торквемада, как главный виновник этой унии, объединяющей два самых больших королевства Испании, получил в свои руки власть. Через двенадцать лет папа Сикст IV объявляет Томаса Торквемаду великим инквизитором Арагона и Кастилии.

В том же 1481 году Великий Инквизитор Торквемада собирает в Севилье генеральную хунту инквизиторов, где разрабатываются ее, инквизиции, законы. Вопросы финансирования решаются просто, на основе самоокупаемости - жалование инквизиторов выплачивается из кассы трибунала, которая в свою очередь пополняется за счет конфискаций имущества еретиков. Правительству за «крышу» производится «откат» в размере трети этих поступлений. Вот так все просто. Тем временем король Фердинанд придумывает, куда обобранных еретиков девать - ведь всех жечь не рационально, только дрова тратить. Так новый глоток жизни получают испанские галеры - любимое детище короля Фердинанда. Учрежденные как экономическое наказание, галеры быстро стали использовать дешевый ресурс рабочей силы каторжников в условиях, когда классический рабский труд уже не применялся. Фердинанд был осторожен - недаром Макиавелли в своей книге «Государь» объявил его образцом всех государей, желающих увеличить свою власть. Поэтому он не опасался силы Инквизиции, ибо уже заблаговременно создал свою альтернативу - полицейское ополчение, подчиненное исключительно королю, основанное на братстве «Святая Эрмандада» (исп. Santa Hermandad). А раз сила есть, то со временем Фердинанд стал накладывать лапу на две трети дохода Инквизиции. Святые Отцы и сам Папа скрежетали зубами, но поделать ничего не могли. Для сохранения дохода у них оставался только один метод - им приходилось ловить все больше «еретиков». Королю же множество таких важных государственных дел не оставляло времени на гигиену (да и жена бы умывание не одобрила), и в результате он умер от педикулеза.

В отношении «истинных» врагов Церкви (то есть, например, тех кто отказывался признать свою вину или посмел не «заложить» свою семью, родственников и друзей) Инквизиция была непримирима - только костер. У остальных еретиков всегда был выбор: быстрая смерть в огне (тогда еще быстрая - сожжение на сырых дровах христиане придумают позже) или галеры. Ссылка на галеры фактически являлась той же смертной казнью, только отложенной - большинство приговоренных к пожизненной каторге не доживало даже до окончания второго года заключения. Но тем не менее это - не немедленная смерть, и еретики «чистосердечно каялись», доносили на всех своих родственников, увеличивая таким образом количество свежих «еретиков» для галер, и отправлялись на каторгу (само слово «каторга», кстати - это наименование галер на Черном и Каспийском морях).

Галеры очень прожорливы к людским ресурсам, «еретиков» не хватает. Солдаты инквизиции начинают проводить облавы в трактирчиках и кабаках (Торквемада сказал, что вино - это уловка дьявола), инквизиция хватает всех актеров и обвиняет их в любых мыслимых и немыслимых ересях (ремесло актера Торквемада объявил бесовским) и т.д. Зрелищ типа театральных спектаклей испанцы таким образом лишаются, в трактиры заглядывают лишь самые отчаянные и безбашенные, простому народу остается лишь одно развлечение - присутствовать на многочисленных сожжениях еретиков - Акте Веры (Auto de fe) и молится.

Будущий «Отец народов», изобретатель Архипелага Гулаг, ничего нового в такой экономической схеме не придумал - он лишь вдумчиво читал историю Инквизиции во время своей учебы в семинарии.

Этот бешенный разгул Инквизиции даже приводит к заговорам против нее. Ибо беспредел. Арагонцы дошли до того, что решились на крайнюю меру - избиение инквизиторов. Но убийство инквизитора Педро Арбуэса в Сарагосе было только использовано инквизицией себе на пользу: сарагосские тюрьмы оказались переполнены узниками, большинство которых было просто оговорено. Главным виновникам и участникам заговора отрубили руки, затем повесили, после чего их трупы проволокли по улицам, а затем, расчленив на части, разложили по площадям. Остальные, как обычно, были отправлены на галеры.

***

К тому времени при строительстве галер возникла следующая проблема - чтобы увеличить скорость, надо больше гребцов (этот вопрос Инквизиция как раз легко решала), но судно большего размера становится неповоротливым. То есть каторжников надо вместить больше, но размеры увеличить минимально. Стали строить галеры в два и три весельных яруса. Там уже и не прикованному со скамейки тяжело выбраться, а воздуха настолько мало, что гребцы высовывают голову в весельный порт, чтобы жадно схватить глоток освежающего ветра (но это, конечно, если кто у борта - тем еще «повезло», а если шестой на весле...). Как бы там не было, но на смену галерам приходят парусники. Считается, что конец эры галер наступил в конце XIV века (после боя 1590 года у Гибралтарского пролива) из-за явных преимуществ появившихся кораблей с парусным вооружением и артиллерией на борту. Хотя последние галеры принадлежали Франции и были выведены из состава флота только в 1748 году.

Но это, видимо, не единственная причина. У галер была своя специфическая проблема, ограничивающая их использование - запах. Хотя вряд ли в какой прилизанной и романтической «истории флота» это можно прочитать. Поэтому предлагаю просто поразмыслить: как вы думаете, где испражнялись гребцы?

Скованных одной цепью по нескольку сот человек, их гнали на галеры Средиземного моря, где в ужасающих условиях, абсолютно нагие, прикованные к скамьям, они трудились на веслах пожизненно, не имея за собой никакой вины. Каждая галера нуждалась в 300-400 гребцах, а этих судов были тысячи на Средиземном море, в том числе и арабских, на которых мучились рабы-христиане. (Иван Ефремов. Час Быка)

Это достаточно обычное и общепринятое описание. Действительно, на галерах находились несколько сотен гребцов, несколько десятков моряков-абордажников и несколько надсмотрщиков с плетками. Если кто-то будет рассказывать, что сотни одичавших гребцов (против только десятков солдат), единственная перспектива которых - скорая смерть, были не прикованы, или что вежливые надсмотрщики во время похода «отковывали» их по очереди и провожали на палубу «для облегчения»... «Не верю!» © Станиславский.

Собственно, это подтверждается наличием на флотах специальной должности «сборщика испражнений» - профоса (переделанного потом в русском языке в «прохвоста»).

«ПРОФОС м. лат. переделано в прохвост, военный парашник, убирающий в лагере все нечистоты» (Толковый словарь Даля).

Таким образом в «испанской каторжной схеме» использования боевых галер присутствовала серьезная проблема, сильно понижающая тактико-технические характеристики судна - с подветренной стороны к противнику незаметно подобраться невозможно. Вонь выдаст и глубокой ночью. Надо было выжидать, пока ветер сменится.

***

Должность профоса сохранялась и в России. В Морском Уставе Русского Флота 1720 года, являвшимся основополагающим документом, регламентирующем все стороны флотской жизни на протяжении XVIII века мы можем прочитать (Книга 3, глава 21, артикулы 1-3), что на корабле любого ранга имелся один профос, основной обязанностью которого было следить за тем, чтобы нигде не было мусора, нечистот, чтобы все люди оправлялись только в специально отведенных местах (гальюнах), а при обнаружении испражнений немедленно их убирать. Особо он должен быть обращать внимание на то, чтобы веревки и канаты не подвергались бы воздействию нечистот. Второй обязанностью профоса было исполнение обязанностей палача (это значение пришло из голландского profoost - палач). Но схема использования галер в России существенно отличалась.

Дата добавления: 2015-06-26