ВВЕДЕНИЕ 4 страница. На общем фоне увлечения комментариями и обзорами выгодно выделяется историко-географическая литература

На общем фоне увлечения комментариями и обзорами выгодно выделяется историко-географическая литература. Особенно популярен в это время был жанр рихля (описание путешествий), несомненно повлиявший на новую арабскую художественную прозу XIX—XX вв. Наиболее значительным сочинением подобного рода считается описание путешествия араба-христианина из Сирии Макария Антиохийского (посетившего Молдавию и Валахию, Украину и Московию), составленное его сыном Павлом и представляющее, в частности, интерес для изучения истории России. Уроженец Северной Сирии, Макарий, патриарх Антиохийский, дважды побывал в России (в 1654—1656 и в 1666—1668 гг.) в сопровождении своего сына Павла. Во время путешествия Макарий имел возможность познакомиться с царем Алексеем Михайловичем, патриархом Никоном, гетманом Богданом Хмельницким и др. Он побывал в Москве, Кашире, Коломне, ездил смотреть Троице-Сергиеву Лавру, Новгород, Иверский монастырь на Валдае и т. д. События, встречи и впечатления этого путешествия Павел излагает в увлекательной, живой форме, на языке, близком к разговорному. В соответствии с обычаем, установившимся в арабской прозе Позднего Средневековья, автор обильно уснащает свое повествование рифмованной прозой.

Среди арабских историков, географов и литераторов XVII в. особое место занимает марокканец, уроженец Тилимсана, Ахмед аль-Маккари ат-Тилимсани (1591—1632). В своем огромном, написанном для египтян и сирийцев труде с выспренным названием «Веяние аромата от свежей ветки Андалусии и рассказ про везира ее Лисан ад-Дина Ибн аль-Хатиба» аль-Маккари собрал самые разнообразные сведения о горячо любимой им Андалусии (мусульманской Испании). Он рассказывает живо, увлекательно, хотя и несколько хаотично, о географии Андалусии, ее памятниках и городах, излагает историю завоевания Испании арабами, описывает Кордову с ее архитектурой, сообщает об андалусских путешественниках, ездивших на Восток, а также об арабах из Сирии, посетивших Андалусию; наконец, значительная часть книги посвящена выдающимся андалусцам, ученым и литераторам, а среди них прежде всего деятельности гранадского везира и литератора XIV в. Лисан ад-Дин Ибн аль-Хатиба.

Собственно изящная словесность XVII в. (поэзия и проза) сохраняла в основном традиционный характер. Нормой поэзии по-прежнему считалась классическая касыда-панегирик, в которой искусственно героизировалось воспеваемое лицо, а в области прозы царили сложные по стилю и композиции произведения эпистолярного жанра и религиозно-дидактические трактаты. Даже сочинения научного характера испытали на себе влияние тяжеловесного позднесредневекового стиля, а историко-географические сочинения, так же как и огромные энциклопедии, своды сведений по различным областям знаний и словари, писались часто рифмованной прозой, изобиловали малоупотребительными словами, сложными грамматическими и синтаксическими формами. Поэты состязались в измышлении поэтических головоломок, хронограмм и различных стилистических ухищрений.

405

Число поэтов-эпигонов, следовавших псевдоклассическим канонам, было весьма велико. В основном они жили при дворах мелких эмиров Алеппо и Триполи (Сирия), в Египте, а иногда и в Стамбуле. Далеко не все из поэзии XVII в. сохранилось до наших дней, а то, что уцелело, остается в рукописях и не публикуется, ибо не представляет большой художественной ценности.

В Сирии более других пользовались популярностью поэт из Алеппо Хусейн аль-Халаби (ум. 1625), сочинявший панегирики ученым и знатным лицам, и прежде всего эмиру Триполи; автор любовных песен, шуточных эпиграмм и элегий, сирийский поэт Ибрахим Ибн аль-Акрам (ум. 1635), сочетавший в своем творчестве гедонизм (песни вина и любви) с аскетизмом (стихи благочестиво-аскетического содержания в жанре зухдият); автор выспренных панегириков ад-Димашки (ум. 1643). Характерной фигурой арабско-сирийской поэзии XVII в. был аль-Мухибби (ум. 1699), слагавший традиционные касыды-панегирики в честь сирийских вельмож и меценатов, в которых он сравнивал мелких князьков из Триполи со знаменитыми везирами Аббасидов — Бармекидами. Но и в Сирии наравне с панегириками и классическими любовными стихами появлялись стихи шуточного и бытового содержания. Некоторые поэты позволяли себе при этом известное вольномыслие. Например, алеппский поэт Муса Эфенди ар-Рахмадани (ум. 1768) открыто восхищался вольнодумными произведениями арабского поэта X—XI вв. аль-Маарри.

Более живой характер носило творчество египетских поэтов, сочинявших стихи бытового содержания на упрощенном, близком к народному литературном языке, часто с элементами просторечия; а также строфические стихи любовного содержания — мувашшах и мавалият. В простонародных стихах суфийский шейх Хасан аль-Бадр аль-Хиджази (ум. 1718) высмеивал невежество жителей Каира, которые устраивали религиозные процессии с молением о ниспослании Аллахом воды в Ниле, дабы река разлилась и оросила принильскую долину. Мавалият на разговорном языке и мувашшахи с традиционным любовным сюжетом принадлежат поэтам ас-Сиддики (ум. 1638) и Мухаммаду Наджжару (ум. 1750).

Особенно интересной фигурой середины XVII в. был литератор-сатирик Юсуф аш-Ширбани (ум. 1686), написавший поэму необычного содержания — «Трясутся черепа неотесанных людей». В этой поэме рассказывается о бедности египетских феллахов, их дурных манерах, грубости их языка и пищи, об их нелепых обычаях. Герой поэмы — египетский феллах Абу Шадуф (имя это в переводе означает «Отец огородного колеса-водочерпалки») произносит длинную речь (в пятьдесят стихов) на народном диалекте. Эта речь по первому впечатлению должна продемонстрировать его невежество и неграмотность. Но, в сущности, и в ней и во всей поэме объектом сатиры оказывается не столько несчастный крестьянин, сколько третирующие его образованные и высокомерные горожане, турецкие солдаты-грабители, развращенное и лицемерное мусульманское духовенство, глупые и равнодушные богословы-схоласты.

Как и в предшествующие столетия, в XVII в. в Египте была широко распространена суфийская лирика, иногда представлявшая собой описание мистического опыта поэта, а часто повествовавшая в традиционных суфийских терминах о вполне земных чувствах поэта — его любви, страданиях и унижениях.

Как уже говорилось выше, столица империи Стамбул привлекала многих поэтов, писавших по-арабски, и приближенные султанов всячески поощряли традиционную поэзию «на языке Корана». Здесь своими панегириками высокопоставленным турецким чиновникам прославились стамбулец аль-Аджами (ум. 1645), сириец Мустафа Ефенди аль-Биби (ум. 1680); благочестивыми стихами и панегириками пророку снискал известность мусульманский судья и поэт Абдаллах ибн Казибалбан (ум. 1685). Однако придворные стамбульские панегиристы не пренебрегали и чисто бытовыми темами. Так, Мустафа Ефенди аль-Биби сочинил шуточную элегию на вырванный зуб, а в стихотворении, написанном им в Стамбуле в честь османской столицы, он разрешает себе в самых прочувствованных выражениях воспеть родное Алеппо.

В то время как в высших сословиях арабского общества культивировались различные жанры книжной письменности, включавшие традиционную поэзию, на другом полюсе арабской жизни, в ремесленно-торговом городе, процветала «вульгарная» простонародная беллетристика, на которую привилегированные литераторы и их покровители смотрели свысока. Произведения этой народной литературы рассказывались изустно, но чаще читались по рукописям в кофейнях и на рынках городов и селений многочисленными рассказчиками (мухаддисами или шаирами), объединявшимися в специальные цеховые корпорации. Эти народные сказочники-декламаторы не зависели от щедрот меценатов, но жили за счет добровольного вознаграждения, которое они получали от своих слушателей из среды городского простонародья. Каждый из рассказчиков обычно специализировался на исполнении определенного жанра или круга произведений

406

Иллюстрация:

Иллюстрация к арабской народной книге

XVII в.

этой полуфольклорной беллетристики.

Произведения народной литературы формировались постепенно, на протяжении ряда столетий, дополнялись и перерабатывались переписчиками и чтецами-рассказчиками, пока наконец не сложились в той более или менее окончательной редакции, которая дошла до нас. Одни произведения народной литературы возникли в мамлюкском Египте XIV—XV вв., другие начали складываться в эпоху крестовых походов, а есть такие, возникновение которых относится ко времени расцвета арабской литературы X—XIII вв. или даже к предшествующим столетиям. Одни сюжеты чисто арабского происхождения, другие заимствованы из фольклора иных народов Востока, но время создания последней редакции большей части народных произведений — XVI—XVII вв. К этому времени восходят обычно сохранившиеся до наших дней рукописи этих произведений, а исторические источники сообщают нам, что именно в эти столетия народная литература пользуется особой популярностью у горожан Египта, Сирии, Ирака и других арабских провинций.

Жанры народной литературы весьма разнообразны. В репертуаре чтецов мы находим и новеллу разных типов (фантастическую, бытовую, дидактическую), и роман-эпопею, и анекдот, сказку, шуточное стихотворение и т. д. Одним из лучших образцов народной новеллистики можно считать рассказы из «Тысячи и одной ночи». В XVII в. пользовались популярностью сборники анекдотов (навадир) и занимательных историй (хикаят). Один из таких сборников был составлен врачом и литератором из Египта аль-Кальюби (ум. 1659), позаимствовавшим для него материал из разных литературных источников — исторических хроник, антологий, а также из арабского фольклора. Сборник аль-Кальюби, популярный в Египте и поныне, содержит множество занимательных историй о доисламских арабах, а также о событиях мусульманской истории.

407

В конце XVII в. неизвестным сирийским компилятором был составлен сборник анекдотов под названием «Услада сердец», содержавший в отличие от собрания аль-Кальюби главным образом позднесредневековый арабский фольклор, относящийся к периоду османского господства. Компилятор использовал множество народных пословиц на разговорном языке Сирии, записанных без соблюдения правил классической грамматики. Знаменательно, что в сборнике содержится ряд анекдотов, в которых подвергаются осмеянию ученые педанты, старающиеся говорить на мертвом классическом языке. В «Усладу сердец» вошел и известный в Европе и в России рассказ о бедняке Абу Касиме, который никак не может избавиться от своих тяжелых башмаков, много раз пытается их выбросить, но всякий раз ему их возвращают обратно и вдобавок заставляют его еще заплатить штраф за причиненные этими башмаками разрушения и убытки.

Но наиболее популярным жанром народной литературы на протяжении всего Позднего арабского Средневековья был огромный многотомный «лубочный» роман-эпопея.

По характеру сюжета романы можно разделить на два типа. К первому относятся романы, сюжетную основу которых составляют древнеарабские предания, переработанные на протяжении многих веков рассказчиками и в той или иной степени обросшие средневековыми реалиями и мотивами. В них без труда можно обнаружить прямое отражение жизни доисламских арабов (быта и нравов бедуинских племен, межплеменных войн, столкновений кочевников с персами и византийцами), а также событий более поздней истории (арабо-мусульманских завоеваний в Азии, Африке и Европе, войн арабов с крестоносцами). Наиболее поэтически значимым и характерным произведением такого рода считается «Жизнеописание Антара» — по-видимому, самый ранний из романов-эпопей, сложившийся еще задолго до XVII в. К этой же группе принадлежат «Жизнеописание Абу Зайда» («Сират Аби Зайд»), известное также под названием «Повесть о подвигах племени хиляль», «Жизнеописание Сайфа ибн зи-Язана» («Сират Сайф ибн зи-Язан»), «Жизнеописание Зат аль-Химмы» («Сират Зат аль-Химма») и др.

«Жизнеописание Абу Зайда» — многотомная эпопея, в которой повествуется о подвигах племенного доисламского богатыря Абу Зайда (из аравийского племени хиляль). Его мать в результате навета была изгнана из племени вместе с новорожденным богатырем, который, достигнув зрелого возраста, занял свое законное место в племени, стал его вождем и впоследствии возглавил племя во множестве доблестных походов (против йеменских огнепоклонников, против персов и франков-крестоносцев на Востоке, курдов, тюрков, войска Тамерлана, правителя Абиссинии, даже против Индии). Значительная часть эпопеи посвящена походу племени хиляль в поисках пастбищ в Египет и в Северную Африку — главный объект арабской экспансии — и завоеванию последней. Как видно даже из беглого перечня событий, историческая основа «Жизнеописания Абу Зайда» достаточно пестра и фантастична. История походов племени хиляль излагается в романе с полным пренебрежением к исторической и географической достоверности. В романе еще сильны элементы старинного родо-племенного сознания, что позволяет отнести создание основной канвы произведения к весьма раннему периоду. Вместе с тем в приключениях Абу Зайда в Северной Африке отражено проникновение бедуинских племен в XI в. в Африку, войны с крестоносцами и другие, более поздние события.

К преданиям древней Аравии восходит также сюжет другой огромной эпопеи — «Жизнеописание Сайфа ибн зи-Язана», в которой рассказывается о южноаравийском богатыре Сейфе ибн зи-Язане, боровшемся с абиссинцами, причем события VI в. (войны йеменцев с абиссинцами) контаминируются в романе с перипетиями войн мамлюкского Египта с христианской Абиссинией в XIV в. Эта контаминация, столь обычная для арабских народных романов-эпопей, способствовала его популярности в Египте в XVI—XVIII вв., когда египетские маддахи (рассказчики) дополнительно внесли в него множество новых эпизодов фантастического и любовного характера и придали ему более «мусульманский» характер.

Близок по сюжету и «духу» к «Жизнеописанию Сайфа ибн зи-Язана» еще один народный роман — «Меч венценосцев» («Сайф ат-тиджан»), также повествующий о странствующем арабском воине и трубадуре, который победоносным завоевателем переезжает из одной страны в другую, берет неприступные крепости, женится на принцессе, побеждает бесчисленных врагов, колдунов и джинов, обращает своим победоносным мечом «неверных» в ислам, хотя события романа формально относятся к доисламской эпохе.

Ко второй группе романов принадлежат те из них, в основу сюжета которых положены не древние, хотя и сильно трансформировавшиеся легенды, а события средневековой истории. Из романов этой группы наибольшей популярностью пользовалось «Жизнеописание аз-Захира Байбарса» («Сират аз-Захир Байбарс»), излагающее вымышленную историю реально существовавшего мамлюкского султана Байбарса I

408

(1260—1277). Несмотря на то что многие фигурирующие в романе лица и события имеют определенную историческую основу, в целом фабула романа вымышлена. Роман начинается с описания последних лет правления Айюбидов в Египте и первых лет правления мамлюков, основателем династии которых и был герой романа Байбарс. В последующих частях рассказывается о воинских подвигах Байбарса, в частности о его войнах с христианами (византийцами, крестоносцами), а также персами.

В романе о Байбарсе ощущается сильное влияние ислама. В отличие от более ранней эпопеи об Абу Зайде, где преобладают элементы старинной родо-племенной идеологии, роман о Байбарсе имеет ярко выраженную мусульманскую окраску. От былого духа терпимости, отличавшего раннюю эпопею об Антаре, не осталось и следа. В романе о Байбарсе христиане и приверженцы других религий, не желающие принять ислам, изображаются самыми черными красками. В изложении и трактовке событий чувствуется точка зрения горожанина: автор романа явно испытывает особую симпатию к разоряющимся купцам и ремесленникам. Сам Байбарс изображен справедливым правителем, опекающим своих подданных и пресекающим злоупотребления чиновников.

Несколько особняком стоит роман «Жизнеописание Зат аль-Химмы». Этот роман-эпопея состоит как бы из двух жест, относящихся к различным эпохам и имеющих различное происхождение. В основе первой части лежит сиро-омейадская, или бедуинская, жеста, в которой повествуется о событиях конца VII — начала VIII в.: о походах омейадских халифов Сирии против Византии и подвигах, совершенных во время этих походов прославленным бедуинским племенем килаб. Главный герой этой части эпопеи — килабитский эмир Шахшах, возглавляющий мусульманское войско в походе на Константинополь. Историческим прототипом Шахшаха был, видимо, реальный герой арабо-византийских войн аль-Батталь, легенды о котором легли в основу также и одноименной турецкой героический эпопеи. Вторая часть эпопеи посвящена арабо-византийским войнам в более поздний, уже аббасидский период. Здесь рассказывается о борьбе с Византией защитников арабской пограничной крепости Мелитен — воинов племен сулейм и килаб. Главными героями мелитенской части эпопеи выступают внучка эмира Шахшаха Фатима по прозванию Зат аль-Химма и ее сын Абд аль-Ваххаб.

Первая часть романа о Зат аль-Химме, бедуинская по своему характеру, принадлежит к типу, который условно можно назвать «антарийским». В ней много общего с «Жизнеописанием Антара»: описание межплеменных войн, кровной мести, похищения бедуинских женщин, набегов с угоном скота, любовных переживаний в стиле легенды о Маджнуне и Лейле. Герой этой части Шахшах — храбрый воин и лихой наездник. Он нежно любит свою кузину Лейлу, он воспитан и благороден — защищает слабых и обиженных.

Вторая, аббасидская, часть романа несет на себе черты политической борьбы в айюбидском и мамлюкском Египте. Героиня этой части эпопеи — Зат аль-Химма, мусульманская женщина-воительница. Зат аль-Химма воюет с византийцами, освобождает мусульман, взятых византийцами в плен, позднее посещает Константинополь, где поражает императора умелой джигитовкой, помогает ему в войне с осаждавшим Константинополь царем болгар и совершает множество подвигов, внушая страх христианам. Рядом с Зат аль-Химмой по мере развития эпопеи все чаще выступает другой герой-богатырь, ее сын Абд аль-Ваххаб. Его победы в поединках и сражениях бесчисленны. Некоторыми своими богатырскими чертами он напоминает Антару, но в отличие от него Абд аль-Ваххаб не только богатырь племени, но и феодальный правитель. Он становится эмиром в Сирии вопреки воле багдадского халифа; поссорившись с Харун ар-Рашидом, отказывается помогать ему в войне с Византией. Он даже восстает против Халифа аль-Амина, захватывает Багдад и вынуждает халифов признать его независимость. Роман о Зат аль-Химме многослоен и сложен по композиции. В известной мере он занимает промежуточное место между эпопеями, возникшими на основе древних преданий, и средневековыми романами, в основу сюжета которых легли события средневековой арабо-мусульманской истории.

Поэтика народных романов сохраняет многие черты фольклорно-эпического стиля. Все они изобилуют бесконечными вставными эпизодами и подробностями, описаниями стереотипных ситуаций. Невероятные гиперболы живописуют мощь героев и их соперников. Сцены сражений, празднеств, свадеб изображаются с претензией на «достоверность» — с указанием места события, точного числа поверженных врагов или приглашенных гостей, с подробным перечислением блюд и т. д.

В народных романах, посвященных древним и средневековым героям, существенное место занимают сказочные мотивы. Например, герой романа «Жизнеописание Сайф ибн зи-Язана» переживает невероятные приключения, в которых участвуют волшебники и колдуны; Абу Зайд из «Жизнеописания Абу Зайда» совершает походы в фантастические страны; герои

409

«Жизнеописания Зат аль-Химмы» общаются с джинами и т. д. Язык романов (частично они написаны рифмованной прозой) состоит из этических «общих мест», постоянных эпитетов, синонимических конструкций и диалогических формул. Одновременное описание стереотипных ситуаций как бы выражает однородность и статичность мира — устойчивого эпического фона, на котором развертываются деяния героя. Занимательность сюжета народных романов и простота их близкого к народной речи языка обеспечили им популярность в самых разных слоях городского населения. Большое место в произведениях народной литературы, как в новеллах «Тысячи и одной ночи», так и в больших романах-эпопеях, занимают поэтические тексты. Обычно проза перемежается с многочисленными поэтическими отрывками, а порой и целыми стихотворениями, которые выполняют в повествовании разнообразные функции. Часто они играют роль в развитии фабулы и несут информацию — письма, разные надписи и т. д., в других случаях становятся формой лирического диалога между персонажами, увеличивая его эмоциональную выразительность, а иногда просто служат риторическим приемом, придавая яркость описаниям и усиливая экспрессивность прозаического текста. При этом вводимые в повествование стихотворения не всегда логически увязаны с текстом, порой эта связь носит косвенный, ассоциативный характер: «она была столь прекрасна, что поэт сказал бы о ней» — и далее следует поэтический отрывок, иногда принадлежавший перу известного поэта (обычно без указания автора), а иногда сочиненный одним из компиляторов или исполнителей произведения.

Такое включение поэзии в прозу в значительной мере связано с тем культом поэтического красноречия, которое восходя к доисламской вере в магию слова, процветало на Арабском Востоке на протяжении всего Средневековья. Вместе с тем включение стихотворных текстов определялось и самой формой функционирования народной литературы, которая декламировалась и частично пелась под аккомпанемент музыкальных инструментов. Таким образом стихи-песни нужны были исполнителю, они украшали его выступление, делая его более театрализованным. Содержащиеся в народном романе поэтические отрывки принадлежат ко всем жанрам средневековой арабской поэзии, но чаще всего компиляторы-декламаторы использовали в повествовании стихотворения в жанрах любовной и застольной лирики, а также в жанре васф (описание красоты возлюбленной, батальных сцен, иногда красот природы).

Столь же разнообразна была и форма поэтических отрывков, в которых применялись все стихотворные арабские размеры.

Влияние европейской культуры на мусульманское население арабских провинций Османской империи было в XVII в. ничтожно. В сознании арабов-мусульман культура Запада была тесно связана с политической экспансией европейских христианских государств на Востоке и воспринималась ими враждебно, как опасное стремление навязать мусульманским народам чуждый им образ мыслей и жизни.

Иным было отношение к европейской культуре арабов-христиан, довольно многочисленных в Египте и в Сирии. Известную роль в культурном развитии этих областей играли европейцы (послы и консулы европейских государств, а также купцы из Европы). Несмотря на некоторую замкнутость их быта, они оказались благодаря хорошему знанию местных диалектов своеобразными посредниками европейского культурного влияния в первую очередь среди арабов-христиан.

Особенно ощутимо европейское влияние было в христианском Ливане, куда еще во второй половине XVI в., после унии, заключенной в 1553 г. между маронитской и римско-католической церквами, проникли европейские миссионеры.

Начало этому положил папа Юлий III (1550—1555), приказавший иезуитам открыть в Ливане религиозные школы. К этому же времени относятся первые попытки привлечь юношей-маронитов в Рим, где им были предоставлены вакансии в католических учебных заведениях. В 1584 г. папа Григорий XII (1572—1585) открыл в Риме специальную маронитскую иезуитскую школу, которая должна была способствовать проникновению католицизма в Ливан. Возвращаясь в Ливан, выпускники этой школы в свою очередь открывали там аналогичные учебные заведения на средства Рима. Французский король Людовик XIV также взял на себя часть расходов по обучению ливанцев в учебных заведениях Парижа.

Ливанские правители, боровшиеся за автономию в пределах Османской империи, стремились опереться в этой борьбе на европейские страны. Так, эмир друзов Фахр ад-Дин II (1585—1635), объединивший под своей властью весь Ливан, побывал в Европе, завязал дипломатические отношения с итальянскими государствами и с Францией, заключил ряд торговых договоров и привлек к своему двору некоторых европейских ученых. Он всячески поощрял деятельность европейских христианских миссионеров на Востоке и оказывал им материальную

410

помощь. При нем в 1610 г. в Ливане была основана первая на арабском Востоке типография.

В числе ливанских маронитских деятелей, способствовавших ознакомлению Европы с арабским Востоком и сыгравших роль в распространении просвещения среди христианского населения Сирии и Ливана, выделяется Джибраил ас-Сахю-ни (1577—1648). Питомец маронитской школы в Риме, он преподавал арабский и сирийский языки в Риме и в Париже, писал разнообразные научные сочинения и переводил арабские средневековые трактаты на латинский язык. По указанию римской конгрегации католической пропаганды маронитский епископ в Дамаске изготовил арабский перевод Библии, который был издан в 1645 г. в парижской полиглотте, причем редактором арабской части был Джибраил ас-Сахю-ни. Его коллега по преподаванию арабского и сирийского языков Ибрахим аль-Хакалани (ум. 1664) был удостоен кардиналом Ришелье звания придворного переводчика за перевод ряда арабских сочинений. Перу аль-Хакалани принадлежат и оригинальные сочинения по истории арабов, по арабской философии и арабскому языку, а также составленный им арабо-латинский словарь. Наконец, позднее, на рубеже XVII—XVIII вв., выпускник римской школы — ливанец Бутрус Мубарек (1660—1747), основатель маронитской школы в Тоскане, также перевел ряд арабских средневековых сочинений на латынь.

Деятельность католических миссионеров и воспитанников маронитских школ была, естественно, направлена почти исключительно на распространение христианства в арабском мире и укрепление позиции римско-католической церкви. Она имела разонанс главным образом в узком кругу арабов-христиан. Тем не менее эта деятельность оказала некоторое влияние через арабов-христиан также на всю массу арабского населения Сирии, способствовала распространению просвещения и ознакомлению арабов с европейской культурой.

411

Дата добавления: 2015-06-04