Журналистская деятельность В. Г. Белинского в 1830-е годы 2 страница

Говоря о необходимости и полезности библиографии, Белинский как журналист-просветитель имел в виду заботу о широком читателе, недостаточно подготовленном и обеспеченном. «Питая доверенность к журналу», публика через библиографию «избавляется и от чтения и от покупки дурных книг и в то же время, руководимая журналом, обращает внимание на хорошее». Жанр библиографической заметки, отзыва, по мнению Белинского, дает и журналисту большие возможности для беседы с читателем в обход цензуры по вопросам, куда более важным, чем предполагает на первый взгляд сама тема такой заметки. Разве по поводу плохого сочинения нельзя высказать какой-нибудь дельной мысли, разве к разбору вздорной книги нельзя привязать какого-нибудь важного суждения?», – спрашивает критик.

Статья Шевырева «Перечень наблюдателя» («Московский наблюдатель», 1836, №1), написанная от имени редакции, послужила Белинскому, по его словам, «ключом» для определения общей позиции «Московского наблюдателя» как издания светского, ибо она «содержит в себе... объяснение направления, верования, литературного учения, задушевной идеи» этого журнала. Отказ от библиографии Шевырев объяснил нежеланием потакать читателям и охранять их денежные интересы: пусть читатели не ждут советов от журнала, а сами решают, какие книги им читать и покупать. С точки зрения Шевырева, подчеркивает Белинский, большинство читателей, доверяясь рецензенту, «требуют его мнения о книге для решения простого вопроса – купить ее или нет», а их журнал хочет быть «выше всяких карманных отношений» и потому если читатель не разберется и приобретет плохую книгу, в этом его вина: таково «достойное наказание для невежества».

В рассуждениях Шевырева Белинский увидел нескрываемое проявление аристократизма и противопоставил ему свое «плебейское мнение», которое «если не так благородно, зато заключает в себе побольше здравого смысла» (II, 167). Белинский с негодованием обрушился на позицию невмешательства в дела народного просвещения, которую заняли сотрудники «Московского наблюдателя», не пожелавшие оградить недостаточно просвещенного человека от вредного влияния «литературной посредственности», от халтурных книжек «неугомонных рыцарей толкучего рынка».

Принципиальное исключение отдела библиографии послужило для Белинского дополнительным аргументом в пользу вывода о том, что «Московский наблюдатель» – журнал антидемократический, что он «смотрит на искусство и литературу с светской точки зрения».

Профессионально-журналистский подход демократа Белинского к вопросам журналистики помог ему также правильно определить характер и направление «Современника» Пушкина.

В статье «Несколько слов о «Современнике» Белинский уже по первой книжке определил журнал Пушкина как «явление важное и любопытное» и выразил надежду, что «Современник» будет журналом с мнением, с характером и деятельностью». С наибольшей похвалой отозвался Белинский о статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», хотя и не со всеми ее положениями согласился. Так, в ответ на заявление автора статьи (Белинский приписал статью Пушкину), что «резкий тон и некоторая даже дерзость» не должны присутствовать в журнальных статьях, критик заявил: «Мы не почитаем резкости пороком, мы, напротив, почитаем ее за достоинство». Не удовлетворило Белинского также недостаточно критическое отношение «Современника» к «Московскому наблюдателю» и к статьям Шевырева. Белинский справедливо полагал, что редкая периодичность «Современника» (четыре книжки в год) очень помешает его широкому распространению и влиянию на публику: «По нашему мнению, да и по мнению самого «Современника», журнал должен быть чем-то живым и деятельным, а может ли быть особенная живость в журнале, состоящем из четырех книжек, а не книжищ, и появляющемся через три месяца? Такой журнал, при всем своем внутреннем достоинстве, будет походить на альманах, в котором, между прочим, есть и критика».

Пушкин ознакомился со статьей Белинского во время своей поездки в Москву и захотел с ним встретиться, однако эта встреча не состоялась, так как поэт торопился с отъездом. По возвращении в Петербург Пушкин почти сразу же написал своему московскому другу П.В. Нащокину; выразив сожаление, что не повидался с Белинским, он просил передать критику экземпляр первого тома «Современника», причем «потихоньку от Наблюдателей». Этим подарком Пушкин как бы выразил свое согласие с Белинским в его критике «Московского наблюдателя» и общей оценке «Современника».

Рецензируя второй том «Современника», Белинский отмечает снижение участия Пушкина в журнале и усиление тенденций «светскости». По мнению Белинского, в некоторых статьях этого тома «обнаруживается самая глубокая симпатия к московскому «светскому» журналу [т.е. к «Московскому наблюдателю»] и беспредельное уважение к его критике». Белинский выразил опасение, как бы журнал Пушкина не превратился в петербургский «Наблюдатель». Очевидно, опасения Белинского разделял и сам Пушкин, который вскоре после данного выступления критика решил привлечь его к своему журналу.

После закрытия изданий Надеждина Белинский полтора года вынужденно оказался вне журнальной трибуны.

Осенью 1836 г. Пушкин вел переговоры со своими московскими друзьями о приглашении Белинского в «Современник», но смерть поэта помешала осуществлению этого проекта. В начале 1837 г. к Белинскому обращается петербургский издатель А.А. Краевский, который стал редактором газеты «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду»[88][41]. Письма Белинского к Краевскому в январе – феврале 1837 г. свидетельствуют о страстном желании критика во что бы то ни стало вернуться к журнальной работе: «Давно не писал, руки чешутся, и статей в голове много шевелится, так что рад ко всему привязаться, чтоб только поговорить печатно». В ходе переговоров Белинский неодобрительно отозвался о том направлении, которое придал газете Краевский, выразил свое неудовольствие тем, что тот привлек в «Литературные прибавления» князя Вяземского, барона Розена и т.п., упрекнул Краевского за его исключительное расположение к «Московскому наблюдателю».

Белинский дал понять, что намеревается превратить «Литературные прибавления» в демократической орган, рассчитанный не на избранного читателя, а на широкую читательскую публику и тем самым нейтрализующий мнения многотиражной «Библиотеки для чтения».

Так же как в «Телескопе» и «Молве», Белинский и в «Литературных прибавлениях» надеялся вести непримиримую борьбу с реакционным «журнальным триумвиратом» в лице Булгарина, Греча и Сенковского и с аристократическим «Московским наблюдателем». Он стремится выступать не столько против отдельных литературных суждений и оценок Булгарина и его сотрудников, сколько против того вредного влияния, которое оказывают эти журналисты на развитие русского просвещения в самом широком плане. Точнее говоря, и теперь борьба с реакционной журналистикой по литературным вопросам рассматривается Белинским только как форма борьбы по вопросам общественно-политическим.

Полемику с «господами Наблюдателями» Белинский начал еще до окончания переговоров с Краевским в отосланной ему рецензии на «Повести А. Мухина», где попутно осудил изысканность слога светских повестей Н.Ф. Павлова, непременного сотрудника и пайщика «Московского наблюдателя».

Это никак не соответствовало планам Краевского, и он потребовал изменить рецензию. Кроме того, Краевский заявил, что статьи Белинского будут подвергаться редакционной правке и печататься без подписи.

Как ни стремился Белинский к участию в периодике, как ни нуждался материально, он не принял условий Краевского, ибо не мог торговать своими мнениями и совестью. Белинский решительно отказался от сотрудничества в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду», о чем сообщил Краевскому 4 февраля 1837 г.: «По моему мнению, не только лучше молчать и нуждаться, но даже и сгинуть со свету, нежели говорить не то, что думаешь, и спекулировать на свое убеждение».

Острая полемика, которую, вел Белинский с «Московским наблюдателем» в период своего сотрудничества в изданиях Надеждина, сильно подорвала и без того непрочный авторитет этого журнала. В 1837 г. номера выходят с большим запозданием, зачастую сдвоенными. В феврале 1838 г. Шевырев, Погодин, Павлов и другие покидают «Московский наблюдатель». Официальный редактор Андросов в марте сдает журнал в аренду типографщику Н.С. Степанову, который принимает на себя функции издателя. Степанов предложил Белинскому стать неофициальным редактором и фактическим хозяином журнала. Белинский охотно согласился. Официальным редактором продолжал числиться Андросов, хотя никакого участия в работе он не принимал.

Привлечение сотрудников, отбор материала, правка, сношения с цензурой и типографией, читка корректур – все это легло на Белинского, но он успевал и много писать; с марта 1838 по май 1839 г. Белинский напечатал в «Московском наблюдателе» более 120 статей, рецензий и заметок и пьесу «Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь», которая не без успеха шла на московской сцене с участием М.С. Щепкина. Начали участвовать в журнале М.А. Бакунин, В.П. Боткин, К.С. Аксаков, П.Н. Кудрявцев, В.И. Красов, И.П. Клюшников, M.H. Катков, но душою издания был, конечно, Белинский, который с головой окунулся в работу редактора и журнального сотрудника. «Мне во что бы то ни стало, хоть из кожи вылезть, а надо постараться не ударить лицом в грязь и показать, чем должен быть журнал в наше время», – писал он И.И. Панаеву 26 апреля 1838 г.

«Московский наблюдатель» выходил в 1838 г. два раза в месяц, в 1839 г. – ежемесячно. В нем были следующие отделы: «Науки», «Изящная словесность», «Критика». «Литературная хроника», «Иностранная библиография» (в 1839 г.), «Театральная хроника», «Смесь», «Моды».

Полнота и разнообразие журнального материала при сохранении единого, твердого направления, хорошая постановка отделов критики и библиографии – вот основные требования, которые предъявлял Белинский к журналу в пору своей работы в «Телескопе» и «Молве» и которым, по его мнению, в свое время не удовлетворял «Московский наблюдатель». В этом направлении Белинский и перестраивает перешедший в его руки журнал, теперь только названием напоминавший прежний «Московский наблюдатель». Это сразу заметили современники и позже подчеркнул Чернышевский в шестой статье «Очерков гоголевского периода русской литературы». По его мнению, «Московский наблюдатель» 1838–1839 гг. был проникнут единством задушевной мысли» (III, 198). Сказав, что «по отделу поэзии «Московский наблюдатель» был гораздо выше всех прежних наших журналов и альманахов», что и по отделу беллетристики он «был едва ли не выше всех остальных своих собратьев», Чернышевский отмечает, как несомненное достижение, гармоническое единство всех его отделов: «Это первый в ряду таких журналов, какие имеем мы теперь, в которых поэзия, беллетристика и критика согласно идут к одной цели, поддерживая друг друга» (III, 201).

Организующее начало «Московского наблюдателя» при Белинском Чернышевский видит в философском направлении журнала: «Стремления, одушевляющие его поэзию и беллетристику, видимо проникнуты философскою мыслью, которая владычествует над всем». И дальше: «Главное значение «Московского наблюдателя» состоит в том, что он был органом гегелевой философии» (III, 201, 202).

В самом деле, в отличие от изданий реакционного «триумвирата», которые в своей ставке на эмпиризм и буржуазный практицизм проявляли явную враждебность даже к самому слову «философия», по поводу чего неоднократно иронизировал Белинский, «Московский наблюдатель» 1838–1839 гг. пропагандировал основные положения философии Гегеля и разъяснял их применительно к историческому развитию общества, к эстетике и критике. Белинский и его друзья понимали, что «объяснить действительность стало существенной обязанностью философского мышления» (Чернышевский). Но они, принимая идею исторической закономерности, делали акцент не на отрицании и борьбе, а на примирении противоположных начал, на сглаживании противоположностей, что и привело их тогда к признанию «разумности», т.е. исторической обусловленности, существующей действительности, к «примирению» с действительностью.

Роль программной статьи в обновленном журнале должно было играть предисловие М. Бакунина к переведенным им «Гимназическим речам» Гегеля, в котором формулировались основные принципы философии Гегеля и декларировалась идея «примирения» с действительностью. Прямым дополнением к нему были статья Белинского «Гамлет», драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета», а также переведенная Катковым статья гегельянца Ретшера «О философской критике художественного произведения» и статьи других сотрудников. В статье о «Гамлете» Белинский раскрыл содержание образа Гамлета, показав его созвучность поколению русской интеллигенции 1830-х годов, дал глубокий анализ игры Мочалова и выдвинул проблему театрального зрителя («публика будет главнейшим вопросом нашего рассуждения»).

Идеи временного «примирения с действительностью» наложили отпечаток на литературно-эстетические взгляды Белинского. Он теперь не признает активного, критического начала в литературе и искусстве, отрицает сатирические жанры, резко выступает против социальной направленности современной французской литературы, против протестующей поэзии Шиллера, ратует за «объективное» (т.е. бесстрастное, бестенденциозное) искусство, преувеличивает значение философской и эстетической критики и явно умаляет важность критики исторической.

Но одновременно Белинский разрабатывает ряд важных положений своей реалистической эстетики (требование правдивого изображения действительности, гармонической связи идеи с формой, понимание художественного произведения как целостного организма и т.д.).

Вообще конец 1830-х годов для Белинского – время накопления знаний, глубоких раздумий, позволивших ему в 1840-е годы преодолеть «насильственное примирение» с «гнусной действительностью», выйти на путь борьбы с ней, увязать задачи литературы, искусства и журналистики с общественными потребностями.

Примирительное умонастроение поры «Московского наблюдателя» сказалось не только на содержании статей Белинского, но и на их языке и стиле. Ведущим жанром журнальных произведений Белинского становится статья-трактат, статья-рассуждение, главным образом по вопросам философским и эстетическим. Эти статьи перегружены философскими терминами, научной фразеологией; на каждой странице мелькают: «субъект», «объект», «распадение», «восстание», «созерцание», «идея», «дух», «имманентность» и т.д.

Полемическое острие выступлений Белинского в «Московском наблюдателе» несколько сглаживается, и он неоднократно пользуется «фигурой умолчания», т.е. демонстративно молчит, когда с чем-то не согласен. Но и теперь Белинский в многочисленных рецензиях и заметках активно борется с низкопробными произведениями «толкучего рынка», пьесами-однодневками, с реакционной литературой и журналистикой.

В отделе «Литературная хроника» Белинский с беспримерной для того времени оперативностью рецензировал свежие номера журналов, выходящие альманахи и сборники, а в 1839 г. напечатал обстоятельную статью-обозрение «Русские журналы» (№3, 4).

Сурово характеризует Белинский журнал «Сын отечества», негласным редактором которого стал Н. А. Полевой. Отдав должное Полевому как издателю и редактору «Московского телеграфа», Белинский резко осуждает его за переход в лагерь Булгарина и Греча. Нынешний Полевой не в состоянии оживить «Сын отечества»; этот журнал и после реорганизации – «какое-то тусклое пятно, знаменующее затмение на горизонте нашей журналистики».

Отмечая научное и литературное достоинство «Современника» конца 1830-х годов, Белинский, однако, строго отзывался о критическом и библиографическом отделах, которые в основном вел сам издатель Плетнев. Отличительный характер статей Плетнева, по Белинскому, составляют «мягкость, нежность, снисходительность и краткость», такая «деликатность», что «нередко самое порицание можно принять за похвалу» (III, 46). В своей отрицательной оценке Плетнева как критика карамзинского направления Белинский продолжал традиции декабристов и Пушкина. Пушкин внушал Плетневу в 1825 г.: «Брат Плетнев! Не пиши добрых критик! Будь зубаст и бойся приторности!». А декабрист А.А. Бестужев иронически замечал в «Полярной звезде» на 1825 г.: «Мне кажется, что г. Плетнев не совсем прав, расточая в обозрении полною рукою похвалы всем и уверяя некоторых поэтов, что они не умрут потому только, что родились».

Белинский приветствует переход «Отечественных записок» в руки Краевского, который привлек к сотрудничеству лучших писателей и ученых. В обновленном журнале «богатейшим и блистательнейшим» он считает отдел «Словесность», а в нем выделяет «Бэлу» Лермонтова и повесть И.И. Панаева «Дочь чиновного человека». Много претензий предъявил Белинский отделам критики и библиографии, очень неполным и бесцветным. Если же эти отделы будут улучшены, «Отечественные записки», по мнению Белинского, смогут «занять первое место в современной русской журналистике».

С течением времени Белинскому все труднее и труднее становится выпускать «Московский наблюдатель». Помощники его – Бакунин, Катков, Боткин, К. Аксаков – охладели к изданию. Номера журнала неделями лежали в цензурном комитете, и чиновники придирались к каждой мелочи. Белинский научился хитрить: он отсылал некоторые статьи для просмотра в петербургский цензурный комитет, где благодаря хорошим отношениям знакомого Белинского Ф.А. Кони с цензором Корсаковым, разрешение добывалось проще. Забирая у Белинского все силы, журнал не обеспечивал его материально. Совершенно измученный, без средств к существованию Белинский в июле 1839 г. оставил «Московский наблюдатель» с грустным сознанием, что журнал не получил широкого распространения, был «мало известен публике» (тираж его не превышал 600–700 экземпляров).

Мечтая о более широком журнальном поприще, Белинский просит И.И. Панаева поговорить с А.А. Краевским, не пригласит ли он его сотрудничать в «Литературных прибавлениях к “Русскому инвалиду”» и в журнале «Отечественные записки», который с 1839 г. перешел к этому издателю. Белинский по-прежнему ставил твердое условие, чтобы никто не посягал на его убеждения. «Я продаю себя, – пишет он Панаеву 18 февраля 1839 г., – не стесняя при том моего образа мыслей, выражения словом, моей литературной совести, которая для меня так дорога, что во всем Петербурге нет и приблизительной суммы для ее купли. Если дело дойдет до того, что мне скажут: независимость и самобытность убеждений или голодная смерть – у меня достанет силы скорее издохнуть, как собаке, нежели живому отдаться на позорное съедение псам».

Вначале Краевский и слышать не хотел о Белинском, помня его независимое поведение во время первых переговоров в начале 1837 г., но потом вынужден был согласиться, так как он очень нуждался в талантливом сотруднике. К тому же Краевский, зная о примирительных умонастроениях Белинского по его статьям в «Московском наблюдателе», полагал, что может не опасаться конфликтов с критиком на почве общественно-политических взглядов[89][42].

В течение июля – октября 1839 г. Белинский был московским корреспондентом изданий Краевского. В конце октября 1839 г. Белинский переезжает в Петербург и становится основным сотрудником и фактическим редактором таких отделов «Отечественных записок», как «Критика» и «Современная библиографическая хроника». Одновременно Белинский печатается в газете «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду», которая в 1840 г. была переименована в «Литературную газету».

В полной мере талант Белинского-журналиста развернулся в петербургский период его жизни, более долгий и плодотворный. Но еще сотрудничая в московской журналистике, Белинский создал такой тип статьи, который, во-первых, отвечал потребностям времени и запросам демократического читателя, а во-вторых, отражал индивидуальные особенности его творческой личности. Недаром Белинский говорил: «Моя статья и я всегда нечто нераздельное» (письмо К.Д. Кавелину 7 декабря 1847 г.).

Современники без труда распознавали неподписанные статьи Белинского: настолько они отличались своим содержанием и формой. И.И. Панаев рассказывал о своей встрече с сибирским купцом, который сообщил, что у них в провинции охотнее всего читают «Отечественные записки», где участвует Белинский. На вопрос Панаева: «Да каким же образом вы отличаете его статьи? Ведь он почти никогда не подписывает своего имени», – собеседник ответил: «Птица видна, сударь, по полету, говорит пословица. Он хоть и не печатает своего имени, а имя его у нас знают все грамотные люди».

Для статей Белинского характерна большая емкость, многоплановость, своего рода энциклопедизм. Говоря об одном вопросе, Белинский попутно касается множества других, оттого его статьи, как правило, довольно велики, изобилуют отступлениями «по поводу», частыми повторениями. Именно такой тип статьи служил задачам всестороннего просвещения широкого читателя. «Теперь у нас великую пользу может приносить... кафедра, но журнал – большую», – настаивал Белинский. Действительно, если университетское образование могли получить лишь немногие, то журнал читали тысячи. И журнальные статьи Белинского были подлинным университетом для демократического читателя.

Метод отступлений «по поводу» с приведением дополнительных фактов, позволяющих более убедительно аргументировать мысль, сделать ее доступной и понятной, отвечал также личным склонностям Белинского. «Отступления – всегда точка преткновения для меня», «Без примеров и фактов у меня ничего не делается», – признавался он.

В своих статьях Белинский, руководствуясь заботой о читателе, часто возвращался к ранее высказанной мысли: он добивался, чтобы важное положение было усвоено читателем, вошло в его сознание и чувство. На эту роль повторений у Белинского указывал Чернышевский в «Очерках гоголевского периода русской литературы» (III, 133).

Многие статьи Белинского (и особенно в 1830-е годы) строились по принципу свободной композиции. Такая структура статьи была связана, во-первых, с приемом отступлений «по поводу», а во-вторых, – с самой системой изложения, непринужденной, разговорной формой, свойственной статьям Белинского.

Как журналист-демократ, Белинский настоятельно подчеркивал, что при всей серьезности содержания журнальные статьи должны писаться не только просто и понятно, но также увлекательно и живо. Статья должна захватить, увлечь. Особенно на этом настаивал Белинский в 1830-е годы – и не случайно: прежде всего через легкую, образную форму изложения, непринужденную манеру речи можно было приучить еще недостаточно подготовленного и развитого человека к чтению серьезных статей.

Исходя из требований времени и учитывая уровень развитии своих читателей, Белинский создает особый тип статьи – глубокой по содержанию и беллетристической по форме. Он вводит термин «беллетристическая статья», для которой характерны не «сухость и отвлеченность», а «заманчивость и легкость», истинное «красноречие». Это красноречие достигается не только поэтической стилистикой, которой постоянно пользуется Белинский, – удачными метафорами и сравнениями, точными и в то же время яркими (иногда остро ироническими) формулировками, емкими афоризмами, метким «крылатым» словом и т.д. Неповторимую живость статьям Белинского 1830-х годов придает также их ярко выраженная «разговорность». Создается впечатление застенографированной живой устной речи, текст как бы произносится перед слушателями. Многие статьи Белинского – монолог, обращенный к читателям-слушателям, или увлекательная откровенная беседа с ними. В статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» Белинский сформулировал один из основных принципов журнальной статьи: «Критик и публика – это два лица беседующие» и положил его в основу своей журналистской практики.

Статьи Белинского привлекали и до сих пор привлекают читателей своей эмоциональностью, взволнованностью, личным, задушевным тоном. За статьями Белинского всегда чувствуется их автор, человек живой, активный, немедленно и резко реагирующий на факты и явления современности. Он негодует и почти физически страдает, сталкиваясь с ужасами николаевской действительности, со всеми проявлениями реакционной идеологии и, напротив, от души радуется, когда обнаруживает ростки нового, свежего в сознании современников или когда ему удается нанести удар по идейному противнику. Недаром Герцен отмечал, что «в каждом слове» Белинского «чувствуешь, что человек этот пишет кровью» (VII, 238). Острая ирония, трогательный лиризм или веселый юмор окрашивают статьи Белинского, в зависимости от того, о чем идет речь. «Отвлечение – не моя сфера..., моя сфера – огненные слова и живые образы», – признавался он.

Одна из особенностей статей Белинского – их острая полемичность. Наибольшей силы полемическая струя достигла в выступлениях Белинского в 1840-е годы, когда он стал на революционно-демократические позиции. «Чувствую теперь вполне и живо, что я рожден для печатных битв и что мое призвание, жизнь, счастье, воздух, пища – полемика», – утверждал Белинский в письме к В.П. Боткину в 1842 г. Но и в 1830-е годы полемический характер носили многие статьи и заметки Белинского. Он не отказался от полемики даже в пору временного «примирения» с действительностью. «Нет, пока рука держит перо, пока в душе еще не остыли ни благородное негодование, ни горячая любовь к истине и благу – не прятаться, а идти навстречу этой гнусной действительности буду я», – решительно заявлял критик в начале 1840 г., еще не порвав со своими «примирительными» взглядами (XI, 483).

Искусство Белинского – критика и публициста высоко ценили Герцен, Добролюбов, Чернышевский, Писарев и другие представители передовой русской журналистики. Чернышевский, в частности, писал о Белинском в «Очерках гоголевского периода русской литературы»: «Написанные наскоро, не пересмотренные, не исправленные его статьи по увлекательности изложения все бесспорно принадлежат к лучшему, что только до сих пор есть в нашей прозе; едва ли кто-нибудь писал у нас так, как он. Многое из написанного им может быть по силе и прелести изложения сравнено с лучшими страницами подобного рода у величайших европейских писателей.

Впрочем и тут нет ничего удивительного: истинное красноречие дается человеку вместе с благородною натурою и энергическим стремлением к истинному и доброму» (III, 766)[90][43].

[1][1] Не следует обращать внимания на явно идеологические выкладки автора, книга ценна совершенно другим. Если посмотреть на дату её издания, я думаю, всем все станет вполне понятно. (Е.А.)

[2][2] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 25, с. 93.

[3][3] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 24, с. 120, 121.

[4][4] Литературно-библиологический сборник, вып. 1, Пг. 1918, с. 79–80.

[5][5] Прохоров Е.П. Библиография литературы по истории русской журналистики, вышедшей в 1945–1956 гг., вып. 1. – «Журналист» (МГУ), 1959, 8 апреля, №29; вып. 2. М., 1962; Библиография литературы по истории русской журналистики, вышедшей в 1957 г. – «Журналист», 1958, 20 сентября, №2; Библиография литературы по истории русской журналистики, вышедшей в 1958 г. М., 1959; Русская журналистика, публицистика, критика второй половины XIX в. Материалы для библиографии. Литература 1945–1960 гг. – В сб.: Из истории русской журналистики второй половины XIX в. М., 1964.

[6][6] Сопиков В.С. Опыт российской библиографии, ч. 1–5. Спб., 1813–1821; Анастасевич В.Г. Краткое известие о всех с 1707 по 1823 г. выходивших в России повременных изданиях и ведомостях. – «Новости литературы», 1822, т. 2, №23, 25, т. 4, №18; Полевой Н.А. Обозрение русских газет и журналов с самого начала их до 1828 г. – «Московский телеграф», 1827, №22–24; Быстров И.П. Опыт алфавитного указателя к русским периодическим изданиям. Часть историческая, вып. 1. Спб., 1841; Неустроев А.Н. Историческое разыскание о русских повременных изданиях и сборниках за 1703–1802 гг. Спб. 1875; Срезневский В.И. Список русских повременных изданий с 1703 по 1899 г. Спб., 1901.

[7][7] Дополнения и поправки к труду А.Н. Неустроева сделали Л.Н. Майков (Критические и библиографические заметки. – «Журнал министерства народного просвещения», 1876, №7), Н.М. Петровский (Библиографические заметки о русских журналах XVIII века. – «Журнал министерства народного просвещения», 1898, №1) и В.П. Семенников (Русские сатирические журналы. Разыскания об издателях их и сотрудниках. Спб., 1914).

[8][1] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 36, с. 301.

[9][2] Ломоносов М.В. Полн. собр. соч, т. 3, с. 218.

[10][3] Там же, с. 219.

[11][4] См. Берков П.Н. История русской журналистики XVIII века. М. -Л., 1952, с. 228

[12][5] В 1773 г. Новиков окончательно вышел в отставку и более на государственной службе не состоял.

[13][6] Берков П.Н. История русской журналистики XVIII века, с 273.

[14][7] Добролюбов Н.А. Полн. собр. соч., т. 2. М., 1935, с. 170.

[15][8] Там же, с. 174.

[16][9] См.: Незеленов А.И. Н.И. Новиков, издатель журналов 1769–1785 гг. Спб., 1875, с. 238.

[17][10] См.: Русская проза XVIII века. т. 1. М, -Л., 1950, с. 250; Макогоненко Г.П. Николай Новиков и русское просвещение XVIII века. М. -Л., 1952. с. 252 и др.

[18][11] Крестова Л.В. Кто был автором «Отрывка путешествия в***И***Т***» и «Писем к Фалалею». – «Исторические записки», 1963, № 44.

[19][12] Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. Изд. 3. М., 1955, с.231.

[20][13] «Русский вестник», 1858, т. 18, кн. 1, с. 429.

[21][14] Семенников В.П. Русские сатирические журналы 1769–1774 гг. Спб., 1914, с. 54–55; он же. Когда Радищев задумал «Путешествие»? Спб., 1914; он же. К истории создания «Путешествия из Петербурга в Москву». – В кн.: Семенников В.П. Радищев. Очерки и исследования. Пг., 1923.

Дата добавления: 2015-06-26