Грозный князь-батюшка

ПОД НАЧАЛОМ РАТШИ

Александр подъезжал к княжьему двору, когда первые косые лучи восходящего солнца уже пробивались сквозь густые ветви старых яблонь. Знакомый с детства дружинник стоял у ворот и, узнав княжича, весело крикнул ему:

— С прибыльной охотой! Долго промышлял! Какую животинку на обед привез? Али зверя добыл?

— Сохатого подбил. Только я его охотнику Ереме оставил. Не везти же по такой жаре.

Александр говорил небрежно, отвернув в сторону лицо, не желая, чтобы, заметив ссадины и синяки, все заохали.

К крыльцу подбежали челядинцы, подхватили под уздцы коня. Княжич соскочил с седла и, степенно поднимаясь по ступеням, остановился и сказал Тыре:

— Послушай, Афоня! Поди-ка в поварню да скажи, чтобы нас обоих накормили. А ты, Даниил, пока повремени здесь на крыльце. Наверное, князь-батюшка скоро тебя кликнет.

— Ярослав Всеволодович ведет беседу с гонцами из Полоцка, — сказал старый дружинник, открывая входную дверь. — Ох, батюшки светы! Кто это тебя, наш пресветлый княжич, так обидел?

— Загулял! — небрежно сказал Александр, обдергивая кафтан и оправляя пояс. — С лешим подрался!

— Быль молодцу не в укор! — Старик засуетился, спеша оповестить князя о приезде сына.

С робостью вошел Александр в гридницу <Гридница — одна из комнат княжеского дворца.>, где у слюдяного окошка в большом резном кресле с высокой спинкой сидел грозный, осанистый отец. Его сухое горбоносое лицо с темными пронизывающими глазами напоминало голову большой хищной птицы. Перед ним стоял молодой гонец в запыленной одежде, с изогнутым луком, выглядывающим из кожаного чехла за спиной. Кривым ножом он распарывал подкладку шапки из волчьего меха. Осторожно достал он оттуда завернутый в тряпицу сложенный пергаментный листок.

— Где же дьяк Онуфрий? — сказал князь, разворачивая послание и как бы не замечая сына.

— Здесь я, здесь! — откликнулся старый княжий дьяк.

Он быстро подошел к креслу, стал по левую руку и, нахмурив седые брови, впился острым взглядом в письмо.

Александр встал позади полоцкого гонца. Почтительный и безмолвный, ожидал он милостивого разрешения отца с ним поздороваться.

Пока дьяк разбирал письмо, князь, проведя рукой по волнистым полуседым кудрям, наконец взглянул на сына. Брови его удивленно поднялись, потом грозно сдвинулись. Он гневно крикнул:

— Это кто же тебя так разукрасил? Не чаял я, что моему сыну придется быть биту! А дал ли ты сдачи обидчику?

Александр нерешительно мял шапку в руках и только мог пробормотать:

— Прости меня, батюшка. Виновен. Недоглядел.

— А Тыря чего смотрел? Почему не стал на твою защиту? Да я Афоньку за это в порубе <Поруб — опущенный в землю деревянный сруб, куда сажали преступников.> сгною!

— Тыря здесь ни при чем, батюшка. Это только моя вина!

И, слегка запинаясь, Александр стал рассказывать, как он ушел один в лес, не заметил затесов и примет на древесной коре, упал в западню, где его избил лосенок, и как ему удалось в конце концов заколоть зверя.

Грозно молчал князь. Затем еще более грозно он спросил:

— Но как же тебе посчастливилось выбраться? Хорошо я знаю эти западни — легко в них упасть, да трудно выкарабкаться. Тебя поди Ерема и Афонька вытащили?

— Нет, батюшка. Устя меня спасла.

— Устя? — удивленно протянул князь. — Это кто ж такая Устя? И как она к западне пришла?

Александр смущенно продолжал:

— Устя — это дочка Еремина, а к лосиной западне ее наш пес Буян привел по моему следу.

Лицо князя все светлело, и вдруг он загудел добродушным раскатистым смехом, замечая, как еще более смущается сын, мнет шапку и кусает губы.

— Так, говоришь, Устя вытащила? И добрая девка? И тоже в яму на тебя свалилась?

— Перестань, князь-батюшка, а то осерчаю!

— Ой ли! А коли осерчаешь, что со мной сделаешь? Неужто побьешь?

— Уйду от тебя...

— Не с ушкуйниками <Ушкуйник — так назывались разбойные люди, плававшие по Волге в «ушкуях» — больших, длинных многовесельных лодках.> ли на Волгу пойдешь? — А хотя бы!.. — И Александр, резко повернувшись, направился к двери.

Князь быстро встал, нагнал сына и, обняв за плечи могучими руками, потащил назад к своему широкому креслу.

— Стой тут рядом с гонцом и слушай, о чем пишет мне князь Брячислав из Полоцка. Это будет пострашнее твоего лосенка... Давно я так не смеялся! — продолжал он, покачивая головой. — Такого богатыря, как ты, спасла от зверя девчонка!

— Лосенка я еще до нее заколол! — крикнул в бешенстве Александр. — Да вылезть не смог: яма глубокая, края обмокли после дождя, обрывались, а руки и ноги были разбиты.

— Ну ладно, ладно, сынок! Не стану больше! — И князь обратился к дьяку Онуфрию:

— Так что же мне пишет князь Полоцкий?

Когда дьяк прочел длинное, витиеватое письмо, князь Ярослав помолчал, подумал и сказал:

— Да, сынок!.. То, что ты сейчас слыхал, не шуточное, не малое дело.

Как мы сейчас узнали из письма, на Полоцк напирают литовцы, а внизу, по реке Двине, немцы замыслили недоброе: на Полоцкой земле свои крепости строят, мечи на нас вострят. Видно, скоро на нас навалятся. Хватит тебе, Олекса, ляпцами ряпов ловить да затесы на деревьях в лесу разыскивать. Я хочу, чтобы ты отправился туда, где сможешь научиться метать копье и мечом охранять наши рубежи. Пора тебе, сынок, начать учиться воинскому делу... Александр, сверкнув глазами, радостно сказал:

— Спасибо, князь-батюшка! Только об этом и все думы мои!

Ярослав задумчиво продолжал:

— Но только я пошлю тебя не на забаву, а на подвиг ратный. И к нему приступать надо благословясь. Ты начнешь с того, что вступишь в первую сотню моей дружины простым конником. А сотником твоим будет Ратша, муж строгий, честный и храбрый. Когда покажешь отменную доблесть, то он тебя поставит во главе десятка. А дальше все пойдет от твоего усердия и воинской доблести... Одну сотню я посылаю сейчас для охраны гонца полоцкого князя. Терпимо ли, чтобы его вместе с моим письмом вдруг перехватили наши недруги!

Дата добавления: 2015-06-26