Реакции переноса с точки зрения структуры

Иногда можно лучше описать определенные реакции пациента на аналитика со структурной точки зрения — аналитик может стать образом Суперэго, Ид, Эго для пациента. В секции 3.411 уже ставился вопрос, являются ли такие реакции действительно реакциями переноса, согласно нашему определению. Но этот вопрос носит, скорее, академический характер, так как в клинике удоб­но считать их таковыми. В раннем анализе обычно мож­но наблюдать ситуацию, в которой аналитик представ­ляет собой фигуру Суперэго для пациента. Эта ситуа­ция может быть мимолетной или длительной, носить мягкий или интенсивный характер. Когда аналитик ото­ждествляется с функциями Суперэго, он воспринимает­ся, в первую очередь, как нечто критичное, враждеб­ное, отрицающее и негативное. Это находится в согла­сии с нашими теоретическими воззрениями о катептиро­вании Суперэго энергиями агрессивных тенденций (Хартманн, Крис и Лоевенштейн, 1946, с. 30—35). Шко­ла Клейн считает, что интроекция и проекция аналитика в Суперэго пациента являются основными явлениями в

– 282 –

любом анализе. Центром Суперэго, по их мнению, яв­ляется материнское кормление грудью, как плохое, так и хорошее (Клейн, 1952, с. 434).

Однако клинический материал, как кажется, позво­ляет использовать различные интерпретации, основан­ные на истории пациента и на том развивающемся уровне, который вновь переживается в данной аналитической ситуации. Когда аналитик становится образом Суперэго, он всегда насыщается враждебными импульсами, отно­шениями и фантазиями. В дополнение к тем норматив­ным фигурам, которые существовали в прошлом пациен­та, добавляется еще фигура аналитика, на которую на­правлена собственная враждебность пациента. Более того, враждебность пациента к аналитику может также проецироваться на этот образ Суперэго. Но все это ме­няется в курсе анализа, и следует быть внимательным, чтобы избежать стереотипных интерпретаций.

Позвольте мне привести клинический пример. Сред­них лет мужчина обратился ко мне по поводу компуль­сивно-обессивных ригидных черт характера и нижеле­жащей невротической депрессии. В ранней стадии ана­лиза он постоянно осознавал, что я неодобрительно от­ношусь к его способу работы. Он обычно ассоциировал это со своим требовательным отцом, каковым тот был в период его школьного обучения. Постепенно стало ясно, что его отец вовсе не был таким неодобрительным и критичным, каким, по мнению пациента, являюсь я. Тогда я интерпретировал это как то, что его собствен­ная враждебность к отцу была перенесена на меня. Я был наделен враждебностью из двух источников: из воспоминания пациента о своем неодобряющем отце, перемещенном на меня, и от раздражения пациента на самого себя, которое он проецировал на меня. Еще поз­же мы определили третий источник враждебности.

Он чувствовал презрение ко мне; я был не истин­ным ученым, а материалистом и сексуалистом. Моя манера речи, манера одеваться, то, что он знал обо мне, привели его к убеждению, что я этакий «загребала», живущий в роскоши, «Том Джонс» психоанализа. Ана­лиз этих чувств показал, во-первых, что за этим пре­зрением скрывается зависть. Он завидовал мне и про­ецировал презрение на меня. Он полагал, что я прези­раю мораль его среднего класса. По мере того, как

– 283 –

происходили изменения у пациента, менялось и это от­ношение. Пациент позволил себе пережить фрустрацию в сексуальной жизни и вступил в любовные аферы — отыгрывание во сне. Сначала он чувствовал, что я не одобряю его поведение, но это его не волновало. Он устал быть ханжой. Он хотел получить свою законную долю удовольствий, а если это мне не нравится, то «черт с вами, доктор». «Я устал от этой своей безупреч­ности, в самом деле, я ненавижу ее так, как, бывало, ненавидел вас, тех мужчин, которые наслаждаются жизнью! Как волокита я более приятен, чем как педант. Даже более приятен для моих жены и детей. Теперь я не боюсь, что вы отберете у меня это, я одержу победу над вами в этом. И предупреждаю вас, я в ужасном гневе, и нет такого чертова психоаналитика, который помешал бы мне в моих удовольствиях».

Я полагаю, что этот клинический пример иллюстри­рует множество перемещений и изменений, которые имеют место у пациента, при рассмотрении того поло­жения, которое занимает фигура аналитика в Суперэго, и на то, что перемещается и проецируется на него. Вна­чале я являюсь перемещением его антиинстинктуализи­рованного отца. Затем я являюсь проекцией враждеб­ности к себе самому. Затем я становлюсь презираемым инстинктуализированным отцом, «Томом Джонсоном» психоанализа, которому он, в действительности, завидует. В этот момент происходит изменение у пациента, и его Суперэго позволяет ему самому стать более инстинкту­ализированным. Его новое Суперэго ненавидит его ста­рое «Я» (англ. — «селф» — примечание переводчика), но его старый антиинстинктуализированный компонент перемещается обратно на меня; он боится, что я буду мешать ему. Однако теперь он чувствует, что победит меня в данном вопросе.

Я считаю, что этот клинический пример показывает необходимость быть внимательным ко всем возможным изменениям, которые могут произойти во время ана­литического процесса с точки зрения отношений между «Я» пациента, его Суперэго и аналитиком. Стереотип­ные интерпретации или ригидная, узкая точка зрения на эти вопросы будут ограничивать понимание аналитиком запутанных ситуаций.

Иногда в течение анализа можно наблюдать, как

– 284 –

пациент репроецирует свое Суперэго на аналитика и ведет себя так, будто у него оно отсутствует. Это может наблюдаться, когда пациент чувствует, что за ним плотно наблюдают, и утомляется во время рабочей недели, а затем слишком дает себе волю в различной инстинктив­ной деятельности во время уик-энда или других отлучек аналитика. Они регрессируют на тот уровень, где чувствуют страх по отношению к внешней фигуре вместо внутреннего чувства вины.

Другой аспект данной ситуации наблюдается, когда пациент регрессирует к ранним «пре-Суперэго» дням, когда большинство функций Суперэго выполнялись зна­чимыми внешними родительскими фигурами. Когда это происходит, фигура «Суперэго» в переносе является все­могущей, суровой, агрессивной и деструктивной. Пациент перемещает и проецирует на аналитика враждебность, гнев и страх, которые он переживал по отношению к родительским фигурам: до того, как они были четко отделены от его «Я» (Якобсон, 1964).

Аналитик может также восприниматься как фигура Ид, а не как фигура Суперэго. Это происходит, когда пациент перемещает и проецирует на аналитика свои собственные устремления Ид. В такие моменты пациент может чувствовать, что аналитик хочет, чтобы он ма­стурбировал, был агрессивным, неразборчивым, выпол­нял извращенные сексуальные акты и так далее. Ана­литик ощущается как совратитель, провокатор и ис­куситель. Это может привести к тому, что пациент будет действовать вовне так, как будто он просто выполняет волю аналитика. Или же это может привести к псевдо­сексуальному и псевдоагрессивному поведению, второе в действительности является скрытой попыткой подчи­ниться и доставить удовольствие аналитику. Это может усложнить картину, поскольку поведение может быть и псевдосознательным, и, тем не менее, скрывать истин­ные инстинктивные импульсы.

Например, относительно заторможенный пациент проводит ночь в дикой любовной связи со странной женщиной, которая делает различные сексуальные дей­ствия, которых он обычно избегает. Вначале он утвер­ждал, что был пьян, и это привело его в такую си­туацию. Несколько позже он осознал, что делал это, чтобы доставить мне удовольствие; в действительности

– 285 –

у него была мысль, что если он проделает все эти вещи, доктор перестанет испытывать его. Только много позже он осознал, что способность осуществить все эти действия показывала наличие некоего страстного ла­тентного желания в нем самом.

Аналитик также может быть использован как внеш­няя часть Эго пациента. Он используется для реального тестирования по формулам: что бы мой аналитик сделал теперь? Как бы он реагировал в этой ситуации? Про­цесс использования аналитика в качестве дополнитель­ного Эго чрезвычайно важен для тех пациентов, которые испытывают затруднения при текстировании реально­сти, в особенности в пограничных случаях. Это помо­гает всем пациентам в кризисных ситуациях. Здесь мы также имеем предвестника идентификации с аналити­ком — формой имитации. Это ценный переходный пе­риод для развития рабочего альянса, в который пациент знакомится с аналитическим подходом к проблемам. Это также может неправильно использоваться и для па­тологических целей, и, в случае невыявления этого, па­циент становится копией своего аналитика. Это будет обсуждаться более детально в следующих секциях.

Дата добавления: 2015-06-04