Интерлюдия 3 страница. – У тебя противоречие изначально, Хосии

– У тебя противоречие изначально, Хосии. Ая-тян, прототип «Новенькой», пришла только сегодня, знаешь ли. Ты позвал Дайю сразу после первого урока. Когда бы ты успел все это придумать?

– А…

Это уж точно.

– Думаю, ты говоришь правду, не пытаешься нас обмануть.

– …Почему?

– Это немного чересчур хорошо построено, чтобы быть твоей обманкой, согласись? Тебе в жизни на такое воображения бы не хватило, Хосии.

– Грубый ты…

– Воот, но даже если б ты был малость поизобретательнее и мог все это напридумывать за такой короткий срок, я бы все равно тебе поверил.

– …Почему?

– Потому что мы друзья, разве непонятно?

Уаа, что несет этот тип.

В смысле, как же мне теперь… не покраснеть и как вообще с ним общаться, когда он говорит такие вещи?

✵

Харуаки, нахмурив брови, отправляет в рот кусок картошки фри.

– Понятно. Стало быть, Ая-тян… нет, Ая Отонаси, возможно, меня убила…

По предложению Харуаки мы отправились в Макдональдс. Два школьника в форме, которые сбежали пораньше, симулировав плохое самочувствие. В Макдональдсе. Средь бела дня. Я всей шкурой ощущаю на себе взгляды окружающих, и мне хочется удрать.

– Вот интересно, Отонаси-сан волновалась бы, сидя в Маке в это время дня и в школьной форме.

– Ну, думаю, в случае Аи Отонаси – нет.

Узнав, что Отонаси-сан, в которую он влюбился с первого взгляда, возможно, убила его, он выплевывает ее имя с враждебностью в голосе.

– Иными словами, за эти две тысячи циклов с гаком она ко всему приспособилась.

Отонаси-сан привыкла уже ко всему, что здесь подвергается «отмене». Уж конечно, теперь ее ничто не может расстроить в этой «Комнате отмены».

Отонаси-сан приспособилась к аномальной ситуации. Можно ли думать, что она сама осталась нормальной?

Эта Отонаси-сан, которая пытается меня убить?

– Что, сбежать хотел?

Мое сердце остановилось.

Этот внезапно раздавшийся голос, принадлежащий человеку, о котором я как раз сейчас и думаю. Я не могу развернуться на этот голос, доносящийся у меня из-за спины. Я просто не в силах двинуться с места, словно меня зацементировали.

Как она нас нашла? Я даже Дайе не сказал.

Отонаси-сан обходит вокруг меня и останавливается прямо передо мной. Я по-прежнему не в силах поднять головы.

– Я должна сказать тебе кое-что хорошее, Хосино, – с ухмылкой заявляет она. – Для меня это уже 2602-е второе марта. Все это время я провела вместе с одноклассниками, которые ни на грамм не изменились, потому что они ничего не помнят и не знают об этих повторах.

Она тихо кладет руку на стол. Этого достаточно, чтобы все во мне напряглось.

– Люди меняются. Их ценности тоже меняются. Поэтому предсказать их поступки совсем непросто. Однако ваши действия предсказать совсем легко, потому что вы, братцы, заперты в тупике и не меняетесь. Тем более, раз это одно и то же второе марта. Я даже в курсе, о чем примерно вы говорите. Хосино, я могу с легкостью предсказать все, что может предпринять такой ленивый школьник, как ты.

Я испытываю на собственной шкуре то самое «различие в уровне информации», о котором говорил Дайя. Я-то наивно думал, что это относится только к информации о «Комнате отмены» и о «шкатулке». Но нет, не только. Самая важная информация – информация о «Кадзуки Хосино», обо мне самом. А должен я заполучить информацию об «Ае Отонаси». Это Дайя имел в виду с самого начала. Вот почему он сказал, что различие в уровне информации сотрется, когда повторов будет больше.

– Все понял? Ты не можешь удрать от меня, Хосино. Ты у меня в руках. Я могу раздавить тебя с легкостью. Но если я это сделаю, то раздавлю и важный предмет, который ты держишь. Это единственная причина, почему ты еще жив. Понял? Не зли меня лучше.

Отонаси-сан хватает меня за руку.

– Молчи и иди за мной. А потом молча слушайся.

Она держит меня не очень-то крепко. Если я постараюсь, смогу стряхнуть ее руку. Но… могу ли я? …Исключено. Ая Отонаси уже захватила меня. Я жалок? Я знаю. Но я просто не могу… противостоять ей. Я не знаю как.

И несмотря на это – несмотря на то, что я не знаю, как сопротивляться ей, – моя рука вдруг оказывается свободной от хватки Отонаси-сан.

– Что ты делаешь? – восклицает Отонаси-сан. Я не мог стряхнуть ее руку. Так что ее злые слова адресованы не мне.

– Что я делаю, спрашиваешь? …Ха!

Ее слова адресованы Харуаки, который расцепил наши руки.

– Я не отдам тебе Хосино! Ты даже такую простую вещь не можешь понять? Ты дура, что ли?

Провокация Харуаки совершенно детская, но все его лицо напряжено. Это полнейший блеф. Он никогда не смотрит на людей так вот свысока.

Однако Отонаси-сан, естественно, на провокацию не поддается.

– Я не об этом спрашиваю. Усуй, похоже, это у тебя здесь проблема с головой. Все, что ты делаешь, – бесполезно. Бессмысленно. Похоже, ты решил спасти Хосино, но это всего лишь краткий сон, который скоро исчезнет. Все равно в следующий раз ты забудешь про эту свою целеустремленность и побежишь признаваться мне в любви, вместо того чтобы считать меня врагом.

Харуаки под тяжестью этих слов зашатался. Он знает, что именно так все и будет. Если все вернется как было, Харуаки забудет этот наш разговор. Как бы он ее ни ненавидел сейчас, он снова влюбится в нее с первого взгляда и снова признается ей в любви. Харуаки в безнадежном тупике.

Однако даже стоя перед такой правдой, он сжимает кулак.

– Нет, это все-таки у тебя с головой проблемы, Отонаси! Допустим, я правда каждый раз вновь становлюсь «ничего не знающим мной»! Думаю, я не смогу сохранить свои воспоминания, и я не такой умный, как Дайя. Но знаешь что? Я верю в себя.

– Не понимаю. Что ты хочешь этим сказать?

– Вот скажи, Отонаси. Это точно, что я стою на месте и не меняюсь, да?

– Да, именно поэтому ты ничего не можешь сделать.

– Ха! Все как раз наоборот, Отонаси! Если я не изменяюсь, я могу поручиться за будущего себя. В конце концов, они все будут точно такими же, как я нынешний. Я могу представить это без проблем! Эти будущие я будут верить Хосии всякий раз, как он будет объяснять им ситуацию, и каждый раз они будут помогать ему. В любом мире я не оставлю своего друга Хосии. Послушай и хорошенько запомни, Отонаси… – он указал на нее пальцем. – Если ты сделаешь Кадзуки Хосино своим врагом, против тебя встанет бессмертный. Я!

Откровенно говоря, его позу можно назвать какой угодно, только не уверенной. Он явно ощущает давление, он блефует, его руки дрожат. Он, несомненно, встревожен. Особенно если вспомнить его обычное клоунское поведение. Высокие слова ему настолько не подходят, что это даже не смешно.

Но его слова принесли тепло в мое сердце.

В смысле, Харуаки сказал то, что сказал, без малейшей тени сомнения. И его обычной склонности к преувеличениям сейчас даже близко не было. Харуаки говорил так, словно это было что-то само собой разумеющееся.

– …

Конечно же, Отонаси-сан эта его нетвердая поза не смущает ничуть. Но в то же время она и не стала сразу возражать. Закрыв рот, она просто смотрит несколько секунд недовольно.

– …Ты говоришь так, словно это я здесь преступница. Ты в курсе вообще, что это Кадзуки Хосино затащил тебя в эту «Комнату отмены»?

Слова Отонаси-сан остры и бьют точно в цель. Каждое из них вонзается в Харуаки, и все же –

– Я не перепутаю, на чьей я стороне, из-за такой ерунды!

Харуаки стоит на своем. Он напуган, но, тем не менее, не отводит взгляда от Отонаси-сан.

Ой как нехорошо. В смысле, противник ведь Ая Отонаси! Это не ее грызет то, что Харуаки объявил ее своим вечным врагом. А как раз Харуаки. Девушка, к которой его тянет каждый раз, проявляет к нему враждебность, причем без видимой причины. И теперь Харуаки суждено всякий раз страдать.

В то время как она явно не ощущает какого-либо неудобства, когда он на нее рычит.

Однако…

– Мне неинтересно.

Именно Отонаси-сан первой отводит взгляд и отворачивается.

– Все равно все твои действия потеряют смысл, когда придет следующий повтор.

Выплюнув эти слова, она уходит.

Если бы это сказал кто-то другой, это звучало бы почти как неуклюжая отмазка. Но сейчас – совершенно не похоже. Главным образом: как вообще Отонаси-сан может проиграть Харуаки, если ей на него наплевать?

Так что ее слова были всего лишь мыслями вслух. Просто она пришла к выводу, что удобнее будет заняться мной, когда подвернется более выгодная ситуация.

Отонаси-сан не чувствует к нам ничего. Разумеется, она нас не боится; но также она и не сердится на нас, и не презирает.

Вот интересно – почему?

Нет, я знаю. Наверняка это просто мое воображение. Неверная догадка. Огромное недоразумение. И тем не менее, правда, честно, на какое-то мгновение –

Не выглядела ли она какой-то… разочарованной чуть-чуть?

– Слушай… Хосии, – произносит Харуаки, по-прежнему глядя на автоматическую дверь, через которую вышла Отонаси-сан. – Как думаешь, меня убьют?

Ни за что… я почти ответил так, не думая. Но потом до меня дошло, что все может случиться в точности как в прошлый раз, так что я просто молчу.

✵

Как и ожидалось, третьего марта 2602-го раза с неба лило. Я вышел из дома немного раньше, чем в прошлый раз, и обогнул место происшествия, хоть и пришлось сделать для этого крюк. Чтобы оградить себя от атаки Отонаси-сан… а скорее, просто чтобы не увидеть ту картину снова.

Войдя в класс, я вижу Дайю, он уже здесь. Едва заметив меня, он подходит.

– Что такое, Дайя?

Почему-то Дайя не отвечает сразу. Пристально смотрит мне в глаза. Свои чувства ему всегда удается скрывать замечательно, но на этот раз он явно какой-то не такой.

– …Насчет романа, о котором мы вчера говорили.

Дайя говорит нарочито безразличным тоном. О «романе». Иными словами, о «моем нынешнем положении».

– Кое-что мне там не дает покоя. Почему «Новенькая» не теряет память, хотя «Главгерой» теряет?

Не могу ему ответить. Потому что не понимаю, зачем он вообще завел этот разговор.

– Даже «Главгерой» – создатель этой «Комнаты отмены» – теряет память. Даже если мы допустим, что «Новенькая» обладает какими-то особыми способностями, не слишком ли это удобное предположение, что она автоматически умеет сохранять воспоминания о повторах? Поэтому, мне кажется, лучше сделать так, чтобы «Главгерой» и «Новенькая» могли сохранять воспоминания одним и тем же способом.

– …Пожалуй, ты прав.

Я соглашаюсь, не особо задумываясь о смысле его слов. Может, я не способен полностью ухватить этот смысл, потому что Дайя говорит просто о «романе».

– «Главгерой» смог сохранить память, потому что увидел труп, верно?

– …Похоже, что так.

– Труп появился из-за аварии, так? «Новенькая», которая 2601 раз прожила один и тот же день, просто не могла не знать об этом грузовике. Если «Новенькая» приложила руку к аварии, это наверняка неспроста. Именно поэтому ты подчеркнул, что «друг Главгероя» «был убит».

Я кивнул.

– Но кое-что меня здесь беспокоит.

– Почему? Мои мысли такие странные?

– Нет, не в этом дело. Несомненно, это очень эффективный прием против «Главгероя». Но только – если есть уверенность, что он сохранит воспоминания. Успешная атака лишена смысла, если «Главгерой» тут же о ней забудет.

– Не очень понимаю, что ты имеешь в виду…

– Цель «Новенькой» – украсть «шкатулку» у «Главгероя», так?

– Ага.

– Попробуй поставить себя на место «Новенькой». «Новенькая» наконец-то нашла того, кого долго искала, – «Главгероя». «Новенькая» вполне могла бы сидеть тихо, но вместо этого она открыто объяснила ситуацию «Главгерою». Ни о чем не подозревающий противник и противник, уже атакованный и потому осторожный, – у которого из них украсть «шкатулку» легче? Конечно, у того, кто ни о чем не подозревает. Тогда почему, как ты думаешь, «Новенькая» рассказала ему все?

– Эээ… потому что «Новенькая» думает, что «Главгерой» все забудет?

– Именно. Она решила, что это все не имеет значения. Она ему все же рассказала – скорее всего, по легкомыслию; можешь еще назвать это небрежностью.

– Но авария могла быть только умышленной, верно? Значит, это могла быть только атака против меня…

– Думаю, она действительно была умышленной. Но попробуй взглянуть вот под каким углом: «Новенькая» не ожидала, что «Главгерой» увидит труп.

Иными словами, авария была подстроена с какой-то другой целью, не ради того, чтобы атаковать меня?

Я вновь обдумываю его слова.

– А…

Я поспешно оббегаю взглядом весь класс. «Новенькой» – Аи Отонаси – здесь нет. Наверняка она до сих пор на том перекрестке.

– Не может быть… это уже ненормальность!

– Разумеется. Просто нереально, чтобы человек, приспособившийся к 2602 повторам, остался в здравом уме.

Ая Отонаси убила кого-то.

Не чтобы атаковать меня, но ради сохранения собственных воспоминаний.

Я вспоминаю. Не хочу, но вспоминаю. Что эта авария произошла не только в 2601-й раз. Что Отонаси-сан, должно быть, проделала это в каждый из предыдущих 2600 раз.

Значит, она так и продолжит убивать людей ради того, чтобы «переходить»?

А мне придется молча за этим наблюдать?

На этот раз снова будет убит Харуаки?

– …Харуаки!

– Мм? Чего, Хосии?

Харуаки как раз вошел в класс, он стоит у самой двери.

Что это значит? Харуаки не стал мишенью атаки? …Ну да, вовсе не обязательно, чтобы это был именно его труп, ведь верно?

– Ну ладно, хватит с твоим романом, Кадзу… перейдем к делу, – продолжает Дайя, не обращая внимания на Харуаки. – Похоже, совсем недавно произошла авария.

Сделав глубокий вдох, Дайя произносит:

– Ая Отонаси попала под грузовик.

Эээ, чего?..

Аа, понятно.

Ей без разницы, даже если это ее собственный труп.

К оглавлению

– Харуаки попал под грузовик.

К оглавлению

– Касуми Моги попала под грузовик.

К оглавлению

Футбол на уроке физкультуры.

У меня идет кровь из носа, и я лежу на коленках Моги-сан.

Внезапно я задумываюсь о чувствах Моги-сан: почему она пустила меня к себе на коленки? А вдруг она таким образом пытается хоть чуть-чуть меня завлечь?

Я совершенно без понятия; время от времени я кидаю на нее непринужденные взгляды, но она бесстрастна, как всегда.

– …Моги-сан.

– Что?

– О чем ты сейчас думаешь?

– Э?

Моги-сан склоняет голову чуть набок. Но непохоже, что собирается отвечать. Единственная реакция на мой вопрос – удивленное лицо.

Это погружает меня в размышления. Если распознать чувства другого так трудно, может ли вообще любовь расцветать?

И почему я влюбился в такую трудную девушку?

Для начала – когда, черт побери, я влюбился?

Я пытаюсь вспомнить.

– …Э?

– …Что такое? – спрашивает Моги-сан после моего непроизвольного возгласа.

– Н-нет… Ничего!

На лице у меня сейчас небось написано совсем не «ничего». И Моги-сан об этом знает. Но поскольку умения расспросить меня на эту тему ей явно недостает, она просто молчит, сидит неподвижно.

Я встаю, не предупредив Моги-сан.

– А, эмм… кажется, кровь перестала.

– …Мм.

На этих простых словах наш разговор и завершился.

Почему я по доброй воле отказался от столь удачной позиции? Такого блаженства второй раз может и не случиться.

Но – оставаться было невозможно.

Понимаете, как бы я ни старался – не могу вспомнить.

Не могу вспомнить. Не могу вспомнить. Не могу вспомнить! …Я не могу вспомнить, когда я в нее влюбился.

Почему это произошло? Что послужило толчком? Или меня просто начало влечь к ней, прежде чем я заметил, безо всякого особого повода?

Уж это-то я должен знать; забыть такое нереально, но… не могу вспомнить, как ни стараюсь.

Это точно не была любовь с первого взгляда. И, если не считать того, что мы одноклассники, у нас с ней нет почти ничего общего.

И тем не менее, почему так вот, ни с того ни с сего? Или вы хотите мне сказать, что это было беспричинное пробуждение любви…

– …Не может быть…

В это трудно поверить, но это единственное, что приходит в голову. Абсолютно беспричинное пробуждение любви.

– Что с тобой? У тебя все нормально? …Может, отвести тебя в медпункт?

Моги-сан предлагает помощь своим спокойным голосом. Я правда на верху блаженства от того, что она обо мне тревожится. Простое счастье. Это чувство – не фальшивое.

– …Все нормально. Задумался просто кое о чем.

Я раз за разом спрашиваю себя, не ошибка ли это. Но чем больше думаю, тем сильнее чувствую, что это правда.

Меня вовсе не влекло к Моги-сан.

До какого же времени? Да…

… Меня не влекло к ней до вчерашнего дня.

– …А, вон что.

Я взглянул на новенькую, которая спокойно стоит посреди спортивной площадки, – Аю Отонаси.

Когда произошло что-то, что заставило меня тянуться к Моги-сан? …Ну, это совсем просто. Вчера ничего не было. А сегодня я уже по уши. Так когда, значит?

Остается только одно – между вчера и сегодня.

Только во время тех двадцати с лишним тысяч повторений, произошедших из-за «Комнаты отмены».

А, я вспомнил. Лишь маленький кусочек, но, скорее всего, это уже больше, чем я помню обычно. Но все-таки это лишь маленький кусочек, почти все воспоминания по-прежнему потеряны.

Я потерял самое важное для меня воспоминание – как я влюбился в Моги-сан. И этого мне уж точно не вернуть. Я ничего не могу рассказать Моги-сан. Безответная любовь, с которой я ничего не могу поделать, сколько бы времени ни прошло; мои чувства лишь сильнее будут становиться.

Нет, может ведь быть и другое. Любовь может испариться, когда исчезнет «Комната отмены». В смысле, этой любви без «Комнаты отмены» и не было бы вовсе.

Странно. Очень странно. В этой любви нет лжи.

И все же она – подделка, которая не могла существовать изначально?

Еще до конца урока налетает внезапный порыв ветра. У Моги-сан задирается юбка. Не знаю откуда, но у меня есть ощущение, что я уже знаю эти голубые трусики.

Нет, я правда знаю.

То, что сегодня на Моги-сан голубые трусики.

А также то, что Ая Отонаси, чтобы сохранить свои воспоминания, убивала Касуми Моги чаще, чем кого-либо другого.

Именно поэтому я решил.

Защищать «Комнату отмены».

✵

На этот раз Ая Отонаси ко мне не подходит.

Нет, кажется, и в прошлый раз было так же. Я плохо помню, но, кажется, так уже довольно давно.

В обеденный перерыв Ая Отонаси сидит одна, устало жует свою булку.

На этот раз я к ней подхожу.

От одного этого мое тело деревенеет и сердце начинает биться чаще. Отонаси-сан полностью игнорирует окружающих, одно это создает гигантский барьер, который давит сам по себе.

– …Отонаси-сан.

Собравшись с духом, я зову ее. Отонаси-сан, однако, даже головы не поворачивает. Но не услышать меня с такого расстояния она просто не могла, так что я, отбросив беспокойство, продолжаю.

– Я хочу кое о чем поговорить.

– А я нет.

Отшила, даже глазом не моргнув.

– Отонаси-сан.

Никакой реакции. Сидит и продолжает вяло клевать булку.

Похоже, она собирается пропускать мимо ушей все, что я буду говорить. Раз так, мне надо всего-навсего сделать что-нибудь, чтобы игнорировать меня было невозможно.

Едва я об этом подумал, как нужное слово пришло в голову само.

– …Мария.

Она перестала жевать.

– Я хочу кое о чем поговорить.

Но несмотря ни на что, она даже не поворачивает головы. И не отвечает ничего.

В классе мертвая тишина. Одноклассники смотрят на нас, затаив дыхание.

Наконец, у Отонаси-сан, похоже, лопается терпение, и она вздыхает.

– Не думала, что ты назовешь это имя. Похоже, на этот раз ты вспомнил довольно много.

– Ага, и…

– И все равно мне не о чем с тобой говорить.

И вновь принимается апатично жевать булку.

– Но почему!

Взгляды одноклассников обращаются на меня, когда я, неожиданно даже для самого себя, срываюсь в крик.

– Почему?! Разве не со мной связано то, что ты должна сделать?! Так почему же ты не хочешь даже попытаться меня выслушать?!

– Почему, спрашиваешь? – ядовито ухмыляется Отонаси-сан. – Ты правда не знаешь? Ха! Ну ладно. Ты всегда тупой, и ведешь себя как дурак. Никогда своей башкой не думаешь. Почему я вообще должна водить компанию с таким, как ты?

– …Ну, иногда я правда не знаю, что я такого сделал.

– Иногда? Идиотизм. Чем этот ты отличается от других, а? Ты абсолютно такой же, скажешь нет?

– Как ты можешь так утверждать? Может, я хочу тебе помощь предложить. А если так…

– Не имеет значения, – выплевывает Отонаси-сан, не дав мне закончить фразу.

Чисто импульсивно я пытаюсь возразить. Но мое возражение умирает, не родившись, от следующих слов Отонаси-сан.

– Потому что ты уже предлагал это, и не каких-нибудь два или три раза.

– Э?..

Я настолько обалдел, что, наверно, это даже выглядело смешно со стороны. Чуть изогнув губы, Отонаси-сан откладывает недоеденную булку и говорит:

– Ну ладно. В этот раз все равно полно всяких бесполезных вещей. Я и объясняю тебе все не второй и не третий раз, но все-таки давай расскажу.

Отонаси-сан встает и уходит прочь.

У меня нет выбора, кроме как молча направиться следом.

✵

Как обычно, она ведет меня на задний двор школы. И, как обычно, прислоняется к стенке.

– С самого начала скажу тебе вот что. Я не собираюсь с тобой беседовать. Ты будешь просто тупо слушать, что я говорю.

– …Это я и сам могу решить.

Эти слова я произнес, желая изобразить хоть какое-то сопротивление, но Отонаси-сан лишь кинула на меня холодный взгляд.

– Хосино, ты знаешь, который это раз? Нет, ты не знаешь. Это повторение номер 27753.

Невероятное число, просто немыслимое.

– …Ты что, специально эти разы отсчитываешь?

– Да, потому что стоит один раз не посчитать, как дальше считать уже невозможно. Если я забуду, я потеряю всякие ориентиры. Поэтому я считаю.

Да уж, немного спокойнее становится, если знаешь, сколько именно шагов ты прошел на пути к неизвестно какой цели.

– Вот сколько раз все повторилось. Я уже испробовала почти все мыслимые пути, чтобы до тебя добраться. Я сейчас в такой ситуации, когда даже подумать не могу о чем-то, что еще не испробовала.

– Именно поэтому ты считаешь, что говорить со мной бессмысленно?

– Угу.

– И ты даже не пытаешься убедить меня отдать тебе «шкатулку»?

– Я бросила эту мысль уже давно.

– Почему? В каких-то из этих повторов я наверняка был более сговорчив.

– Конечно. Иногда ты относился ко мне враждебно, иногда соглашался сотрудничать. Но знаешь что? Это ничего не меняло. Ни так, ни этак «шкатулку» ты все равно не отдавал.

Я не отдавал «шкатулку», даже когда соглашался сотрудничать? …Впрочем, это логично. Если бы Отонаси-сан заполучила «шкатулку», то нынешнее «сейчас» внутри «Комнаты отмены» не существовало бы.

– Чисто чтобы подтвердить: это точно, что «шкатулка» у меня, да?

– Я сама то и дело в этом сомневалась. Но вывод всякий раз один и тот же. Кадзуки Хосино, вне всяких сомнений, «владелец».

– А почему ты так думаешь?

– Подозреваемых не так много, как тебе кажется. Объяснение заняло бы слишком много времени, так что я вкратце. Подозреваемых мало, и невозможно, чтобы они обманывали меня 27753 раза. Так что ты единственный кандидат во «владельцы». Кроме того, безотносительно «Комнаты отмены», есть ведь неоспоримое косвенное доказательство, верно?

Все как она и сказала. Я встречал того, кто дал мне «шкатулку», – «*».

– И тем не менее, ты ни разу не вынул «шкатулку». Похоже, ты просто не можешь. Я пометила тебя как «владельца» более 20000 раз назад.

– Стало быть, ты сдалась?

Это та самая Отонаси-сан, которая не жалеет сил, чтобы только заполучить «шкатулку»?

– Я не сдалась. Я просто не могу добраться до «шкатулки». Представь себе, что ты ищешь монетку в сто иен, которая должна быть у тебя в кошельке, но ты никак не можешь ее найти, сколько бы ни выворачивал кошелек наизнанку. Обшарить каждый уголок кошелька совсем просто. И все же она никак не находится. В таком случае тебе приходится предположить, что ста иен там просто нет больше. Вот так же за эти 27753 повтора я пришла к выводу: «я не могу добраться до “шкатулки” Кадзуки Хосино».

Отонаси-сан угрюмо смотрит на меня, затем отворачивается.

– Что ж, представление окончено. Все еще хочешь что-то сказать?

– …Ага! Я поэтому и собирался с тобой поговорить изначально.

Я должен это сказать.

Я решил. Я решил, что буду защищать «Комнату отмены».

Отонаси-сан, которая явилась, чтобы бессчетное число раз убить Моги-сан, – я объявляю ее…

– Я объявляю Отонаси-сан, нет, Аю Отонаси…

– …своим врагом?

– …Э?

То, что я собирался заявить, напрягшись изо всех сил, словно прыгая в непроглядную черноту, Отонаси-сан предугадала с легкостью. И ей по-прежнему неинтересно, она на меня не смотрит даже.

Увидев, что я лишился дара речи и стою перед ней потрясенный, Отонаси-сан вздыхает. Затем неохотно поворачивается в мою сторону.

– Хосино, ты до сих пор не понял? Сколько времени, по-твоему, я провела с тобой, идиотом? Это всего лишь еще одна модель поведения, которая повторялась столько раз, что я от нее уже устала. Я уж никак не могла не угадать, что ты собираешься брякнуть, как ты думаешь?

– Ч-что?..

Я уже множество раз был так же серьезно настроен?

И почему всякий раз это оказывалось бессмысленным?

– Кстати, еще вот что скажу. Даже если твой характер заставляет тебя твердо настроиться на вражду со мной и попытаться сохранить память – все равно в итоге ты эту враждебность отбрасываешь. Всегда.

– Н-не может…

Значит, в итоге я всегда смиряюсь с тем, что она убивает Моги-сан; я предпочитаю стереть свои чувства к Моги-сан.

– Ты мне не веришь? Желаешь услышать причину, которую ты мне черт знает сколько раз уже называл?

Я стою, закусив губу.

Отонаси-сан, решив, что разговор окончен, разворачивается прочь.

– Этот твой характер без проблем пережил больше 20000 повторов. Здесь я отдам тебе должное.

Я машинально поднимаю голову.

Она только что сказала, что «отдает мне должное», вот как? Вот эта Отонаси-сан?

– Погоди-ка.

Есть еще кое-что, что я должен узнать во что бы то ни стало.

Отонаси-сан поворачивает одну лишь голову, не разворачиваясь ко мне телом.

– Ты оставила попытки забрать у меня «шкатулку», да?

– Ну да. Вроде сказала уже.

– Если так… что ты теперь собираешься делать?

Выражение лица Отонаси-сан не меняется. Она все так же сверлит меня глазами, не отводя взгляда.

Я первым не выдерживаю этой игры в гляделки, отворачиваюсь.

– А…

Сразу после этого… Отонаси-сан направляется прочь, не произнося ни слова.

Так и не ответив на мой вопрос.

✵

В класс Отонаси-сан больше не вернулась – может, домой пошла.

Пятый урок, математика. Я не врубаюсь в формулу, хотя, наверно, уже газильон раз ее слышал; вместо этого я неотрывно смотрю на Моги-сан.

Неужели я правда оставлю Моги-сан? Неужели я правда по собственной воле откажусь от своих чувств к ней?

Нет. Это невозможно. И неважно, что думали прошлые я.

Нынешний я не отступится от Моги-сан. Только это и имеет значение.

Конец пятого урока.

Сразу после звонка я направляюсь к Моги-сан. Увидев меня, она смотрит, распахнув глаза. От одного этого мое тело будто каменеет. Сердце начинает биться неровно.

От одного только взгляда. Это показывает, насколько важно для меня то, что я собираюсь ей сказать.

Такого я уж точно не сделал бы в своей повседневной жизни.

Но я не могу иначе. Не могу придумать другого способа сохранить свои воспоминания.

Не могу придумать другого способа, кроме как признаться в любви Моги-сан.

– …Моги-сан.

Наверно, у меня сейчас ну очень странное лицо. Моги-сан глядит на меня с удивлением и чуть склоняет голову.

– Эээ, я хотел бы кое-что…

«Пожалуйста, подожди до завтра»

– …Ах…

В моем мозгу вспыхивает картина. И голос тут же начинает повторять и повторять одно и то же. Ощущение настолько четкое и ясное, что становится больно – будто осколки стекла втыкаются мне в глаза, уши и мозг.

Грудь трясется, словно по ней лупят молотом.

Н-нет…

Я не хочу вспоминать. Но хотя я не хочу вспоминать; хотя я хочу думать, что этого не происходило уже бессчетное множество раз – оно не пропадает. Я могу забыть любое другое важное воспоминание, но это одно – не могу никак.

Да, так и есть –

Когда-то очень давно – я уже признался Моги-сан.

– …Что такое?

– …Прости, ничего.

Я чуть отодвигаюсь от Моги-сан. Она подозрительно приподнимает бровь, но больше ни о чем не спрашивает.

Дата добавления: 2015-06-04