Юри Янаги], казнена, поскольку не вышла в большую комнату до 12:10, смерть в результате отсечения головы 2 страница

Эту черную атмосферу, целиком, казалось, состоящую из конденсированного вожделения, я помнил по некоей Главной комнате.

Кое-что Дайя все же проглядел.

А именно – что собирается делать Мария.

План Дайи будет запущен, только когда выйдет время. «Настоящий Дайя» не начнет действовать, пока над нами не нависнет реальная угроза превратиться в мумии из-за отсутствия еды. Это я знаю точно.

Но Мария о его плане, разумеется, не знает. Она по-прежнему уверена, что я умру, когда время выйдет.

Она наверняка попытается дать мне возможность выиграть «Битву за трон», чтобы я выжил. И она прекрасно знает, что мои условия победы недостижимы, пока она жива.

Иными словами –

Мария умрет ради моей победы, если я чего-то не предприму.

Чтобы этому помешать, я должен ее убедить. Но мне прекрасно известно, что Марию не так легко согнуть.

Вот почему я попросил Дайю утихомирить Кодая Камиути.

Я не мог убить его прямо тогда. Потому что, чтобы убедить Марию, я хотел, чтобы она видела.

… Чтобы она видела, как я убиваю Кодая Камиути.

Мария только что вошла в мою комнату. И сейчас мне предстоит с ней сражаться.

Почему, вот интересно?

Теперь, когда я понял, какова моя цель, я при взгляде на Марию чувствую, что что-то ужасно не в порядке.

Силуэт Марии выглядит каким-то размытым, словно мои глаза не могут сфокусироваться.

– Кадзуки.

Она не стала садиться рядом со мной.

Похоже, она по-прежнему не признает, что я «Кадзуки Хосино». При нынешнем положении дел она так и будет относиться ко мне настороженно, хоть я и осознал мою цель.

– Похоже, я все-таки должна умереть.

И поэтому, если все так и пойдет, я не смогу помешать ей делать глупости.

– Иначе я точно окажусь у тебя на пути, Кадзуки. И ты не сможешь победить в «Битве за трон». Но слушай, я ведь, к счастью, всего лишь NPC. Так что волноваться не о чем.

Голос ее звучит совершенно беззаботно.

Я не удержался от вздоха.

Как я и думал, самое трудное будет – остановить Марию.

– Мария, тебе теперь уже не нужно об этом беспокоиться.

– Почему?

– Потому что я убью Кодая Камиути!

– …

На какое-то мгновение Мария лишилась дара речи, но пришла в себя сразу же.

– Я действительно совершенно перестала тебя понимать, – нахмурившись, сказала она. – Стало быть, ты сговорился с Омине, ха. И плюс к этому сделал худший выбор из всех возможных.

– Я уже решил.

– …Понятно, – и Мария отвернулась. – Я вообще не рассматриваю убийство как метод. Такой способ решения проблем, каким бы он ни был эффективным, – зверство, не более и не менее. Я уже говорила что-то подобное в «Комнате отмены»… но – ну да, ты этого не помнишь, хех.

Если бы я сказал, что, столкнувшись с резким неприятием со стороны Марии, ничего не почувствовал, я бы солгал. Но я не стал отступать, хоть ее слова меня и ранили.

– Куда неправильнее кончать с собой.

– Для людей – да. Но я «шкатулка».

– Не делай таких отмазок! Ты прекрасно знаешь, что я не хочу этого!

Услышав мой выкрик, Мария распахнула глаза.

– …Ты по-прежнему несешь эту чушь? Почему ты стал такой размазней? Ты должен понимать, что тебе нужно! Ты должен ставить свою «повседневную жизнь» выше меня!

По-моему, это ты здесь продолжаешь нести чушь?

Эти слова мне бы следовало сказать!

Под подозрительным взглядом Марии я шагнул вперед и прикоснулся к монитору. На экране появилась надпись.

«Желаете ли вы убить [Кодая Камиути] с помощью [Смертельного удара]?»

Так я ей покажу.

Я покажу Марии, что я изменился. Это единственная причина, почему я отложил убийство на день.

А затем я заставлю ее доверять новому мне.

Я заставлю ее понять, что ей не нужно умирать.

Ради этого я потянулся к слову «УБИТЬ?», закрывающему глаза Кодая Камиути.

– Стой!

Мария кинулась ко мне, выпучив глаза, и схватила меня за руку.

– …Почему?

Однако я не ожидал, что она так сильно запаникует.

– …Что почему? – спросила она, чуть отведя глаза.

– Почему тебе так не нравится, что я меняюсь? Разумеется, то, что я собираюсь сделать, – это ничего хорошего. Но тебе правда так необходимо меня остановить? Мы ведь оба можем спастись, если я это сделаю, ты знаешь это?

Я вспомнил нашу вчерашнюю [Тайную встречу].

«Ты выглядишь в точности как Кадзуки Хосино, и из-за этого ты… страшный».

– Почему ты так боишься того, что я меняюсь?

– …

Мария не в силах мне ответить.

– Чисто к твоему сведению: если ты не дашь мне нажать кнопку, ты ничего не добьешься! Даже если сейчас ты меня удержишь, я просто нажму кнопку, когда ты уйдешь.

– …Я знаю.

Но, вопреки своим словам, она сдавила мне руку сильнее.

– Я поддалась эмоциям, потому и остановила тебя. Да, признаю. Я совершенно не хочу, чтобы ты менялся.

– …Но уже слишком поздно, – пробормотал я.

Мария неотрывно смотрит на меня.

– …Похоже, что так.

И она выпустила мою руку.

– Я больше не могу тебя останавливать, верно?

Я смотрел на нее, по-прежнему не понимая, почему она так горюет из-за этого. Словно в ответ на мой взгляд, Мария раскрыла рот.

– Скажи мне, Кадзуки. Какова моя цель?

Голос ее звучит немного трагически.

– Заполучить «шкатулку», да?

– Именно. Я пытаюсь заполучить «шкатулку». Я охочусь за «шкатулкой», чтобы воплотить свое «желание». Я с тобой лишь потому, что тобой интересуется «0». Это – законный повод.

– …Угу.

– Но я «шкатулка». Существо, которое не имеет права быть частью повседневной жизни кого бы то ни было. Поэтому я в принципе не должна быть рядом с кем-то. Я не имею права слишком сильно к кому-то привязываться, потому что этим я уничтожу его повседневную жизнь. Я могу быть рядом с тобой, лишь потому что у меня есть законный повод.

– …

– Ты начал меняться. Я уже не могу даже угадывать твои мысли по твоему выражению лица. Постепенно эта особая связь между нами исчезает. …Да. Ну, наши отношения были всего лишь побочным эффектом чувств Моги, так что, может, это и естественно, что они исчезают.

– Это…

Я собрался было рефлекторно возразить, но Мария не дала мне этого сделать, закрыв мне рот рукой.

– Мне не нужна ласковая ложь. Ты тоже наверняка чувствуешь, что мы перестали быть особыми друг для друга.

– …М.

– Ты собираешься убить Кодая Камиути. Я знаю, когда ты кого-то убьешь, пусть даже NPC, твои идеалы уже не станут прежними. Ты изменишься еще сильней. Твоя аномальная привязанность к повседневной жизни исчезнет, и ты не сможешь больше овладевать «шкатулками», как и все. И знаешь, что произойдет потом?

И Мария произнесла:

– «0» потеряет интерес.

Ее руки не закрывали уже мой рот, но я все равно был не в силах говорить.

– Ты должен радоваться, что «0» оставит тебя в покое. Вообще-то я тоже должна быть рада за тебя. Но – не могу радоваться от всего сердца. Не потому что я лишусь способа заполучить «шкатулку». А потому, что, когда «0» потеряет к тебе интерес, у меня…

… у меня не останется законного повода быть с тобой, Кадзуки.

Мария прижалась лбом к моему плечу.

– Как только «0» перестанет преследовать тебя, мне тоже придется уйти. Ну, это очевидно. Иначе мне не достичь моей цели.

Аа, вот, значит, в чем было дело.

То, чего боялась Мария со вчерашнего дня. Нет – еще раньше.

Это –

Это – расставание.

– Кадзуки, я больше не буду пытаться тебя остановить.

Мария убрала голову от моего плеча.

– Мне и нельзя было тебя останавливать, правда. И права я не имела, и не нужно было. Но все-таки – мне следовало бы знать и раньше.

Мария улыбалась мягкой, покорной улыбкой.

– То, что я смогу быть с тобой, – всего лишь воздушный замок.

– …

Не в силах больше на нее смотреть, я повернулся к монитору.

К строке «Желаете ли вы убить [Кодая Камиути] с помощью [Смертельного удара]?» я мысленно добавил еще одну: «Примете ли вы расставание с Марией Отонаси?»

– …Это…

…Не, такого я принять не могу.

Ну что такое! Если я пытаюсь защитить Марию, я одновременно должен сказать ей «прощай»?! Даже несмотря на то, что я знаю: когда мы расстанемся, она будет плакать в одиночестве?

«Твоя смерть для меня невыносима. Она разрывает мне сердце. Я не хочу этого. Я хочу быть с тобой».

Почему я никогда ничего не могу?

Почему ж я ничего не могу сделать, хотя прекрасно знаю чувства Марии Отонаси ко мне!..

…Должен быть выход. Я «рыцарь», я должен спасти плененную Марию, убив кого-то.

Кто же этот кто-то? Кто пытается приговорить Марию к полному одиночеству?

Я думаю. Думаю, думаю, думаюдумаюдумаюдумаюдумаю…

– …Ах.

Вот оно что.

– Ха!

Я понял. Понял наконец, кто мой враг!

Как же я раньше-то не заметил? Враг всегда был рядом. Мы даже встречались! И я даже чувствовал, что кое-кто – мой враг, чувствовал с самого начала!

Сбросив с себя все сомнения, я вновь потянулся к кнопке. «Желаете ли вы убить [Кодая Камиути] с помощью [Смертельного удара]?» Я прочел надпись и принял решение без колебаний.

Да, убью его!

Я нажал кнопку поверх портрета Кодая Камиути.

– …Ааах.

Мария испустила протяжный вздох.

– Воздушный замок взял и рассеялся, хах.

– Нет!

Да, я только что официально стал убийцей, я изменился.

Изменилось и то, что я называю «повседневной жизнью» и стремлюсь защищать.

Думаю, «0» покинет меня, да и Мария тоже – когда осознает это.

Но –

– Сейчас передо мной Мария, у которой нет «Ущербного блаженства».

Если все пойдет как запланировано, Мария сможет выбраться из «Игры бездельников», не обзаведясь «чужими переживаниями».

Она не запомнит этот разговор.

Она по-прежнему будет не в курсе, что я изменился.

– Ты не «шкатулка», когда у тебя нет «Ущербного блаженства».

Мария, похоже, не понимала, к чему я веду; она смотрела на меня округлившимися глазами.

– Я уже говорил тебе во втором раунде, что «это моя задача – защитить тебя, когда ты лишилась своей “шкатулки”». Я по-прежнему твердо уверен в этом. И поэтому я буду продолжать защищать тебя от когтей дьявола.

– …От когтей дьявола? Ты про Камиути и Омине?

– От них тоже, но главный враг – другой.

Моя цель теперь – спасти Марию.

Так кто же больше всех мешал мне достичь этой цели в «Игре бездельников», нет, даже и раньше?

Кто этот мерзкий враг, который заставляет Марию думать, что она должна отбросить собственную жизнь?

Что необходимо сделать, чтобы Марии не пришлось умирать?

Изначально ей вообще не должна была потребоваться моя поддержка, чтобы выжить. С ее талантами ей бы не составило труда выиграть «Битву за трон», когда настала бы ее очередь.

Но Мария категорически неспособна убивать. Она скорее отдаст собственную жизнь.

Вот почему ей ни за что не победить «Игру бездельников».

Так что же необходимо сделать, чтобы она смогла выиграть «Битву за трон»?

Я, «рыцарь», поклялся однажды:

я спасу ее, даже если во имя этой цели мне придется предать всех остальных и сделать их моими врагами.

Мария ответила:

она ждала меня все это время, это было единственным, что придавало ей силы.

Сознает она это или нет, но Мария знает, что находится в плену. Знает и то, что ничего не может поделать одна.

Кто же ее пленил? Кто пытается сделать ее «королем»? Кого надо убить, чтобы она стала свободна?

Наконец-то я нашел ответ.

– «Ая Отонаси».

Вот имя моего врага.

Врага, которому я должен теперь противостоять и которому я противостоял целую жизнь.

– Я одолею «Аю Отонаси». Я вдолблю ей, что нет такого отчаяния, которое не может излечить повседневная жизнь, и что не нужно для этого пользоваться «шкатулкой».

И тогда расставания не будет.

Ччерт… «Ая Отонаси», как ты посмела втянуть в это «Марию Отонаси»! Это ты не можешь оставаться со мной, а не она!

– …И что это должно означать?

Мария смотрит на меня во все глаза.

Неудивительно. За те многочисленные повторы Марии удалось сформировать идеальную себя, «Аю Отонаси», к чему она долго стремилась. А сейчас я заявляю, что намереваюсь ее уничтожить.

– Это что – объявление войны?

Я ответил с улыбкой:

– Вовсе нет!

Это могло бы быть объявлением войны, если бы я сказал это Марии в реальном мире. И, осознав, что я думаю, она оставила бы меня.

Но мы сейчас в «Битве за трон». Это все не останется у Марии в памяти.

– Я знаю Марию из первой «новой школы».

Глаза Марии по-прежнему широко распахнуты – похоже, она не понимает, с чего я так внезапно об этом заговорил.

– Из того времени я почти ничего не помню! Но я знаю, там была Мария, которая не успела еще полностью превратиться в «Аю Отонаси». И я помню, что она тогда сказала.

И я повторил.

Я повторил слова, которые Мария сказала тогда, стоя на возвышении.

«Я хочу, чтобы кто-то был рядом со мной».

Она, сжав губы, сверлит меня взглядом.

– Мария. Сейчас ты не «шкатулка». Так что, пожалуйста, скажи мне. Пожалуйста, скажи мне, каковы твои чувства – твои, «Марии Отонаси», а не с колокольни «Аи Отонаси».

– …Кадзуки.

Ласковая улыбка появилась у нее на лице лишь на секунду, тут же сменившись строгим выражением. Снова сжав губы, она повернулась ко мне спиной.

– Я понимаю, что ты хочешь, чтобы я сказала. Но я не могу этого произнести. Ты можешь сколько угодно говорить, что сейчас я не «Ая Отонаси», но это не значит, что я могу вернуться туда, где когда-то была. Я всегда хотела быть «шкатулкой» и даже сейчас хочу. Сказать то, что ты хочешь от меня услышать, – значит пойти против моих собственных желаний. Поэтому…

Она сжимает кулаки.

– …Поэтому я не могу сказать.

И Мария добавила:

– Я не могу сказать, что хочу, чтобы ты спас «Марию Отонаси» от одиночества.

Аах.

Этого более чем достаточно.

Чувства Марии достигли меня.

Теперь мне хватит решимости бороться с «Аей Отонаси», не сдерживая себя.

– Я не оставлю тебя одну!

Внезапно новая мысль вспыхнула у меня в голове.

Я знаю Марию из первой «новой школы». Но уже тогда – она, конечно, еще не стала полностью «Аей Отонаси», но она уже была «владельцем». Уже тогда у нее была железная воля.

Но такой ли была «Мария Отонаси» изначально?

Не думаю. Скорее, изначально она была больше похожа на обычную девушку.

Так что я не знаю Марию Отонаси из того времени, когда она была всего лишь девушкой на год младше меня.

Я не знаю Марию из нулевого раза, Марию, не испытавшую на себе еще ни одной «новой школы».

Уверен, эта девушка и сейчас внутри Марии, и она плачет. Она плачет на морском дне в груди у Марии.

Она плачет от одиночества.

А значит, я отправлюсь ей навстречу.

– Я встречу нулевую Марию.

Я встречу ее, возьму ее с собой, обниму ее, останусь с ней.

Я верю, что только так Мария станет действительно счастлива, и потому я сделаю это.

В какой-то момент Мария перестала сжимать руки в кулаки. Не могу прочесть никаких эмоций на ее угрюмом, уставленном в пол лице.

Нарочно стерев всякое выражение с лица, Мария дрожащей походкой подошла ко мне и прижалась лбом к моей груди.

– …Я намерена быть «шкатулкой». Я намерена жить ради других. …Поэтому, пожалуйста, прекрати. Пожалуйста, не пытайся больше меня защищать.

Она говорит эти глупости дрожащим, прерывистым голосом, какого я никогда раньше от нее не слышал.

И поэтому я ей отвечу.

– Понял. Я обязательно ее встречу!

– …Эй… ты совершенно ничего не понял. Я не хочу, чтобы ты страдал. Я не хочу, чтобы ты был несчастлив из-за того, что слишком близко сошелся со мной. Ты должен уйти от меня как можно скорее.

– Не бойся, я останусь с тобой!

– Пожалуйста, уходи… пожалуйста, расстанься со мной…

Да ни за что я ее не послушаюсь.

В смысле – это ведь слова моего врага, правда?

И я отшвырнул эту просьбу, обняв Марию.

Она такая хрупкая, ее никак не назовешь сильной. Я, хоть и не в первый раз ее обнимаю, не перестаю удивляться, какая она слабая и беспомощная.

Но в следующий раз удивления уже не будет.

Потому что я убежден – это правильное впечатление. «Мария Отонаси» – всего лишь юная девушка, так что впечатление беспомощности должно быть правильным.

– Мария.

Она ничего не ответила. Лишь попыталась спрятать свое выражение лица, уткнувшись мне в грудь.

Уверен, сейчас у нее такое лицо, какое она ни за что не покажет в реальности. Выражение лица, которое она вычеркнула, когда поклялась никогда ни на кого не опираться.

Думаю, сейчас она может показывать такое лицо лишь потому, что при ней нет «шкатулки». Лишь потому, что мы в «Битве за трон», она показывает мне маленький кусочек истинной себя – то, чего она никогда, ни за что не показала бы мне в реальном мире.

Только сейчас мои слова могут достичь «Марии Отонаси».

Они могут достичь ее полностью, они не будут отвергнуты «Аей Отонаси».

Я уже собрался раскрыть рот, когда –

– Кадзуки, – произнесла она. Девушка, которая обнимала меня дрожащим руками, произнесла:

– Все равно это не более чем воздушный замок.

Я знаю.

И потому я изменю судьбу.

► День 6, <C>, [Тайная встреча] с [Кодаем Камиути], комната [Кадзуки Хосино]

Как бы там ни было, в этой игре Мария больше не станет «Аей Отонаси». А значит, она не умрет по собственной воле.

Я сделал все, что должен был сделать.

Эта [Тайная встреча] – не более чем отвлекающий маневр.

«Назначенный – [Смертельный удар] – будет – осуществлен – даже – после смерти – [Рыцаря]!»

Согласно правилам, [Смертельный удар] наносится за пять минут до окончания блока <C>. Так что Кодай Камиути пока жив.

Но он уже обречен.

Получив это подтверждение от Нойтана, Кодай Камиути бросил нож на стол и криво усмехнулся.

– Значит, тебя убивать бесполезно, хах. Уааа… похоже, мне капец.

Он произнес это беззаботным тоном, как что-то неважное, и почесал в затылке.

В голосе Кодая Камиути нет ни намека на враждебность, хотя человек, приговоривший его к смерти, стоит прямо перед ним. Он даже не расчувствовался. Должно быть, сейчас он думает лишь о том, что следовать за Дайей было ошибкой.

Несмотря на то, что он скоро погибнет.

Я не отрывал взгляда от отброшенного им ножа.

«Игра бездельников», созданная исключительно для борьбы со скукой, хех.

До этого момента я не мог понять его до крайности сиюминутный стиль мышления. Собственно, не могу понять и сейчас. Но когда стало ясно, что он «владелец» «Игры бездельников», когда я понял, что эта атмосфера создана Кодаем Камиути, кое-что для меня все же прояснилось.

У Кодая Камиути нет ощущения связи с реальностью.

Все, что происходит вокруг него, он воспринимает как какую-то игру; он не чувствует, что все это непосредственно касается и его. И раз он такой, вряд ли «Битва за трон» имеет для него какое-то особое значение. По этой же причине его «желание» стало «шкатулкой» внешнего типа, хотя оно такое нереалистичное.

Из-за этой своей натуры он также не чувствует опасности того, что будет убит. Чувство вины ему тоже незнакомо; ведь даже когда он убивает людей, для него это не выглядит реальностью. Вполне понятно, что при таком раскладе он должен жить мгновением и получать удовольствие.

Это не такая уж уникальная ситуация, хотя до крайности дело доходит очень редко. Даже я не могу утверждать, что, узнав, что в случае проигрыша умру, – я ощутил, что это реальность.

Я перестал думать дальше.

Я имею в виду – пытаться понять его бесполезно.

Я взял нож со стола.

– О? Чего ты хочешь? А, ты, наверно, злишься, что я убил Преда, и хочешь пришить меня собственными руками?

Я покачал головой.

– Вовсе нет! Я вообще не намерен с тобой что-либо делать. Но намерен кое с кем другим.

Кодай Камиути взглянул на меня озадаченно.

– Нойтан.

«Что?» – отозвался зеленый медведь, который все это время был на экране.

– Нойтан, я думаю, ты воплощение «Игры бездельников». Думаю, если взять характеры людей, которых интересует только одно – как бы убить время, – и сделать из них талисман, то получишься в точности ты.

«Мм?»

– Я всегда хотел тебе сказать кое-что.

С этими словами я изо всех сил вонзил нож в монитор.

Нож воткнулся прямо в зеленую середину.

– Ты омерзителен.

Поперек лба Нойтана прошла трещина.

«…А?»

Отвратный зеленый медведь рассыпался. Разлетелся на сотню осколков, как несобранный пазл. Он все еще вопил на меня «че творишь, козлина!», но его широко распахнутые глаза не отображались больше на сломанном мониторе. Только красные кусочки этих налитых кровью глаз да разинутый рот мелькали время от времени.

Выглядит почти так, как будто он истекает кровью.

Но Нойтан, не чувствуя боли от этого разгрома, продолжал ругаться. Словно не понимал, в каком положении он находится.

Печально.

Даже не замечать собственного состояния – печально.

Потом Нойтан перестал поддерживать себя даже в виде сотни мигающих красных и зеленых точечек. Постепенно он перестал мигать, потускнел и в конце концов исчез.

– …И какой был в этом смысл? Ты просто раздолбал монитор, и все, – холодно произнес Кодай Камиути.

– Хорошо, а что, по-твоему, имеет смысл?

– Хаа?..

Кодай Камиути разинул рот, как дебил.

– Аа, ну, пожалуй, что ничего, хех. В конце концов, все мы умрем рано или поздно.

Такого ответа я от него и ждал.

– Кодай Камиути. Представь себе, что есть человек, который не видит смысла ни в чем, кроме как убивать время.

– Чего это ты вдруг? И слушай, по-моему, ты сейчас забыл «-куна»?

Я продолжил, пропустив его слова мимо ушей.

– Как можно победить такого человека?

– Блин… ты вообще о чем? Да, пример этот – это про меня, да? Я так и понял! Ну раз так, думаю, выиграть у этого парня невозможно, э?

– Почему?

– Ну понимаешь, чтобы он проиграл, он для начала должен войти в один ринг с тобой, так? Если ты будешь кидаться чем попало в зрителей, это будет просто бессмысленное насилие и ничего больше.

Ясно. Да, он прав здесь.

– Понятно, – ответил я. – Значит, мне надо всего лишь заставить тебя понять, что ты уже в ринге.

У Кодая Камиути отвалилась челюсть.

Но он до сих пор не осознает. Он не осознает, что все мы в ринге, причем постоянно.

И сейчас он, вне всяких сомнений, проиграл, будучи приговорен к смерти.

Никакие левые отмазки вроде «не припоминаю, чтобы я дрался, значит, и не проиграл» не работают.

Но мне неохота заставлять его признать это здесь и сейчас. Я просто говорю что думаю.

– Ты сказал сейчас, что смысла нет ни в чем, верно?

– …Угу.

– Я не знаю точно, в чем есть смысл, а в чем нет. И поэтому я думаю так: я сам найду смысл. Я даже найду смысл в чьем-то пустом времяпрепровождении.

В «Игре бездельников» я нашел свою цель.

Думаю, это уже означает, что смысл есть.

Я нашел смысл в этой «шкатулке», в «Игре бездельников», которая исходно предполагалась бессмысленной.

Не означает ли это вот что?

… Я отверг «Игру бездельников».

Кодай Камиути же сделать этого не мог, и потому он проигрывал и проигрывал, отворачиваясь от реальности, и он будет проигрывать и дальше, пока не рассыплется на кусочки, как Нойтан.

Но, как я уже сказал, объясню ему это не я.

Кодая Камиути победит Дайя Омине.

Тем не менее –

- [Кодай Камиути], смерть в результате [Смертельного удара]

► День 10, <D>, большая комната

Все же одна мысль продолжает меня глодать.

– Я бы справился лучше.

Пайки Юри-сан и остальных кончились, осталось всего два. Я отдал их Марии и Дайе, так что у меня еды больше нет.

Пора наконец начать действовать «настоящему Дайе».

Внезапно я подумал:

Дайя смог затеять свои тайные махинации лишь потому, что его очередь настала раньше моей. Если бы первым был я, сейчас я бы противостоял Кодаю Камиути.

Тогда мне не понадобилось бы выдержать столь тяжелую битву.

В лучшем случае нам даже вовсе не пришлось бы играть в «Битву за трон».

Юри-сан и Ирохе-сан не пришлось бы так страдать, и, уверен, не было бы нужды убивать Кодая Камиути.

Я размышляю об этом, разглядывая синие часы, которые Дайя вернул мне.

Но, думаю, Дайя желал этого ужасного исхода. Стало быть, он все-таки мой враг.

Но он не мог желать этого со всей искренностью. Он, может, и не знает об этом, но в глубине души он наверняка хотел увидеть исход, при котором все улыбаются.

– Вот что получается, когда воспринимаешь «шкатулку» как надежду!

Дайя никак не реагирует на мои слова, лишь продолжает трогать серьгу в правом ухе.

Ладно, дальнейшее предоставляю тебе, Дайя.

И – прощай!

Не хочу больше тебя видеть.

В смысле – когда мы встретимся вновь, ты уже используешь «шкатулку». Хоть и не сможешь ей полностью овладеть.

Когда это время настанет, я обязательно попытаюсь уничтожить твою «шкатулку».

И тогда мы станем врагами уже по-настоящему.

Поэтому я не хочу больше тебя видеть.

К оглавлению

Глава 4

В средней школе я встречался с одной очень скучной девчонкой.

Да, конечно, для ученицы средней школы она была довольно клевая; стройные ножки, выглядывавшие из-под школьной мини-юбки, были достаточно привлекательны, чтобы меня возбудить.

Но ее невероятная тупость и полное отсутствие чувства собственного достоинства начисто перечеркивали красоту. Она постоянно говорила обо всех гадости, и ей даже не удавалось сделать так, чтобы это звучало хотя бы смешно. Она была скучная. Она раздражала. Поэтому я научился машинально отвечать ей пустыми фразами, решая при этом в уме уравнения.

Поскольку сам бы я никогда к такой не подошел, наверно, это она мне призналась; но интересно, почему из всех, кто мне признавался, именно с ней я стал встречаться? Из-за сексуального влечения?

Вообще-то я предпочитаю послушных девочек. Если вспомнить – была одна девочка, которая мне нравилась, она была идеально в моем вкусе. Типичная замкнутая девочка, всегда ходила опустив глаза, носила крупные очки, а волосы у нее были длинные и собраны в прическу, как у японской куклы. Но если присмотреться – спрятанное за длинными волосами лицо было весьма симпатичным и приятным. Я тешил себя иллюзией, что я был единственным, кто это заметил; это меня странно возбуждало, словно я владел каким-то персональным секретом.

…Оо, ну конечно. Когда я узнал, что у нее уже есть парень, я был в таком шоке, что случайно принял признание той скучной девчонки, Рино.

Но, хоть мне и было с ней невероятно скучно, похоже, вообще-то она пользовалась успехом.

Вскоре после того, как я начал с ней встречаться, меня пригласили поговорить в уголок школьного двора за спортзалом. Пригласил мой одноклассник – блондинчик, на которого все учителя уже махнули рукой.

– Эй, ты, жопа с ушами. Ты че, неприятностей ищешь?

Так сказало это одноклеточное, хотя вряд ли я вообще мог искать неприятностей именно с ним – я ведь с ним вообще раньше не разговаривал толком. Послушав немного, что он несет, я понял наконец, что причиной всего было то, что я начал встречаться с ней.

– Отвали давай от Рино, ты, придурок гребаный!

Когда этот белобрысик убедился, что я его не понимаю, он в конце концов засунул себе в карман остатки манер, схватил меня за ворот и начал требовать от меня всякое такое.

Я, в общем-то, не особо был к ней привязан, так что вполне мог сказать «аа, ладно, фиг с ней тогда», но – ну, понимаете, я тогда был мелким ублюдком, и его заносы меня разозлили. Поэтому я ответил «с какой радости я должен тебя слушаться?» И, кажется, я еще ему культурно все объяснил, что-то типа «не нужно на меня злиться лишь из-за того, что сам не способен завести девушку! Что за тряпка».

Мда, и после этого я на собственной шкуре познакомился с насилием.

Если бы он не стал на меня наезжать, я быстро бы расстался с той скучной девчонкой, но все это меня так разозлило, что я продолжил с ней встречаться. Знаешь, белобрысик? Ты сам себе подставил ножку.

Кстати – сменим тему. Я люблю свою мать. Она молодая, по-моему, красивая, а главное – она меня вырастила в одиночку. Я слышал, папаша мой был мерзкий тип; когда моя 17-летняя мать была мной беременна, он бил ее, пытаясь заставить сделать аборт. Из-за этого мать постоянно мне твердила: «Никогда не прибегай к насилию. Насилие ничего не решает!»

Дата добавления: 2015-06-04