Л. Я. Гуревич. Дорогой Алексей Максимович!

A. M. Горькому

1911--14--III. Мскв.

14 марта 1911

Дорогой Алексей Максимович!

В Берлине я захворал и пролежал 5 дней. Пробовал писать Вам оттуда, но не писалось; бросил.

Приехал в Москву; здесь на меня накинулись все, кто ждал меня 8 месяцев.

Сколько дел, разговоров, объяснений, писем, рукописей!!!

Сижу перед огромным мешком с письмами и другими присланными бумагами, развожу руками и чувствую свою беспомощность.

Телефоны звонят, люди приходят и уходят, а большая и интересная работа ("Гамлет" и ряд школьных лекций) ждет меня в театре.

Я уже играл новую пьесу: "Дядя Ваня"¹.

Ничего. Выдержал, хотя и волновался за голос, за походку и за другие изъяны после тифа.

Когда разберусь в делах, буду писать Вам подробно, а пока хочется сказать Вам много хороших слов.

Я опять привязался к Вам всем сердцем; я опять почувствовал Вашу большую душу, обаяние Ваших чар. "Мы разные люди", -- писали Вы мне в Кисловодск. Да, в политике, которой я не понимаю, в которой я бездарен, но в искусстве -- мы близкие.

Позвольте мне хоть в этой области считать Вас родным.

Последнее свидание опять приблизило меня к Вам. Спасибо за хорошие часы, проведенные с Вами, спасибо за гостеприимство, за простоту и ласку. Спасибо за хорошее письмо и за присылку рукописей: а) сцена пьяного, б) "Встреча", в) два экземпляра "Почти святой" ².

Сцену пьяного прочел. Думаю, что из этого можно что-то сделать. Буду пробовать, когда освободится время.

Остальные еще не читал, так как жду подходящего настроения.

Все это время меня замотали. Пишу и Марии Федоровне, которой прошу поцеловать ручки и поблагодарить за дружбу и внимание ко мне и к Кире.

Жму Вашу руку. Жена, Кира и Игорь кланяются Вам и Марии Федоровне.

Сердечно преданный

К. Алексеев

14 марта 1911

Дорогая и многоуважаемая

Любовь Яковлевна!

Спасибо за Ваши хорошие письма. Я недавно добрался до них. Дело в том, что за 8 месяцев моего отсутствия накопилась огромная корзина писем. Как быть, как прочесть, как ответить? Сижу перед ней и беспомощно развожу руками. Хочется ответить каждому, откликнувшемуся на мое горе¹. Приходится много писать. Вот почему это письмо такое короткое и такое неинтересное.

Прочел Вашу статью о Рейнгардте {Она мне нравится, и я с Вами согласен. (Примечание К. С. Станиславского.) }² и только что видел в Берлине "Эдипа" и "Гамлета". Рейнгардт стал неузнаваем. Это еврейский антрепренер, не художник, и я с большой грустью признаюсь в этом и отрекаюсь от него. Увы, жаль! Еще одним меньше!!! ³

Пишу записки и, если позволите, прочту их при скором свидании в Петербурге.

Будьте только здоровы и Вы и Ваша милая барышня⁴, которая очень тронула меня своим вниманием.

Нам предстоит большое сражение в Петербурге. Ругать будут -- как никогда. Заступитесь, если стоим.

Целую Ваши ручки и желаю успеха.

Душевно преданный

К. Алексеев

1911--14--III. Москва.

Дата добавления: 2015-06-04