Лирическое отступление: конец войны 29 страница

Но оказалось, что этот вывод для многих вовсе не очевиден. Например, автор одного обстоятельного письма не видит большой беды в том, что Россия утрачивает признаки индустриальной цивилизации, ибо не признает, что в ней - залог нравственности и любви к Родине. "Наше крестьянство в 1812 г. жило при лучине и вне индустриальной цивилизации, но крепостные крестьяне не разбежались по углам России, не забились по своим огородам, как нынешние горожане по садовым участкам, а организовали отряды и били французов, защищая свое Отечество от супостата". Автор приводит еще ряд таких же доводов и делает вывод: "Бегство из индустриальной цивилизации не влечет обязательного следствия: возвращения к варварству в себе".

Это - важная мысль, и в ней надежда многих. Мол, вернемся лет на двадцать к лучине, перетерпим, зато нравственность и духовные устои России сохраним. Я эту надежду не разделяю и вот почему. Одно дело - жить при лучине и пахать сохой, постоянно улучшая свой материальный мир. Это - культура, в которой рождался и Сергий Радонежский, и Ломоносов, и Пушкин. Совершенно иное дело - регресс, разрушение культуры. Крестьянин и без водопровода чистоплотен. Большой город, в котором разрушен водопровод и канализация, превращается в клоаку и очаг эпидемий. Возвращение в доиндустриальную эру уже невозможно - существующая масса людей при этом должна будет вымереть. Реально люди озвереют и перебьют друг друга в борьбе за скудные ресурсы. Идиллические вздохи о золотом веке и жизни на природе хороши для плохих поэтов. Если бы мы сегодня отказались от автобуса и метро и вздумали ездить на лошадях, города задохнулись бы от конской мочи.

Человек возник из животного, когда стал создавать свой особый искусственный мир - технику, техносферу. В ней время "выпрямилось" и стало необратимым - возник технический прогресс. Мы не вполне понимаем его законы и не всегда умеем его обуздать. Возможно даже, что техника когда-то погубит человека. Но пока что "стрела времени" у человечества направлена в сторону непрерывного развития техники и освоения мира.

Если брать вопрос глубоко, то тип цивилизации (а значит, тип духовности, нравственности, мышления) не определяется техносферой. В основе его лежит господствующее представление о мире, об обществе и о человеке. Япония - высокоразвитая индустриальная страна, но это - типичная аграрная цивилизация с одухотворением природы и общинно-сословным представлением о человеке. И Япония очень гибко воспринимает технику и политические порядки Запада - индустриальной цивилизации. Аграрной (крестьянской) цивилизацией была и Россия (а потом СССР), как марксисты ни пытались опровергнуть в этом вопросе народников. Поэтому русские люди - и рабочие, и инженеры - в 1941 г. были очень похожи на русских людей в 1812 г., хотя управляли танками, самолетами и ракетными установками.

Но не будем брать так глубоко, посмотрим на цивилизованность в обыденном смысле - на возможность устойчиво и достойно сосуществовать в обществе большому числу людей. Даже на этом уровне влияние техники гораздо сложнее, чем считает автор того письма. Важно не отдельное техническое средство - лучина у тебя или люстра, - а вся сумма ресурсов, которые техника предоставляет обществу для жизни и ее воспроизводства. И здесь "стрела времени" жестока. Регресс неизбежно ведет к разрушению морали.

В XIX веке смерть ребенка от кори или пневмонии была горем, но не признаком безнравственности. Сегодня, после того как мы несколько десятилетий пользовались надежными средствами предупреждения и лечения этих болезней, высокая смертность детей из-за отсутствия лекарств или денег у родителей означает нравственное одичание. Из докладов Минздрава видно, как по мере продвижения реформы Гайдара-Чубайса-Грефа тают ресурсы здравоохранения России и накатывает вал болезней, которые еще вчера были совершенно не страшны для нашего общества, о которых мы уже и забыли.

И дело не только в ресурсах. Человек не может вернуться в "жизнь без электричества" без слома культуры потому, что он сам стал иным, даже физиологически. Поражаться надо, как быстро это происходит. В прошлом веке было нормально: "пишу, читаю при лампаде". Свеча была уже вполне достаточным освещением целой комнаты. Еще в конце сороковых годов, после войны, у керосиновой лампы семья нормально читала, дети готовили уроки. Люди моего поколения это помнят. Попробуйте сегодня почитать при свече. Уже невозможно, наше зрение перестроилось.

На Западе было немало утопических движений "возврата к Природе", бегства от города (так называемый неорурализм). Переселенцы образовывали сельские общины и жили своим трудом, отказываясь от современной техники - удобрений, электричества, тракторов. И происходила удивительная вещь - у этих людей очень быстро грубели нравы, и они ожесточались. Еще недавно добрые и даже восторженные люди поголовно начинали избивать своих детей. При утрате ставших привычными ресурсов они не превратились в крестьян, они одичали.

Что же происходит у нас? Ликвидация промышленности, которая обеспечивала нашу жизнь, вызвала быстрое сокращение доступных для населения ресурсов, сужение всей техносферы, в которой мы живем. Пока что мы этого не ощущаем катастрофически, ибо огромны были запасы ресурсов, накопленные в СССР (избыточные запасы считались дефектом плановой экономики, а сегодня этот дефект обернулся спасительной стороной). Но обвал не за горами, правители ведут корабль на скалы уверенной рукой.

Есть ли признаки того, что оскудение доступных среднему человеку ресурсов размывает устои цивилизации в самом простом, элементарном смысле? По мне, такие признаки на каждом шагу. Нищие и бездомные, шныряющие беспризорники, которые уже не ходят в школу, мешочники на всех вокзалах, вшивость, которой не было с войны. Страшное убожество, на грани идиотизма, популярных песен, гремящих из каждого киоска. Но это - социальная косметика, главное видно меньше. Быстро сокращается главный ресурс современного общества - энергия.

Уже сейчас России выделяется скудный паек, лишь для освещения и обогрева, чтобы избиратели нос не вешали. Остальное идет на экспорт. Правители завершают оформление передачи своим западным компаньонам основных месторождений энергоресурсов. Останавливаются целые отрасли, причем чуть ли не в первую очередь те, которые обеспечивают самую примитивную цивилизованность. Это - в России, а в большинстве других республик положение еще хуже, а в Грузии и Армении оно отчаянное.

Вот красноречивый показатель: в СССР достигли высокого показателя - 90% потребляемого мяса получалось из скота, забиваемого в промышленных условиях, с надежным санитарным контролем и полным использованием животных продуктов. Сейчас во многих регионах этот показатель снизился до 10% - скот забивается на подворье, зачастую самым диким образом, а мясо сбывается прямо на шоссе или в подворотнях.

Деиндустриализация - неведомый миру процесс, и трудно предсказать, как вообще поведет себя при этом техносфера. Не взбесятся ли нефтехимические комбинаты, лишенные запчастей, контрольных приборов и квалифицированных аппаратчиков? Справятся ли машинисты с поездами, когда из систем сигнализации и блокировки будут выломаны на продажу последние медные детали? Изуродованная техносфера выходит из-под контроля.

И все же, главные травмы - душевные. По каким точкам в социальном организме ударила деиндустриализация и вытеснение из рабочих коллективов огромных масс людей? Прежде всего по тем, которые уязвимы для стресса. Идет эпидемия "болезней страха и тоски". Резко возросла заболеваемость язвой, болезнями крови и кроветворных органов. Одновременно быстро растут масштабы преступного насилия со стороны обезумевших обедневших людей. Они калечат и убивают друг друга за копейку, даже за мираж копейки. А ведь это пока что только предчувствие настоящей безработицы.

Конечно, у кого-то страх и тоска вызовет душевный подъем, разбудит благородные чувства, но в целом это - фактор социального падения. И меньше всего против этого защищена молодежь. Вот доклад Комитета РФ по делам молодежи (еще при правительстве Ельцина!): "Более трех четвертей молодых людей испытывают чувство неудовлетворенности жизнью. Фиксируется быстрое нарастание (за год в два раза) страха перед будущим. В структуре конкретных страхов на первом месте страх перед войной на национальной почве, далее идут одиночество, бедность, болезнь, бандитизм, возможность потерять работу, голод. Страхи такого рода для российской молодежи являются во многом новыми и потому парализуют волю ее значительной части... На шкале ценностей значительно снизилось значение ценности человеческой жизни. Существовавшая тенденция на снижение числа самоубийств прервана. Количество самоубийств резко возросло и будет увеличиваться".

При опросах среди молодежи, составляющей 32 млн. человек, 6 процентов заявили, что согласны убить человека, если им хорошо заплатят. Конечно, храбрятся - но ведь это 2 миллиона молодых людей, думающих про себя, что могут это сделать!

Повторяю, что все это еще не привело к слому, катастрофе, потому что оказалась неожиданно высокой, даже необъяснимой прочность и советской морали, и советской техники. Народ стихийно (и даже, можем сказать, подпольно) сопротивляется одичанию, и основная масса людей проявляет поразительную нравственную стойкость. Но эти ресурсы не вечны, как не вечны ресурсы советских самолетов, поездов метро и рижских электричек. Не подкрепляемые строем жизни и материальными средствами, все это изнашивается.

И не надо, как некоторые, вспоминать войну - и тогда, мол, было трудно, а народ не одичал. Тогда ненормальные материальные условия компенсировались душевным подъемом и солидарностью - было много горя, но не было тоски и апатии, не было моря брынцаловской водки. И главное, само государство и его идеологическая машина - радио, кино, пресса - старались людей укрепить и поднять, а не задавить и духовно растлить.

Проект "поворота рек" - полигон для отработки подрыва "больших программ"

Не пытаясь облегчить себе задачу, возьму как объект рассуждений самый крайний случай, который, похоже, никто не осмеливался ставить под сомнение - проект "поворота рек".

Случай этот я рассмотрю в двух планах. Во-первых, тема была выбрана идеологами перестройки как наиболее плодотворная для того, чтобы создать прецедент очернения большой программы советского типа и парадигму для такого очернения - набор постулатов, аргументов и инсинуаций для подрыва легитимности любой большой программы. Плодотворной эта тема была потому, что позволяла легко объединить в отрицании несовместимые по многим другим вопросам течения - либералов-западников и патриотов-почвенников. Создать союз Валентина Распутина с Нуйкиным. С другой стороны, отрицание этой программы, на первый взгляд, не затрагивало прямо жизненные интересы большинства населения центральной части СССР, что упрощало манипуляцию их сознанием. Недовольство "азиатов" только придавало пикантности спектаклю и было лишь на руку перестройщикам.

Во-вторых, мощная кампания по дискредитации программы "поворота рек" ошарашила людей так, что ни одного голоса не раздалось против самой постановки вопроса, против той тоталитарной и шизофренической логики, с которой идеологи подошли к одной из принципиальных проблем бытия и которая отныне задавалась как стандарт.

Методологический успех кампании виден хотя бы из того, что не только сторонние наблюдатели (читатели, телезрители), но и та сторона в дебатах, которая оборонялась и оправдывала программу "поворота рек", не смогли вырваться из заданной идеологами схемы. Нельзя предположить, что специалисты, сторонники программы, цинично разыграли вместе с идеологами спектакль, не обратившись к обществу с принципиальными положениями. Скорее, они мямлили что-то невразумительное в силу номенклатурного конформизма, следуя сигналам "из очень большого дома". Так же, как генерал Родионов не осмелился в 1989 г. на заседании Верховного Совета СССР откровенно сказать, как было дело в Тбилиси. Не осмелился - и стал соучастником Собчака в огромной провокации, потрясшей основы государства.

То, что кампания против "поворота рек" навязала обществу совершенно новый тип постановки и обсуждения проблем, который исключал диалог и обращение к здравому смыслу, было результатом огромной важности. Он задал "тип мышления" всей перестройки и затем ельцинской реформы. Важно подчеркнуть, что этот результат был важен сам по себе, он не зависел от того, верно ли по существу или ошибочно отрицание программы "поворота рек". Хочу настойчиво подчеркнуть этот методологический момент: анализируя реальную кампанию против "поворота рек" как большую и важную акцию по манипуляции общественным сознанием, я вовсе не претендую на то, чтобы доказать благотворность этого проекта. Можно допустить, и, возможно, бывают в действительности случаи, когда с помощью обмана и манипуляции проводятся в жизнь разумные решения. Я лично в это мало верю, но спорить с этим не буду, чтобы не терять времени. Так или иначе, при этом обществу наносится большой долгосрочный вред, поскольку человека подталкивают к тому, чтобы он стал "человеком толпы".

В случае кампании против "поворота рек" главным было превратить людей в марионеток, не способных возражать или хотя бы рассуждать про себя. Этого было легче добиться, взяв в качестве объекта мысль верную или хотя бы неочевидную. А затем можно было распространить тот же способ утверждений на заведомо ложные идеи. Это и удалось, так что сегодня люди привычно, не вздрагивая, читают такое, например, утверждение академика-экономиста: "экономика СССР была подорвана индустриализацией".

С самого начала инициаторы кампании задали ей стиль, исключающий возможность диалога и рассуждений. Те, кто поначалу пытался отстаивать программу, были представлены как коррумпированные бюрократы, сознательные разрушители природы и церквей, чуть ли не враги народа. Сразу же делались угрозы в адрес тех, кто мог бы их поддержать. Академик А.Л.Яншин, председатель Научного совета по проблемам биосферы АН СССР писал: "Имена покровителей министерства [Минводхоза] мы узнаем лишь в будущем, но делало оно свое темное дело вполне сознательно и агрессивно".

В этих условиях сомневающиеся сразу замолчали. Кампанию в прессе отличал жесткий тоталитаризм. Ни тени сомнений! Противники "поворота рек" не сказали: "Да, неплохо было бы подкинуть воды в Среднюю Азию, но лучше бы перебрасывать не через Тургайский прогиб, а восточнее километров на двести". Или так: "Да, Средняя Азия задыхается без воды, но сразу пустить им 27 км(- жирно будет. Надо проект вести не в два этапа, а в четыре". Много могло быть вариантов возражений, но отрицание сразу было доведено до абсолюта: "Никакой переброски рек!".

Я не буду здесь касаться уже довольно хорошо известной "инструментальной" стороны дела - того, что внешне нейтральная экологическая тематика была той платформой, на которой организаторы антисоветского переворота объединили людей для первых политических акций. Водные проблемы были в этой кампании одной из забойных тем. По словам одного из ведущих социологов Института социологии РАН О.Н.Яницкого, "экологический протест 1987-1989 гг. стал в СССР первой легальной формой общедемократического протеста и общегражданской солидарности... Экологические конфликты в республиках Прибалтики послужили стимулом к созданию Народных фронтов в защиту перестройки и моральной легитимации их борьбы за экономическую независимость, а затем и выход из СССР... В феврале 1989 г. состоялась первая в СССР массовая (более 300 тыс. участников в 100 городах страны) антиправительственная акция протеста против строительства канала Волга-Чограй".

Примечательно, что кампанию вели возбужденные перестройкой группы гуманитариев и тех, кто туманно называл себя "экологами". В эти группы не допускались ни специалисты, много лет работавшие над проблемой, ни практики (например, хлопководы). А.Л.Яншин называет в качестве самой полезной инициативы крупную экспедицию в Приаралье, организованную в 1988 г. журналом "Новый мир". В нее вошли "писатели, журналисты, экологи, фото- и кинодокументалисты... В обращении участников экспедиции к правительству страны была проанализирована сложившаяся в Средней Азии ситуация и даны рекомендации по немедленному решению возникших здесь экологических и социальных проблем". Съездил фотограф с хорошей компанией - и сразу увидел, как немедленно решить проблемы Средней Азии!

Таким образом, вот - пусковой мотор, запустивший машину разрушения страны. Разумеется, когда мавр сделал свое дело, ему велели уйти, и все это "экологическое движение" как корова языком слизнула. По словам О.Н.Яницкого, в 1990-1992 гг. "начался процесс фронтального отступления новых национальных политиков от декларированных ими экологических программ,.. в целом - общая демобилизация движения". С.Залыгин получил свой льготный билет на Новодевичье кладбище - и дело с концом, нечего об этом и говорить. Поговорим о тех занозах, которые эти мавры надолго вбили в общественное сознание.

Культурная поддержка кампании

Необходимым условием для обеспечения благожелательной пассивности масс в ходе номенклатурной "революции" было глубокое, хотя бы и временное, изменение в сфере культуры. Нужно было на момент вырвать человека из традиций и исторической памяти, из-под влияния русской культуры, и сделать "человеком массы" - особым культурным типом, которого ранее Россия не знала. Конечно, эта большая программа перестройки культуры интенсивно выполняется и после победы "реформаторов", однако в долговременном плане ее успех маловероятен (точнее, он преобразуется в физическое вымирание народа, а это не одно и то же). Но в конце 80-х годов идеологической машине Горбачева удалось с неожиданным успехом осуществить "толпообразование" - превращение политически активной части многомиллионного народа в толпу.

Человек толпы утрачивает чувство ответственности, что и порождает наркотизирующее состояние свободы, необычного счастья. Под влиянием слов пошлых и некрасивых ораторов, которых он в другое время и слушать бы не стал, человек толпы легко и с радостью соглашается крушить ценности, питающие всю его материальную и духовную жизнь. Парадокс в том, что это он может делать под влиянием разожженного в нем теми же ораторами эгоизма. Главная задача ораторов - отключить в человеке способность видеть связь между "корнями и желудями".

Массовая, если не всеобщая, утрата присущего человеку умения схватывать причинно-следственные связи, которая случилась тогда в нашем обществе, есть культурное и социальное потрясение даже более глубокое, нежели утрата рассудка немцами в момент фашистской революции. Самоубийственность проекта фашистов просматривалась лишь через три-четыре логических этапа, поначалу были видны этапы строительства и развития. В конце 80-х годов в СССР людей соблазнили проектом разрушения и деиндустриализации - проектом разрушения самих основ жизнеобеспечения.

Люди равнодушно (если не с радостью) приняли весть о прекращении капиталовложений в тяжелую промышленность и прежде всего в энергетику. Из этого прямо и однозначно вытекала массовая деградация и ликвидация рабочих мест уже через семь-десять лет, а значит, утрата людьми источника их существования. Прорывались редкие голоса (как в 1989 г. на I Съезде народных депутатов СССР), что при этом и обещанное изобилие товаров ширпотреба будет не нужно из-за исчезновения самих потребителей. Никакого отклика эти голоса не имели.

Такое изменение сознания достигалось с помощью множества "небольших" наркотизирующих инъекций - идей, разрушающих логику и здравый смысл. Вот мелкая, но принципиально важная акция - очернение и осмеяние образа И.В.Мичурина. Впечатляет сам факт, что в массовом сознании удалось осмеять и опорочить образ труженика, который всю долгую жизнь занимался выведением морозоустойчивых яблонь и продвижением садов в холодные области России. Тот факт, что образ этого человека был канонизирован в советской идеологии, не меняет дела, ибо канонизирован был именно его скромный и умелый труд - над чем же тут можно было смеяться? Замечу к тому же, что ни натурфилософия Мичурина, ни его труд не содержали ни капли антиприродного, разрушительного импульса - в противоположность пафосу западной науки, который так восхищал хулителей Мичурина.

Сам экспериментальный метод создавался отцами научной революции как "допрос Природы под пыткой". Анри Пуанкаре писал о нем: "Сгибать природу так и эдак, покуда она не приноровится к требованиям человеческого рассудка". Исследуя становление современного Запада, М.Фуко пишет: "Допрос был юридически-политической матрицей для того экспериментального знания, которое было быстро разблокировано в конце средневековья. Как математика в Греции родилась из процедур измерения и меры, так и науки о природе, во всяком случае частично, родились из техники дознания в конце средних веков. Великое эмпирическое познание... имеет, без сомнения, свою операциональную модель в Инквизиции - всеохватывающем изобретении, которое наша стыдливость упрятала в самые тайники нашей памяти".

Да если от Пуанкаре вернуться на родную землю и взять к примеру духовного лидера наших демократов, А.Д.Сахарова. Ведь он, когда над Антарктидой возникла "озоновая дыра", вынашивал планы заштопать ее с помощью ядерных взрывов в верхних слоях атмосферы - при взрыве водородных бомб, мол, выделяется много озона. И на фоне этого врагом природы поклонники Сахарова выставили садовода-селекционера!

Мичурин был противопоставлен генетикам как носитель антиприродного пафоса. Но вспомним, что некоторые генетики, на которых совершил налет их конкурент Лысенко, были энтузиастами евгеники - искусственного выведения улучшенной породы людей, но за время перестройки им не было брошено ни одного упрека. А ведь тут речь идет о такой "переделке природы", что не чета улучшению антоновских яблонь.

Поражение сознания видно в том, что главным объектом издевательств была сделана в общем-то банальная фраза Мичурина: "Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача". Ведь в этой фразе не к чему придраться, ее разумность очевидна. Попробуйте переделать издевательство над этой фразой в положительные утверждения. Таковых можно сделать только два, и оба они нелепы: 1) мы можем ждать милостей от природы, брать у нее самим ничего не надо; 2) нам не нужны никакие блага от природы, мы и так без них проживем. В форме пословиц эквивалентом фразе Мичурина является "Без труда не вытащишь рыбку из пруда", но попробуйте поиздеваться над этой поговоркой - любой удивится.

Таким образом, культурная подготовка к атаке на советские "большие программы" доходила в своем разрушительном действии до уровня "элементарных частиц" цивилизации, буквально до отрицания любого акта труда. Ибо труд и есть деятельность по "взятию милостей у природы" - целенаправленная деятельность по преобразованию природы в целях удовлетворения потребностей человека.

Вернемся к нашему объекту - программе "поворота рек". В ходе кампании против этой программы были интенсивно использованы произведения писателей, отражавших извечную трагедию столкновения личности ("маленького человека") с цивилизацией, с потребностями общества, вынужденного даже для своего выживания изменять окружающую среду в больших масштабах. Многие такие произведения несли в себе более или менее явный антицивилизационный мотив. При этом они не поднимались до диалектического осмысления трагедии (как это сумел сделать А.С.Пушкин в "Медном всаднике"), а концентрировали все внимание на бездушности прогресса и его носителей. В идеологических кампаниях перестройки этот мотив эксплуатировался с огромным перебором и, к сожалению, сами писатели редко охлаждали своим словом эту демагогическую страсть.

Так, на первый план тогда была выдвинута повесть В.Распутина "Прощание с Матерой". Прекрасное произведение стало инструментом манипуляции сознанием. Само слово "водохранилище" приобрело какой-то зловещий, антигуманный оттенок. Это стало важным подкреплением кампании против "поворота рек", поскольку его программа сводилась к созданию каналов и водохранилищ.

Пресса, не приводя конкретных данных и даже суждений, сумела с помощью намеков и эмоциональных вскриков создать впечатление, будто в целом строительство в СССР водохранилищ было разрушительной программой и привело к затоплению огромных ценных угодий и бесчисленных культурных ценностей.

На деле в СССР было создано около 4 тыс. водохранилищ, вмещающих 1200 км(воды. Они позволили резко улучшить окружающую среду, построить большую систему водных путей, урегулировать сток множества рек, получать огромное количество электроэнергии и орошать 7 млн. га земли. Как сказано в одном из академических трудов, "подавляющая часть водохранилищ, как показал опыт длительной их эксплуатации и изучения, успешно выполняет свои функции, и положительный эффект на несколько порядков превосходит размеры ущерба, причиненного созданием водохранилищ".

Что касается затопления ценных угодий, то реальность такова. При строительстве водохранилищ было затоплено 0,8 млн. га пашни из имевшихся в СССР 227 млн. га. Конечно, и 0,8 млн. га немало, но надо же ввести какую-то меру. Ею может служить тот факт, что за 80-е годы только в Нечерноземье РСФСР из-за нехватки трудовых ресурсов выбыло из оборота и заросло кустарником 4 млн. га пашни. А сколько пашни заросло кустарником в ходе нынешней рыночной реформы? По всем республикам СССР у меня данных нет, а в РФ заброшено 30 млн. га сельскохозяйственных угодий.

Фактологическая сторона кампании

Сегодня, когда на "чуть посвежевшую" голову читаешь как материалы самой программы, так и выступления борцов, начиная с Залыгина, поражает чудовищное искажение в кампании сути вопроса и умолчание самых необходимых для понимания сути фактических данных. Если попытаться кратко выразить принципиальное требование противников программы, то оно оказывается полностью абсурдным. Оно ведь выглядит так: "Не троньте северные реки!". Отвергался не конкретный технический проект (место преодоления водораздела, схема каналов и водохранилищ и т.д.), а именно сама идея "преобразования природы".

По сути, вопрос ставился до предела фундаментально: "Не троньте Природу!". Причем эта предельная фундаментальность превращалась именно в предельную абсурдность потому, что касалась воды и звучала почти буквально как "Не троньте воду!". Организаторов кампании якобы возмущала сама идея перемещения воды в пространстве. Как это так - взять воду в Оби и переместить на Юг! Мол, Бог направил Обь на Север, так не троньте. И запрет этот звучал настолько тоталитарно, что никогда в нем не вставал вопрос о количественной мере. Дескать, вы хотите слишком много взять из Оби, возьмите поменьше. Запрет был абсолютным, но никто не спросил: а пойти к колодцу, вытащить ведро воды и отнести домой - разве не такое же изъятие и переброска воды? Где предел количества и расстояния, который вы накладываете на переброску? Нет, в таком ключе говорить не позволили.

Красноречива такая сторона дела: во всей дискуссии не было сказано об исторических корнях программы. Дело было представлено таким образом, будто "проект века" есть типичное порождение технократического советского ("сталинского") плана преобразования природы, который имел логическим следствием опустошение земли, высыхание Аральского моря, Чернобыль и ликвидацию "неперспективных деревень". Борьба против "поворота рек" сразу стала трактоваться как мессианская борьба против Голиафа "административно-командной системы".

В действительности проект переброски воды из бассейна Оби и Иртыша в бассейн Аральского моря был предложен выпускником Киевского университета Я.Г.Демченко (1842-1912) в 1868 г.29. Вернее, эту идею он впервые изложил в седьмом классе 1-й Киевской гимназии в конкурсном сочинении "О климате России". В 1871 г. вышла книга Демченко "О наводнении Арало-Каспийской низменности для улучшения климата прилежащих стран", а в 1900 г. вышло второе, переработанное издание книги под тем же названием. Свою записку в Русское географическое общество, в которой он предлагал начать топографические работы, Демченко закончил словами: "Придет время, когда русские будут дрожать над каждым клочком годной земли, подобно французам и голландцам".

Как и в случае многих других больших программ, в царское время возможности реализации этого проекта не было, банкам большие программы развития России тоже были не нужны. Газета "Биржевые ведомости" писала: "Мы советовали бы г. Демченку всю выручку за свою книжку пожертвовать в основной фонд "для наводнения Арало-Каспийской низменности", - тысяч через пять-десять лет капитал этот с процентами, конечно, будет достаточен для того, чтобы сочинить потоп Европы и Азии".

Сразу после Октября исходить в жизненных целях стали не из капитала с процентами, и проект приобрел актуальность. Таков был интерес к нему, что уже в гражданскую войну делались попытки послать экспедицию в Сибирь. Из-за нехватки средств водораздел осмотрел только один инженер, который дал заключение о "возможности захвата сибирского водосбора для обводнения Иргиз-Тургайского района". Затем был разработан целый ряд проектов, и с 60-х годов началась планомерная научная работа над программой.

Дата добавления: 2015-06-26