Между двумя противоположностями должно быть оживленное движение. 8 страница

И в другом месте того же самого трактата ("Восстание масс"):

"…человек, о котором ведётся речь, приучен не считаться ни с кем, помимо себя. Какой ни на есть, он доволен собой и стремится утвердить и навязать себя – свои взгляды, вожделения, пристрастия, вкусы и всё, что угодно. А почему бы и нет, если никто и ничто не вынуждает его увидеть собственную второсортность, узость и полную неспособность ни к созиданию, ни даже к сохранению уклада, давшего ему тот жизненный размах, который и позволил самообольщаться.

Массовый человек, верный своей природе, не станет считаться ни с чем, помимо себя, пока нужда не заставит. А так как сегодня она не заставляет, он и не считается, полагая себя хозяином жизни. Напротив, человек недюжинный и неповторимый внутренне нуждается в чём-то большем и высшем, чем он сам, постоянно сверяется с ним и служит ему по собственной воле. Вспомним, чем отличается избранный от заурядного человека – первый требует от себя многого, второй в восторге от себя и не требует от себя ничего. Вопреки ходячему мнению, служение – удел избранных, а не массы. Жизнь тяготит их, если нет служения чему-то высшему. Поэтому служение не является для них гнётом. И когда его нет, они томятся и находят новые высоты, ещё недоступней и строже, чтобы ввериться им. Жизнь как испытание – это благородная жизнь. Благородство же определяется требовательностью и долгом, а не правами. "Жить как хочется – плебейство, благородны долг и верность" (Гёте).

Когда Ортега-и-Гассет говорит о высшем типе человека, он никоим образом не имеет в виду наследственную аристократию (тем более наследственную плутократию^[90]). Он настаивает на чётком различении между чванливой и жеманной наследственной аристократией былых эпох и подлинной аристократией заслуг и достоинств, основными чертами которой являются творческий дух и способность к самопреодолению, своего рода героическая устремлённость к титаническому свершению.

"Обычно, говоря об "избранном меньшинстве", передёргивают смысл этого выражения, притворно забывая, что избранные – не те, кто кичливо ставит себя выше, но те, кто требует от себя больше, даже если требование к себе непосильно. И конечно же, радикальней всего делить человечество на два класса: на тех, кто требует от себя многого и сам на себя взваливает тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить – это плыть по течению, оставаясь таким, каков ты есть, и не силясь перерасти себя".

Великий испанец категорически отвергает то, что я называю психологической уравниловкой и личностным коммунизмом. Он проводит очень чёткое различение между всеобщими правами человека и его личными правами:

"Личные права – это не пассивное обретение, а взятый с бою рубеж. Напротив, всеобщие права – такие как "права человека и гражданина", – обретаются по инерции, даром и за чужой счёт, раздаются всем поровну и не требуют усилий, как не требуется их, чтобы дышать и находиться в здравом уме. Я бы сказал, что всеобщими правами владеют, а личными – непрестанно завладевают".

Ортега-и-Гассет говорит о том, что пора вернуть понятию "благородство" его изначальный смысл, исключающий наследование.

"Досадно, что в обыденной речи (равно как и в массовом сознании – В.К.) плачевно выродилось такое вдохновляющее понятие, как "знатность, благородство". Применяемое лишь к наследственным аристократам, оно стало похожим на всеобщие права, инертным и безжизненным свойством, которое обретается и передаётся механически".

"Для меня, – пишет Ортега-и-Гассет, – "благородство" – синоним жизни окрыленной, призванной перерасти себя и вечно устремленной от того, чем она становится, к тому, чем она должна стать".

Согласно Ортега-и-Гассету, торжество гипердемократии или, другими словами, торжество посредственности наблюдается не только в общественной жизни, но имеет и множество других проявлений:

"То же самое творится и в других сферах, особенно в интеллектуальной. Возможно я заблуждаюсь, но всё же те, кто берётся за перо, не могут не осознавать, что рядовой читатель, далёкий от проблем, над которыми они бились годами, если и прочтёт их, то не для того, чтобы чему-то научиться, а только для того, чтобы осудить прочитанное, как несообразное с его куцыми мыслями.

Особенность нашего времени в том и состоит, что заурядные души, не обманываясь насчёт собственной заурядности, безбоязненно утверждают своё право на неё и навязывают её всем и всюду".

И в другом месте того же самого трактата:

"…специфика нашего времени не в том, что посредственность полагает себя незаурядной, а в том, что она провозглашает и утверждает своё право на пошлость. Тирания интеллектуальной пошлости в общественной жизни, быть может, есть самобытнейшая черта современности, наименее сопоставимая с прошлым. Прежде в европейской истории чернь никогда не заблуждалась насчёт собственных "идей" касательно чего бы то ни было. Она наследовала верования, обычаи, житейский опыт, пословицы и поговорки, но не присваивала себе умозрительных суждений – например, о политике или искусстве – и не определяла, что они такое и чем должны стать. Никогда ей не взбредало в голову ни противопоставлять идеям политика свои идеи, ни даже судить их, опираясь на некий свод идей, признанных своими. Так же обстояло дело с искусством и другими областями общественной жизни. Врождённое сознание своей узости и неподготовленности к теоретизированию воздвигало глухую стену.

Сегодня, напротив, у среднего человека имеются самые неукоснительные представления обо всём, что творится и должно твориться во Вселенной. Поэтому он разучился слушать. Зачем, если все ответы он находит в самом себе? Нет никакого смысла выслушивать и, напротив, куда естественней судить, решать, изрекать приговор. Не осталось такой общественной проблемы, куда бы он не встревал, повсюду оставаясь глухим и слепым и всюду навязывая свои "взгляды". Но разве это не достижение? Разве не величайший прогресс то, что массы обзавелись идеями, т.е. культурой? Никоим образом. Потому что "идеи" массового человека таковыми не являются и культурой он не обзавёлся".

Остаётся загадкой, каким образом Ортега-и-Гассет сумел предвосхитить то, что в настоящее время происходит на нашем телевидении. Я имею в виду различные телевизионные ток-шоу, преобладающее большинство которых полностью подпадает под вышеприведенную характеристику, уничижительную, но вполне справедливую. Правота великого испанского мыслителя вполне очевидна. Между тем, общепринятой практикой современных журналистов является провоцирование простых, невежественных и явно некомпетентных людей на высказывание собственного мнения по самому широкому кругу вопросов. Лично меня совершенно не интересует мнение человека, не имеющего ни надлежащих знаний, ни профессионального опыта в той сфере, относительно которой задаётся вопрос. Меня интересует мнение специалиста, мнение компетентного профессионала, но при этом совершенно безразлично, что ответит тележурналисту случайный человек с улицы.

* * *

Ортега-и-Гассет считает, что низкое качество человеческой личности и торжество посредственности представляют серьёзную угрозу для будущего западной цивилизации. Он пишет:

"Сегодня в мире господствует дикарь, внезапно всплывший со дна цивилизации. Цивилизован мир, но не его обитатель – он даже не замечает этой цивилизованности, а просто пользуется ею как дарами природы".

Ортега-и-Гассет совершенно прав. Действительно, современный человек делается всё более похожим на ребёнка, научившегося пользоваться пультиком для переключения ТВ-программ, но при этом не имеющего никакого представления о том, как устроен телевизор. Испанский философ пишет:

"…сама искусность, с которой наш век обустроил определённые сферы жизни, побуждает облагодетельствованную массу считать их устройство не искусным, а естественным. Этим объясняется и определяется то абсурдное состояние духа, в котором пребывает масса: больше всего её заботит собственное благополучие и меньше всего – источники этого благополучия. Не видя в благах цивилизации ни изощренного замысла, ни искусного воплощения, для сохранности которого нужны огромные и бережные усилия, средний человек и для себя не видит иной обязанности, кроме как убеждённо домогаться этих благ единственно по праву рождения. В дни голодных бунтов народные толпы обычно требуют хлеба, а в поддержку своих требований, как правило, громят пекарни. Для брошенной на собственный произвол массы, жажда жизни неизменно оборачивается разрушением самих основ жизни".

Полным подтверждением этих слов являются массовые погромы, сопровождающиеся поджогом автомобилей, происходившие во Франции в 2005 году. Нетрудно увидеть, что это всего лишь начало надвигающихся грозных событий, избежать которых Европе, по-видимому, не удастся, ибо точка невозвращения уже пройдена. Вернёмся к мудрым предостережениям испанского философа. Он пишет:

"Ежечасно твердят о небывалом техническом прогрессе, но то, что его будущее достаточно драматично, не осознаётся никем, даже самыми лучшими. Надо помнить, что современный интерес к технике ещё не гарантирует – или уже не гарантирует ни её развития, ни даже её сохранения.

Меня пугает та лёгкость, с которой забывают, что душою техники является чистая наука и что их развитие обусловлено одним и тем же. Никто не задумывался, чем должна жить душа, чтобы в мире жили подлинные "люди науки"? Или вы всерьёз верите, что пока есть доллары, будет и наука? Это соображение, для многих успокоительное, – лишний признак одичания. Блажен, кто верует, что с исчезновением Европы североамериканцы могли бы продолжать науку!".

Продолжая эту тему, Ортега-и-Гассет пишет:

"Большинство учёных сами ещё не подозревают об опасности того скрытого кризиса, который переживает сегодня наука".

Само по себе наличие автомобиля или аспирина – вовсе не является однозначным свидетельством расцвета науки, – говорит Ортега-и-Гассет, "негры в африканской глуши тоже водят автомобиль и глотают аспирин".

"Цивилизация – не данность и не держится сама собой. Она искусственна и требует искусства и мастерства. Если же вам по вкусу её блага, но лень заботиться о ней – плохи ваши дела. Не успеете моргнуть, как окажетесь без цивилизации. Малейший недосмотр – и всё улетучится в два счёта!".

"Основы, на которых держится цивилизованный мир – и без которых он рухнет, – для массового человека попросту не существуют. Эти краеугольные камни его не занимают, не заботят и крепить их он не намерен".

В дополнение к словам Ортега-и-Гассета, замечу, что малообразованные эмигранты из стран третьего мира пользуются всеми благами развитой европейской цивилизации, кстати, не ими созданной, но при этом, совершенно чужды её основам. При резком снижении численности коренного европейского населения такое положение дел с неизбежностью приведёт к гибели западной цивилизации, что и предсказывается многими умными людьми современности.

* * *

В завершение этой главы, пожалуй, имеет смысл рассмотреть проблему влияния господствующей идеологии на жизнь общества, в более широком контексте. Для лучшего понимания общей закономерности развития общества, для понимания социокультурной динамики, будет весьма полезен небольшой экскурс в историю марксистского движения.

В классическом марксизме всегда утверждалось, что материя первична, а сознание вторично. Применительно к общественной жизни это означает признание первичности общественного бытия и вторичности общественного сознания. Речь идёт только о классическом марксизме. Однако в начале ХХ века среди последователей Маркса нашлись люди, которые отвергли постулат о первичности общественного бытия и, в противоположность ему, выдвинули тезис о первостепенной важности доминирующего типа культуры, о том, что для революционного преобразования мира культура важнее, чем экономика^[91].

Первым из этих марксистских ревизионистов был венгерский коммунист Дьёрдь Лукач, агент Коминтерна и автор книги "История и классовое сознание". В своей книге он пишет: "Всемирное изменение человеческих ценностей не может произойти без уничтожения ценностей прежнего мира и без создания новых революционных ценностей". Особое внимание Дьёрдь Лукач уделял разрушению традиционной сексуальной и семейной морали, призывая к свободной любви и сексуальной раскрепощённости.

Вторым крупным идеологом-ревизионистом был итальянский коммунист Антонио Грамши. Это был исключительно умный человек, который утверждал, что революционное преобразование мира следует начинать не с захвата власти, а с постепенного изменения общественного сознания. Вот как описывает Патрик Бьюкенен выдвинутую Антонио Грамши новую стратегию революционной борьбы: "Вместо того, чтобы захватывать власть и насаждать культурную революцию сверху, полагал Грамши, западным марксистам следует перво-наперво изменить культуру – и тогда власть сама упадёт к ним в руки, как перезрелый плод". Однако для этого, говорит Грамши, необходима упорная борьба за влияние на умы, борьба за овладение информационным пространством и средствами массовой информации. "Всё дело в культуре, глупцы!", – восклицает А.Грамши, обращаясь к твердолобым классическим марксистам.

Полную правоту взглядов Дьёрдя Лукача и Антонио Грамши подтвердил весь последующий ход событий.
В 1923 г. при Франкфуртском университете ревизионисты основали "Институт марксизма", который получил впоследствии название "Франкфуртской школы". В ходе его деятельности классический марксизм был радикальным образом переосмыслен, так сказать, переведен с языка экономики на язык культурологии. В 1933 году, с приходом к власти А.Гитлера, представители Франкфуртской школы были вынуждены эмигрировать в США, где и продолжили свою деятельность. Их главной задачей было разрушение всех основных устоев традиционной западной культуры, в том числе семьи и сексуальной морали, традиционного разделения социальных функций между мужчиной и женщиной, иерархической структуры общества, национализма и патриотизма, фактически всех тех ценностей, на фундаменте которых была построена великая цивилизация Запада.

"Самой влиятельной из многочисленных книг Франкфуртской школы, – пишет Патрик Бьюкенен, – оказалась "Авторитарная личность" Адорно. Это своего рода священный текст франкфуртцев, в котором экономический детерминизм Карла Маркса уступает место детерминизму культурному". При этом франкфуртцы выдвинули исключительно важный, с практической точки зрения, тезис о том, что дорога к культурной гегемонии лежит через психологическую обработку, а не через философский диспут.

Деятельность Франкфуртской школы и широкое распространение её критических идей привело к Великой культурной революции, произошедшей на Западе, прежде всего в США, в 1963–1965 г.г. В ходе этой революции произошла резкая смена цивилизационно-культурного типа, "распалась связь времен", – как сказал бы В.Шекспир. Америка послевоенная (после II мировой войны) и Америка послереволюционная, Америка наших дней – это два сильно отличающихся и несовместимых друг с другом социокультурных гештальта.

Итак, современный западный неолиберализм, победивший в результате культурной революции шестидесятых годов, представляет собою порождение марксизма, правда не классического марксизма, а обновлённого и подвергшегося радикальному пересмотру (ревизии). Классический марксизм изменил своей законной жене – экономике и согрешил с легкомысленной красавицей культурой. В результате появилась на свет Франкфуртская школа – незаконнорожденное дитя классического марксизма.

На мой взгляд, первопричиной всему тому, что сейчас происходит в культуре и общественной жизни современного Запада, является доминирующий метод познания, а именно научный позитивизм, основанный на наивной вере в непогрешимость и всесилие разума (рационального мышления). Приложение этого способа познания к социальным проблемам породило два величайших социальных проекта Нового времени – коммунистический и либерально-демократический. И тот, и другой имеют мощную теоретическую базу, вне которой они просто немыслимы. И тот, и другой растут из одного корня – из тех базовых идей и ценностей, на волне которых произошла великая кровавая французская революция. Это идеи свободы, равенства, демократии, социальной справедливости и прав человека. Поскольку оба грандиозных социальных проекта основаны на разуме, который малопригоден для подлинного решения проблем человека и общества, – они изначально обречены на провал. Для коммунистического проекта это уже произошло, а для либерально-демократического – это дело недалёкого будущего. Однако вернёмся к основной теме.

По моему глубокому убеждению, в споре о том, что в общественной жизни первично, а что вторично, правы ревизионисты, тогда как классический марксизм ошибается. Именно общественное сознание является определяющим по отношению к общественному бытию. В этом пункте ревизионисты совершенно правы. Они неправы только в своём понимании того, каким именно должно быть содержание общественного сознания.

С эзотерической точки зрения существует непреложный закон, согласно которому более тонкий уровень является и более высоким в иерархическом отношении. Поэтому он является основой для более грубого уровня, оказывая на него управляющее и регулирующее воздействие. Более тонкий уровень является определяющим. Общественное сознание (господствующее в данном обществе мировоззрение) определяет общественное бытие, а не наоборот. При этом, конечно же, признаётся и обратное влияние общественного бытия на общественное сознание, но только как второстепенное, а не определяющее. Таким образом, позиция эзотериков по данному вопросу диаметрально противоположна позиции классического марксизма. В исторических судьбах различных стран и наций роль господствующего мировоззрения всегда была исключительно важной. Гибель одной социально-культурной системы и её замена другой всегда начинаются с мировоззренческого (идеологического) уровня. Именно этот информационный уровень является основой и первопричиной всех социальных изменений. Сначала появляется новая идеология, по многим пунктам противоречащая господствующему, официально признанному мировоззрению. Эта новая идеология постепенно растёт и развивается на неформальном уровне. Сначала она охватывает интеллигенцию и студенческую молодёжь, а затем и широкие массы населения. В конечном счёте, она побеждает прежнюю идеологию. Сначала эта победа происходит только на неформальном уровне, без какого-либо официального признания. Как только новое мировоззрение в умах людей победило старое, социальная система и государственное устройство, основанные на прежнем, уже устаревшем мировоззрении, сохраняются только по инерции, завершая свой цикл развития. На следующем этапе те изменения, которые уже произошли на информационном уровне (в массовом сознании) переходят с уровня общественного сознания на уровень общественного бытия. Происходит замена одного социокультурного гештальта на другой. А такая смена не может происходить постепенным образом. Смена гештальтов всегда происходит скачкообразно. Таким образом, на этом этапе происходит революция, т.е. очень быстрое, скачкообразное изменение в обществе. Один гештальт, включающий в себя социальные, культурные, экономические и политические параметры заменяется на другой, построенный уже на иных мировоззренческих принципах. Таким образом, новая идеология, победив старую, с неизбежностью порождает и новое общество, новое государственное устройство и новый тип цивилизации.

Таков был переход от одной социокультурной системы к другой в России в 1917 году. Он произошёл как следствие победы коммунистической идеологии над идеологией самодержавия. Такой же была и бескровная революция 1989–1991 г.г., – закономерное следствие поражения в информационной войне с Западом. Фактически, уже во времена Брежнева все образованные люди в СССР к официозной коммунистической идеологии относились с насмешливой критичностью. После того, как в общественном сознании окончательно победила идеология западного либерализма, вся эта колоссальная социальная система существовала только по инерции и её крах был неизбежным. В итоге, выражаясь в марксистской терминологии, произошёл революционный переход, который ликвидировал противоречие между устаревшим общественным бытиём и драматически изменившимся общественным сознанием. Старый социокультурный гештальт распался и на его месте, мучительно трудно и болезненно начал создаваться новый. Таким образом, можно сделать важный вывод: если общественное бытие устроено на основе устаревшей, изжившей себя и не конкурентоспособной идеологии, в то время как в массовом сознании уже господствует новая идеология – это означает, что данное общество находится в глубоком кризисе. При этом, на внешнем уровне всё может выглядеть вполне благополучно. Вспомним распад СССР. За несколько лет до этого грандиозного события никому и в голову не могло придти, что такое вообще возможно. Однако же этот колосс рухнул, что на самом деле было не случайностью, а исторической неизбежностью. Та же самая участь ожидает и цивилизацию современного Запада, основанную на ущербной и неадекватной идеологии неолиберализма. Как сказал Артур Миллер: "Эпоху можно считать завершенной, когда истощаются её основополагающие иллюзии".

* * *

Подведём итоги всему вышесказанному. Распространение мировоззрения западного либерализма сопровождается, не побоюсь столь сильной формулировки, всеобщим одичанием и моральным разложением общества. Особенно это относится к наиболее уязвимой части общества – молодому поколению. Увы, сейчас мы можем, вслед за Шекспиром, горестно констатировать, что "распалась связь времён". И этот разрыв – не просто обычный, находящийся в пределах нормы конфликт между поколениями, который даже полезен как противоядие от застоя и стагнации. Увы, это намного более масштабное явление, фактически, это переход от одного цивилизационного типа, от одного социокультурного гештальта – к другому, от традиционного западного общества, носителя классической культуры Запада, к другому, к обществу агрессивного западного неолиберализма. При этом великом переходе, который явился следствием культурной революции, произошедшей на Западе в 1960-ые годы, произошёл явный разрыв с прежней культурой, произошла переоценка всех её фундаментальных ценностей. Современная Америка и Америка послевоенная (после Второй мировой войны) – это две совершенно разные страны, два совершенно различных цивилизационно-культурных гештальта. Согласно мнению многих здравомыслящих людей, к которому я полностью присоединяюсь, эта новая культура Запада, при всех её нынешних успехах и достижениях, в самом своём основании глубоко патологична и нежизнеспособна. И ориентироваться на эту, отрёкшуюся от своих корней и быстро деградирующую культуру для нас нет никакого смысла. Как сказал Михаил Веллер, "повременим брать билет на этот "Титаник".

Глава 5

Пылающий мост страдания

Материал этой главы я считаю исключительно важным и имеющим судьбоносное значение, причём ценность этого знания с возрастом всё более увеличивается.

О смысле жизни (критика гедонизма).

Прежде всего, я намерен обсудить вопрос о том, что следует считать смыслом нашей жизни и что является приоритетной ценностью нашего бытия. Осмысление этого вопроса многие здравомыслящие люди считают уместным только для прекрасной и глупой поры ранней молодости. Взрослым же и разумным людям есть чем другим, более важным и насущным, занять свою голову. К такой прагматичной точке зрения я отношусь с полным пониманием, однако сам придерживаюсь на сей счёт иного мнения. Я уже обсуждал эту тему в главе «Мировоззрение и кризисы развития». Однако здесь вопрос о смысле жизни обсуждается в ином контексте и под иным углом зрения.

Итак, весьма распространённое отношение к вопросу о смысле человеческой жизни, как я уже ранее говорил, заключается в объявлении этой темы неактуальной и не заслуживающей подробного обсуждения. При этом предполагается, что вопрос этот прост, ясен и давным-давно уже решён. И решение это совершенно очевидно и общеизвестно. Состоит же оно в том, что нужно прожить жизнь так, чтобы она была как можно более насыщенной и полноценной. Смысл жизни, попросту говоря, заключается в том, чтобы взять от жизни всё, что можно, в том, чтобы быть счастливым.

Пожалуй, наиболее эмоционально и ярко эту позицию выразил А.С.Грин в своём рассказе "Отшельник Виноградного Пика": "…в виду неизбежности естественного для всех конца, следует жить густо и смело, как свойственно человеческой природе. Время – жизнь. Ешь много и вкусно, спи крепко, люби горячо и нежно, в дружбе и любви иди до конца, на удар отвечай ударом, на привет – приветом, и всё, что не оскорбляет и не обижает других, разрешай себе полной рукой".

Когда я впервые прочёл эти строки (а было мне тогда не более 16 лет), то пришёл в полный восторг: вот он, полновесный и окончательный ответ на мучительный для подростковой поры вопрос о смысле жизни. Всё ясно и всё прекрасно! Однако сам глубоко почитаемый мною Александр Степанович, как известно, умер в нищете от туберкулёза лёгких, прожив весьма тяжёлую и насыщенную страданиями жизнь, весьма далёкую от обрисованного им идеала.

Фактически, вышеприведенная цитата – это не ответ на вопрос о смысле человеческого бытия, а всего лишь развёрнутое изложение наших "хочу", того, что мы желаем получить от жизни. Но разве Суть, Смысл и сокровенную Правду жизни можно сводить к совокупности мелких и крупных, зачастую нелепых и противоречивых человеческих "хочу"? Тогда и вопрос надо ставить иначе: "чего я хочу получить от жизни?", а не "в чём смысл бытия человеческого?". Ответ на первый вопрос лежит на поверхности (братие, да убоимся простой очевидности!), ответ на второй – в таинственно мерцающих глубинах души. Однако люди, как правило, не замечают подмены и вместо поиска смысла стараются получше обмозговать, "а чего же я всё таки хочу?". Последнее же, на самом деле, не имеет никакого отношения к духовности, и скорее напоминает глубокомысленные размышления над меню в китайском ресторанчике.

Люди, придерживающиеся такой позиции, активны и недалёки; резво, но бездумно бегут они по жизни за тем, что их привлекает, и не оглядываются по сторонам. Однако рано или поздно, жизнь приводит человека к экзистенциальному кризису, потрясающему самые основы его существования и требующему переоценки ценностей. Это такие неизбежные и неустранимые вещи, как потеря близкого человека, как неизбежная утрата красоты и молодости. Это разнообразные кризисы и потрясения, которые могут настигнуть нас в семейной или профессиональной сфере, включая не только неудачи и катастрофы, но и кризисы достижения ("хорошо, я этого наконец добился, ну и что?"). Наконец, это неизбежность старости и неумолимое приближение смерти. И вот тут-то и обнаруживается, что вопрос о смысле жизни не просто актуален, но невероятно важен и далеко не так прост, как это казалось ранее.

* * *

Итак, принято считать, что смыслом нашей жизни и высшей ценностью бытия является обретение счастья и избавление от страдания. "Человек создан для счастья". На самом деле, эти два фундаментальных принципа – счастье и страдание, образующие пару противоположностей, вовсе не могут быть смыслом нашего существования. Они представляют собою всего лишь неустранимые условия жизни человека. Как пара диалектических противоположностей, как Инь и Ян, они находятся вовсе не в статическом противостоянии, а в состоянии постоянного динамического взаимопорождения. Известно, что Инь, дойдя до предела своего развития, с неизбежностью порождает Ян и наоборот. Уместно в связи с этим процитировать следующие слова Сократа:

"Что за странная это вещь, друзья, то, что люди зовут "приятным"! И как удивительно, на мой взгляд, относится оно к тому, что принято считать его противоположностью, – к мучительному! Вместе разом они в человеке не уживаются, но, если кто гонится за одним и его настигает, он чуть ли не против воли получает и второе: они словно срослись в одной вершине" ^[92] .

Таким образом, считать приятное и мучительное, удовольствие и страдание категориями, относящимися к смыслу жизни (ценностными категориями), на мой взгляд, столь же нелепо, как утверждать, что смыслом существования горного ручья является избегание движения воды вверх и максимальное приближение к свободному падению вниз. В таком случае фонтан соответствует максимальному страданию, а водопад – полному счастью. Однако, как мы знаем, движение воды по линии наименьшего сопротивления в полной мере объясняется действием силы земного притяжения (гравитацией). Аналогичным образом, положительные и отрицательные эмоции и их мировоззренческие проекции (счастье и страдание), на самом деле, представляют собой вмонтированные в нас механизмы, эмоционально-психологический аналог биологического тропизма^[93].

Дата добавления: 2015-06-04