Об образовании, преимущественно высшем 1 страница

Взаимная связь правительственного, промышленного и просветительного строев.— Личное и общественное, или индивидуальное и социальное.— Социализм и периоды истории.— Возраст, предметы и учителя средних учебных заведений.— Их специализация и сочетание в них абстракта с конкретом.— Доступность их для всех имеющих подготовку не исключает необходимости как надзора и руководительства за успешностью занятий, так и различий в аттестации.— Влияние отдельных профессоров, их общего Совета, товарищей и практических занятий.— Способы испытания.— Число слушателей и занимающихся.— Число предметов и специальностей.— Аттестация.— Стипендии и другие виды пособий слушателям

Сказав в предшествующих статьях свое посильное мнение по некоторым вопросам внешних отношений нашей страны по сравнению ее с остальным миром, считаю теперь возможным прямо обратиться к трем основным, центральным предметам, ради которых и начаты мои «Заветные мысли», а именно к изложению своих мнений, относящихся до настоятельных мероприятий, необходимых, по крайнему моему разумению, в нашей правительственной системе, в нашем промышленном строе и в нашем просвещении. Знаю, что никто моих мнений об этих предметах не спрашивает, никому до них и дела не будет, однако писать решаюсь преимущественно по двум причинам. Прежде всего по той, что ради упрочения общего народного благосостояния всеми, начиная с царя, признается необходимость улучшений в современном течении дел по трем вышеназванным предметам и об недостаточности их современного положения до того часто толкуют,

что нет надобности над этим останавливаться, своего же пригодного к делу, т. е. практически исполнимого, плана, исходящего из тех или иных общих начал, обыкновенно при этом не выясняют, мне же думается, что одно критическое отношение совсем здесь недостаточно, а всего важнее обсуждение планов или основных приемов действия, о которых у меня сложились в голове свои представления, и мне нежелательно замалчивать об этом, так как во всем сколько-нибудь общем и сложном слово должно предшествовать делу, хотя в единоличном этого может и не быть, по указанию воли, привычек и сложившихся убеждений.

Во-вторых, решаюсь говорить про три названных предмета по той причине, что слышу и читаю о них много такого, с чем никак согласиться не могу, вдаваться же в критику и полемику отнюдь не желаю, однако сметь иметь свои убеждения и излагать их считаю себя вправе на исходе лет, когда личные интересы гаснут, а опыт жизни многому научил. Притом мысли свои берусь излагать отнюдь не наставительно, а лишь как свой посильный вклад в общее дело и только в виде набросков карандашом или картонов, без отделки подробностей и без красок. Кому приглянется — разрисует или воспользуется хоть частями. Вопросы, сюда относящиеся, будут рано или поздно решаться на таком верхе, до которого мой голос и мои наброски едва ли достигнут, но я надеюсь, что отзвуки откровенного голоса и силуэты стареющей руки хотя слабо, но сколько-нибудь да проникнут куда следует, потому что сделаны они без задних и личных мыслей, на основании опыта и дум. Словом, пишу так, как Бог в душу вложил; защищаться и оправдываться поэтому вовсе не полагаю, не считая, однако, свои слова последними и не отказываясь пристать к другим мнениям, если они покажутся мне не только удовлетворительными в теоретическом смысле, но и возможными для практического осуществления.

Начну с вопросов образования, преимущественно высшего ⁴³, не только потому, что оно близко мне знако-

⁴³ О среднем, преимущественно гимназическом, образовании сказано мною было кое-что в газете «Россия» и перепечатано в особой брошюре «Заметки о народном просвещении в России Д. Менделеева. 1901». О первоначальном же, или элементарном, а также о первоначальных видах профессионального образования мне хотелось бы многое

мо, так как преимущественно ему был отдан весь цвет моей прошлой жизни, но и потому особенно, что плоды всяких мероприятий, относящихся к народному просвещению, зреют вообще очень медленно, медленнее, чем для мероприятий, касающихся промышленности и правительственного строя (для высшего образования, однако, немного скорее, чем для низшего и среднего), а без них нельзя ни представить, ни даже ожидать правильного в современном смысле направления ни для правительственных учреждений, ни для промышленности, так как там и тут прежде всего необходимы просвещенные исполнители. Однако для понимания задач просвещения, в особенности высшего, не должно ни минуты терять из виду обратной зависимости хода просвещения от течения дел правительственных и промышленных, так как просвещение получило правильное направление и истинное развитие только для удовлетворения государственных и общественных потребностей или надобностей, а они многозначительнее и первее всего выражаются ростом и усложнениями правительственных и промышленных отношений, подразумевая под первыми не только одно коронное и выборное чиновничество, но и воинство, учителей, пастырей церкви и т. п., а под вторыми — не только фабрично-заводские дела, но и сельскохозяйственные, горные, перевозочные и всякие профессиональные. В стране с неразвитою или первобытною правительственною машиною и промышленностью нет спроса для истинного образования, особенно высшего, и там, где господствуют вялость и формализм, самостоятельные специалисты с высшим образованием не находят деятельности в общественных и государственных сферах, а потому впадают или в метафизические абстракты и уродливые утопии, или просто в отчаяние и излишества, а в лучшем случае — в ненужную диалектику и декадентское празднословие. Истинно образованный человек, как я его понимаю в

сказать, но не здесь, а где-либо особо, потому что предмет этот очень уж сложен и в нем для меня самого еще есть много сомнительного. Главное, что хочется сказать, относится к так называемому высшему образованию, и особенно к учительскому, потому что оно дает тон всему народному просвещению и в наше время у нас настоятельнее всего требует обдуманных и скорых преобразований. Лестница просвещения, конечно, опирается на общенародное образование, но в противность множеству людских дел строится, начиная сверху, а метется, конечно, уж не иначе как начиная сверху.

современном смысле, найдет себе место только тогда, когда в нем с его самостоятельными суждениями будут нуждаться или правительство, или промышленность, или, говоря вообще, образованное общество; иначе он лишний, и про него писано «Горе от ума».

Высшее образование в его специальном объеме достигается только трудом, и очень долгим, и дается только немногим к нему способным, а лица, его получившие, повсюду пользуются особыми преимуществами, или, если угодно, привилегиями, отнюдь не потому, что они имели практическую возможность получить такое образование, а лишь потому, что они нужнее и полезнее других сравнительно с массой людей, не получивших или не могших получить такой же меры образования. Другими словами, образование есть благоприобретенный капитал, отвечающий затрате времени и труда и накоплению людской мудрости и опытности. Преимущества, или привилегии, доставляемые высшим образованием, конечно, зовут к себе многих, и никакому сомнению не подлежит, что многие из жаждущих — не образования, а привилегий, им доставляемых,— не в силах вынести на своих плечах ни того, что нужно для достижения этого высшего образования, ни тех общественных обязанностей, которые оно налагает на лиц, его получивших, т. е. обязанности служить тем или иным путем для общественных и государственных целей, которые и выражаются прежде всего в правительственных органах и руководительстве промышленностью.

Древний идеал «совершенного человека», т. е. «силача и мудреца» (¿aloV ¿agaJoV), к нашему времени, когда общественная жизнь преобладает над личною и тем глубоко отличает современное общество от простого стада или кагала, суммирующего личные интересы, ныне уже не удовлетворителен, или, правильнее сказать, должен быть усложнен тем понятием, что человек тем более совершенен, чем более он полезен для широкого круга интересов общественных, государственных и всего человечества. Это требование тем законнее или тем справедливее, что высшее образование ныне исключительно или по крайней мере почти исключительно доставляется средствами, затрачиваемыми обществами или государством. Высшее просвещение для одного единоличного удовлетворения, без общественно-государственной деятельности

совершенно не удовлетворительно, на мой взгляд, в наше время, так как в том или ином виде схимник, аскет, эпикуреец и вообще индивидуалист того или другого вида суть произведения уже прошлого, представители личного блага без всякого прямого отношения к общественному, выступающему — без порабощения — тем тверже и влиятельнее, чем теснее, мирнее и, переплетаясь интересами, уживаются люди на занятой части земли, т. е. чем более удаляются они от начального, стадного, кое-кому еще любезного быта.

В решении сомнений, сюда относящихся (их я знаю и понимаю, потому что в них более или менее долго оставался), должно искать исторический ключ к пониманию множества вопросов, касающихся до дела народного просвещения. Отдельные лица с их личными интересами всякого свойства составляют, конечно, начало общества, их интересы первичные, но не всеобъемлющи, и «Общественный контракт» (Contrat social) Ж.-Ж. Руссо так же не удовлетворяет надобности современной и предстоящей жизни людей, как буддийский аскетизм, платоновская республика с ее рабами да с презрением к скромному труду и ницшенианский «сверхчеловек», потому что во всех их господствует индивидуализм немногих, а живущие совместно с развитием индивидуализма немногих начала общественности, полнее всего и ярче выраженные в государственности, до такой степени скрываются, что подвиги действительных героев лишь ложно объясняются желанием славы, дела же «долга» не личного, а общего прикрываются какою-то тогою личных отношений, или эпикурейством магометова рая, или стоицизмом, в сущности всё, кроме себя самих, презирающим. Становясь на такую точку зрений, мне кажутся совершенно выясняемыми многие отношения, касающиеся современного высшего народного просвещения. Такова моя основная мысль. Личное, нераздельно связанное с общим, т. е. преимущественно государственным, предшествует как в общей истории, так и в жизни каждого лица этому общественному, или государственному, как детство предшествует зрелости. Как в детстве преобладают животные и личные требования над требованиями, вызываемыми сношениями с другими людьми, так и во всем просвещении первые предшествуют вторым.

По этой мысли в начальном и среднем образовании

должно преследовать преимущественно развитие личное, а в высшем образовании — общественное и государственное.

Личное, или индивидуальное, само по себе всякому даже малоразвитому человеку, даже животному понятно, просто и ясно, а общее, или государственное, начиная с материальных отношений этого рода, например в промышленности и в войне, и кончая высшим и моральным, например в деле религии, долга и просвещения, становится понятным и требующим настоятельного удовлетворения только понемногу, только при скоплении людей, только при увеличении народонаселения и только под влиянием вдумчивого отношения ко всей современной совокупности обстоятельств сложившихся условий жизни. Личному, или индивидуальному, отвечают права, свобода — до произвола включительно и разумность — до рационального вывода истины, а общему, позднее развивающемуся, соответствуют обязанности, преклонение пред законом и признание истины лишь трудным путем опыта и наблюдений. Надо, очевидно, сочетание личного с общим, и одно первое, даже доведенное до райского блаженства, уже не удовлетворяет требованиям возрастающего мышления, успокаивается лишь удовлетворением общему. Всегда это жило, но в зародышном состоянии, теперь же, когда люди стали столь быстро множиться (см. гл. 2), оно выступило явственнее прежнего во много раз, и общее по своей широкости захватывая личное, обнимает все индивидуальное, хотя по самому своему существу отнюдь не вытесняет его, даже не ставит на дальний план, а просто стремится к согласованию с ним, как в науке безличный опыт — с личным рассуждением, конкрет — с абстрактом. Не хочу, да, признаться, даже и не в силах, если бы и захотел, доказывать эту свою заветную мысль, а желаю только достичь ясного о ней представления. Для этого мне кажется достаточным, с одной стороны, указать на способ понимания того, что называется социализмом, а с другой — обратить внимание на сумму исторических перемен, наступивших к нашему времени.

Хотя происхождение социализма должно искать в глубокой древности, но всем известно, что учение это стало приобретать последователей преимущественно во вторую половину XIX столетия. Сущность этого учения

настолько известна, что я не считаю надобным на этом останавливаться, а быстрота распространения учения социалистов, несмотря на всю несообразность многих понятий, конечно поражала многих, и я не раз слыхал объяснения этой быстроты тем, что социализм отвечает дурным наклонностям людей и потому привлекает их массы, а иногда ставят распространение социализма в зависимость от расширения фабрик и заводов, банкиров и капитализма, антимонархических начал и пролетариата. Не отвергая влияния всех этих сторон на распространение очевидно ложного учения социалистов, я полагаю, что главную для того причину должно искать в том, что новейший социализм по названию и до некоторой степени по своему существу должно противопоставить индивидуализму, так как последний имеет в виду прежде всего благо отдельного лица, а социализм благо общее, для всех одинаково равное, так сказать, обязательно равное. Социализм ответил известным образом преобразованию времени, когда начали уже понимать, что личное благо возможно лишь только внутри, а внешнее удовлетворение более или менее необходимо для всех живущих — иначе наступит рано или поздно беда, даже личная. Его стремление идти наперекор всей истории человечества, всегда более или менее выставляющей значение как личных, так и общих начал, впало в такое внутреннее противоречие, по которому внешние мелкие личные интересы удовлетворяются в равной мере для всех, а наиболее творческие начала, начиная с прогресса и изменений всякого рода, совершенно уничтожаются, потому что они определяются не общим стремлением, а всегда единоличной инициативой. Внутреннее противоречие между красивым названием и некрасивым содержанием социального учения ведет к тому, что умы пытливые и уравновешенные, наиболее способные к восприятию новых начал повсюду стали отвергать это учение и оно увлекло только малоразвитых людей, в которых погашена живая струна личной инициативы, и впереди видится только потребность в хлебе насущном и в удовлетворении низких склонностей. Следствия социализма очевидны: застой и неизбежность порабощения новыми, или свежими, народами, чуждыми утопических увлечений социалистов; для них общее благо низводится исключительно только до сытости.

Развитие человечества началось именно с признания потребности сперва личного, а потом и общего блага, и на их сочетании покоятся все законы и образы правления. Но то одно, то другое временами берет верх, и вот ныне, когда крайнее процветание индивидуализма начинает, видимо, забирать верх, появление социализма и его быстрое распространение становятся понятными по существу. Его общественное и моральное значение в известной мере можно считать даже благоприятным для общего роста сознательности, особенно если иметь в виду «теоретический социализм», но предлагаемые в нем приемы прямо несообразны с целью, которой желают достичь, и я не думаю, как полагают, однако, многие, что учение социалистов служило источником для возрождения таких общегосударственных предприятий, как виды государственных монополий (напр., железнодорожных), попечения о рабочих на фабриках и заводах, всеобщего страхования и т. п., потому что уже с древних времен видны начала, из которых развились подобные меры, выражающие собою известную форму сочетания государственных интересов с личными.

Уже возникновение постоянных войск, водохранилищ, орошений, даже дорог и почт свидетельствует о том, что государственные средства никогда принципиально не отождествлялись с понятием казны как собственности правящих классов, а назначались для удовлетворения тех общих потребностей, которые могли быть выполнены только большим сборным государственным капиталом.

Во всяком случае увлечение социализмом, по моему мнению, нельзя правильно понимать, если не принять во внимание лучших» его стремлений к достижению общего блага и если не видеть, что основную ошибку социализма составляет подавление личной инициативы, которая в сущности своей ведет ко всем видам прогресса, заставляя, как показал Тард, массы народа «подражать» единоличному примеру. Словом, утопия социализма есть крайняя противоположность утопии индивидуализма. Истина в срединном сочетании.

Моя мысль об отношении единоличного к общему, или индивидуального к социальному (которое должно явно отличать от социалистического), скажется, я полагаю, еще яснее, если я выражу уверенность, что глубокие изменения во множестве прежних, стародавних от-

ношений заставят, по моему мнению, признать наше время концом «новой» истории и началом «новейшей», или современной. Новая история характеризуется преобладанием и развитием интересов индивидуальных, новейшая должна дать наибольший простор и широкое, прежде не бывалое развитие интересам социальным. Внешним признаком наступления новейшей истории можно считать распространение и даже преобладание во всех частях света начал западноевропейской, или, лучше, латиносаксонской, цивилизации, в усовершенствовании которых и протекла большая часть новой истории. Эта последняя начинается с открытия Америки, теперь уже занявшей самостоятельное и видное положение во всех мировых отношениях. Новейшая история, начинаясь с распространения тех же начал на громадные пространства Азии и Африки, введет народы этих частей света в общую историю человечества, и в ней китайцы и даже негры должны занять такую же роль по отношению к остальному миру, какую заняли С.-А. С. Штаты в новой истории. Но С.-А. С. Штаты в сущности представляют тех же западных европейцев, пересаженных на новую почву и в новые условия, тогда как у китайцев, индейцев и негров есть уже много своего народа со многими своими особенностями до расовых включительно, и эти народы, сколько бы ни восприяли общеевропейской цивилизации, все же останутся со своими особенностями и, без сомнения, внесут в мир много такого, что отличит новейшую историю от новой в большей мере, чем эта последняя отличается от «средней». Борьба всякого рода, начиная от войн, на мой взгляд, при этом неизбежна, и нельзя допустить мысли, чтобы она кончилась, подобно тому как кончилась война европейцев с североамериканскими индейцами, и вновь вступившие в мировую область народности Азии и Африки, по моему разумению, должны внести для удержания своей самобытности усовершенствование начал цивилизации выражением, даже преобладанием общественно-социальных начал в такой мере, которая еще не существует в нашем обиходе, преимущественно индивидуалистическом. Надо же помнить, что древний мир обновлен преимущественно вследствие пришельцев из Азии, что там родились и воспитались начала широкой государственности, правда первобытной, что там же да в прилегающих частях Африки (Египте) за-

рождались наука и религии, что там раньше Европы сложились условия возможности быстрого размножения людей и что в одной Азии живет более половины всех людей, а в одном Китае (426 млн) более, чем во всей Европе (380 млн). Взойдя в мировую жизнь при помощи европейцев, а они явно входят уже, азиаты повлияют на эту жизнь, и повлияют общностью, массою. Они выиграют в индивидуальных отношениях, а европейцы — в социальных. И всем будет лучше. Только, на мой взгляд, произойдет это никак не при помощи таких грубоподражательных [государств, как Япония], умеющих быстро собезьянить лишь такие внешности, как фабрики, флот, парламент, войско и т. п., а, вероятнее всего, при помощи таких оригинально-устойчивых, крепко-живучих (потому что верят кое во что, но без фанатизма), благодушно-мирных и многочисленных народов, каковы преимущественно китайцы. В новейшей истории они должны выступить на мировую сцену; их влиятельная самобытность видна уже в том, что они чужды воинственности и аристократизма, умели приручить себе покорителей (монголов и маньчжуров) и сохранились тысячелетия, как ни один другой народ. Значит, в них есть нечто высшее, общее или социальное.

Все главные части нашей русской истории совершились в новую эпоху человечества, мы восприняли начало латиносаксонской цивилизации позднее других западноевропейцев, и ни для кого не подлежит сомнению, что мы сохранили больше, чем западноевропейцы, некоторые начальные стороны азиатской жизни. По мне, все это может послужить к нашему благу, тем более что мы географически занимаем середину между настоящим Западом и Востоком и что сравнительно молодое русское царство еще легко может одолеть труд объединения двух важнейших частей человечества. Волей или неволей по срединному нашему положению и по громадности протяжения наших азиатских границ, даже по причине текущей японской войны мы должны принять большое участие в готовящихся мировых событиях. Чтобы при этом уцелеть и продолжать свой независимый рост, нам необходимо не только быть готовыми к отпору всякому на нас внешнему посягательству, но и всемерно позаботиться о таковом своем развитии, которое ответило бы нашим особенностям, нашему положению и предстоящим

нам делам, а для этого, конечно, первее всего надобно скорее приняться за установление твердых начал всей нашей образованности, которая доныне, сказать правду, бралась лишь напрокат с Запада, а не делалась нашею благоприобретенною собственностью. Классические недостатки западноевропейского, преимущественно диалектического, образования усилились у нас до того, что, за небольшими изъятиями, относящимися преимущественно к специализированному образованию, особенно высшему, у нас знание отождествляется с говорением или изложением. Хорошо говорящий, особенно же бойко пишущий почитается и знающим то, о чем идет речь. По существу это значит, судя по сказанному выше, что все наше образование направлено преимущественно в сторону индивидуалистическую, подобно древнему или средневековому, и на деле вовсе чуждо задачам жизненным и общегосударственным, для которых истинное знание состоит в уменье видеть действительность, уловить условия, принять их в расчет и сообразно со всем этим найти выполнимое или в данной частности пригодное разрешение, будет ли то постройка машины, или ведение предприятия, или исполнение поручения, личное ли или общественное дело. Разговор и слова нужны, но они только начало, вся суть жизни — в делах, в уменье перехода от слова к делу, в их согласовании. Начальное и даже все среднее общее образование должны иметь дело преимущественно со словом, а высшее — с делом, с жизнью, с общественными, так сказать, внеиндивидуальными отношениями.

От этих общих, или предварительных, соображений пора, однако, перейти к частностям, касающимся высшего образования, потому что в них виднее выступят мысли, которые мне желательно высказать. Но предварительно все же считаю полезным изложить, хотя и очень кратко, то, что считаю необходимым видеть в среднем образовании, для того чтобы оно могло дать свои настоящие плоды в жизни и преимущественно в высшем образовании.

В отношении к среднему образованию мои основные мысли сводятся к следующим положениям.

1. Нормальным возрастом для среднего образования должно считать период от 10 до 16 лет. Ранее 10 лет неизбежно должно идти первоначальное обучение грамоте.

счету, первым правилам жизни, приучению к труду и началам религиозным, без которых нельзя приступить к среднему образованию, оттого и носящему свое название, что ему предшествует начальное обучение и за ним следует высшее образование. Продолжать общее среднее образование далее 16, много что 17 лет, по моему мнению, не только совершенно излишне, но даже вредно, потому что юноша в указанном возрасте способен уже понимать философские начала, неизбежные при высшем образовании, и еще достаточно впечатлителен, чтобы в надлежащей мере увлечься высшими интересами избранной им специальности; жизненные же требования взрослого возраста, резко выступающие в период выше 20 лет, еще его не отвлекают от этого учения, необходимого для того, чтобы получались истинные специалисты. Один из крупнейших недостатков современного у нас среднего образования, особенно в гимназиях, состоит именно в том, что оно напрасно затягивается и из гимназий выходят уже в том возрасте, когда растут усы и борода и когда пора уже бросать школьные порядки и входить в жизнь со всеми ее треволнениями. Знаю это по опыту, потому что все 7 классов гимназии прошел тогда, когда мне еще не было 16 лет, и было это в холодном Тобольске, так что о влиянии юга здесь не может быть никакой речи. В Главном педагогическом институте у меня немало было товарищей, начиная с К. Д. Краевича, поступивших в возрасте 16—17 лет и успевших затем и в учении, и в жизни. Начав доцентуру в университете в 1856 г., я имел еще между немногочисленными своими слушателями немало безбородых юношей, горячо потом предавшихся науке, а окончив свое профессорство чрез 33 года, в среде большого числа своих слушателей я видел преобладание бритых или обросших бородою, и из среды их выдавался меньший процент людей, отдавшихся науке, чем то было раньше. Одну из главнейших причин частых так называемых университетских беспорядков, по моему крайнему разумению, должно видеть именно в том, что ныне в университеты поступают позже, чем следует.

Когда заговорят потребности, естественные в возрасте выше 20 лет, тогда ученье и вся прелесть науки не могут уже так увлекать и захватывать на всю жизнь, как то делается с легкостью в более ранний период. Самым впечатлительным и влиятельным для всей остальной

жизни должно считать, судя по моему опыту, основанному на многих тысячах испытанных мною юношей, именно возраст от 16 до 20 лет, и этот период наибольшей умственной восприимчивости должно назначать прежде всего для получения или специального образования в высших учебных заведениях, или по окончании среднего образования в жизненном вступлении в ту или иную специальность дальнейшего служения интересам общества. Указанная норма, конечно, не исключает частных особенностей, и педагогическому совету средних и высших учебных заведений нельзя отказать в праве допускать исключения по уважительным причинам, но, если мы желаем скорых и явных успехов всего русского просвещения, особенно высшего и самостоятельного, а не одного подражательного, весьма важно установить указанные выше нормы для среднего, особенно же для лиц, ищущих высшего образования. Талантливости у русского народа для этого найдется в достаточном количестве, а бесталанных нечего и звать для высшего просвещения, потому что оно им не дается, они в него идут не по влечению, не по требованию внутреннему, а по расчетам, чуждым прямым за дачам просвещения. Успеть же к 16 годам пройти все то, что в норме необходимо для общего среднего образования, очевидно, возможно, если на то было в прежнее время множество примеров и если из общих курсов гимназии изъять латынь и не тратить сил и времени на переводные экзамены.

2. Во всяком среднем образовании, т. е. в общем или специализированном для определенной цели, должно преобладать развитие в учениках индивидуальных сторон жизненных отношений, если высшее образование назначается преимущественно для развития общественных или социальных сторон жизни, всегда сопряженных со специализациею. Индивидуальные стороны и отношения выступают во всех смыслах раньше социальных, предшествуют им, но вторые без первых развиты быть не могут, а потому высшее, или специальное, образование и не может достигать высшего развития без правильного прохождения среднего образования, на чем основывается общеизвестная недостаточность одного самообразования, направленного к определенной специальности. Индивидуальные отношения отвечают лучшим чертам прошлой жизни человечества до наших дней включительно,

а социальные отношения, за тем следующие, настойчиво выступают в настоящее время, а в предстоящем их значение еще более должно выказаться, и если в будущем специалистов с высшим образованием пропорционально будет больше, чем ныне, то это может случиться только при умножении и усилении среднего образования, ибо в общую пользу невозможно действовать, не сознавая своей истинной пользы.

В том переходном возрасте, который посвящается среднему образованию, жизненно-общественные интересы, конечно, уже чувствуются, но понимаются только по-детски и окрашиваются своего рода романтизмом юности, потому что не могут быть сознаваемы как общее средство, обеспечивающее движение всей массы людей, а в том числе и нас самих. Личное ведь проще общего, с первого и должно начинать при обучении, т. е. при передаче того, чего уже люди достигли и чему учить можно. Об общем в средних учебных заведениях, кажется, и не следовало бы особенно много заботиться, оно придет само собой уже по одному тому, что всякое школьное обучение само по себе учит общественности, что в школе своя большая семья, что в ней есть, как в жизни, свои родители и свои братья и что в ней сама необходимость заставляет часто, много и ближе касаться всего родного, общего, отечества. Главная задача среднего образования состоит поэтому в личном развитии учеников, в росте сознательного их отношения к окружающему и в развитии личных свойств: наблюдательности, внимания, обсуждения и трудолюбия. Достигать этого с древних времен полагали проще и легче всего при помощи изучения слова, потому что оно дано каждому и составляет в глаза бросающееся первое отличие людей от других творений.

Дата добавления: 2015-06-26