Табачная и сигарочная фабрика Августа Штукенберга

Часть одиннадцатая

Том третий

Мертвое озеро

Николай Алексеевич Некрасов

Три ответа

Практики

Счастье

Радость Тела

Радость Души

Солнце – выгляни в оконце!

Лучшая молитва – состояние любви

Ответственность

Человек имеет право на ошибку

Троица

Перекрёсток

Семь методов исцеления

Почему?

САМОЕ ВЕЛИКОЕ ДОБРО НА ЗЕМЛЕ ТО, КОТОРОЕ ВЫ МОЖЕТЕ СДЕЛАТЬ В ДАННЫЙ МОМЕНТ ВРЕМЕНИ САМОМУ ДОРОГОМУ ЧЕЛОВЕКУ!

САМЫЙ ДОРОГОЙ ЧЕЛОВЕК НА СВЕТЕ – ТОТ, КОТОРЫЙ ПЕРЕД ВАМИ В ДАННЫЙ МОМЕНТ ЖИЗНИ!

Представьте, если к каждому человеку, с которым Вы встретились здесь и сейчас, Вы отнесётесь как к самому дорогому, то что произойдёт в Вашей жизни! Особенно разительная перемена может произойти в Ваших близких. (Потому что в некоторых семьях желательно бы повесить лозунг: “Относись ко мне хотя бы, как к гостю!”). Добиться того, чтобы при встрече с любым человеком в душе звучала радость и любовь, это значит полностью преобразить свою жизнь.

- Какое добро самое великое на земле?

Каждый человек в любой ситуации более всего нуждается В ЛЮБВИ! Конечно, форма выражения любви к человеку может быть разной: внимательно, с любовью в душе выслушать человека; сказать ободряющее, ласковое слово, мудрый совет; поцеловать и приласкать; помочь в каком-то деле; деньгами... И во всём должны звучать уважение, доброта и любовь!

Попробуйте жить согласно этим принципам. Кому-то это дастся легче, кому-то тяжелее, но постепенно, при определённом старании, будет получаться всё лучше и лучше. Всё больше мгновений в Вашей жизни будут соответствовать этой мудрости, и жизнь будет становиться всё ярче.

ПОСТОЯННО РАСТУЩЕГО СЧАСТЬЯ ВАМ!

СОДЕРЖАНИЕ

Вступление

Солнце, воздух и вода…

Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах

Том 10 книга II

Л., "Наука", 1985

OCR Ловецкая Т. Ю.

Содержание

Том третий

Часть одиннадцатая

Глава LI. Табачная и сигарочная фабрика Августа Штукенберга

Глава LII. Генрих Кнаббе и девица, знающая шить и кроить по мерке

Глава LIII. Загородная прогулка

Глава LIV. Попутчик

Глава LV. Обмен и размен

Часть двенадцатая

Глава LVI. Борьба

Глава LVII. Свидание

Глава LVIII. Коломенский крез

Глава LIX. Тайна

Глава LX. Пятница

Часть тринадцатая

Глава LXI. Пропажа

Глава LXII. Открытие

Глава LXIII. Бенефициантка

Часть четырнадцатая

Глава LXIV. Отступление

Часть пятнадцатая (последняя)

Глава LXV. Превращение

Глава LXVI. Визиты

Глава LXVII. Ужин и его последствия

Глава LXVIII. Последняя жертва

Эпилог

Комментарии

Условные сокращения, принятые в настоящем томе

Глава LI.

В Петербурге, в тех кружках, где особенно любят потолковать о том, кто как живет, наживает и проживает, некоторое время предметом толков был один разбогатевший табачный и сигарочный фабрикант, выстроивший дом в лучшей части города, каменный, трехэтажный, облепленный до второго этажа вывесками, посреди которых бросалась в глаза большая вывеска: "Табачная и сигарочная фабрика Августа Штукенберга". В эту самую эпоху и в этот именно дом нам приходится перенести действие нашего романа.

Дом Штукенберга снаружи ничем особенно не отличался; но при входе в ворота нельзя было не заметить во всем строгого порядка и необыкновенной опрятности. Под воротами, направо, вошедший читал вывеску: "Домовая контора" -- и возле нее находил отставного солдата, который давал на вопросы ответы -- тут же -- или приглашал в контору. На дворе, направо, были нумерованные квартиры, налево -- кладовые, конюшни и сараи. Между кладовыми была одна с надписью: "Пожарная", в которой хранились пожарные трубы для принятия скорейших мер в первые минуты пожара; впрочем, дом был застрахован. Двор оканчивался воротами, сквозь которые виднелась длинная перспектива другого двора, также чисто выметенного, и в конце его деревянный флигель с часами вверху.

На первом дворе жили сам хозяин и жильцы, помещалось несколько магазинов; на втором все помещения заняты были фабрикой и мастеровыми.

Фабрика собственно помещалась в особом здании и была разделена на четыре отделения. Из них в первом до пятидесяти женщин сидели рядом за грудами листового табаку и приготовляли его для сигар, обрывая листья от стебля; во втором -- табак крошился и набивался в картузы; в третьем и четвертом, которые находились во втором этаже, над первыми двумя, производилось изготовление сигар. Каждое из последних двух отделений занимало по большой светлой комнате в десять окон и было устроено и обстановлено одинаково: посреди комнаты, во всю длину ее, стоял стол, за которым с обеих сторон сидело человек более ста мастеровых, в красных и голубых шапках с кистями, предохранявших волоса от едкой табачной пыли и придававших вообще очень красивый и веселый вид мастерской, особенно когда в ней раздадутся песни. Между мастеровыми, живущими на жалованье, рассажены были мальчики, отданные в ученье по контракту; они обвертывали в табачные листы стебли и мелкие обрывки по ровным количествам и свертки передавали мастеровым, которые окончательно превращали их в сигары.

У стены, противоположной окнам, на лавках, стояли корзины с табаком, приготовленным женщинами внизу, и весы, к которым мальчики по временам подходили, подставляли фартук и получали от приказчика, весом, новую порцию табаку,-- мера, показывавшая экономическую предусмотрительность хозяина: она не позволяла мальчикам портить или терять материал. На стене, прямо против входа в комнату, висел образ; поодаль от него, в рамках,-- постановления, относящиеся до мастерового класса.

Кроме здания фабрики, на дворе было еще два строения: одно -- в котором помещались баня и прачечная; другое -- в котором жили мастеровые. Последнее заключало в себе столовую, спальню, кухню и лазаретную комнату.

Всё это настроил и устроил фабрикант без копейки долгу, на чистые деньги, нажитые своим счастливым ремеслом. Сигарную фабрику свою Август Иваныч завел лет двадцать тому назад, когда их в Петербурге было немного. Сам он был деятельнейшим работником и возбуждал собственным примером деятельность мастеровых, которых сначала было у него не больше пятнадцати. Ровно в пять часов вставал он с постели, и за ним все поднимались на ноги и принимались за работу. Требования на его сигары всегда почти превышали производительность; но Август Иваныч не спешил и не увеличивал число часов, однажды назначенных для работы, и ни в чем не изменял раз заведенного порядка. Немедленно по открытии своего заведения Август Иваныч женился на Шарлотте Христофоровне,-- нельзя сказать, чтобы по любви, нельзя сказать, чтобы и по расчету, а вернее: любви тут было ровно настолько, насколько было расчета. В таком счастливом супружестве Шарлотта Христофоровна ежегодно дарила Августа Иваныча ребенком, так что через десять лет фамилия сигарочника состояла из одиннадцати человек; было бы двенадцать, но один из детей умер, к прискорбию родителей. Содержание такого семейства, казалось, требовало больших расходов на стол, одежду, прислугу; но Шарлотта Христофоровна в деятельности и аккуратности по своей хозяйственной части нисколько не уступала своему супругу, а в отношении экономии даже превосходила его. Она вставала также в пять часов, брала с собой работницу или одного из фабричных мальчиков и сама отправлялась на рынок закупать всё нужное для семейства и для фабрики. Кушанье готовила тоже сама, с помощью только одной русской работницы, отличавшейся необыкновенным терпением, крепостию мышц и проворством, которое подстрекалось больше ласкою Шарлотты Христофоровны, чем жалованьем, далеко не достигавшим до желаемой цифры; впрочем, желания работницы, может быть, были неограниченны, как и вообще желания человеческие. В детской, во время стряпни, надзор предоставлялся няньке и девице, знающей шить и кроить по мерке; но хозяйка не раз успевала-таки заглянуть и туда, пользуясь некоторыми антрактами из своих кухонных занятий. Одежда детей почти ничего не стоила, кроме собственных трудов Шарлотты Христофоровны и трудов девицы, знающей шить и кроить по мерке; весь материал брался из годового гардероба поношенных платьев родителей, и прикупать ничего не приходилось, потому что если число детей и увеличивалось с каждым годом, то, с другой стороны, родители их с каждым годом значительно толстели и объем их костюмов увеличивался через год как раз настолько, чтобы сшить одну лишнюю пару лишнему ребенку; так что из серого сюртука Августа Иваныча, ежегодно возобновляемого, через десять лет супружества выходило ровно четыре куцых курточки для четырех сыновей, а из платья Шарлотты Христофоровны -- пять коротеньких платьиц для дочерей. Возобновление поношенных материалов производилось в мастерской родителя Шарлотты Христофоровны -- скорняка, красильщика и пятновыводчика, который получал плату за это сигарами для собственного употребления. Жил Август Иваныч вообще скуповато; впрочем, по воскресеньям у него нередко бывали гости; некоторые приходили к обеду, и из приготовленных блюд ни одно не пряталось от гостей. Только сигары предлагались гостям не из лучших, но лучших Август Иваныч и сам не курил, по крайней мере при гостях. В большие праздники бралась ложа в немецком театре и нанимался поместительный экипаж... Короче; образ жизни Августа Иваныча действительно способен был возбудить зависть в некоторых кружках, но не представлял, к сожалению, удобства для подражания. Нет никакого сомнения, что процветание домашней, хозяйственной части фабриканта и его фабричных дел было плодом бережливости, аккуратности и деятельности -- качеств, давно уже всеми утвержденных за немцами; но из описанного видно также, что всему этому немало способствовало и счастливое сочетание посторонних обстоятельств. Только правильное устройство фабрики в новом доме, наружность которой мы описали выше, должно отнести единственно к уменью Августа Иваныча распорядиться нажитыми средствами. Внутренний порядок фабрики соответствовал наружному ее виду. В определенный час и минуту мастеровые вставали, садились за работу, шли завтракать, обедать, ужинать, ложились спать. На дворе, в свободные часы, играли в бабки, чехарду и другие русские игры, которые если иногда переходили в драку, то зло прекращалось в самом начале дядькой из отставных унтер-офицеров, который наблюдал за порядком на дворе и в доме мастеровых: он вместе с ними жил и знал ближайшим образом характер каждого из них. Со двора отпускались как мальчики, так и наемные мастеровые в будни только в случае действительной надобности, а в праздники -- до известного часу, и за промедление делались денежные штрафы. За пьянство и буйство немедленно отказывалось от места, а с мальчиков строго взыскивалось. Женщины, работавшие внизу, на ночь расходились по своим квартирам, и на фабрике оставался только мужской пол. Вообще хозяин строго наблюдал за нравственностью мастеровых и рассчитывал на этом свою и их собственную пользу. Один здоровый и благообразный вид мастеровых свидетельствовал уже о пользе строгих мер хозяина. Лицо с заспанными или подбитыми глазами редко встречалось в мастерских Августа Штукенберга, даже после больших праздников когда половина мастеровых других фабрик вовсе не являлась на свою фабрику, ни с целыми, ни с подбитыми глазами. Условия, с которыми мастеровые Штукенберга отпускались со двора, заставляли их иной раз отказаться от публичных гульбищ и проводить праздники дома в полезных занятиях или в удовольствиях дешевых и безвредных. Таким образом, мастеровые Штукенберга легко уплачивали свой оброк и имели деньги на черный день. Сверх того, удаление от публичных гульбищ и развлечений вне дома поселило в них охоту к грамоте, которой они незаметно выучивались один от другого, и редкий мастеровой на фабрике Штукенберга был неграмотный. Август Иваныч и тут наблюдал, чтоб книги, которые они читали, были священные или нравственные, но одобрял, впрочем, также и песни и сказки.

Собственные дела Августа Иваныча шли как нельзя лучше. Сигар на его фабрике вырабатывалось до пятидесяти тысяч штук в день и в сбыте никогда не было остановки. В некоторых местах России образовались для его сигар складочные места,-- образовались сами собой, временем и известностию, без хлопот со стороны хозяина, который отпускал товар не иначе как на чистые деньги. Потерь у Августа Иваныча никогда не было, а прибыль росла с каждым годом, и, несмотря на то что на фабрике было около трехсот работников, кроме приходящих женщин, хозяин продолжал принимать мальчиков в ученье когда угодно и сколько угодно. Увеличивая более и более действия своей фабрики, Август Иваныч знал наперед, что число курителей его сигар непременно увеличится настолько, насколько он усилит производство. "Прежде редкий курил, а теперь редкий не курит!" -- говорил в подобных случаях счастливый фабрикант и прибавлял, что недалеко то время, когда на человека некурящего будут указывать пальцем.

Дело было летом. Август Иваныч сидел утром в своем кабинете и читал письмо, пуская дым сигары через нос. Указательный палец его правой руки был украшен брильянтовым перстнем, а манишка запонками; всё это означало субботу и предстоявший семейный вечер в клубе, куда он выезжал единственно для старшей дочери, которая готовилась быть невестой. Фабрикант был видный и красивый мужчина лет пятидесяти, высокого роста и солидной полноты. Несмотря на свои лета, свежестию румяного лица и густотою темно-русых волос он недалеко отстал от висевшего тут портрета, снятого с него в молодости; особенно глаза с серыми зрачками посреди чистых белков сохранили вполне свою ясность. Вообще физиономия его не носила ни малейших следов забот и волнений жизни, а скорее свидетельствовала, что счастливец постоянно хорошо кушал, еще лучше спал и всегда находился в спокойном расположении духа. В эту минуту, однако ж, лицо его выражало некоторое напряжение. Причиною было содержание письма, которое он читал, или, вернее, перечитывал, потому что прочитано оно было еще вчера утром, тотчас по получении, но ответ отложен до следующего дня; он, может быть, был бы отложен и далее, по важности его, но аккуратный Август Иваныч не откладывал никаких ответов далее первой субботы. В письме фабриканту, после предварительной переписки, уступался наконец за сорок тысяч дом в городе ВВ со всем обзаведением табачной фабрики и товаром. Что покупка была очень выгодна и необходима, это Август Иваныч давно уже решил: в этом доме он предположил основать отделение своей фирмы и предоставить его в независимое распоряжение будущему зятю; лучшего приданого для милой Амалии нельзя было придумать. Но осторожный Август Иваныч задумался над вопросом: как устроить всё это, то есть отдать деньги и принять дом со всеми принадлежностями и товаром? Наконец, однако ж, он написал ответ и решительно обратился к сидевшему в углу кабинета за работой молодому человеку лет двадцати пяти, который, впрочем, с виду казался пятнадцатилетним мальчиком по своей тоненькой фигурке и нежному лицу, немного бледноватому.

-- Генрих! -- сказал ему Август Иваныч, подавая написанное письмо.-- Прочитай это!

Генрих поспешно подошел и, взяв письмо, стал читать по-немецки: "На предложение ваше, г. Каратулин, я согласен. Деньги сорок тысяч рублей посылаю с моим конторщиком и воспитанником Генрихом Кнаббе..."

-- Это со мной? -- спросил Генрих и, казалось, несколько струсил.

-- О да, конечно! Ты это сделаешь хорошо! -- с уверенностью сказал Август Иваныч, опустив руку на плечо Генриха, который принялся благодарить за доверие и обещал постараться исполнить всё как нельзя лучше.

-- О да, конечно! ты это сделаешь!-- снова сказал хозяин и начал делать подробное наставление насчет осмотрительности при приеме дома и товара, пересчитал весь ассортимент разных табаков и исчислил все их хорошие и дурные свойства.-- Но, мой Генрих! -- заключил он.-- О, конечно!.. ты сам всё знаешь.

Генрих отвечал утвердительно, и тотчас же была написана и послана публикация, в которой приглашался попутчик до ВВ, на половинных издержках.

-- Ну, теперь оставляй работу и пошли завтракать,-- сказал наконец Август Иваныч, взглянув на часы.-- А потом иди купить себе чемодан.

Август Иваныч хорошо говорил по-русски, только правильное употребление некоторых глаголов ему не удавалось. Генрих же, выросший в Петербурге больше между русскими, напротив, по-немецки говорил плохо.

В небольшой зеленой комнате за столом, накрытым белой скатертью, сидело семейство фабриканта: с краю -- Шарлотта Христофоровна, в чепчике, туго накрахмаленном и свежем, как ее полное лицо, покрытое легким румянцем; за нею -- мамзель Штукенберг-старшая, Амалия,-- живая копия с портрета матери, который находился в кабинете, рядом с портретом Августа Иваныча; далее -- половинный комплект детей, обвязанных салфетками, и, наконец, мамзель Саша: так звали девицу, знающую кроить и шить по мерке.

-- Генрих должен поезжать! -- сказал решительно Август Иваныч, входя в столовую в сопровождении Генриха.

-- Но он прежде возьмет свой завтрак,-- возразила Шарлотта Христофоровна.

-- О нет! поезжать совсем из Петербурга! -- пояснил Август Иваныч.

Лицо Саши побледнело. Лицо Шарлотты Христофоровны выразило удивление; она вопросительно смотрела на супруга.

-- О да, конечно! -- снова произнес Август Иваныч, разрешая недоумение Шарлотты Христофоровны.-- Он исполнит это! Так ли, Генрих?

-- Будьте спокойны, Август Иваныч! -- отвечал с уверенностью Генрих, между тем как Шарлотта Христофоровна восклицанием "ах да!" показала, что она поняла наконец, о какой поездке говорится.-- Так это будет Генрих? -- прибавила она с улыбкой, подавая Генриху бутерброд и кофе.

-- О да, конечно! -- отвечал Август Иваныч.-- Наш Генрих, Генрих Кнаббе!.. не кнабе (не мальчик)... хе-хе... а молодой человек... умный молодой человек Генрих Кнаббе!.. Не так ли, милая Мальхен?

Мамзель Амалия отвечала утвердительно.

-- О да, конечно! -- заключил Август Иваныч и потянулся за третьим бутербродом к Шарлотте Христофоровне.

Генрих благодарил всех за доброе мнение о нем и взглянул на Сашу, которая с самого начала разговора стояла как окаменелая, держа в руках бутерброд и кофе, и смотрела на Генриха с недоумением и беспокойством.

-- Я возвращусь...-- поспешно сказал Генрих, весело глядя на Сашу,-- возвращусь как можно скорее...-- И, обратись к Августу Иванычу и Шарлотте Христофоровне, с большим чувством он кончил свою фразу так: -- Возвращусь с тем, чтобы услышать снова от вас всё, что теперь слышу лестное и приятное для меня.

На это Август Иваныч отвечал своим многозначительным:

-- О да, конечно!

И Саша с повеселевшим лицом ушла в детскую.

Через несколько минут Генрих с озабоченным видом шел к своему другу Гарелину поговорить и посоветоваться о важном поручении Августа Иваныча.

Глава LII

Дата добавления: 2015-06-04