Мая (воскресенье) 21:32

Вот и она. Даже двадцати минут с ее звонка не прошло.

Окно разбилось вдребезги, осколки разлетелись по всей комнате. Разбив стекло подошвами кед, она приземлилась в центре комнаты; на ней была ее обычная одежда.

– …Ты быстро добралась; стало быть, знала, где я нахожусь?

Миядзава-кун глядел на нее, стоя в коридоре напротив входа в комнату и приставив ко мне кухонный нож.

– Ты правда думаешь, что так трудно было догадаться? Ты бы не стал делать такой звонок в людном месте. Значит, скорей всего, ты дома, как считаешь? Никакие другие места на ум не идут.

– Но даже с учетом этого, не слишком ли быстро у тебя получилось?

– Я уже знала, где ты живешь, когда ты открыл, что помогаешь [Юхэю Исихаре]. …Послушай, может, хватит уже? Убери руки от Кадзуки. Ты ведь сам сказал, что не хочешь брать на себя риск убийства. Если ты ударишь, это уже будет не риск. Тебя гарантированно осудят за причинение вреда здоровью или что-нибудь хуже.

– Заткнись.

– И не надо истерить всего лишь из-за того, что все пошло не так, как ты планировал. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе угрожал [Юхэй Исихара], верно? Отдай мне Кадзуки, и я обещаю, что этих угроз больше не будет!

– Это ведь не более чем пустой треп, правда?

Он делал вид, что раздражен и не слушает ее слова.

Зачем это Миядзаве-куну?

…Он натягивает пружину.

Миядзава-кун играет роль этакого типичного врага; он подготавливает сцену, на которой мое предательство будет выглядеть особенно впечатляюще.

Отонаси-сан победит врага, Миядзаву-куна, и освободит меня. Конечно, она будет довольна, ей будет радостно.

И тут я ее предам.

Вот ради этой «сюжетной пружины» Миядзава-кун меня и не отпускает.

– Давай вали отсюда! По-моему, достаточно уже вашего последнего свидания!

– Не мели ерунды!

Но почему Отонаси-сан не нападает?

Разумеется, его нож сейчас приставлен к моему горлу. Но это пустое. Миядзава-кун не зарежет меня, поскольку (в этом сценарии) собирается совершить убийство без риска, чтобы избавиться от угроз.

– Ты знаешь, я считала тебя человеком с сильной волей и хорошей логикой мышления.

Эти слова Отонаси-сан означают, что она знает: он не собирается меня резать.

И все же она стоит на месте.

– Успокойся, Миядзава.

Ну разумеется, она не может исключить возможности того, что меня все-таки прирежут. Миядзава-кун может выйти из себя и нечаянно полоснуть меня по горлу.

…Это и есть причина?

Она бездействует потому, что не уверена на 100%, что он не причинит мне вреда?

– …

Не может такого быть, хех.

Незачем ей так меня оберегать.

Не знаю сейчас, почему именно, но Отонаси-сан продолжает стоять неподвижно. Тупик.

Миядзава-кун левой рукой пихнул меня в бок, так чтобы Отонаси-сан не заметила.

…Да знаю я!

На тот случай, если мы окажемся в патовой ситуации, я тоже получил указания. Я не хочу предпринимать каких-то активных действий, но, похоже, у меня нет выбора.

Он сказал, чтобы я не сдерживался, иначе она сразу просечет, что это всего лишь шоу. Я сглотнул слюну и начал действовать.

Я – впился зубами в руку Миядзаве изо всех сил.

– …Уааа!!

Этот вопль не был наигранным – естественная реакция на боль. Миядзава-кун выронил нож, это тоже было совершенно естественно – как мы и договорились заранее.

В его обороне появилась брешь.

И Отонаси-сан не упустила своего шанса.

Все произошло за долю секунды.

Комната в шесть татами. Мгновение – и Отонаси-сан уже рядом. Метнувшись к Миядзаве-куну, она боднула его головой в нос. Заняв позицию между мной и им, она отбросила его назад ударом в челюсть, пока он хватался руками за нос. Затем подобрала нож и отшвырнула подальше, чтобы Миядзава-кун не мог до него дотянуться.

– Назад, Кадзуки.

Я кивнул и сделал как было велено.

Отоаси-сан тоже отступила от него на шаг и сказала:

– Передай мне ключи от обоих наручников, Миядзава. Тогда ты отделаешься только этим.

– …Ты добрей, чем я думал, – проворчал Миядзава-кун, пытаясь руками остановить льющуюся из носа кровь. – Ты могла меня просто придушить. Тогда мне просто пришлось бы отдать ключи.

– …Так далеко заходить не требуется.

После этих слов я вспомнил. Да. Отонаси-сан не любит прибегать к насилию. Сейчас она смогла потому лишь, что у нее не было иного выхода, иначе она бы не «спасла меня». Но она в жизни не смогла бы кого-либо придушить лишь для того, чтобы тот отдал ей какие-то ключи.

Миядзава-кун чуть шевельнулся.

И вдруг прыгнул на нее, пытаясь схватить. Но едва он до нее дотронулся, как отлетел в сторону.

– Че за!!.

Это была не игра, но абсолютно искренний возглас изумления.

Все произошло так быстро, что он даже не успел понять, что проиграл. Великолепнейший бросок через плечо.

– Если ты еще раз ко мне сунешься, я тебя вырублю.

– …Твою мать, не знал, что у тебя черный пояс по дзюдо!

– Ничего удивительного. Ведь у меня всего лишь белый пояс. …Ну, правда, нескольких черных поясов я уже одолела.

С этими словами она взяла его в кеса-гатаме[6].

– Угг…

– Когда ты падал, я слышала металлический звук.

Она обшарила карманы Миядзавы свободной левой рукой. Искомое она нашла мгновенно и сразу бросила мне. На пол с металлическим звяканьем упали ключи от обоих наручников.

– Кадзуки, сколько времени? Пожалуйста, скажи точно.

– …21:39.

– Значит, никаких проблем. Кадзуки, сейчас же бери свой мобильник и беги через веранду. Я тебя догоню через пять минут. Пока что обеспечу, чтобы он не смог двигаться.

Миядзава-кун метнул на меня быстрый взгляд. Не бойся, я не послушаю ее указаний.

Но из-за кеса-гатаме я не могу надеть на нее наручники. Что же делать? Так мне не удастся ее связать.

Я опустил голову.

И кое-что увидел. После чего – я придумал.

Я придумал худший, но именно из-за этого самый разумный способ ее предать.

Ааа, если я это сделаю, я стану абсолютным врагом Аи Отонаси. Я уже принял решение, я уже был готов к тому, что так может произойти. Но все же – какая жалость.

Эти ключи не подходят. Правильные ключи были у меня с самого начала.

Я снял наручники.

Освободив руки, я подобрал этот предмет – кухонный нож, который мне кинула Отонаси-сан.

– Ая.

Я наставил нож на Отонаси-сан.

Конечно, она сразу поймет, что у меня кишка тонка ударить. Но это неважно. Это не меняет того, что я ее предал.

– Отпусти Миядзаву-куна, без резких движений.

Отонаси-сан увидела острие ножа.

И –

– Э?..

Не у Отонаси-сан – это у меня невольно вырвался возглас.

Ее глаза округлились, она перестала дышать – оттого лишь, что я наставил на нее нож. Никогда еще я не видел ее такой беззащитной.

Миядзава-кун воспользовался ситуацией и самостоятельно выбрался из захвата. Но она осталась сидеть на месте, словно окаменев.

Я подошел к ней, не отводя ножа, присел на корточки и надел наручники. Лишь когда она, не сопротивляясь, позволила сковать себе руки, она наконец раскрыла рот.

– Что… это значит, Кадзуки? – запинаясь, выговорила она. – Что это… не понимаю. Зачем ты наставил на меня нож?..

– Он предал тебя! – разъяснил вместо меня Миядзава-кун.

– Предал?.. В этом нет необходимости. Кадзуки ничего не сможет сделать против «Недели в трясине» без моей помощи. Он мог предать меня только если он сдался вам и отказался от борьбы. Но такого просто не может быть. А значит, он никогда…

– Ну, значит, Хосино сдался нам и отказался от борьбы, не так ли?

– Он… сдался?

Я отвел глаза, когда она повернулась ко мне.

– Хе…

Смешок сорвался с губ Миядзавы-куна.

– Хе-хе, аха-ха-ха-ха-ха! Что за грустный вид, Отонаси? Прекрати уже! Знаешь, у меня было о тебе довольно высокое мнение как о враге. Но какая же ты неженка, что впадаешь в такой ступор всего лишь от того, что твой любовник тебя предал! Ты меня просто разочаровала!

– Кадзуки.

Отонаси-сан даже взглядом не удостоила смеющегося взахлеб Миядзаву-куна. Все это время она не отводила глаз от меня.

– Это правда? Ты на самом деле сдался [Юхэю Исихаре], как он говорит?

– …Да! – выжал я из себя.

Отонаси-сан опустила голову, пряча лицо, и начала дрожать.

– Уаа, секундочку! Чего ты дрожишь? Только не говори мне, что ты плачешь! Эй, эй, зачем такая бурная реакция? Честно, кончай уже, это слишком уж круто!!

Миядзава-кун смеялся все громче при виде этого зрелища – это явно было куда больше, чем он рассчитывал.

– Ладно, Отонаси. Я тебе скажу кое-что хорошее! Этот тип – вне всяких сомнений, [Кадзуки Хосино]. Это не [Юхэй Исихара]. Этот тип, который предал тебя и надел на тебя наручники, – именно [Кадзуки Хосино]!

– …Я знаю, – ответила она, не поднимая головы.

– Что?

– Я отлично знаю, что это [Кадзуки Хосино] и никто другой.

Отонаси-сан по-прежнему смотрела в пол, но поднялась наконец на ноги. Я все еще не мог разглядеть ее лица. Она двинулась ко мне на заплетающихся ногах. Я с ножом в руки импульсивно шагнул назад – очень уж странно она себя вела. Она шла ко мне, несмотря на то, что я держал нож, а ее руки были в наручниках. Я еще шагнул назад. И уперся в стену.

Она ударила своими скованными руками в стену прямо над моей головой; я рефлекторно отвернулся.

– Кадзуки, ты правда сдался такой шайке?

Голос ее звучал низко, совершенно без интонации. Я пожал плечами и осторожно покосился на нее.

Она медленно подняла голову.

А, вот оно что… оказывается, дрожала она от ярости.

– Ты, единственный, кто одолел меня с тех пор, как я стала «шкатулкой», сдался этой кислой, никчемной шайке, говоришь? Ты хочешь меня оскорбить?.. Ты хочешь сказать, что я ниже, чем эта жалкая кучка неудачников, да?!.

Ее вроде бы сдавленный голос звучал все громче.

– Не изображай тут идиота, честное слово, не изображай идиота! Не неси такой бред! Не может твои убеждения развалить такая жалкая шайка!!.

Она вновь ударила скованными руками. Я рефлекторно зажмурился. Что-то звякнуло об стену. Громкий звук прямо у меня над головой. Медленно открыв глаза, я обнаружил ее оскаленное, красное от ярости лицо прямо перед моим.

– Э-эй! Что не так, Отонаси! Ты слетела с катушек из-за шока от его предательства?

– А ты вообще молчи, – огрызнулась она, не отрывая от меня глаз.

– …Я чувствовала, что что-то не так, еще с того звонка. Но я была уверена, что ты никогда не будешь с ними заодно. Вот почему я поверила словам Миядзавы. А ты вот как… Ммать! Вот дерьмо!

Отонаси-сан перевела взгляд на нож, будто только что его заметила, и ее лицо перекосилось в изумленной усмешке.

– …И зачем тебе этот кухонный нож? Может, ты ударишь меня, если я не буду слушаться? Ха-ха, очень смешно. Ну давай, ударь меня! Я не защищаюсь. Давай! Давай-давай! Как будто ты можешь!

– Ууух…

Я машинально опустил нож.

– Говори. Почему ты это сделал – говори!

Я повесил голову и произнес, скрипя зубами из-за собственной убогости:

– Рю-тя-… мою сестру взяли в заложники. У меня нет выбора, кроме как подчиниться.

– И из-за такой ерунды…

– Это не ерунда! Рю-тян – моя единственная…

– Ты тот, кто был готов позволить своей любимой девушке погибнуть под колесами грузовика.

У меня перехватило дыхание.

– Погоди-ка, Отонаси!

Отонаси-сан с неохотой обернулась к Миядзаве-куну.

– Ну чего? Не видишь, мы заняты!

– Не, послушай, ты ведь должна не верить, что перед тобой [Кадзуки Хосино], раз он так с тобой поступил, разве нет? Так почему ты так уверена, то этот парень – именно [Кадзуки Хосино]?

Да, Миядзава-кун никак не мог пройти мимо этого. В конце концов, его изначальная цель была – смешать в ее сознании [Кадзуки Хосино] и [Юхэя Исихару].

– Странные вещи ты говоришь, тебе не кажется? Кадзуки – это Кадзуки, разумеется. И это никак не изменить.

– Да как, блин, ты их можешь различать?! …А, я понял. Ты просто уговариваешь себя. Поскольку ты поверила, что голос, который умолял о помощи, принадлежал [Кадзуки Хосино], то эту ошибку ты и повторяешь, потому ты в нем и не сомневаешься.

– Я знала, что тот голос принадлежал [Юхэю Исихаре].

Миядзава-кун нахмурился.

– Врешь! Или ты хочешь сказать, что поняла, что это была запись?

– Нет.

– Тогда как вообще ты могла заметить, что это не [Кадзуки Хосино]?

– Ну разумеется, я заметила.

Она говорила таким тоном, словно это было нечто совершенно очевидное.

– Кадзуки никогда не назвал бы меня Аей, прося о помощи.

– …Ах.

Я вспомнил.

Я вспомнил, какое имя произнес, когда на мне сидел и избивал меня Дайя, когда я был совсем один в музыкальном классе.

Точно, она права! Я ни за что не сказал бы «Ая», серьезно прося о помощи. В смысле – так ведь звали ту, с кем я когда-то боролся.

– …Объясни тогда, почему ты пришла его спасать?

– Если все было, как ты объяснял, спасти [Юхэя Исихару] – то же самое, что спасти Кадзуки.

– …Погоди-ка. Разве это не значит, что сейчас ты принимаешь Кадзуки Хосино за [Юхэя Исихару]?

– Угу, сперва я действительно так подумала. Но я поняла, что это [Кадзуки Хосино], после первого же взгляда.

– …Эй, эй! Вот теперь ты точно врешь. По правде, их невозможно различить в один момент!

– Это относится только к моменту переключения. Мне достаточно три секунды наблюдать за движением его лицевых мышц, и я увижу разницу. Сейчас я четко определяю Кадзуки как Кадзуки.

Она может узнать, что я – это я?

Хотя никто другой не может?

– …Это просто невозможно! Кончай нести хрень!

– Наверно, так. Если бы это был не Кадзуки, я, наверно, не могла бы их различать. Но в случае Кадзуки это возможно.

– Но почему?!

И тогда она заявила…

– Потому что я была вместе с Кадзуки дольше, чем кто-либо в мире.

Эти слова я уже слышал… где-то, когда-то…

– А…

Мой голос прервался. Я положил руку ей на плечо. Она удивленно обернулась.

Увидев это, Миядзава-кун нахмурился и спросил:

– В чем дело, Хосино? Надеюсь, ты не собираешься снять с нее наручники всего лишь из-за такой банальщины и фигни? Ты ведь знаешь, что будет с твоей сестрой, если ты это сделаешь, правда?

Эта угроза на меня больше не действовала, сам не знаю почему.

– Эмм, Отонаси-сан.

Если я это произнесу, пути назад уже не будет. Но я уже решился, хоть и не без колебаний.

– Дай мне прикоснуться к твоей «шкатулке».

Изумление с ее лица пропало.

– Ты можешь даже и не спрашивать. Я бы не смогла тебе помешать, даже если б хотела – из-за наручников.

Так она сказала, несмотря на то, что только что, не боясь ножа, колотила кулаками в стенку.

Затем, улыбнувшись чуть смущенно, продолжила:

– …Можешь прикоснуться, когда пожелаешь.

С этими прямыми словами – разрешение было получено.

Я чуть кивнул и прижал открытую ладонь к ее груди.

– …Ах.

Меня швырнуло на морское дно. Второй раз уже я вижу дно моря. Неменяющаяся сцена, где все счастливы на вид. Однако то, что все здесь могут быть счастливы, – не более чем ложь. Кто-то плачет посреди толпы. Кто-то, кто знает, что это блаженство – лишь иллюзия, и не может присоединиться к остальным. Я уже слышал раньше этот плач.

Это ужасно.

Здесь нет кислорода, так что мне нельзя оставаться тут вечно.

Поэтому мне здесь так плохо?

Или потому, что я знаю – я не могу исцелить ее боль?

Потому, что я знаю – я никак не могу исцелить ее абсолютное одиночество?

Я ощутил слезы на своих щеках. Точно так же, как в некоей «шкатулке» когда-то прежде.

– …Прости меня.

Я вспомнил о ней все.

Как я только мог подумать, что она использует меня просто как приманку для «0»? Как я мог только подумать, что ей безразлична моя повседневная жизнь?

Просто не могла она так поступать – она, кто ставит всех других превыше себя.

Она верила, что я даже в одиночку смогу сражаться против «Недели в трясине». Потому и не искала встречи со мной, когда я ее отверг.

Но я не смог поверить в нее и… предал ее.

– Прости меня, – снова произнес я. Она отвела глаза, ей, похоже, было немного неловко.

– …Нет, это я, видимо, недостаточно все продумала. Я слишком надеялась на тебя, не приняв во внимание, что ты забыл все, что произошло в «Комнате отмены»… наверно. …Эммм, я только сейчас это поняла, так что это ты меня прости, пожалуйста.

Она взглянула на меня искоса. Я покачал головой.

– Я должна сказать тебе кое-что, что не сказала раньше – я думала, ты поймешь сам. Кадзуки, твоя прежняя повседневная жизнь не вернется. Однако…

Она снова посмотрела на меня прямо, уголки ее губ чуть расслабились.

– … мы можем построить твою повседневную жизнь заново.

Аах…

После этих лишь слов я никогда больше не ошибусь с определением своего места в жизни.

Я… это я.

Я – Кадзуки Хосино.

Я извлек ключи из кармана. Вставил их в замок наручников.

– …Что ты делаешь, Хосино?! Ты бросаешь жизнь собственной сестры, чтобы тебя приласкала твоя подружка?! Ты правда отвратителен…

– Нет. Я решил твердо. Но это неправда, что я бросил сестрицу.

– И что? Если ты не будешь подчиняться, Рюка Хосино будет убита!

– Не будет.

– С чего такая уверенность?!

– Все просто.

Это вовсе не какой-то блеф – я всего лишь озвучил свое намерение.

– С того, что я этого не допущу.

Мне больше не нужно им подчиняться. Мне больше не нужно ограничивать себя тем выбором, который предлагают они.

Потому что теперь я не могу проиграть – теперь, когда на моей стороне она.

Я принял решение ввериться ей.

Я повернул ключ. Наручники раскрылись и упали на пол. Я схватился за ее освобожденные руки. Она глядела на меня, я глядел на нее.

– Пожалуйста, помоги мне…

Я никогда больше не спутаю.

Я никогда больше не спутаю, каким именем ее надо звать.

– … Мария.

И как только я это сказал, она – нет, правда, хоть и на долю секунды –

Она улыбнулась, невинно, как нормальная девушка ее возраста.

– При одном условии.

Она вновь заговорила в своей обычной, полной достоинства манере.

– Возможно, мне необязательно говорить об этом. Я верю, что ты в любом случае выполнишь это условие. Однако я тоже тревожусь, и мне было действительно больно. Так что позволь мне все же сказать.

Я чуть кивнул, не понимая ее намерений.

– Я никогда больше не выпущу тебя из виду. Поэтому, пожалуйста. И ты тоже…

Мария отвела взгляд. Потом снова обернулась ко мне и произнесла отчетливо:

– …никогда больше не выпускай меня из виду.

Ааа… понятно.

Я не замечал до сих пор.

Я выбрал одиночество, и совершенно зазря; но страдал из-за этого не я один. Мария тоже осталась одна и страдала.

Начиная с «Комнаты отмены» Мария всегда была [Аей Отонаси]. Она пытается быть «шкатулкой». Настоящей ее, [Марии Отонаси], просто нет нигде.

«Меня зовут Ая Отонаси. Рада с вами познакомиться».

«Но я не сильная».

Я вспомнил ту сцену, когда она жаловалась.

Верно. Я один могу звать ее «Мария», потому что я единственный, кто видел ее первый перевод в нашу школу.

Если я забуду, [Марию Отонаси] позабудут действительно все – возможно, даже она сама, – и она исчезнет.

– Кончайте уже!

При звуках этого голоса я выпустил руки Марии.

– Что за чушь? Сговаривайтесь, не сговаривайтесь – это ничего не изменит! Кадзуки Хосино будет захвачен, а его сестра Рюка будет убита. Или вы думаете, что можете просто уйти в свой воображаемый мир?

Миядзава-кун смотрел на нас со злобной усмешкой.

– Вам не победить! Ведь [Юхэй Исихара] покончил с собой. Вы не можете найти покойника! И, разумеется, уничтожить «шкатулку» тоже не можете. Ну и как вы решите эту проблему? Давайте, поделитесь!

Он… прав.

«Владельца», младшего брата Миядзавы-куна, больше нет. И с этим мы ничего не сделаем.

– …Я уже знаю, кто такой [Юхэй Исихара] на самом деле.

При этих словах Марии Миядзава-кун широко распахнул глаза, но уже секундой позже заметил ее унылое выражение лица, и уголки его губ поползли вверх.

– И что? Ты нашла его?

– …Нет. Целый день искала, но так и не нашла.

– Хе-хе, ну что ж, это объяснимо. Покойника ведь отыскать невозможно! – триумфально воскликнул Миядзава-кун.

…О?

Что это за странное чувство? Я чувствую в восторге Миядзавы-куна что-то ужасающе неправильное. Что же?..

«Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать».

Он так сказал. Он сказал, что помогал осуществить «Неделю в трясине», потому что это единственный способ защитить «себя». Потому что его «младшего брата», который был ему настолько дорог, больше нет.

Вот оно что.

– …Это ложь.

Стоило мне это прошептать, как Миядзава-кун обернулся в мою сторону мгновенно.

– Ты говорил, что он умер, но это была ложь. Очевидно, если вдуматься. Ты бы никогда не сделал такого и не допустил бы.

– …Чего ты там лепечешь, Хосино? Не пытайся играть словами так, как тебе приятнее!

– Он ведь был важен для тебя, верно?

При этом внезапном вопросе Миядзава-кун нахмурился, но все же кивнул.

– Да.

– Тогда ты ни за что не стал бы говорить о его смерти со смехом, ведь так?

Конечно, мне это всего лишь показалось неестественным, за прямое доказательство едва ли сойдет. Так что если бы Миядзава-кун спокойно отмахнулся от моего вопроса, он бы меня снова перехитрил.

Но…

– А значит, он еще не умер, верно?

Но Миядзава-кун на мой вопрос не возразил ничего, лишь повесил голову.

– Ложь порождает надежду, когда ты осознаешь, что это ложь.

Я произнес эту фразу, которую он сам когда-то мне сказал. Он поднял голову; я продолжил.

– Ты был прав.

Он распахнул глаза и разинул рот. Я молча стоял и смотрел на него; он, сжав кулак и стиснув зубы, вернул мне злой взгляд.

– …Де… рьмо!..

Но в итоге он так ничего и не смог сделать и снова опустил глаза.

Затем двинулся с места заплетающейся походкой. Пройдя мимо нас, он протянул руки к столу и взял лежавший на нем мобильник.

Не произнося ни слова, он понажимал на телефоне кнопки, приложил его к уху и прислушался к чему-то.

– Я не успел.

Его шепот звучал так, словно он обращался к себе самому.

– Я не успел. Я был в ванне во время этого звонка. И когда я заметил голосовой мэйл, было слишком поздно.

Похоже, сейчас он слушает как раз тот самый мэйл.

– Я должен был успеть прежде, чем это произошло. Если бы я заметил эту боль раньше, я бы предотвратил. А я был отравлен моим собственным несчастьем и не заметил, как самый дорогой для меня человек кричит о помощи. И вот что получилось.

Он открыл верхний ящик стола.

– Я знаю, что уже слишком поздно. Я знаю, что уже не успею. Но знаете? Я все еще слышу этот крик! И я не хочу… слышать этот крик и дальше.

Он сунул руку в ящик.

– Я остановлю это. Ради этого я готов на любой грех, на любое наказание. Я пойду на все! Если есть возражения – давайте, выкладывайте!!

– Разумеется, есть, – заявила Мария. – Ты перестал думать. Ты ничего не выбрал. Ты предпочел просто зажать уши, чтобы не слышать криков. Ты просто наслаждаешься болью от бессмысленного сражения с нами.

Она опустила глаза, но тут же выплюнула следующие слова:

– Ты не сможешь вернуть прошлое, сделав это.

– …И что дальше? – прошептал он, повесив голову. – Может, ты сможешь отменить эти трупы, или что? Нет, ты не сможешь. Мне уже нормальное будущее не светит, сколько бы я ни старался. Поэтому я хочу хотя бы [Юхэю Исихаре] дать то, к чему он стремится. И ничего больше. Поэтому…

Он вынул руку из ящика.

– …Лезь уже в наручники!

В руке у него оказался электрошокер. Миядзава-кун бросился к Марии.

– Мария!!

Мария молниеносно перехватила выставленную руку и выкрутила. Миядзава-кун негромко вскрикнул и выронил шокер.

– Угг…

Я подобрал шокер. Мария может удержать Миядзаву-куна, но на большее насилие она не способна. Стало быть, сейчас моя очередь.

Я принял его сердитый взгляд, не отводя глаз. Я не отступлю. Если он считает меня врагом, я последую его примеру.

– Прости.

Я прижал включенный шокер к его шее.

Миядзава-кун со стоном свалился на пол.

– …Кадзуки, идем отсюда.

– Хорошо.

Но когда я уже собрался выйти из комнаты, в мою правую ногу что-то вцепилось.

–!..

Я резко развернулся. Миядзава-кун, лежа на полу, держал меня за ногу. Правда, настолько слабо, что стряхнуть его должно быть легче легкого.

Он поднял голову.

– Прости.

Что?..

– Прости, что я опоздал. Прости, что не мог спасти тебя вовремя. Я стану сильней… я стану сильней ради нас обоих…. Так что, пожалуйста, дай мне еще хотя бы один шанс!..

Ааа, нет.

Эта истовая мольба адресована не мне.

Я закусил губу и поднял правую ногу. Стряхнуть его руку действительно оказалось просто.

Затем я прижал шокер к спине Миядзаве-куну.

– …Не будет у тебя больше шанса.

Потому что я собираюсь растоптать это желание.

Я включил шокер. Голова Миядзавы-куна упала и больше не шевелилась.

…Прости.

Наверняка Миядзава-кун это сказал [ему].

Но может, это извинение и [мне] тоже было адресовано… такая мысль меня вдруг посетила.

Я перешагнул через Миядзаву-куна и подобрал его мобильник.

– Кадзуки, что ты делаешь?

Я открыл голосовое письмо.

«…Спаси… меня… Пожалуйста, брат, спаси меня!..»

И я понял наконец, кто такой [Юхэй Исихара].

К оглавлению

Дата добавления: 2015-06-04