Введение 1 страница. Победоносная война за независимость, завершившаяся в конце 20-х годов XIX В. , была могучей обновительной силой; подобно вихрю

Победоносная Война за независимость, завершившаяся в конце 20-х годов XIX в., была могучей обновительной силой; подобно вихрю, она пронеслась над землями Америки, разорвав цепи ее колониальной зависимости. Однако война не смогла подорвать укоренившиеся основы колониального общества. Обретенная государственная независимость была лишь первым этапом на пути к освобождению во всех иных сферах — экономической, социальной, идеологической. Только через несколько десятилетий начала спадать волна внутренних гражданских междоусобиц, которая разоряла едва родившиеся самостоятельные республики.

Развитие национальных литератур Латинской Америки тесно связано с движением общественной мысли. В роли идеологов и мыслителей выступали прежде всего писатели. С 1810 г. и вплоть до 1890 г. каждый выдающийся креол представал в трех ипостасях: как государственный деятель, как интеллектуал и как литератор, — писал П. Энрикес Уренья. — И именно этим многогранным людям принадлежит большая часть наших лучших произведений». Писателем, мыслителем, государственным деятелем был аргентинец Доминго Фаустино Сармьенто (1811—1888), творчество которого открывает историю латиноамериканской литературы второй половины XIX в. А завершает этот период кубинец Хосе Марти, поэт и революционер.

Еще в эпоху антииспанской освободительной войны, а также в дальнейшем существенным моментом в идеологии независимости было утверждение историко-культурной самобытности народов Нового Света. Идея «американизма» включала утверждение не только политического, духовного самоопределения бывших колоний, но и особенности того мира, который вырос из этнокультурного синтеза.

В то же время завоевание независимости положило начало приобщению народов иберийских колоний к мировому историческому процессу.

Молодые нации, продолжая традицию, уже сформировавшуюся в начале XIX в., опирались и в рассматриваемый период на завоевание общественной и художественной мысли передовых стран Европы, прежде всего Франции, Англии. На протяжении всего XIX в. так называемый европеизм был исторически необходимой опорой американизма, орудием национального самосознания. В связи с событиями французской революции 1848 г. выдающийся поэт и мыслитель Аргентины Эстебан Эччевериа писал: «Что касается нас, американцев, то мы не можем и не желаем рассматривать это великое событие иначе, как с американской точки зрения, то есть в связи с тем влиянием, которое оно рано или поздно неизбежно окажет на общественную жизнь и исторические судьбы Южной Америки». И он же предлагает своеобразную формулу единства американского и европейского начала в становлении культуры молодых республик: «Стиль нашей интеллектуальной жизни будет одновременно национальным и общечеловеческим». А через полстолетия Хосе Марти подчеркивал: «Быть знакомым со всеми течениями — это лучшее средство не быть зависимым ни от одного из них».

Вплоть до конца XIX в. идея американизма развивалась на основе позитивистской философии. Став «первым моментом самопознания, поиском самих себя» (Х. Абепьян), эта философия противостояла традициям схоластики и метафизики, доставшимся в наследство от прошлого. Однако, когда на основе философии позитивизма возникли социал-дарвинистские принципы рассмотрения общественных проблем, тут же проявились ее внутренние противоречия. Под влиянием трудов европейских этнологов-расистов в Латинской Америке зародились пессимистические концепции о врожденной неспособности народов этой части земли к прогрессу.

Исчерпавший себя эпигонский позитивизм вызвал реакцию нового поколения. От его имени выступил Хосе Марти, обрушившийся на тех, кто подвергал сомнению способность народов Нового Света на собственный путь развития, их самобытный вклад в мировую культуру.

В кругу идей американизма развивалась и литература, общей и властной тенденцией которой был поиск и утверждение ценностей своей национальности. К середине века эта тенденция, зародившаяся еще в русле романтизма, становится эстетической программой, получившей название «литературного американизма» или «литературного национализма».

Романтизм был для Латинской Америки чем-то большим, нежели собственно литературный феномен. Идеи романтизма воспринимались

573

прежде всего в их общественной функции, в их слиянности с чувством патриотизма. Соответственно этому отбирались и те европейские художественные образы, которые удовлетворяли этим потребностям. В них заимствовались форма, образные средства, но воспринятое включалось в собственный контекст и потому приобретало своеобразную окраску.

Наиболее эмоционально воздействующим элементом действительности Нового Света была природа, грандиозность и мощь которой пробуждали сознание своей исключительности и величия. Этому чувству соответствовало романтическое мироощущение, которым и окрашивалась картина первозданной природы. И те писатели, кто вдохновлялся красотой и тайной природы, обращались к европейскому мастеру, давшему образец изображения природы Нового Света, — Шатобриану. Однако религиозная философия Шатобриана оказывалась в сущности вне фокуса мироощущения писателей Латинской Америки; для них бегство от цивилизации не было ни актуальным, ни желанным. У Шатобриана они учились рисовать свой собственный реальный мир, который для французского писателя был лишь далекой экзотикой.

Еще одним источником вдохновения первых романтиков Латинской Америки была история. И первым учителем тех, кто обратился к историческому жанру, был Вальтер Скотт. Литература, ищущая самоутверждения, естественно обращается к прошлому своего народа. В эпоху, когда начиналось независимое существование народов бывших колоний, великая историческая драма конкисты и колонизации приобретала новый смысл, становилась одним из факторов художественного самопознания и самоутверждения молодых наций.

Обращение романтиков к истории вызывало к жизни и так называемый индеанизм. В пору романтизма индеец воспринимался как носитель изначальности национальных традиций. Такого рода романтизированная интерпретация индейцев, связанная с возвеличением древних традиций Америки, несла в себе несомненный патриотический заряд, способствовала утверждению собственной своеобычности.

Итак, природа, история Нового Света, ее коренной обитатель индеец — вот самые характерные элементы, из которых и в поэзии и в прозе складывался «литературный американизм». В этот период в системе жанров происходят также серьезные изменения. Почти повсеместно интенсивно развивается жанр романа. За исключением Мексики, где первый национальный роман появился еще в 1816 г. («Перикильо Сарниенто» Фернандеса Лисарди), а также романов 40-х годов в Перу, Венесуэле, на Кубе важнейшие произведения этого жанра увидели свет во второй половине XIX в. Сначала жанр романа складывался в русле романтизма. Романтической была сама концепция жизни с неизменной борьбой двух начал, с преобладанием могучих, всепоглощающих страстей, с мотивами тираноборчества. Опираясь на произведения европейской литературы (Шатобриана, Гюго, Дюма, Вальтера Скотта), романтики Латинской Америки в то же время обнаружили оригинальность собственной позиции. Гипертрофия личности, бунт индивида против общества здесь выступали как пафос гражданских страстей, патриотизма; в фокусе латиноамериканского романтизма оказалась не индивидуальная личность, а национальная.

В латиноамериканском романе второй половины XIX в. проявилась и еще одна важнейшая тенденция — так называемый костумбризм, или бытописательство. Воссоздание обычаев, нравов, образа жизни (в том числе и общенационального, включая картину политических битв и социальные противоречия) входило в роман, который был одновременно и романтическим и костумбристским. В латиноамериканской прозе эти тенденции не противостояли друг другу, а взаимоперемешивались: костумбризм придавал романтическому повествованию не только национальное своеобразие, но и некую заземленность.

Костумбризм, заявивший о себе с первых же шагов развития латиноамериканского романа (он колоритно проявился уже в первом плутовском романе «Перикильо Сарниенто»), сохранил свое значение и в прозе XX в. Костумбризм оказался той живучей тенденцией, которая связывала романтизм и реализм. В ускоренно развивавшихся молодых литературах Нового Света одновременно сосуществовали различные, порой даже весьма несхожие художественные тенденции. Венесуэльский писатель Услар Пьетри, подчеркивая характерную особенность латиноамериканских романов 60—70-х годов прошлого века, замечает: «В наиболее значительных романах этого времени романтическое сочетается с другими элементами, вплоть до реалистических».

Начиная с 80-х годов XIX в., когда романтизм почти утрачивает свою роль, наиболее ярко проявляются реалистические элементы. Писатели стремятся к конкретности социального анализа, критическому исследованию морально-психологических проблем. Однако для целостного взгляда на действительность, для понимания ее глубинных конфликтов у писателей еще не хватало опоры. В странах Латинской Америки еще не возникло тогда достаточных историко-культурных предпосылок для полного и

574

естественного развития реализма. Поэтому в прозе преобладали натуралистическая эстетика, находившаяся под воздействием школы Золя, и позитивистско-детерминистские концепции.

В 70—80-е годы в поэзии начинается этап решительного идейно-эстетического обновления, вошедший в историю литературы Нового Света под названием «модернизм».

В зависимости от комплекса историко-культурных, экономических, этнических, языковых факторов во второй половине XIX в., по мере того как в молодых республиках стабилизировалась общественная жизнь, все более отчетливо проявляются характерные черты национального, а в ряде случаев и регионального литературного процесса. Ранее всего обнаружили региональное единство литературы Ла-Платы — Уругвая и Аргентины, Андских стран — Перу, Эквадора, Боливии, позднее — Антильских и центральноамериканских стран. В самобытной национальной специфике предстал литературный процесс Мексики, страны с наиболее развитой культурной традицией, где этнический синтез осуществлялся наиболее полно.

И наконец, совершенно особый мир составляет культура Бразилии, страны, где еще с XVI в. ввиду специфически португальской колонизации и языка литературное развитие существенно отличалось от соответствующего процесса в странах испанской Америки. Поэтому мы будем рассматривать литературу испанской Америки второй половины XIX в. отдельно от литературы Бразилии.

Литературы испанской Америки [второй половины XIX в.]

574

ПРОЗА

Своеобразие романтической прозы испанской Америки второй половины XIX в. наглядно выявилось в двух наиболее известных романах — «Амалия» аргентинца Хосе Мармоля (1817—1871) и «Мария» колумбийца Хорхе Исаакса (1837—1896). Гневная инвектива против тирании («Амалия»), воспевание единства человека с природой («Мария») — мотивы, характерные для литературы того периода. Хосе Мармоль, из-за преследований диктатора Росаса вынужденный эмигрировать из страны, начал писать свой роман «Амалия» в эмиграции, а закончил его, вернувшись на родину, после свержения диктатора. Первая часть «Амалии» вышла в 1851 г. в Монтевидео, а полностью роман был издан в 1855 г. в Буэнос-Айресе.

Любовная драма — основа многопланового сюжета «Амалии» — полностью подчинена раскрытию драмы страны, ставшей жертвой самовластия тирана и кровавой борьбы двух партий — федералов во главе с Х. М. Росасом и унитариев (федералы представляли консервативные силы, заинтересованные сохранить устои прошлого, унитарии — силы прогресса и национального единства). Автор не жалеет красок в изображении изуверства, жестокости самого Учредителя (так называл себя Росас) и его приспешников. Со страстной прямолинейностью, не знающей полутонов, противопоставляет писатель два лагеря. На стороне унитариев — мужество, благородство; на стороне диктатора — предательство, низость, всевозможные пороки. Тирания Росаса предстает как загадочная, сверхъестественная сила. Даже в описании физического облика Росаса и его камарильи ощутимо мистическое чувство ужаса и отвращения. Риторическая декламационность обличения диктатуры является стилевым отражением идейной концепции борьбы двух начал в истории Латинской Америки — варварства и цивилизации. Резкая поляризация сил, прямолинейное столкновение добра и зла, мрака и света — все эти черты романа Мармоля восходят к антитезе «варварство — цивилизация», выдвинутой Сармиенто, автором «Факундо». Мармоль солидаризируется с ним и в своем отношении к так называемой черни, к гаучо — скотоводам пампы, завербованным федералами. Называя чернь «мстительной и жестокой в силу расы и климата», Мармоль отдает очевидную дань позитивистскому детерминизму.

Романтическое мироощущение автора отчетливо воплощено в образах главных героев. Наделена небесной красотой, чиста и возвышенна героиня Амалия; мужествен, благороден, устремлен к высоким гражданским идеалам ее возлюбленный — унитарий Эдуардо. Чувства молодых, столь прекрасных героев окрашены возвышенной патетикой, им чужды обыденные заботы, они постоянно пребывают в мире идеальных ценностей. Герои читают европейских романтиков: то Ламартина, то Байрона. А когда в дом врывается полиция, Амалия бросает в огонь книги английских писателей.

Герои Мармоля лишены индивидуальности, в сущности это статичные символы благородства и добродетели. Автор не дает им сколь-либо достоверной национальной или социальной характеристики.

575

Однако в образах заговорщиков, в публицистических отступлениях передан своеобразный склад ума и строй чувств, свойственный той эпохе. Еще при жизни автора «Амалия» получила огромный читательский резонанс. Роман переводился на другие языки, а в 1868 г. был опубликован и в России.

В камерном мире романа «Мария» (1867) Х. Исаакса господствует полная идиллия: среди красот андского предгорья, в умиротворенности и благодати рождается и расцветает чистая, светлая любовь двух наивных существ. Обрывается она внезапно — смертью Марии. В художественном мире романа есть еще один протагонист, участвующий в судьбе молодых людей, — это прекрасная природа. Ее одухотворенный образ, созданный писателем, был первым воплощением романтического пантеизма в прозе испанской Америки.

Идиллический характер любви двух невинных существ — детей природы, роковой финал, религиозное смирение — все эти черты «Марии» свидетельствуют о духовной близости Исаакса к Шатобриану, автору «Аталы». На это же есть указание и в самом тексте романа Исаакса: Эфраин и Мария постоянно читают произведения знаменитого французского романтика, находятся в мире его образов, его мыслей.

Однако близость не исключает индивидуальной национальной неповторимости латиноамериканского романа. В нем много автобиографического, вплоть до имеющего символический смысл названия поместья, где развертывается действие: «Рай». Величавый пейзаж Анд был для писателя не экзотикой, а реальной действительностью. Поэтому в «Марии» нет и тени мистической таинственности, присущей его французскому учителю. Шатобриан описывал идеальную Америку, а Исаакс — Америку конкретную, в которой он творил и боролся, — так определил эту разницу Андерсон Имберт.

При всей конкретности картины национальной среды, в романе не поднимаются никакие политические, социальные проблемы. Неторопливо, любовно изображается жизнь в Рае — здесь все исполнено патриархальной доброты, даже когда речь идет о неграх-рабах, прислуживающих в доме. Костумбристские зарисовки гармонируют с образом природы, с любовью героев. Романтическая идеализация микросреды несла на себе определенную идейно-эстетическую нагрузку. Автор «Марии» художественно моделировал реальность Нового Света как неповторимый мир, в котором люди живут в естественной связи со своей землей. Эта особенность произведения станет характерной формообразующей тенденцией последующей прозы Латинской Америки. Вот почему этот роман, который назвали «симфонией колумбийской земли», «поэмой Америки», знаменовал собой важный шаг испаноязычной литературы в художественном освоении действительности.

Иллюстрация:

Фигура сидящей женщины

Глина. XIX в. Коллекция К. Ставенхагена

По силе изображения природы Нового Света — в данном случае эквадорской сельвы — с романом Исаакса может сравниться лишь «Куманда» (1883) Хуана Леона Меры (1832—1894) — один из типичных романтических романов испанской Америки. Сюжет «Куманды» — любовь белого юноши Карлоса и индианки Куманды, встречающая фатальные препятствия на своем пути, — откровенно мелодраматичен. Но истинное художественное своеобразие романа состоит в живописности и одухотворенности образа природы. Стихия могучей американской сельвы захватывает и покоряет читателя. И у Леона Меры ощущается воздействие «Аталы», недаром автора называли «эквадорским Шатобрианом».

Среди известных произведений XIX в. особое место занимает роман «Сесилия Вальдес» кубинского писателя Сирило Вильяверде (1812—1894). Примечательна судьба автора — активного участника аболиционистского освободительного движения Кубы.

В романе представлена развернутая картина быта, обычаев кубинского общества начала

576

XIX в. Писатель тщательно, досконально описывает улицы, парки, достопримечательности столицы Кубы, а также кушанья, одежду, жилища гаванцев. Основной конфликт, определяющий кубинскую жизнь, — расовое неравенство. Наверху белые, внизу — черные, а между ними — мулаты, дети белых и черных. Особое внимание автора привлекают именно они, как представители промежуточного слоя. Изображая двух главных героев — красавицу мулатку Сесилию и отпрыска богатой креольской семьи Леонардо, автор подчеркивает в них те черты, которые он считает характерными для цветных и белых. Первые — активны, исполнены страстей, энергии, талантов. Вторые, находясь на вершине социальной лестницы, — пассивны, безвольны.

Любовь Сесилии Вальдес, прозванной «бронзовой мадонной», и Леонардо — молодого повесы, сына процветающего коммерсанта, кончается трагически. Узнав, что ее возлюбленный женится на девушке своего класса, обезумевшая от горя Сесилия подсылает к нему убийц, а сама оказывается в доме умалишенных. Несмотря на типично романтическую коллизию, к тому же уснащенную тайной, роковыми совпадениями участи матери и дочери, конфликт романа все же имеет ярко выраженную социальную мотивировку.

Первая часть романа «Сесилия Вальдес» появилась в 1839 г. Через четыре десятилетия автор дописал свой роман и выпустил его в 1882 г. В этом расширенном варианте Вильяверде критически изображает жизнь в инхенио — рабовладельческом поместье, где разводится сахарный тростник. Роман Вильяверде был серьезным обвинением рабству на Кубе, просуществовавшему вплоть до 1888 г. По собственному признанию автора, на него огромное влияние оказала книга Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», с которой он познакомился, будучи вынужденным эмигрировать в США. Но сама манера повествования, как и философская основа обоих этих выдающихся аболиционистских романов, значительно отличается от манеры Бичер-Стоу.

Вильяверде полагал, что его роман реалистический. В его понимании реализм — это верность «натуре», т. е. «всем деталям в облике людей, образе их жизни». В подобной трактовке собственного творчества примечательно прежде всего отношение к нему писателя, а не правомерность в употреблении термина «реализм». Сирило Вильяверде был в полном смысле слова живописцем нравов, бытописателем.

Типичным образцом романтически-костумбристского романа в Мексике была «Астусиа» (1865) Луиса Гонсаги Инклана (1816—1875). Авантюрно-приключенческий сюжет — история отряда сельских контрабандистов, воюющих против несправедливости, — сопровождается зарисовками из жизни крестьян штата Мичоакан. Описания праздников, крестьянских игр, жилища, пищи составляют плотный бытописательский пласт романа. Однотонность черно-белых красок, романтическая идеализация духа разбойничьего братства во многом искупались подлинностью воссоздания атмосферы национальной жизни.

Романтически-костумбристский роман Мексики обрел наибольшее социальное звучание в творчестве Мануэля Игнасио Альтамирано (1834—1893). Писатель, общественный деятель, Альтамирано был главным теоретиком «литературного мексиканизма», отстаивавшего эстетическую ценность национальных традиций, национальной действительности. Действие обоих его романов — «Клеменсия» (1869) и «Сарко» (1888) — происходит в момент грозных исторических событий, ареной которых была Мексика в середине XIX в. Драматическая история любви героев «Клеменсии» развертывается на фоне борьбы с французской интервенцией и окрашена духом пламенного патриотизма. Разоблачает себя как вероломный трус холодный великосветский повеса, офицер Энрике Флорес, в которого влюблена Клеменсия. И наоборот, раскрывается великодушие и мужество его сумрачного товарища Фернандо Валье, чья любовь была отвергнута Клеменсией. Энрике Флорес должен понести справедливое наказание за предательство родины. Но вместо него в тюрьму на плаху идет Фернандо Валье, отчаявшийся найти свое счастье. Поняв свою ошибку, Клеменсия уходит в монастырь.

И столкновение характеров, и сам сюжет «Клеменсии» отмечены романтическим духом, но произведение это с очевидностью отличается от таких типичных романов той эпохи, как «Амалия» и «Мария». Там над героями тяготел неумолимый зловещий рок. В «Клеменсии» же нет фатальной неизбежности, судьбу героев определяет их характер. Фернандо Валье — юноша байронического склада. Он нелюдим, непонят близкими, постоянно ощущает свое одиночество. Пламенный либерал, он порывает с отцом-консерватором. Трагический конец его жизни, столь характерный для романтического героя, психологически обусловлен.

Гораздо ближе к реалистическому изображению действительности было творчество мексиканца Эмилио Рабасы. В 1887—1888 гг. он опубликовал цикл из четырех романов: «Бола», «Большая наука», «Четвертая сила» и «Фальшивая монета». Автор не был писателем, сознательно следовавшим какой-либо художественной

577

программе. Критически мыслящий, одаренный политик, он взялся за перо с дидактической целью — искоренить пороки общественной системы.

Все четыре романа связаны фигурой главного героя и его похождениями. Оставив родной городок, он попадает сначала в столицу штата, затем в столицу страны и только после многочисленных мытарств возвращается в родные места. Любимая его умирает, а вместе с ней и все надежды, иллюзии, мечты, с которыми он отправился в «путешествие по жизни».

Повествованию Рабасы свойственна ирония, сатиричность, которые, однако, не переходят в гневный сарказм. И только одно явление вызывает у писателя яростный гнев — это путчизм, местный верхушечный бунт, так называемая бола. «Революция — это дитя мирового прогресса, закон человечества; бола — дитя невежества и неизбежный бич отсталых народов».

Анализ социальной системы страны в романах Рабасы был весьма серьезным и глубоким. Писатель оказался более трезвым, нежели многие его современники. Рабаса рисует целую панораму социальных противоречий, злоупотреблений и несправедливостей, которые в конце концов и привели к революции 1910 г. Главная цель автора — критика государственного устройства, поэтому он не очень обеспокоен созданием характеров, поисками индивидуальных черт своих персонажей.

В Чили, стране, почти не знавшей внутренней анархии, где рано стабилизировался государственный порядок и интенсивно развивался капитализм, прозаическая традиция формировалась вне романтического русла. Выступивший в 40-е годы новеллист Хотабече принципиально отвергал романтическую эстетику. Он создал тип бытописательского очерка, в котором изображал самые обыденные явления национальной жизни, самых заурядных людей; ему был присущ сарказм и открытое разоблачение общественного неблагополучия. Наследником ярко выраженной костумбристской тенденции Хотабече выступил Альберто Блест Гана (1830—1920), сделавший решающий шаг по пути к реализму. Своими учителями он считал Стендаля и Бальзака. Цикл своих романов, созданных в 60-е годы, разносторонне изображавших нравы и пороки чилийского общества, он называл «социальными исследованиями». Эти произведения вошли в историю национальной литературы как «Человеческая комедия Чили».

Центральный роман этого цикла — «Мартин Ривас». В нем дана картина формирования чилийской социальной верхушки на примере семьи Энсины. Внимание автора устремлено прежде всего к главному герою — Мартину Ривасу, одаренному юноше из бедной семьи, наделенному высоким чувством собственного достоинства. Работая помощником Энсины, Мартин покоряет его своим умом, деловитостью. Тайно влюбленный в дочь Энсины Леонор (в ней есть некоторое сходство с Матильдой де ла Моль), Мартин Ривас постепенно добивается у нее ответного чувства. После некоторых колебаний отец Леонор соглашается на брак, поняв, что это сулит процветание его делу. В любви героев есть некоторый оттенок романтической страсти, которая, однако, увенчивается благополучным торжеством разумности. Картину общественной жизни Чили Блест Гана рисует в манере, близкой реалистической, насыщая сюжет обильными бытописательскими пассажами. Блест Гане удалось раскрыть некоторые важнейшие социальные тенденции своей эпохи, показать становление чилийской буржуазии.

С момента зарождения художественной прозы Латинской Америки развивается исторический роман. Его идейная связь с господствующим романтическим направлением была очевидна. Направление, в котором формировался исторический роман Латинской Америки, в общих чертах совпадало с путями европейского исторического романа. Обращаясь к прошлому, писатели искали в нем прямых или косвенных аналогий сегодняшней действительности. И если для французских романистов «исторический труд являлся средством самоопределения», по словам Б. Г. Реизова, то в еще большей степени это можно отнести к латиноамериканцам.

Утверждая национальное чувство, отвергая пережитки духовного колониализма, создатели исторических романов обращались к европейским образцам, которые более всего были адекватны их задачам, и прежде всего к «отцу европейского исторического романа» Вальтеру Скотту. Для народов, на чьей земле всего три с небольшим века назад совершилось кровавое столкновение двух расово-культурных потоков, вследствие иберийской конкисты и колонизации индейского населения, история обладала особым драматизмом. Естественно, что с первых же шагов исторического романа предметом художественного изображения стала тема конкисты, ее персонажи, ее жесточайшие битвы.

Родиной первого исторического романа «Хитонкатль» (вышел анонимно в 1826 г. в Филадельфии) была также Мексика. Здесь этот жанр получил наибольшее распространение. На земле ацтекской империи конкиста, как и последующий колониальный период, изобиловала сложнейшими трагическими перипетиями. К тому же в Мексике раньше и глубже всего совершился

578

синтез обоих этнокультурных потоков, здесь быстрее сложилось новое национальное сознание.

Исторические романисты Мексики (Элихио Анкона, Иринео Пас) в своих произведениях о конкисте рисовали индейцев мужественными, благородными, великодушными, а конкистадоров свирепыми, вероломными, грубыми. Раскрытие исторического процесса в его реальной сложности было в ту пору вне рамок романтического ви́дения. Авторы мексиканских исторических романов, посвященных истории колониальной эпохи, страстно критиковали методы испанского господства, и прежде всего инквизицию (Х. Сьерра О’Рейли, В. Рива Паласио).

Мануэль Хесус де Гальван (1834—1910), уроженец Санто-Доминго, — автор одного из самых поздних исторических романов романтического круга «Энрикильо» (1882). Как пояснил сам автор, стимул к написанию книги он получил в Порто-Рико во время празднования отмены рабства. Роман Гальвана насыщен драматическими событиями, в которых участвуют и подлинные и вымышленные персонажи; в этом писатель следует за Вальтером Скоттом. Подобно скоттовскому саксу Айвенго, Энрикильо — фигура, принадлежащая двум мирам, завоеванным и завоевателям. Выбор именно этого персонажа как центрального объяснялся идейной позицией автора. В отличие от большинства собратьев по перу, Гальван стремился отделить жестоких служителей конкисты от самой ее идеи, которая представлялась ему благотворной. Гневно осуждая кровавую расправу с аборигенами, показывая зверства и вероломства правителей острова, писатель был склонен рассматривать как положительный, цивилизаторский фактор насаждение католицизма и установление испанской власти. Благостный финал, сентиментальный характер любовной линии, как и тенденция обелить «разумную политику императора Карла V», придает роману оттенок натянутой идилличности. Однако пафос индейского патриотизма и национального самоутверждения все же присутствовал в этом первом доминиканском романе.

В исторической прозе второй половины XIX в. разрабатывалась также и тема антииспанской освободительной войны начала XIX столетия — индепенденсии. В ореоле романтического величия выступали в этих романах деятели недавно ушедшей в прошлое героической эпохи, являя собой пример гражданской доблести, которой так не хватало в прозаической действительности сегодняшнего дня. В Мексике это был роман Хуана Диаса Коваррубиаса «Хиль Гомес инсургент» (1858), в Венесуэле — «Героическая Венесуэла» (1883) Эдуардо Бланко — цикл поэтических повествований в прозе, в Уругвае — «Исмаэль» Эдуардо Асеведо Диаса, более значительна первая часть его романной трилогии. В 1892 г. появилась завершающая судьбы исторического романа XIX в. многотомная эпопея чилийца Альберто Блест Ганы «Во времена реконкисты», посвященная борьбе чилийских патриотов против колониальной власти в первые годы Войны за независимость.

Неким жанровым феноменом было творчество перуанца Рикардо Пальмы, который начиная с 50-х годов и в течение нескольких десятилетий публиковал своеобразные зарисовки национальной жизни Перу прошедших столетий. В итоге они образовали «Перуанские предания». В основе каждого лежал подлинный исторический факт или анекдот, почерпнутый автором из архива Национальной библиотеки, директором которой он был несколько лет. В своих «Преданиях» Пальма предстал историком и нравоописателем, сатирические стрелы которого задевали чиновников, духовенство. Воссоздавая фрагменты недавнего прошлого, Пальма находил в нем типичные фигуры перуанской действительности. Следуя за знаменитым народным сатириком Перу XVII в. Кавиедесом, писатель высмеивал предрассудки, тупость, деспотизм. И как его выдающийся предшественник, он был великим мастером иронии.

Дата добавления: 2015-06-04