История всемирной литературы 73 страница. Боже. Пожалей, кто живет изгнан

Боже! Пожалей, кто живет изгнан!
Грудь гариба — скорбь, сердце — полно ран,

Хлеб, что ест он, — желчь, ключ, что пьет, — поган.
Крунк! Из стран родных нет ли хоть вестей?

(Перевод В. Брюсова)

«Плач об усопшем» написан по случаю холеры в Мертине (Междуречье) в 1469 г. Это философские раздумья о жизни и смерти. Поэт призывает не смиряться со смертью, прерывающей творческие деяния человека и его земные радости. Лежащий на смертном одре юноша молит отца спасти его, потому что он мало прожил, «полон несбывшихся мечтаний». Отец готов отдать душу за жизнь сына, но смерть безжалостна. «Плач ...» Нагаша стал народной траурной песней на похоронах детей и молодых людей.

В XIII—XVI вв. в Армении достигла расцвета любовная лирика, зачинателем которой был Костандин Ерзнкаци (ок. 1250—1340). Он был священнослужителем. Писать начал с пятнадцати лет, пройдя, как и другие представители любовной лирики, вышедшие из духовной среды — Тлкуранци, Ахтамарци, сложный творческий путь.

Ерзнкаци написал ряд стихов религиозно-нравоучительного содержания. Поэт долгое время переживал мучительную борьбу между духовным и земным началом, которую он ярко выразил в стихотворении «Борьба плоти и духа»:

Мой дух ученья мудрецов, как истину, блюдет,
Но телом я в плотском плену, оно земным живет ...

(Перевод М. Лозинского)

Поэту-клирошанину не прощали склонности к земным радостям, подвергали его гонениям, о которых сам Ерзнкаци рассказал в своем «Видении».

Оправдываясь перед самим собой и защищаясь от врагов, Ерзнкаци указывает на божественные истоки поэтического дара:

Кто посягнет на этот клад, как дерзкий супостат,
Тот против бога восстает, пред богом виноват.

(Перевод М. Лозинского)

Основные мотивы творчества Ерзнкаци — любовь и красота природы — выступают в его стихах в гармоническом единстве.

В стихах Костандина Ерзнкаци воспевается любовь к женщине. Поэт часто использует традиционные образы народной любовной лирики («Стан ее, словно кипарис»), а в его понимании облагораживающей роли любви просвечивают родственные Ренессансу идеалы: «без любви нет и красоты», а «человек без любви, словно бессловесное животное».

Иллюстрация:

Портрет Григора Татеваци

1449 г. Миниатюра из Толковой Псалтыри.
Ереван, Матенадаран

С особым вдохновением Ерзнкаци воспевает красоту природы, неповторима его знаменитая «Весна»:

Зима была темным вертепом тюрьмы,
Но снова вернулась весна на холмы,
И всех нас выводит на волю из тьмы!
Вновь солнце на небе увидели мы !..
Зверям и скотам как приятно играть,
И множиться в мире, и мир наполнять;
Сзывает птенцов легкокрылая мать,
Их учит на крыльях некрепких летать ...

(Перевод В. Брюсова)

Манук Абегян считал, что в этом стихотворении взгляд поэта на природу напоминает восприятие солнцепоклонника, а Брюсов отмечал: «Поэма исполнена духом почти языческим, дышит необузданным веселием бытия. Аскетический идеал Средневековья, взгляд на эту земную жизнь, как на юдоль скорби ... остались где-то далеко позади. По силе, по энергии стиха и языка поэма сделала бы честь любой литературе Западной Европы того века,

и Европе даже нечего ей противопоставить. А по духу, проникающему поэму, она всеми своими частями принадлежит великому веянию Возрождения, которое тогда едва занималось над передовыми странами Запада ...».

Мотивы страстной любви и культ природы были подхвачены ближайшим последователем поэта — Ованесом Тлкуранци, который жил и творил в Киликии во второй половине XIV — начале XV в. Он тоже происходил из монашеской среды, писал стихи религиозно-нравоучительного характера и сочинял музыку к ним. Любовная лирика Тлкуранци уже полностью проникнута светским содержанием и свободна от условностей. Обращаясь к богу, поэт восклицает: «Ведь ты сам создал женщину из ребра для любви Адама!» А любить женщину, по мнению поэта, способен «как человек, так и сам бог». Любовь представлена как сильнейшее из человеческих чувств, перед женщиной склоняются все, вплоть до монахов, говорящих о греховности любви. Даже, говорит поэт, молящийся «столетний отшельник перед святым крестом думает о женщине» и от этого «мутнеет его разум».

Монахи, встретившись с тобой,
О книге позабыв святой,
Дрожат всем телом в летний зной,
Зима ж им кажется весной.

(Перевод В. Брюсова)

Тлкуранци проводил смелую мысль, что любовь сильнее веры: «Влюбленный забывает все — псалмы, молитвы, проповеди», а «горячий поцелуй любимой предает забвению даже самого бога»:

Сильнее креста твоя благодать,
Я сил не найду с собой совладать.

(Перевод В. Брюсова)

В стихотворении «Сын священника и дочь муллы» рассказывается о любви христианина Ованеса и мусульманки Айши. Родители против любви сына к Айше, но любовь оказывается сильнее религиозных предубеждений. В «Песне любви» поэт так описывает всепоглощающую страсть:

О! сердце ты мое сожгла, чтоб углем брови подвести.
О! кровь мою ты пролила, чтобы алый сок для ног найти.

(Перевод С. Спасского)

Брюсов справедливо подметил, что армянский поэт «во многом опередил всю современную ему поэзию на два или три века. Таких криков подлинной страсти нет ни в сонетах Петрарки, ни в любовных песенках Ронсара ... Поэт нашел такие признания, которые вполне понятны стали лишь в наши дни, после того, как дали свои откровения и Альфред де Мюссе, и Гейне, и Бодлер ...».

Тлкуранци одним из первых обрабатывал армянские народные сказания и предания. В основу его патриотической «Песни о храбром Липарите» положен исторический факт — нападение войск эмира Манчака в 1369 г. на столицу Киликийской Армении — Сис и героическая борьба народа во главе с храбрым полководцем Липаритом. Ему принадлежит также обработка одного предания о Григоре Нарекаци.

Тема любви и наслаждения земной жизнью составляет основное содержание творчества Григориса Ахтамарци. Родился поэт во второй половине XV в., в 1512 г. был возведен в сан католикоса Ахтамара (Ванская область). Помимо литературного творчества Григорис занимался также книжной живописью (он скопировал и замечательно оформил несколько рукописей).

Как и Ерзнкаци, Григорис Ахтамарци также писал о противоречиях «духа» и «плоти», но чаша весов в его поэзии заметно склонялась к «праву тела». Ахтамарци не довольствовался внешним описанием красоты возлюбленной, а раскрывал ее внутренний мир, ее переживания, например, в «Песне о розе и соловье» — поистине любовном романе в стихах. Любовь розы и соловья, воспетая многими поэтами того времени от Саади, Хафиза до авторов народных песен стран Запада, в армянской поэзии впервые встречается у Ерзнкаци, а художественную завершенность получает у Ахтамарци. Его поэму отличает лиризм, тонкая передача всей гаммы переживаний и чувств влюбленных.

В «Песне о прекрасном саде, душе и теле» Ахтамарци как бы обобщает мотив, встречающийся в аллегорической поэзии, но стихотворение удивительно смело, проникнуто духом гуманизма и возвышенной любви к человеку-творцу. Мир и все прекрасное символизируется в образе цветущего сада, созданного творческим гением человека. Человек гордится своим творением, но каждое утро прилетает архангел Гавриил и требует, чтобы человек покинул мир-сад. Человека не влечет обещанный всевышним Эдем — он стремится сполна познать и вкусить все в этом реальном мире. Человек представляется венцом природы, и со смертью его мир лишается всех своих прелестей и радостей («Увы! В цветы вселился яд, не дышит розами уж сад ...»).

Вершиной средневековой любовной армянской лирики являются айрены, приписываемые Наапету Кучаку. Айрены корнями уходят в

фольклор, из которого почерпнуты мотивы и формы. Любовь, горькая судьба скитальца-пандухта, философские раздумья — вот основные мотивы айренов, в большинстве однострофных стихов, этого функционального армянского эквивалента сонета. Для айренов характерны культ чувства любви, поклонение возлюбленной, как святыне.

... Я ж для тебя пойду во храм,
Молиться буду и просить! Чтоб раз припасть к твоим грудям!
Они — что гимны небесам! Сосцы их — чистый фимиам!
Чтоб только раз обняться нам, в монахи поступлю я сам,
Всю жизнь свою отдам псалмам, чтоб раз припасть к твоим грудям.

(Перевод В. Брюсова)

В айренах иногда используются библейские образы и мотивы, но они включаются в изображение реальной любви. Во многих айренах наблюдается отход от традиционно пышного описания женской красоты и обнаруживается тончайший художественный вкус автора. Так, например, в айрене «Ты хвалишься, луна небес ...» поэт не нанизывает одно сравнение на другое, не перегружает стих метафорами. Описания красоты возлюбленной лаконичны, выразительны и неповторимы. В айрене лишь один образ: возлюбленная — «луна земная», она обладает такой красотой, что даже «луна небес», увидев лик ее, влюбится и сгорит в пламени любви, оставляя мир во тьме. В этой простоте и зримости лирического образа — новизна поэзии айренов. И даже тогда, когда айрены кажутся традиционными, образы оживают, создавая психологическое настроение, которое обычно выражается в последней строке:

Из чего ты создана? Из рубина, изумруда ?..
Мылась розовой водой из какого ты сосуда?
«Если это обо мне, я и вправду белогруда,
Пуговицы расстегну — погляди-ка, что за чудо!»

(Перевод В. Звягинцевой)

Психологической глубиной и разносторонностью айрены заметно обогатили армянскую любовную лирику. Самые сильные айрены — это стихи о страдании, горечи, разлуке. В любовных айренах отразился гуманизм поэта. Настолько глубока была вера поэта в человека, что он даже в мыслях не допускал измены в любви, сравнивая измену со снегопадом средь лета. Подобные воззрения на любовь находились в противоречии с обычаями феодального общества, попирающими свободные чувства человека.

Особый цикл составляют айрены о скитальце-пандухте. Безгранично горе заброшенного на чужбину скитальца. Поэт для изображения безмерности этого горя прибегает к новым и свежим выразительным поэтическим образам. Пандухтские айрены переплетаются с айренами любви. Доля скитальца еще горше, когда он навсегда расстается с любимой.

Глубоки философские и назидательные айрены, в основе которых — народная мудрость. В них можно найти защиту разума, утверждение гуманистических этических норм, обличение социальных пороков. В некоторых айренах раздумья поэта доходят до глубоких философских обобщений на тему жизни и смерти. Можно сказать, что айрены вобрали в себя все лучшее, что создано было в армянской поэзии.

Армянская литература обогащалась и за счет переводных произведений светского содержания. Сохраняя основу оригинала, переводчики часто придавали ему своеобразную местную окраску. Подобные переводы-переделки порой представляли собой новое художественное качество, и в какой-то степени их можно отнести к памятникам армянской художественной литературы. Из таких произведений следует назвать «Роман об Александре» Псевдо-Каллисфена, переведенный с греческого еще в V в. Впоследствии к нему неоднократно обращались армянские авторы (Хачатур Кечареци, Закария Гнунянц, Григорис Ахтамарци), дополняя его собственными стихами (кафа), гармонично сливавшимися с общей прозаической основой произведения. Путем художественной переработки в разное время в армянскую литературу вошли такие произведения восточной литературы, как «История Медного города» (с арабского), «Сказание о юноше Фармане» (с персидского), «Повесть о Варлааме и Иоасафе», известная в литературе также под названием «Мудрость Балавара» (индийского происхождения).

Армянская литература XIII—XVI вв. обогатилась подобными переводами-переделками и из произведений западноевропейской литературы. К числу ее переводчиков относится известный армянский книгопечатник Ованес Терзынци, работавший в Марселе в конце XVI в. Художественные переводы на протяжении веков имели важное значение в развитии литературных связей, типологическое единство дополнялось живым взаимодействием литератур.

ГРУЗИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Наивысшего развития древняя Грузия достигла в XII в. Процветали наука, искусство, литература, особенно светская поэзия, венцом которой был «Витязь в тигровой шкуре» Руставели, отразивший основные идейно-творческие устремления, характерные для гуманистических тенденций того времени в византийском культурном регионе и на Ближнем Востоке.

Однако в 20-х годах XIII в. Грузия подверглась опустошительному нашествию хорезмского султана Джалал ад-Дина, вслед за тем хлынули монгольско-татарские орды Чингисхана, а особенно разорительными были многократные вторжения Тимура во второй половине XIV в. Завоеватели безжалостно злодействовали в стране, грабили и истребляли людей, подогревали феодально-местнические раздоры и междоусобицу. Катастрофически сократилось коренное население. В XV в. старое патронатство переродилось в крепостничество, эксплуатация крестьян приняла тягчайшие формы. Грузинский народ не раз выступал против жестокого гнета и социальной кабалы, но эти выступления оканчивались поражением. С XV в. монголов сменили персы кизыл-баши и турки-османы.

После захвата турками Константинополя Грузия оказалась отрезанной от христианского мира и окруженной враждебно настроенными сильными мусульманскими государствами. К XV в. Грузинское государство распалось на ряд враждовавших между собой царств и княжеств.

Грузинские правители обращались за помощью к Западу, но безрезультатно. Папа Григорий IX в ответ на послание царицы Русудан (1222—1245) прислал «в подмогу» несколько католических монахов-миссионеров. Неудачей окончились и попытки привлечь к борьбе против «басурман» бургундских герцогов, французских и испанских королей: ориентация грузин на государства Западной Европы оказалась бесплодной. С XV в. внешняя политика Грузии ориентировалась на Русь. Сближение между Грузией и Московским государством определялось общностью религии и культурных интересов, а также общеполитических целей на Ближнем Востоке. Поэтому не случайно, что начиная с 1587 г. Кахетское (восточногрузинское) царство вступает в вассальные отношения с Русским государством. Примеру Кахетии последовало и центральногрузинское царство Картли (со столицей Тбилиси).

В эпоху монгольского господства погибло множество памятников письменности и искусства, заглохли центры просвещения и книжно-литературной деятельности. XIII—XV вв. принято называть периодом упадка грузинской культуры.

В середине XIII в. на поприще в основном церковно-религиозной литературы подвизались Арсений Булмаисимисдзе и Тбели Абусерисдзе. Первый известен патриотическими песнопениями в честь национальных и вселенских святых, второй описал события, связанные с вторжением войск хорезмшаха. В XIV в. была создана «Летопись», сохранявшая стилистические традиции эпохи расцвета, но посвященная трагической истории нашествия Чингисхана и установления монгольского ига. К XIV в. относятся «Распорядок царского двора» и судебники Беки и Агбуги. В XIII—XIV вв. появляются краткие синаксарные, «проложные» редакции житий Луки Иерусалимского и Николая Двали, подвижников грузинского монастыря св. Креста в Иерусалиме, замученных мусульманскими правителями Палестины и Сирии. Национальное самосознание проявилось в предпринятом не позднее XIV в. Макарием Месхи переводе с сирийского и в обработке жития Петра Ивера (т. е. Грузина), предполагаемого автора книг Псевдо-Дионисия Ареопагита.

После смерти Тимура (1405) и особенно со второй половины XV в. создаются некоторые условия для возобновления культурной деятельности, а с XVI в. налицо признаки оживления литературной жизни. Появляются первые интерполяции поэмы Руставели, к началу XVII в. заканчивается основной цикл этих интерполяций и создается «продолжение продолжений» «Витязя в тигровой шкуре» — поэма «Омаиниани», фантастически-приключенческий рассказ о похождениях внука Тариэла, богатыря Омаина. В первой половине XVI в. протоиерей Симеон Шотадзе, гордившийся своим происхождением (Шотадзе — потомок Шота), написал стихами шаири «Похвалу св. Георгию», а Баграт Мухранели сочинил в прозе антимусульманское полемическое произведение. В последнее время на стенах Ванской пещеры (в Южной Грузии) обнаружены стихотворные надписи и лирические стихотворения на разные житейские темы, преимущественно любовного содержания. Авторами этих «пещерных стихотворений» XV—XVI вв. были женщины — Анна Рчеулишвили, Тумиан Годжишвили и др.

Со второй половины XV в. начинают восстанавливаться старые связи с фарсиязычной литературой.

Иллюстрация:

Георгий Победоносец

Перегородчатая эмаль на золоте. XV в.

В XV—XVI вв. складываются основные грузинские версии «Шах-наме» Фирдоуси, по-грузински известные под названием «Ростомиани», по имени богатыря Ростома (Рустама). Первый грузинский перевод «Шах-наме», сделанный не позднее конца XII в., не сохранился, как и первоначальный прозаический перевод XV в.: стихотворные тексты «Ростомиани» вытеснили древние и близкие к подлиннику прозаические переводы. На грузинском языке имеется первая, мифическо-героическая часть поэмы Фирдоуси, в которой грузин захватывал ее богатырско-героический дух, а не историческая часть «Шах-наме». Основная часть стихотворной версии «Ростомиани» принадлежит Серапиону Сабашвили-Кеделаури

XV—XVI вв. Ее продолжил неизвестный поэт середины XVI в., а заключил в конце XVI в. Хосрой Турманидзе. Наиболее даровитым был Сабашвили — мастер слова, сознававший свой талант и превосходно переложивший сказания о славных древнеиранских богатырях шестнадцатисложными руставелиевскими стихами.

Сабашвили, сокращая длинноты и повторения, избегал отвлеченных рассуждений и поучений подлинника, придавал повествованию большую динамичность, хотя иногда и сам увлекался состязаниями богатырей, военными походами, сценами пиршеств и т. д. Он занимательно рассказывает о любовных похождениях, например историю любви Заала и Родамы (Зал и Рудабэ), усиливает и без того драматическую напряженность единоборства Ростома со своим сыном Зурабом (Сохрабом), зато сравнительно меньше внимания уделяет сказочной фантастике «Шах-наме». Приближая поэму к читателю, Серапион Сабашвили называет христианами древних персов-маздеистов — представителей доброго начала, по замыслу Фирдоуси.

Большое и благотворное воздействие оказала на Сабашвили поэма «Витязь в тигровой шкуре». В «Ростомиани» широко использованы художественные приемы и образная система Руставели.

Помимо собственной поэмы Фирдоуси, на грузинский язык были переведены несколько произведений из цикла продолжений «Шах-наме»: «Книга о Барзу» («Барзу-наме»), «Утрутиани» («Книга об Итрите»), «Саамиани» («Сам-наме»), «Бааманиани» («Бехмен-наме»).

В XVI в. была переведена на грузинский язык стихами шаири «Иосеб-Зилиханиани» («Юсуф и Зулейха») неизвестного автора из поэтической школы Джами.

В XV—XVI вв. были созданы грузинские «лечебные книги» Зазы Панаскертели — Цицишвили (XV в.) и Давида Багратиони (XVI в.).

В XV—XVI вв. дают о себе знать и русско-грузинские культурные связи. В грузинскую литературу проникают образы и понятия русской действительности, а в памятниках русской литературы находит отражение грузинская тематика: яркое свидетельство тому — «Повесть о грузинской царице Динаре».

АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В XIII—XIV вв. в Азербайджане, как и в Армении и Грузии, литература развивалась в сложных условиях. В начале XIII в. монгольское войско вторгается в его пределы. Завоевание причиняет тяжелый ущерб экономике и культуре Азербайджана. Однако уже в конце XIII в. хозяйственная жизнь этих земель заметно активизируется. В городах развиваются ремесла и торговля. Важную роль в экономике стали играть Табриз, Ардабиль, Нахичевань, Мерага, Шамаха, Барда, Баку, из которого вывозилась нефть. В тех краях, где прекратились междоусобицы, восстанавливались и заново создавались памятники материальной и духовной культуры, часть которых стала достоянием многих народов, в том числе и персидского.

Интенсивно развивалось зодчество. До наших дней сохранились «Башня мужества» (XIII в.) в Табризе, мавзолеи, уникальные усыпальницы, сооруженные в XIV в., а также мавзолей в Барде. Примечательна обсерватория в Мараге (основана в 1259 г.). Это сооружение связано с деятельностью Насираддина Туси (1201—1274). Его трактаты по астрономии, истории, философии и поэтике снискали известность на Ближнем Востоке, а некоторые — и в Европе. Здесь работали видные ученые Востока, пользовавшиеся библиотекой обсерватории. Здесь же были составлены карта звездного неба, таблицы по астрономии, созданы астрономические приборы.

Значительным событием явилось основание в XIV в. комплекса Дар аш-Шафа (Дома исцеления) в Табризе, объединявшего научные учреждения, Мадрасе, лечебницу и обсерваторию. Сюда были приглашены ученые из Китая, Индии, Сирии и Египта, в библиотеке были собраны уникальные рукописи. Здесь обучали астрономии, медицине, естествознанию, богословию, философии, логике и истории. В XIV в. выходцем из Баку были составлены труды по географии и истории. Была создана и школа миниатюры, известная под названием табризской.

В азербайджанской поэзии развиваются традиции Хагани и Низами, а также намечаются новые пути воплощения социального протеста против изнурительных войн, против гнета властей светских и духовных, против мусульманской ортодоксии.

XIV век оказался для поэзии более плодотворным, чем предыдущий. Расширилась тематика, появились эпические повествования — дастаны,

свидетельствовавшие о демократизации литературы. Картины реальной действительности, черты человеческих характеров, воплощенных в этих дастанах, свидетельствовали об упрочении связи эпической поэзии с реальным бытом, об отдалении ее от мистики. В лирической поэзии отчетливо выражены идеи суфизма. Это можно объяснить усугублением внешнего и внутреннего гнета.

В XIII—XIV вв. литература была преимущественно персоязычной. Жанровые формы арабо-иранского происхождения и система стихосложения — аруз — господствовали в литературе первого периода. Поэты XIII—XIV вв. в совершенстве владели арабским языком.

Саид Зульфигар Ширвани, Ариф Ардабили продолжали традиции придворного стихотворства. Зульфигар Ширвани родился в 1190 (или 1192) г. в Шамахе. Здесь он учился в мадрасе. Это был талантливый поэт, художник и вообще разносторонне образованный человек. Известно, что Зульфигар жил одно время при дворе Ширваншахов, совершил путешествие в страны и области Ближнего и Среднего Востока, находился некоторое время при дворе луристанского правителя, которому посвятил несколько касыд. Зульфигар скончался в начале XIV в. в Табризе. Сохранился диван поэта. Значительное место в нем занимают касыды. Касыды поэта построены по традиционной схеме.

Сочетание ортодоксальных учений ислама с суфийскими мотивами видно в стремлении обрести вечную жизнь в слиянии с богом, в изображении любви как символа божественного откровения. Но поэт стремится и ко всему земному, отсюда — воспевание и божественной любви, и человеческих страстей.

Ариф Ардабили родился в первой половине XIV в. Поэт был признан образованнейшим человеком своего времени, и ему было поручено обучать сына ширванского правители. В это время Ариф создает панегирики. Однако в истории литературы он известен больше как автор поэмы «Фархад-наме» (1369), написанной по мотивам произведения Низами «Хосров и Ширин». Избрав сюжетом легенду о Хосрове и Ширин, Ариф придал ей новое звучание: на первом плане образ Фархада — строителя, созидателя памятников искусства. Первая часть поэмы называется «История Фархада», вторая — «История Фархада и Ширин». В начале поэмы автор сообщает некоторые сведения о себе, называет свой возраст (ему более пятидесяти лет); рассказывается о встрече поэта с одним из «потомков» Фархада — молодым каменотесом, который и передает ему тетрадь с описанием жизни и любви Фархада. По-видимому, был использован тюркский вариант легенды о Хосрове и Ширин. Это обусловливает характер поэмы как произведения, в большой степени оригинального, отразившего предания о возникновении памятников архитектуры, связанных с именем Фархада.

В поэме большое место отводится любовным приключениям героя. В целом «Фархад-наме» — это поэма о дружбе, верности, подлинном товариществе, противостоящих низменной морали феодальных верхов и несправедливости законов по отношению к людям труда.

«Фархад-наме» отличается простотой композиции и четкостью сюжетной линии. Язык поэмы поэтичен и прост; здесь встречаются слова и выражения, взятые из живой разговорной речи.

Шамсаддин Гаджи Мухаммед Ассар Табризи снискал известность исследованиями в области астрономии и математики, а также теории аруза (ритма и рифмы стиха). В историю литературы Ассар Табризи вошел как автор поэмы «Михр и Муштари» (1376), развивавшей традиции Низами и фольклора. Здесь Ассар воплотил идею духовной красоты человека, его порыв к свету и счастью: герой поэмы (Муштари) мечтает и борется за осуществление своей высокой мечты. Поэма была очень популярной на Ближнем Востоке.

Оухади Марагаи (1274—1338) также писал на фарси. Оухади нарисовал в своих произведениях впечатляющую картину тяжелой жизни народа (сельской бедноты и ремесленного люда). В произведении «Кубок Джамшида» поэт изобразил бесчинство ханов, их чиновников. В этом, как и в некоторой мистической окрашенности, — влияние идей Низами.

Мистическая настроенность особенно характерна для Шейх Махмуд Шабустари (1287—1320), образованного для своего времени человека. Им созданы такие интересные образцы философской поэзии, написанные в форме маснави, как «Книга счастья», «Сокровищница истин». Но наибольшей популярностью пользуется стихотворный трактат «Цветник тайн», написанный в форме вопросов и ответов. В нем речь идет о теории суфизма. Согласно мусульманской традиции Вселенная создана в один миг и по воле Аллаха, она состоит из воды, огня, земли и воздуха. Эти первоэлементы вызвали к жизни три вида естества — неодушевленный, растительный и животный мир. Затем появился человек с разумом, дарованным для постижения вещей. Видно, что автор обращался к идеям, выработанным философской наукой. Он не закрывал глаза на социальные уродства

и на фанатизм служителей религии. Примечательно, что Шабустари одобряет различные религии, даже идолопоклонство. По мысли поэта, иноверие и вера равно связаны с сущим миром — воплощением божества. Идол — один из предметов сущего мира. Значит, идол не является скверной. Враждебное отношение служителей шариата к иноверцам расценивается как невежество. Ведь все, что является воплощением Аллаха, должно быть перед ним равно. Отсюда — и проповедь равенства народов, и признание примата личных качеств человека над его происхождением.

В XIV в. на арену выходит хуруфизм — разновидность пантеистического учения, оказавшая большое влияние на общественную мысль. В хуруфизме воскресло учение о тождестве человека и бога, о превращении человека в божество путем внутреннего самосовершенствования. Конечной целью поборников хуруфизма было объявлено установление справедливого порядка без социального гнета. Эта социальная заостренность учения отличала хуруфистов от «правых» суфиев.

Родоначальник хуруфизма был «человек-бог» Шах Фазлуллах Наими Табризи (1339—1396) — видный мыслитель и поэт. С юных лет он проявил интерес к наукам, литературе, древнегреческой философии. Он был далек от придворной среды и жил среди ремесленного люда. Примерно с 1385—1386 гг. он начал распространять идеи хуруфизма.

Учение Наими изложено в «Книге вечности», переложенной его сподвижником Шейхом Абульгасаном стихами-таржибенде. По Наими, «мастерская» (Вселенная) создана смешением «тверди и хляби», «озарена божественным солнцем», и «в души снизошла любовь как следствие божественного воплощения». Наими призывает любовь возвыситься и слиться с богом путем постижения тайн бытия. В другом стихотворении Наими говорит о своей душе, как о зерцале, отражающем мир, о том, как он будет путешествовать в мире своей души до слияния с богом; он утверждал: человек — священное существо.

В одной из газелей Наими высказывается идея о тождестве человека и творца, как это провозглашал Мансур Халладж. Но Наими противопоставлял себя служителям шариата. Учение Наими наносило удар по исламу, мусульманскому духовенству, правителям — монгольским и тимуридским. Наими и его последователи были преданы анафеме как еретики. Сам Наими был схвачен и зверски умерщвлен. После этого его ближайшие ученики (например, Насими) бежали в Турцию, а затем — также из-за гонений — в Аравию и другие земли. В своих произведениях они осыпали проклятьями служителей официальной религии и развивали учение наставника. Так, Аллах был признан изначальной причиной круговорота вещества и различных явлений во Вселенной. Все сущее, появившееся и исчезнувшее в тот или иной период, должно появиться вновь и быть подобным предыдущему. Эта идея вела свое начало от Пифагора и встречалась у поэтов и мыслителей X—XII вв., творивших на фарси (например, у Хайяма). Развивая идеал справедливого правления, последователи Наими считали возможным осуществление его передачей власти в руки человека-бога, т. е. того же Наими, расковавшего человеческую мысль.

Дата добавления: 2015-06-04