Лекции 1-35 21 страница. влечение к пище. Другие понятия, такие как сексуальное возбуждение и

влечение к пище. Другие понятия, такие как сексуальное возбуждение и

удовлетворение, не нуждаются в объяснении. Вы сами легко поймете, что при

сексуальных проявлениях грудного младенца больше всего приходится

заниматься толкованием, и вы, вероятно, будете считать это возражением.

Эти толкования возникают на основе аналитических исследований, если идти

обратным путем, от симптома. Первые сексуальные побуждения у грудного

младенца проявляются в связи с другими жизненно важными функциями. Его

главный интерес, как вы знаете, направлен на прием пищи; когда он,

насытившись, засыпает у груди, у него появляется выражение блаженного

удовлетворения, которое позднее повторится после переживания полового

оргазма. Но этого, пожалуй, слишком мало, чтобы строить на нем заключение.

Однако мы наблюдаем,

что младенец желает повторять акт приема пищи, не требуя новой пищи;

следовательно, при этом он не находится во власти голода. Мы говорим: он

сосет, и то, что при этом действии он опять засыпает с блаженным

выражением, показывает нам, что акт сосания сам по себе доставил ему

удовлетворение. Как известно, скоро он уже не засыпает, не пососав. На

сексуальной природе этого действия начал настаивать старый врач в

Будапеште д-р Линднер (1879). Лица, ухаживающие за ребенком, не претендуя

на теоретические выводы, по-видимому, аналогично оценивают сосание. Они не

сомневаются в том, что оно служит ребенку только для получения

удовольствия, относят его к дурным привычкам и принуждают ребенка

отказаться от этого, применяя неприятные воздействия, если он сам не

желает оставить дурную привычку. Таким образом, мы узнаем, что грудной

младенец выполняет действия, не имеющие другой цели, кроме получения

удовольствия. Мы полагаем, что сначала он переживает это удовольствие при

приеме пищи, но скоро научается отделять его от этого условия. Мы можем

отнести получение этого удовольствия только к возбуждению зоны рта и губ,

называем эти части тела эрогенными зонами, а полученное при сосании

удовольствие сексуальным. О правомерности такого названия нам, конечно,

придется еще дискутировать.

Если бы младенец мог объясняться, он несомненно признал бы акт сосания

материнской груди самым важным в жизни. По отношению к себе он не так уж

не прав, потому что этим актом сразу удовлетворяет две важные потребности.

Не без удивления мы узнаем затем из психоанализа, какое большое

психическое значение сохраняет этот акт на всю жизнь. Сосание материнской

груди становится исходным пунктом всей сексуальной жизни, недостижимым

прообразом лю-

бого более позднего сексуального удовлетворения, к которому в тяжелые

времена часто возвращается фантазия. Оно включает материнскую грудь как

первый объект сексуального влечения; я не в состоянии дать вам

представление о том, насколько значителен этот первый объект для выбора в

будущем любого другого объекта, какие воздействия оказывает он со всеми

своими превращениями и замещениями на самые отдаленные области нашей

душевной жизни. Но сначала младенец отказывается от него в акте сосания и

заменяет частью собственного тела. Ребенок сосет большой палец,

собственный язык. Благодаря этому он получает независимость в получении

удовольствия от одобрения внешнего мира а, кроме того, для его усиления

использует возбуждение другой зоны тела. Эрогенные зоны не одинаково

эффективны; поэтому когда младенец, как сообщает Линднер, при обследовании

собственного тела открывает особенно возбудимые части своих гениталий и

переходит от сосания к онанизму, это становится важным переживанием.

Благодаря [91]

мешающая, враждебная его стремлению к удовольствию сила и заставляет его

предчувствовать будущую внешнюю и внутреннюю борьбу. От своих экскретов он

вынужден освобождаться не в любой момент, а когда это определяют другие

лица. Чтобы заставить его отказаться от этих источников удовольствия, все,

что касается этих функций, объявляется неприличным и должно скрываться от

других. Здесь он вынужден прежде всего обменять удовольствие на социальное

достоинство. Его отношение к самим экскретам сначала совершенно иное. Он

не испытывает отвращения к своему калу, оценивает его как часть своего

тела, с которой ему нелегко расстаться, и использует его в качестве

первого "подарка", чтобы наградить лиц, которых он особенно ценит. И даже

после того как воспитателям удалось отучить его от этих наклонностей, он

переносит оценку кала на "подарок" и на "деньги". Свои успехи в

мочеиспускании, он, по-видимому, напротив, рассматривает с особой

гордостью.

Я знаю, что вам давно хочется меня прервать и крикнуть: довольно гадостей!

Дефекация - источник сексуального удовольствия, которое испытывает уже

младенец! Кал - ценная субстанция, задний проход - своего рода гениталии!

Мы не верим этому, но теперь мы понимаем, почему педиатры и педагоги

отвергли психоанализ и его результаты. Нет, уважаемые господа! Вы только

забыли, что я хотел вам изложить факты инфантильной сексуальной жизни в

связи с сексуальными извращениями. Почему бы вам не знать, что задний

проход действительно берет на себя роль влагалища при половом акте у

большого числа взрослых, гомосексуальных и гетеросексуальных? И что есть

много людей, испытывающих сладострастное ощущение при дефекации всю свою

жизнь и описывающих его как довольно сильное? Что касается интереса к

акту дефекации и удовольствия от наблюдения дефекации другого, то вам

подтвердят это сами дети, когда станут на несколько лет старше и смогут

сообщить об этом. Разумеется, вы не должны перед этим постоянно запугивать

детей, иначе они отлично поймут, что должны молчать об этом. Что касается

других вещей, которым вы не хотите верить, я отсылаю вас к результатам

анализа и непосредственному наблюдению за детьми и должен сказать, что это

прямо-таки искусство не видеть всего этого или видеть как-то иначе. Я

также не имею ничего против того, чтобы вам резко бросилось в глаза

родство детской сексуальности с сексуальными извращениями. Это,

собственно, само собой разумеется; если у ребенка вообще есть сексуальная

жизнь, то она должна быть извращенного характера, потому что, кроме

некоторых темных намеков, у ребенка нет ничего, что делает сексуальность

функцией продолжения рода. С другой стороны, общая особенность всех

извращений состоит в том, что они не преследуют цель продолжения рода. Мы

называем сексуальную деятельность извращенной именно в том случае, если

она отказывается от цели продолжения рода и стремится к получению

удовольствия как к независимой от него цели. Вы поймете, таким образом,

что перелом и поворотный пункт в развитии сексуальной жизни состоит в

подчинении ее целям продолжения рода. Все, что происходит до этого

поворота, так же как и все, что его избежало, что служит только получению

удовольствия, приобретает малопочтенное название "извращенного" и

презирается как таковое.

Позвольте мне поэтому продолжить краткое изложение [93]

чений (Partialtriebe), которые независимо друг от друга пытаются получить

удовольствие частично от собственного тела, частично уже от внешнего

объекта. Очень скоро среди этих органов выделяются гениталии; есть люди, у

которых получение удовольствия от собственных гениталий без помощи

гениталий другого человека или объекта продолжается без перерыва от

младенческого онанизма до вынужденного онанизма в годы половой зрелости и

существует затем неопределенно долго и в дальнейшем. Впрочем, с темой

онанизма мы не так-то скоро покончим; это материал, требующий

многостороннего рассмотрения. Все-таки должен вам сказать кое-что о

сексуальном исследовании (Sexualforschung) детей. Оно слишком типично для

детской сексуальности и крайне значимо для симптоматики неврозов. Детское

сексуальное исследование начинается очень рано, иногда еще до трехлетнего

возраста. Оно связано не с различием полов, ничего не говорящим ребенку,

так как он - по крайней мере, мальчик - приписывает обоим полам те же

мужские гениталии. Если мальчик затем обнаруживает влагалище у маленькой

сестры или подруги по играм, то сначала он пытается отрицать это

свидетельство своих органов чувств, потому что не может представить

подобное себе человеческое существо без столь ценной для него части.

Позднее он пугается этого открытия, и тогда прежние угрозы за слишком

интенсивное занятие своим маленьким членом оказывают свое действие. Он

попадает во власть кастрационного комплекса, образование которого имеет

большое значение для формирования его характера, если он остается

здоровым, для его невроза, если он заболевает, и для его сопротивлений,

если он подвергается аналитическому лечению. О маленькой девочке мы знаем,

что она считает себя глубоко ущемленной из-за отсутствия большого видимого

пениса, завидует в этом мальчику и в основном

по этой причине у нее возникает желание быть мужчиной, желание, снова

появляющееся позднее при неврозе, который наступает вследствие ее неудачи

в женской роли. Впрочем, клитор девочки в детском возрасте вполне играет

роль пениса, он является носителем особой возбудимости, местом, в котором

достигается аутоэротическое удовлетворение. Превращение маленькой девочки

в женщину во многом зависит от того, переносится ли эта чувствительность

клитора своевременно и полностью на вход во влагалище. В случаях так

называемой сексуальной анестезии у женщин клитор упорно сохраняет свою

чувствительность.

Сексуальный интерес ребенка скорее обращается сначала к проблеме, откуда

берутся дети, к той самой, которая лежит в основе вопроса фиванского

сфинкса, и пробуждается большей частью эгоистическими опасениями при

появлении нового ребенка. Ответ, даваемый в детской, что детей приносит

аист, вызывает недоверие даже у маленьких детей гораздо чаще, чем мы

думаем. Ощущение, что взрослые его обманывают, скрывая истину,

способствует отчуждению ребенка и развитию его самостоятельности. Но

ребенок не в состоянии разрешить проблему собственными средствами. Его еще

неразвитая сексуальная конституция ставит определенные границы для его

познавательной способности. Сначала он предполагает, что дети происходят

от того, что с пищей съедают что-то особое, и ничего не знает о том, что

детей могут иметь только женщины. Позже он узнает об этом ограничении и

отказывается от мысли, что ребенок происходит от еды, эта мысль остается

только в сказке. Подрастающий ребенок скоро замечает, что отец должен

играть какую-то роль в появлении ребенка, но не может угадать какую. Если

он случайно становится свидетелем полового акта, то видит в нем попытку

насилия, борьбу, садистски истолковывает коитус. Но сначала он

не связывает этот акт с появлением ребенка. Когда он обнаруживает следы

крови в постели и на белье матери, он тоже принимает это за доказательство

нанесенного отцом ранения. В более поздние годы он, видимо, предчувствует,

что половой орган мужчины принимает существенное участие в появлении

детей, но не может приписать этой части тела никакой другой функции, кроме

мочеиспускательной.

С самого начала дети единодушны в том, что рождение ребенка должно

осуществляться через кишечник, что ребенок появляется, следовательно, как

ком кала. Только после обесценивания всех анальных интересов эта теория

оставляется и заменяется предположением, что открывается пупок или что

местом рождения является область между женскими грудями. Таким образом

пытливый ребенок приближается к знанию сексуальных фактов или проходит

мимо них, сбитый с толку своим незнанием, пока в препубертатном возрасте

не получит обычно оскорбительного и неполного объяснения, нередко

оказывающего травматическое действие.

Вы, конечно, слышали, уважаемые господа, что понятие сексуального в

психоанализе претерпело неоправданное расширение с целью сохранить

положения о сексуальной причине неврозов и сексуальном значении симптомов.

Теперь вы можете сами судить, является ли это расширение неоправданным. Мы

расширили понятие сексуальности лишь настолько, чтобы оно могло включить

сексуальную жизнь извращенных и детей. Это значит, что мы возвратили ему

его правильный объем. То, что называют сексуальностью вне психоанализа,

относится только к ограниченной сексуальной жизни, служащей продолжению

рода и называемой нормальной.

ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ЛЕКЦИЯ

Развитие либидо и сексуальная организация

Уважаемые господа! Я нахожусь под впечатлением, что мне не вполне удалось

убедительно разъяснить вам значение извращений для нашего представления о

сексуальности. Поэтому я хотел бы, насколько могу, исправить и дополнить

изложенное.

Дело обстоит вовсе не так, как будто только извращения вынудили нас к тому

изменению понятия сексуальности, которое вызвало столь резкий протест. Еще

больше способствовало этому изучение детской сексуальности, а совпадение

обоих явлений стало для нас решающим. Но проявления детской сексуальности,

как бы они ни были очевидны в более позднем детстве, кажется, исчезают в

неопределенности по мере приближения к их начальным стадиям. Тот, кто не

хочет обращать внимания на историю развития и аналитическую связь, будет

оспаривать их сексуальный и признавать вместо него какой-нибудь

недифференцированный характер. Не забывайте, что в настоящее время мы еще

не имеем общепринятого признака сексуальной природы какого-то процесса,

кроме опять-таки принадлежности к функции продолжения рода, но его мы

считаем слишком узким. Биологические крите-

рии, вроде предложенных В. Флиссом (1906) периодов в 23 и 28 дней, еще

очень спорны; химические особенности сексуальных процессов, которые мы

можем лишь предполагать, еще только ждут своего открытия. Сексуальные

извращения взрослых, напротив, являются чем-то ощутимым и недвусмысленным.

Как показывает уже их общепризнанное название, они, несомненно, относятся

к сексуальному. Пусть их называют признаком дегенерации или как угодно

иначе, еще никто не находил в себе решимости отнести их к чему-нибудь

другому, а не к феноменам сексуальной жизни. Только они дают нам право

утверждать, что сексуальность и продолжение рода не совпадают, потому что

очевидно, что все они отказываются от цели продолжения рода.

Я вижу здесь одну небезынтересную параллель. В то время как для

большинства "сознательное" и "психическое" было тем же самым, мы были

вынуждены расширить понятие "психическое" и признать психическое, которое

не сознательно. И совершенно аналогично другие объявляют идентичным

"сексуальное" и "относящееся к продолжению рода" - или, если хотите

выразиться короче, "генитальное", - в то время как мы не можем не признать

"сексуального", которое не "генитально", и не имеет ничего общего с

продолжением рода. Это только формальное сходство, однако оно имеет более

глубокое основание.

Но если существование сексуальных извращений является в этом вопросе таким

убедительным доказательством, почему оно раньше не оказало своего действия

и не решило этот вопрос? Я, право, не могу сказать. Мне кажется, дело в

том, что к сексуальным извращениям имеется совершенно особое отношение,

которое распространяется на теорию и также мешает их научной оценке. Как

будто никто не может забыть, что они не только что-то отвратительное, но и

чудо-

вищное, опасное, как будто их считают соблазнительными и в глубине души

вынуждены побороть тайную зависть к тем, кто ими наслаждается, подобно

тому как в известной пародии на Тангейзера карающий ландграф сознается:

...В гроте Венеры забыл он честь и долг!

- Странно, что с нашим братом этого не случается.

В действительности же извращенные скорее жалкие существа, очень дорого

расплачивающиеся за свое трудно достижимое удовлетворение.

То обстоятельство, что акт извращенного удовлетворения в большинстве

случаев все же заканчивается полным оргазмом и выделением половых

продуктов, делает извращенную деятельность несомненно сексуальной,

несмотря на всю странность объекта и целей. Но это, разумеется, только

следствие того, что эти лица - взрослые; у ребенка оргазм и половые

выделения невозможны, они заменяются намеками, которые опять-таки не

признаются несомненно сексуальными. Чтобы дополнить оценку сексуальных

извращений, я должен кое-что добавить. Как они ни опорочены, как резко ни

противопоставляются нормальной сексуальной деятельности, простое

наблюдение показывает, что та или иная извращенная черта почти всегда

имеется в сексуальной жизни нормальных людей. Даже поцелуй может по праву

называться извращенным актом, потому что он состоит в соединении двух

эрогенных зон рта вместо двух гениталий. Но никто не отказывается от него

как от извращения, напротив, на сцене он допускается как смягченный намек

на половой акт. Но как раз поцелуй может стать и полным извращением, а

именно тогда, когда он так интенсивен, что непосредственно сопровождается

вы-

делением из гениталий и оргазмом, что бывает не так уж редко. Впрочем,

можно наблюдать, что для одного непременными условиями сексуального

наслаждения являются ощупывание и разглядывание объекта, а другой в порыве

сексуального возбуждения щипает или кусает, что самое большое возбуждение

у любящего не всегда вызывают гениталии, а какая-нибудь другая часть тела

объекта и тому подобное в большом разнообразии. Не имеет никакого смысла

выделять лиц с некоторыми такими чертами из ряда нормальных и причислять

их к извращенным, больше того, все яснее понимаешь, что сущность

извращений состоит не в отступлении от сексуальной цели, не в замене

гениталий, даже не всегда в изменении объекта, а только в

исключительности, с которой совершаются эти отступления, из-за которых

отставляется сам половой акт, служащий продолжению рода. Поскольку

извращенные действия включаются в совершение нормального полового акта как

подготовительные или усиливающие его, они, собственно, перестают быть

извращенными. Конечно, благодаря фактам такого рода пропасть между

нормальной и извращенной сексуальностью сильно уменьшается. Напрашивается

естественный вывод, что нормальная сексуальность происходит из чего-то,

что существовало до нее, исключая как непригодные одни стремления и

объединяя другие с тем, чтобы подчинить их новой цеди продолжения рода.

Прежде чем мы воспользуемся нашими знаниями об извращениях для того, чтобы

снова углубиться в изучение детской сексуальности, исходя из уточненных

предположений, я должен обратить ваше внимание на важное различие между

ними. Извращенная сексуальность, как правило, великолепно центрирована,

все действия стремятся к одной, в большинстве

случаев - единственной цели, частное влечение одерживает верх, и либо

только оно и обнаруживается, либо все другие подчинены его целям. В этом

отношении между извращенной и нормальной сексуальностью нет другого

различия, кроме того, что господствующие частные влечения и

соответствующие им сексуальные цели у них разные. И здесь и там действует,

так сказать, хорошо организованная тирания, только здесь власть захватила

одна семья, а там - другая. Инфантильная сексуальность, напротив, не имеет

в общем такой центрации и организации, ее отдельные частные влечения

равноправны, каждое на свой страх и риск стремится к получению

удовольствия. Отсутствие, как и наличие центрации, разумеется, хорошо

согласуются с тем фактом, что оба вида сексуальности - извращенная и

нормальная - произошли из инфантильной. Впрочем, есть случаи извращенной

сексуальности, имеющие гораздо больше сходства с инфантильной, когда

многочисленные частные влечения независимо друг от друга осуществили или,

лучше сказать, сохранили свои цели. В таких случаях правильнее говорить об

инфантилизме сексуальной жизни, чем об извращении.

Вооруженные этими знаниями, мы можем приступить к обсуждению предложения,

которого нам наверняка не избежать. Нам скажут: почему вы настаиваете на

том, чтобы называть сексуальными уже те, по вашему собственному

свидетельству, неопределенные детские проявления, из которых позднее

развивается сексуальность? Почему вы не хотите лучше довольствоваться

физиологическим описанием и просто сказать, что у младенца наблюдаются

такие виды деятельности, как сосание или задерживание экскрементов,

показывающие нам, что он стремится к получению удовольствия от

функционирования органов

(Organlust)? Этим вы бы избежали оскорбляющего всякое чувство

предположения о наличии сексуальной жизни у ребенка. Да, уважаемые

господа, я не имею ничего против удовольствия от функционирования органов;

я знаю, что высшим наслаждением при совокуплении является удовольствие от

функционирования органов, связанное с деятельностью гениталий. Но можете

ли вы мне сказать, когда это первоначально индифферентное удовольствие от

функционирования органов приобретает сексуальный характер, которым оно

несомненно обладает на более поздних фазах развития? Знаем ли мы об

удовольствии от функционирования органов больше, чем о сексуальности? Вы

ответите, что сексуальный характер присоединяется именно тогда, когда

гениталии начинают играть свою роль; сексуальное совпадает с генитальным.

Вы отвергнете даже возражение относительно извращений, указав мне на то,

что целью большинства извращений все-таки является генитальный оргазм,

хотя и достигаемый другим путем, а не соединением гениталий. Вы займете

действительно гораздо более выгодную позицию, если исключите из

характеристики сексуального отношение к продолжению рода, оказавшееся

несостоятельным вследствие существования извращений, и вместо него

выдвинете на первый план деятельность гениталий. Но тогда мы окажемся

недалеко друг от друга; половые органы просто противопоставляются другим

органам. А что вы возразите против многочисленных фактов, показывающих,

что для достижения наслаждения гениталии могут заменяться другими

органами, как при нормальном поцелуе, в практике извращений, в

симптоматике истерии? При последнем неврозе совершенно обычное дело, что

явления возбуждения, ощущения и иннервации, даже процессы эрекции,

присущие гениталиям, переносят-

ся на другие, отдаленные области тела (например, вверх на голову и лицо).

Уличенные таким образом в том, что у вас ничего не остается для

характеристики сексуального, вы, видимо, должны будете решиться

последовать моему примеру и распространить название "сексуальное" также на

действия, направленные на получение удовольствия от функционирования

органов в раннем детстве.

А теперь выслушайте в оправдание моей точки зрения два других соображения.

Как вы знаете, сомнительные и неопределенные действия для получения

удовольствия в самом раннем детстве мы называем сексуальными, потому что

выходим на них путем анализа симптомов через бесспорно сексуальный

материал. Это еще не значит, что они сами должны быть сексуальными,

согласен. Но возьмите аналогичный случай. Представьте себе, что у нас нет

возможности наблюдать развитие двух двудольных растений, яблони и фасоли,

из их семян, но в обоих случаях можно проследить их развитие в обратном

направлении от полностью сформировавшегося растения до первого ростка с

двумя зародышевыми листками. Оба зародышевых листка выглядят

индифферентно, в обоих случаях они совершенно однородны. Предположу ли я

поэтому, что они действительно однородны и что специфическое различие

между яблоней и фасолью наступит лишь позднее, при вегетации? Или с

биологической точки зрения правильнее полагать, что это различие имеется

уже в ростке, хотя по зародышевым листкам его нельзя увидеть. Но ведь мы

делаем то же самое, называя сексуальным наслаждение при действиях

младенца. Любое ли удовольствие от функционирования органов может

называться сексуальным или наряду с сексуальным есть другое, не

заслуживающее этого названия, я здесь анализировать не могу. Я слишком

мало знаю об удовольствии от функционирования органов и о его условиях,

а при регрессирующем характере анализа вообще не удивлюсь, если в конце

концов дойду до моментов, не поддающихся определению в настоящее время.

И еще одно! В своем утверждении о сексуальной чистоте ребенка вы, в общем,

очень мало выиграли бы, даже если бы смогли убедить меня в том, что

действия младенца лучше всего оценить как не сексуальные. Потому что уже с

трехлетнего возраста сексуальная жизнь ребенка не подлежит никаким

сомнениям; в это время начинают проявлять себя гениталии, может быть,

закономерно наступает период инфантильной мастурбации, т. е. генитального

удовлетворения. Уже больше нет надобности не замечать душевные и

социальные проявления сексуальной жизни; выбор объекта, нежное

предпочтение отдельных лиц, даже решение в пользу одного из полов,

ревность установлены беспристрастными наблюдениями независимо от

психоанализа и до его появления и могут быть подтверждены любым

наблюдателем, желающим это видеть. Вы возразите, что сомневались не в

раннем пробуждении нежности, а только в том, что нежность эта носит

сексуальный характер. Хотя дети от трех до восьми лет уже научились его

скрывать, но если вы будете внимательны, то сможете все-таки собрать

достаточно доказательств "чувственных" целей этой нежности, а чего вам

будет недоставать, в большом количестве дадут аналитические исследования.

Сексуальные цели этого периода жизни находятся в самой тесной связи с

одновременным сексуальным исследованием самого ребенка, некоторые примеры

которого я вам приводил. Извращенный характер некоторых из этих целей

зависит, конечно, от конституциональной незрелости ребенка, который еще не

открыл цели акта совокупления.

Примерно с шестого до восьмого года жизни наблюдается затишье и спад в

сексуальном развитии,

который в самых благоприятных в культурном отношении случаях заслуживает

названия латентного периода (Latenzzeit). Латентного периода может и не

быть, он вовсе не обязательно прерывает на время сексуальную деятельность

и гасит сексуальные интересы по всей линии. Большинство переживаний и

душевных движений перед наступлением латентного периода подвергается затем

инфантильной амнезии, уже обсуждавшемуся ранее забвению, которое окутывает

наши первые годы и отчуждает их от нас. При каждом психоанализе ставится

задача восстановить в памяти этот забытый период жизни; невозможно

отделаться от мысли, что мотивом этого забвения оказались содержащиеся в

нем истоки сексуальной жизни, т. е. что это забвение является результатом

вытеснения.

С трехлетнего возраста сексуальная жизнь ребенка во многом соответствует

сексуальной жизни взрослого; она отличается от последней, как уже

известно, отсутствием твердой организации с приматом гениталий,

неизбежными чертами извращения и, разумеется, гораздо меньшей

интенсивностью всего влечения. Но самые интересные для теории фазы

сексуального развития, или, как мы предпочитаем говорить, развитие либидо,

идут вслед за этим моментом. Это развитие протекает так быстро, что

непосредственному наблюдению никогда не удалось бы задержать его

мимолетные картины. Только при помощи психоаналитического исследования

неврозов можно было догадаться о еще более ранних фазах развития либидо.

Это, конечно, всего лишь конструкции, но если вы займетесь анализом

практически, то найдете эти конструкции необходимыми и полезными. Вы скоро

поймете, как происходит, что патология может нам раскрыть здесь отношения,

Дата добавления: 2015-06-04