О равноправии

Равноправие, насколько оно может быть представлено без глубокого изменения структуры общества, в настоящий момент у женщин имеется. С точки зрения закона, в отношении брака, имущественного положения, развода женщины имеют равные права с мужчинами. С точки зрения политики заработной платы — нет. Поскольку этот вопрос касается большинства работающих женщин, а для подавляющего большинства является важнейшим наглядным примером женского равноправия и женского поведения на службе, стоит об этом поговорить особо.

Самая низкая тарифная почасовая ставка для мужчин в различных областях экономики в 1964 году была все еще выше, чем самая высокая почасовая ставка для женщин. Самая низкая тарифная почасовая ставка для мужчин в 1964 году приходилась на деревообрабатывающую промышленность и составляла 3,54 марки в час. Самая высокая тарифная ставка для женщин в 1964 году приходилась на горнообогатительную промышленность и составляла 3,17 марок[7]. В 1964 году средняя зарплата работающих женщин составляла 2,89 марок, мужчин — 4,28 марок. 33,8 % от работающих по найму составляют женщины. Они получают только 24,2 % от суммарной зарплаты работающих по найму[8]. 80 % всех занятых в швейной промышленности рабочих составляют женщины. Средняя зарплата женщин в швейной промышленности занимает 42-е, предпоследнее место по выплачиваемым в ФРГ зарплатам. Доходы же швейной промышленности находятся на 9-м месте.

В 1955 году федеральный трудовой суд постановил, что принцип равноправия, зафиксированный в конституции, также охватывает и понятие равенства зарплаты мужчин и женщин при одинаковой работе[9]. Рабочие ставки для женщин и оговорки об удержаниях у женщин, которые при одинаковой работе и производительности труда уменьшали зарплату женщин на сумму от 20 до 30 %, были объявлены противоречащими конституции, должны были быть отменены и исчезли из тарифных соглашений. Но они не были, что должно было бы стать следующим и правомерным шагом, окончательно ликвидированы. Были созданы новые системы тарифных ставок, в которых группы трудящихся были описаны заново, причем нижние (по заработкам) — таким образом, чтобы они были пригодны только для использования женского труда, только женщины могли примерять их на себя. В тарифных документах они называются группы облегченного труда или просто «нижние группы» по зарплате, в производственной практике, само собой разумеется, это сегодня означает еще и группы женской зарплаты. Так, например, в рамочном тарифном соглашении для рабочих металлопромышленности в Гамбурге и округе, действительном с 1 января 1966 года о тарифных группах с 1-й по 3-ю сказано: «неквалифицированные рабочие, которые... связаны с малой физической нагрузкой»; только для рабочей группы 3b уточняется: «...которые связаны с нормальной физической нагрузкой». Для группы 1 выплачивается почасовая ставка 2,45 марок, для 3b — 2,80 марок. Малая физическая нагрузка дана для зарплат женщин, нормальная — для зарплат мужчин. Чисто формально, таким образом, дискриминация женщин исчезла из тарифных договоров, практически — нет.

Оба члена Главного правления «ИГ-Металл» Олаф Радке и Вильгельм Ратерт реально оценивают неудачную профсоюзную политику в отношении женщин: «Профсоюзам не удалось окончательно устранить оговорки об удержаниях из зарплат женщин или наличие особых зарплатных групп для женщин в тарифных соглашениях». Как установили Радке и Ратерт, окончательное устранение этих оговорок принесло бы женщинам увеличение зарплат до 25 %. «Для компаний это означало бы увеличение выплаты заработной платы максимум в 5 % от суммы оборота»[10].

Говоря иными словами, осуществление притязания на равноправие в области зарплаты невозможно без вмешательства в уже существующую систему распределения уровня доходов и не может быть завоевано средствами «политики индексации», применяемой профсоюзами. Политика зарплат, ориентированная на рост производительности труда в масштабах всей промышленности и отказывающаяся от достижения «перераспределения общественного дохода и за счет этого — изменения власти и общественного порядка»[11], не сможет реализовать притязания женщин на равноправие. Возможно, будет повышаться доля по выплатам зарплаты в рамках оборота, представляя собой, таким образом, покушение на «статус-кво распределения»[12] — статус-кво общественных связей, покушение несерьезное, однако, возможно, предостерегающее. В этой связи замечание Радке и Ратерта, что «союзы работодателей принципиально настроены против окончательного исключения дискриминирующих тарифных групп для женщин», представляет только внешне страстное бойцовское обвинение, на деле же — это признание отказа от собственной, независимой от работодателей, политики профсоюзов, направленной на изменение общественных отношений в целях их очеловечивания. Олаф Радке должен ответить на свой же собственный, заданный в другом месте, вопрос: является ли такая политика профсоюзов «частью определяемой рамками конституции относительной зоны свободы, в которой само право соблюдения интересов, как всё, связанное с человеческим достоинством и с раскрытием личности, само собой разумеется, идет впереди государственного рассудка?»[13]

Ничто так явно, как тарифная политика, не показывает, что равноправия не может быть без борьбы за эмансипацию, что превращение требования эмансипации в притязание на равноправие дает ряд формальных преимуществ только женщинам некоторых зависимых слоев общества, а в целом означает отказ от реализации притязания на равноправие. Относительно худшая оплата женского труда включает в себя недооценку труда и производительности женщин. Это пренебрежение, которое в ласковых выражениях, таких, как «прилежная женщина», либо «интеллигентная женщина», либо «храбрая женщина», воспринимается как отрицание норм, должно быть определено как одновременно причина и следствие плохой оплаты. Еще в 1889 году Клара Цеткин возложила ответственность за недостаточную оплату женского труда на пренебрежительную оценку работы по дому: «причиной тому стал малый престиж, в соответствии с которым недооценивалась и должна была низко оцениваться деятельность женщины; с тех пор плоды домашней работы женщин по сравнению с механически производимыми продуктами большой индустрии представляют лишь малую толику от общественного усредненного труда и за счет этого позволяют делать ложное заключение о малой производительности женской рабочей силы»[14].

В области заработной платы эта пренебрежительная оценка была законсервирована и сохранилась до наших дней. На деле это означает, что при сравнении сопоставимых видов работы, осуществляемой мужчинами и женщинами, женщины, как правило, получают меньше за свой труд, хотя по закону этого быть не должно. Так, к примеру, на одном автомобильном заводе женщины, занятые на полировке дверей, получают меньше, чем мужчины, полирующие крыши. Обоснование работодателя: полировка крыши требует большего усилия, чем полировка двери. Так, труд работающих в литейном цеху мужчин, которые окрашивают основные детали, оплачивается по тарифной ставке 4, поскольку в литейном цеху не работают женщины, которым за такую же работу выплачивали бы по тарифным ставкам 2 или 3. Обоснование работодателя: в конечном итоге мужчинам нельзя платить по женским тарифным ставкам. Эти несколько примеров выпукло иллюстрируют нарушение принципа равной платы за равный труд. Однако можно легко доказать с помощью средств наблюдения (киносъемка) и анализа трудовой деятельности, что многочисленные «мужские» рабочие места не требуют от мужчин большей силы и большего умения, чем это требуется от женщин, хотя «с точки зрения тарифных групп» и оцениваются выше — не обязательно за счет нарушения тарифных соглашений, а часто только за счет одностороннего описания деятельности в самих тарифных соглашениях.

Это влечет за собой далеко идущие последствия. Оправдание низкой заработной платы вследствие неуважения женского труда привело также к заниженной оценке личности женщины, имело своим последствием смещение человечески допустимого в отношениях между мужчинами и женщинами. Миллионы женщин находятся сегодня на рабочих местах в промышленности, их темп работы заранее рассчитан по секундам и долям секунд; их деятельность ограничена тысячекратным повторением минимального количества ручных операций, минимально разнообразным движением рук и ног. Утверждают, что женщины менее подвержены монотонности, чем мужчины, что объясняется психологически «типичными свойствами женского образа поведения», такими как пассивность, склонность к мечтательности, привязанность к конкретному лицу, склонность к установке «пусть будет, как будет»[15] (нужно только один раз посмотреть, как на работающем в режиме такта конвейере деталь за счет толчков и скорости постоянно бьет женщин по рукам, если они недостаточно быстро работают, чтобы иметь возможность прочувствовать цинизм этого «пусть будет, как будет»). Следствия такого рода монотонной, зачастую с элементами психологического насилия деятельности, таковы: оглупление, отупение, нервные перегрузки, болезни; на федеральной конференции женщин, организованной Объединением немецких профсоюзов в 1955 году, было сказано: «Женщины, которые десять лет провели у конвейера, более не стоят того, чтобы на них жениться»[16]. С тех пор конвейеры не стали работать медленней, использование рабочей силы стало еще более интенсивным.

Это считалось допустимым, несмотря на то, что уже было известно мнение специалистов: длительность рабочей операции не должна быть меньше минуты, не должна вредить душевному и физическому здоровью работника[17]. Но это продолжается и сегодня, поскольку женщин вследствие низкой оплаты их труда оценивают как неполноценных — «менее подверженных монотонности»[18]; то, что при этом происходит с женщинами, выдается за природу женщин: интеллектуальная ограниченность. Хельга Леге очень правильно замечает: «Если после этого в свободное время отсутствуют душевные возбуждения, как это зачастую и бывает, то люди со временем тупеют: их способность к восприятию сужается так, что они перестают чувствовать монотонность своей работы»[19].

Равная плата за равный труд считается законным требованием — и в то же время, как уже сказано, в промышленности ФРГ не происходит ни малейших изменений, поскольку использование дешевой женской рабочей силы позволяет заводам получать сверхприбыли. Упомянутые рабочие места представляют собой места высоко механизированные, технически уже готовые для полной автоматизации[20]. По экономическим соображениям их не автоматизируют, поскольку женщину проще, чем машину, переоснастить или остановить — проще сказать, уволить, если сбыт падает, если на рынке должны появиться новые модели. Поскольку женщины дешевле машин. Они дешевле машин не в последнюю очередь потому, что им платят хуже, чем мужчинам, потому, что они не равны. (Потерю рабочих мест за счет внедрения автоматов можно было бы компенсировать за счет сокращения рабочего времени, если один раз на это решиться и если бы были созданы предпосылки для этого; можно было бы поставить производительность труда на службу людям, а не людей — на службу производительности труда[21].)

Политика «равноправия» без требования эмансипации, без желания установить и устранить причины неравенства в условиях капиталистического производства, несет в себе неизбежность постоянного доказывания тезиса равенства, на котором основывается требование равноправия, постоянного выступления против поверхностного тезиса, которым постоянно пользуется идеология прибыли: женщины все же другие, чем мужчины (конечно, они другие, но не с точки зрения их работоспособности в промышленности, техническое развитие которой все более делает физический труд излишним). Убедительные доказательства, опровергающие этот тезис, не могут быть приведены, очевидно, до тех пор, пока не будут устранены (или, по меньшей мере, хотя бы не преодолены) условия жизни и труда, которые порождают отупление женщин. Несколько способных женщин, которых все признают такими, не принесут пользы: они считаются (и будут считаться) «исключениями» и сами себя чувствуют «исключениями».

9,7 миллиона женщин в ФРГ заняты трудовой деятельностью. 70 % их является работницами по найму, из них 3 миллиона являются служащими, 3,5 миллиона — работницами на производстве. 60 % женщин работает на условиях аккордного подряда, 45 % всех работниц не имеет специального образования, 46 % — имеет специальное образование, 9 % из них — квалифицированные работницы. Эти цифры дают представление о том, сколько таких, кого непосредственно касается все вышесказанное.

Дата добавления: 2015-06-04