Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Советский строй и трудовая мотивация. 4 страница




– Сделать можно, почему же нельзя. Только я никогда не делал, а ведь надо схему составлять. Ладно, я поищу мастера, и мы с ним сделаем.

Это мне никак не годилось – расплатиться с двумя было невозможно. Я стал соблазнять Колю.

– Зачем вам еще кто‑то? Беритесь сами, а я буду подручным. Две трети цены вам, одна треть мне. А схема у меня уже есть, и не одна.

Коля не устоял, переборол свою скромность, и мы сговорились. Стал Коля ко мне по вечерах приезжать, смотреть на котел, на стены, что‑то шептать, загибать пальцы. Так неделя за неделей. Чувствую, боится Коля начинать – и сразу стал он мне симпатичен, потому что я сам такой же.

Наконец начали. Схемы мои не пригодились, Коля все упростил до предела и, думаю, это был гениальный шаг. Правда, с математикой он оплошал, и у меня после окончания работы осталось такое количество сгонов, муфт и контрагаек, что я после полного прекращения выдачи в России зарплаты надеюсь протянуть какое‑то время, распродавая эти ценные изделия (или меняя их на пшено, если деньги вообще отменят).

Работал Коля хорошо – медленно и неуклонно. Прежде чем что‑то сделать, подолгу смотрел на то место, куда собирался вцепиться своим ключом. Затягивал гайки и муфты как‑то грустно, как будто не хотел сделать им 6ольно. Я слышал рассказы о том, как делали отопление в других домах, и рассказы эти кончались почти рыданием: когда заливали воду, из‑под гаек начинало течь. У Коли только в одном месте просочилось несколько капель, он подтянул контрагайку миллиметра на полтора – и все. Хорошо было у него учиться. Он, видимо, мастером себя не считал и свои суждения высказывал как будто сомневаясь. Почему‑то от этого они западали в душу.

Часто Коля не приезжал в назначенное время, его посылали на авральные работы. Трижды копал могилы. То тесть у кого‑то умер, то двое рабочих сгорели – переливали импортную краску для разметки шоссе, кто‑то закурил, краска взорвалась.

– Как же? – спрашиваю. – Наказали кого‑нибудь? Ведь надо было объяснить людям. Наверное, к такой взрывчатой краске не привыкли.

– Да нет, замяли дело. Ребята даже оформлены не были, так подрабатывали. Сейчас не то что в застойные времена. Тогда очень трудно было списать человека. Даже корову было трудно списать, если погибнет. Сразу приезжает следователь – как да почему?

– У вас какое предприятие‑то, частное уже?

– Нет, что вы! У нас товарищество. Жаль только, что с ограниченной ответственностью. У нас, говорят, ответственность ограниченная, поэтому мы вам, ребята, зарплату платить не будем.

– Как же не платить? Зачем же вы работаете?

– Нам сказали, что каждому купят новые «Жигули» пятой модели. А если кто хочет доплатить, может брать и «шестерку».

– Когда же купят?'

– Сказали, как только дела пойдут на лад.

Ну, думаю, Коля, тебе только в рыночной экономике и жить. Товарищество свое он любил, там с рабочими уважительно разговаривали. Только раз пожаловался, что очень устал – три года в отпуску не был.

– В этот раз прихожу к бригадиру: «Егорыч, мне бы в отпуск». А он: «Да зачем тебе?». «Ну как же, отдыхать‑то надо». «Да зачем тебе?» «К матери поеду, крышу ей починить обещал, да и картошку уже пора копать». «Ну ладно, Коля, вот заказ срочный выполним, разметку кончим – и поезжай денька на три». И все равно не пустил. Да еще ночью посылает на шоссе машины караулить. Страшное дело. Подъезжают и требуют солярку. Кричать? Не докричишься. Берут и сливают. Я уж прошу, чтобы не всю.

– А вы что, шоссе строите?

– Не мы строим, а немцы. От них и главный инженер. Хороший старик, веселый. Пиво любит. Сидит весь день в машине и пьет. «Я, – говорит, – в этом деле мало понимаю, а русские инженеры очень хорошие. Я им не мешаю». На дом себе уже здесь скопил, нам фотографию показывал. Выйду, говорит, на пенсию, буду за городом жить.

– Так что, из всей фирмы один этот старик?

– Нет, еще два техника приезжали, машину для разметки налаживали, краску привезли. То ли немцы, то ли эстонцы. Едят очень много. Вы не поверите, легче собаку прокормить, чем такого человека.

– Ну и товарищество. Вы работаете, а деньги немцы гребут.

– Зато шоссе отремонтировали. А то вот у нас в деревне, где мать у меня, не доезжая Вереи, тоже было товарищество, дорогу взялись строить. Директор у них был ощетинец.

– Кто это ощетинец?

– Национальность такая, с Кавказа. Нет, что я говорю, не ощетинец, а этот… Где недавно война была?

– В Чечне.

– Да, чеченец. Собирайте, говорит, деньги с каждого двора. Мы вам асфальт до деревни дотянем. Деньги собрали, он взял и исчез. Где искать, никто не знает. Вот так 6ывает, это не застойные времена.

Коля явно полагал, что понятие «застойные времена» означает что‑то вроде «золотого века», и часто их поминал. Похоже, он и не подозревал, что эти слова ввели почти как ругательство.

Как‑то утром в воскресенье Коля приехал немного вялый. Начал было работать, потом бросил и обратился ко мне.

– Извините, как ваше имя‑отчество?

Я ответил, слегка, струхнув. К чему бы эта торжественность? Коля действительно встал по стойке смирно.

– Сергей Георгиевич, разрешите опохмелиться. Вчера могилу копал, потом на поминках был, голова болит.

– Ради бога, Коля, но у меня нет ничего.

У меня это вышло виновато, я боялся, что Коля не поверит.

– У меня есть, я привез.

И мы прекрасно провели часок или два. Я достал банку огурцов, у Коли была на закуску шоколадка.

– Не надо, Коля, отвезите детям.

Коля обиделся:

– Неужели вы думаете, что я детям шоколадки не привезу? Я для них ее и покупал. И еще куплю.

Разливая, Коля посчитал нужным объясниться.

– Раньше, в застойные времена я совсем не пил. Вообще в рот не брал. А как алкогольную кампанию Горбачев начал – помните? – и я в ЛТП попал, так и стал злоупотреблять.

– Как в ЛТП? Почему?

– Я тогда еще в деревне жил. Как кампания началась, с нашей деревни надо было двоих в ЛТП направить. Участковый стал ходить, уговаривать. А вы же знаете, что за народ, у каждого какая‑нибудь отговорка. Один сарай достраивает, у другого язва. Участковый ко мне. Ты, говорит, парень молодой, здоровый, поезжай на пару месяцев, и заработаешь неплохо. ЛТП в Дорохове, они там на стекольном заводе подрабатывали, по двадцать пять рублей за ночь. А я тогда мечтал мотоцикл купить. Да и как откажешься. Я и поехал. А ведь в ЛТП, знаете, пить приходится. Люди пьют, неудобно.

Так вот и попал Коля из застойных времен в демократию. И «Жигулей» не дождался. На другой год спросил я у соседа про Колю. Говорит, уволили его. Товариществу такие не нужны. Да и дела у этого товарищества так и не пошли на лад.

 

 

* * *

 

У всякого мало‑мальски честного человека, который строит дом, есть навязчивая идея – где‑то найти дешевых пиломатериалов. Между соседями ходят легенды: говорят, в Тучкове есть база, очень дешево, надо только найти там какую‑то Елену Петровну, она скажет, когда подъехать. Нет, надо ехать в пионерлагерь «Юный моряк», там наладили тайное производство досок и вагонки. И мотаешься все лето по этим тайным точкам, надеешься, а осенью покупаешь на рынке уже дороже, чем в июне.

Но мне и вправду привалила удача. На одном патриотическом собрании случайно разговорился я с каким‑то полковником, и он дал мне телефон:

– Попробуйте. Это городок на Волге, военное производство. Но завод у них стоит, и они наладили переработку леса. Люди хорошие.

Позвонил я, люди и вправду хорошие, только попросили уплатить вперед. Встретились мы в скверике с Юрой, отдал я завернутые в газету мои миллионы, стал ждать. Наконец звонят: встречайте. Чудом миновав ночью кордоны ГАИ, перекупщиков к рэкетиров, КАМАЗ привез мне дешевые доски. Правда, не те, что я просил. Юра объяснил просто:

– Сломался у нас станок, только такие были. Ведь лучше, чем ничего. Да это прекрасные доски – смотрите, какие толстые.

Я расстраиваться не стал, мы же не при тоталитаризме живем, когда план – закон. Да и доски впрямь были замечательные, я таких толстых никогда не видел.

Разгрузили, попили чаю, собрались они ехать. Юра говорит: – Сергей Георгиевич, пропадаем. Возьмите двух человек на пару недель, вам в доме много чего надо делать. Это был неожиданный и сильный удар. Я ответил слабо:

– Юра, денег нет. Сам понемногу тяну, приятели приезжают. Не смогу я заплатить.

– Заплатите, сколько сможете. Вы не представляете, в каком мы положении, завод стоит, нам дают по сто тысяч, а у всех семьи. Вам карнизы надо делать, полы стелить – вы с этими досками сами не управитесь.

Куда было деваться?

– Ладно, пусть приезжают. Наскребу миллион, пусть на него и сделают, не больше, дешевого мне не надо. Потом пусть живут, может, найдут еще какую работу.

Так приехали ко мне Василий Михайлович, мастер цеха, и его напарник помоложе, Коля. Со своими топорами, в заводских робах и кроссовках. Из‑под городка Кулебаки Нижегородской области. А я стал поваром. Правда, мои кулинарные потуги пропали зря, потому что ели они очень мало и как‑то нехотя. Мы, говорят, привыкли к картошке и молоку, остальное невкусно. После обеда Василий Михайлович обошел дом, осмотрел.

– Ну, Сергей Георгиевич. Дом хороший, по метражу вы попадаете под раскулачивание.

– Как так? Когда же?

– Когда, вся эта… с демократией закончится.

– Вы оптимист. Но если так, то постарайтесь. Может, под детский сад пойдет.

– Стараться нам не надо, мы и так нормально сделаем. Хорошо не сделаем, это я заранее предупреждаю, а нормально сделаем.

Это меня успокоило – зачем мне хорошо? Я же не на продажу дом строю, главное – чтобы крышу ветер не уносил.

– За работу возьмем по миллиону, меньше нельзя.

Я понял, что спорить с Василием Михайловичем неуместно и даже не заикнулся. Выкручусь.

Эти люди были рабочими особого типа. Может быть, таких нет нигде, кроме России. Василий Михайлович и Коля работали на авиакосмическом заводе, делали какие‑то компоненты из титана и спецсплавов, точная работа. А жили в деревне, вели там свое хозяйство. Странное получилось сочетание.

Распорядок жизни и разговор у них был вроде бы крестьянский. Вставали они с рассветом – и сразу за работу. Работали непрерывно до темноты, за столом не засиживались. Оба были людьми необычно сильными, хотя и худыми.

В то же время у них была необычная для крестьян склонность к точности и хорошему измерению. Мыслили они в миллиметрах, все время у них под рукой были измерительные инструменты. При этом глазомером обладали таким, что никогда бы я не поверил, если бы не видел своими глазами. Работу, которую я бы делал целый час из‑за трудности измерения и выпиливания, Коля делал топором за десять минут – и выходило как будто заводского изготовления. Очень большое внимание уделяли заточке инструментов.

Необычным был и способ изъясняться – удивительно точный и понятный, с использованием того, что дало нам образование – понятий физики и геометрии. У меня была коса, но не было кольца, чтобы ее насадить. Не успел я оглянуться, смотрю – коса насажена. Как? Они взяли большой гвоздь в 20 см, толщиной чуть не в палец, и привязали им косу к древку. Буквально – обернули и завязали узлом. Как это вы сделали, как это возможно? Смеются.

Почему я вспомнил косу? Они немного покосили участок – приятно размяться, трава хорошая. Подошел и я, попросил научить. Василий Михайлович за пять минут изложил главные принципы: ось вращения, все углы и траектории, сдвиг вперед при каждом взмахе, допустимые отклонения, смысл каждого изгиба косы. Все настолько понятно и разумно, что я никого, кроме двух‑трех лучших профессоров МГУ и нашего сержанта, помкомвзвода, в один бы ряд с Василием Михайловичем не поставил. Тут была видна огромная школа заводского мастера и строгое мышление. Месяц спустя я наблюдал, как учил косить одного юношу мой сосед‑банкир. Человек умный и энергичный, сам из деревни, косит прекрасно. Объясняет – вроде все правильно, но все не то. Выделить главное невозможно, понять смысл того или иного правила – тем более. Какая‑то каша в голове.

Много вроде бы мелких замечаний слышал я от этих людей, пока мы были вместе, и как‑то спокойнее от них стало. А то ведь совсем на душе было муторно – 1995 год. Не читают они никаких газет, не смотрят телевизор. Но рассуждают, в целом, на уровне получше газеты «Правда». Кстати, о своем лично плачевном состоянии ни разу не заикнулись. Что делать, пока не знают, но за всем внимательно наблюдают. И не пожелал бы я Гайдару и Чубайсу попасть к ним в руки, «когда закончится вся эта… с демократией». А в том, что она закончится, они уверены холодно и спокойно.

Сделали они работу и заторопились домой, на сенокос. Постирали одежду, собрались. Оставался один день, и я предложил поехать куда‑нибудь, отдохнуть. Они говоpят:

– Свозите нас на Бородинское поле. Всю жизнь слышим, а побывать не довелось.

 

 

* * *

 

По деревне ходят лошади. Когда приезжает автолавка, они подходят сзади и суют головы через плечи покупателей, норовят откусить от буханки. Женщины пугаются, кричат. Лошади отскакивают, у них виноватые морды. А недавно они выглядели очень элегантно, на них выезжали верхом хозяева, в пиджаках, картузах. Рядом бежали роскошные борзые.

Заправлял конюшней и псарней молодой человек. Кончил он Тимирязевскую академию, потом стажировался на фермера, где‑то в Голландии – Ельцин послал его, почти как Петр I. Должен был просвещенный фермер накормить Россию. Но оказалось, некогда. Похоже, что в нашей колхозно‑буржуазной деревне он стал единственным дворянином. Более того, ему московское дворянство даже присвоило титул баронета. Как раз за лошадей.

Приехав из Голландии, он не стал, как питомцы Петра, применять полученные там навыки, а завел лошадей и собак и организовал для нового высшего общества псовую охоту. Видимо, клиентами были не только дворяне, но и купцы и кое‑кто еще – с золотыми цепями на шее. Возродил парень русскую культуру: собаки лают, кто‑то трубит в рог. Клиент влезает на лошадь, холуй подносит ему рюмку водки. Красота. И вот, поскакали по давно не паханному полю (какие‑то «арендаторы» его держат, ждут приватизации). Охота идет на лис. И надо же, из кустов и впрямь выскакивает лиса и мчится через поле, собаки за ней. Охота, удалась, клиенты счастливы. Матерого зверя затравили. Баронета за это получить – не слишком расщедрился предводитель дворянства.

Может быть, дослужился бы наш просвещенный фермер и до барона, но дело его пошло на убыль. На звероферме под Рузой, где он брал рыжих лис, дела пошли совсем плохо, и лисы кончились. Да как‑то внезапно. С последним клиентом чуть не сорвалась охота, а ведь клиент крутой. Да и не может дворянин слово нарушить. Так что взял баронет песца, и, как тот ни визжал и ни просил пощадить его седины, но выкрасили его в рыжий цвет. На этом и пресеклась у нас дворянская струя. Устроился баронет в Москве директором ночного клуба. Что ж, надо и эту сферу облагораживать.

Борзые сначала переловили всех кошек на деревне. А недавно забрела ко мне одна на участок. Смотрю, роется в золе от костра. Оказывается, туда кости выбросили, и она обгорелые кости грызет. Пошел я в дом, намочил хлеба в молоке, поставил в миске. Борзая не идет, ей стыдно. Очень гордая собака. Потом все же подошла, поела. Трудно борзым собакам живется в этот переходный период.

 

 

* * *

 

Пишу сейчас этот очерк, и проходят в памяти по кругу все эти люди. Всех их я назвал своими именами, так они срослись с ними в моей памяти – никак не удавалось придумать другое.

За окном холодная уже ночь, подморозило. Все разъехались, вокруг в лунном свете нагромождение огромных темных силуэтов – недостроенные дома. За ними не видно огоньков деревни. Почти никто не смог вдохнуть в эти дома жизнь, нет детей, иссякли силы. Люди устали и сникли. Перестал приезжать покалеченный Саша – нет больше заказов. Приутих овдовевший Серега, совсем пропал его зять. Даже банкир редко и вяло топит свою баню. Всех взяла за горло рыночная реформа. Эти люди остались русскими, а хотели встроиться в чужую жизнь. Они даже не поняли, куда их зовут, и не могли знать, что всех их, как племя, ждет на этом пути глубокая яма.

Октябрь 1998 г.

 

Литература

 

 

Литература, полезная для размышлений о советской цивилизации:

 

В.И.Ленин. Развитие капитализма в России. Соч., 5‑е изд., т. 3.

К.Маркс. Капитал. Т. 1. Соч. 2‑е изд. Т. 25.

К.Маркс. Экономические рукописи 1857‑1859 годов. – Соч. 2‑е изд. Т. 46, ч. II.

Т.Гоббс. Избp. пpоизв. М., 1965, т. 1.

М.Вебер. Избранные произведения. М.: Прогресс. 1990.

Ф.Бродель. Структуры повседневности. Материальная цивилизация, экономика, капитализм. XV‑XVIII вв. Т. 1. М.: Прогресс, 1986.

В.В.Крылов. Теория формаций. М.: «Восточная литература», 1997.

Н. Макашева. Этические принципы экономической теории. М.: ИНИОН. 1993.

И.Пpигожин, И.Стенгеpс. Поpядок из хаоса. М.: Пpогpесс. 1986.

Д.А.Тарасюк. Поземельная собственность пореформенной России. М.: Наука, 1981.

В.Т.Рязанов. Экономическое развитие России. XIX‑XX вв. СПб.: Наука. 1998.

А.П.Паршев. Почему Россия не Америка. М.: Крымский мост, 2000.

А.Н.Энгельгардт. Из деревни. 12 писем. 1872‑1887. СПб.: Наука, 1999.

Л.В.Милов. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОССПЭН. 1998.

Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. (Сост. Т.Шанин). М.: «Прогресс‑Академия», 1992.

Т.Шанин. Революция как момент истины. М.: Весь мир. 1997.

А.В.Чаянов. Крестьянское хозяйство. М.: Экономика. 1989.

Экономическое развитие России. Выпуск второй: Эпоха финансового капитала. (Сост. Н.Ванаг и С.Томсинский). М.: Государственное издательство. 1928.

И.В.Островский. П.А.Столыпин и его время. Новосибирск: Наука, 1992.

В.С.Дякин. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907‑1911 гг. Л.: Наука. 1978.

С.В.Тютюкин. Июльский политический кризис 1906 г. в России. М. Наука, 1991.

И.В.Островский. П.А.Столыпин и его время. Новосибирск: Наука, 1992.

Б.И.Николаевский. История одного предателя. Террористы и политическая полиция. М.: Высшая школа, 1991.

В.Кожинов. Россия век ХХ. 1901‑1939. М.: Алгоритм‑Крымский мост, 1999

Н.А.Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

М.М.Пришвин. Дневники. М.: Московский рабочий. 1995‑1999.

Н.Н.Суханов. Записки о революции. М., 1991‑1992.

В.И.Миллер. Осторожно: история! М., 1997.

О.Н.Знаменский. Интеллигенция накануне Великого Октября (февраль‑октябрь 1917 г.). Л.: Наука. 1988.

История государства и права России. Учебник. М.: Былина. 1998.

Т.П.Коржихина. Советское государство и его учреждения. Ноябрь 1917 г. – декабрь 1991 г. М. РГГУ. 1995.

Э.Карр. История Советской России. М.: Прогресс, 1990.

Национализация промышленности в СССР. Сборник документов и материалов 1917‑1920 гг. М.: Политиздат. 1954.

В.В.Шульгин. Опыт Ленина. – Наш современник, 1997, № 11.

В.Аллилуев. Хроника одной семьи. М.: Молодая гвардия, 1995.

В.Кожинов. Россия век ХХ. 1939‑1964. М.: Алгоритм, 2001.

 

 




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-26; Просмотров: 274; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.079 сек.