Воспоминания , том 1 13 страница

И вот, благодаря своему состоянию и протекции - он был сделан сенатором, затем Государственным секретарем, потом членом Государственного Совета и членом финансового комитета.

Половцев в Государственном Совете был, я должен сказать, несомненно одним из умных членов Государственного Совета; человек он был очень культурный. Вообще, Половцев всегда обращал на себя мое внимание и составлял для меня загадку: каким образом он, будучи человеком умным, толковым, будучи, несомненно, человеком с некоторым государственным умом был, в то же время, такой невозможно легкомысленный и глупый в своих личных делах?

Как человек Половцев был очень антипатичный: с высокопоставленными лицами, или с лицами, от которых он почему-либо зависел, или мог зависть, он был очень низкопоклонен, угодлив; с лицами же низшими - был крайне надменен, даже дерзок.

В Киеве я познакомился в первый раз с князем Горчаковым, младшим сыном канцлера Горчакова, который был женат на княгине Стурдза, на дочери румынского князя. Впоследствии он с нею развелся и теперь живет здесь, недалеко от меня, в большом собственном доме. У него два сына и две дочери, которые замужем и имеют детей. Этот Горчаков очень богат, ибо получил большое состояние от своего отца..............................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................Теперь все это состояние находится у князя Горчакова, его младшего сына, потому что старший сын канцлера умер, будучи посланником в Мадриде (Он умер в Мадриде.).

Этот Горчаков был замечательно красив, так что в Киеве и до последнего времени обращал на себя внимание своею наружностью. Но он был так же, как и Половцев, человеком в высокой степени антипатичным. Так что относительно как Горчакова, так 164 и Половцева у меня всегда возникает вопрос: что этим лицам нужно? Они имеют и положение, и громадное состояние, вполне независимы, а между тем, прямо в натуре у них подлизываться к сильным, власть имущим людям, как например к Великим Князьям.......................................................

Что касается старшего сына канцлера Горчакова, то он был каким то совсем анормальным;..................................................................................

...............................................................................................................................

...............................................................................................................................

............................ - у него была болезненная скупость.

Мне рассказывал секретарь Мадридского посольства, что в то время, когда этот Горчаков был посланником в Мадриде, он ходил по улицам и если видел брошенные окурки сигары или папиросы, - то собирал их, приносил домой и все складывал. Эта ужасная скупость -скупость Плюшкина - есть положительное не что иное как болезнь. И вот младший брат этого Горчакова сделался очень богатым в особенности потому, что получил все состояние также и старшего брата, который умер бездетным, и который, благодаря своей скупости, не только не растратил состояния, полученного им от отца, но еще значительно его увеличил.

Во время моего пребывания в Киеве мне приходилось продолжать заниматься в комиссии графа Баранова; в это время я написал "Историю съездов русских железных дорог", которая и составила один из томов работ комиссии графа Баранова.

Но самой главной моей работой (когда я жил в Киеве) был "Устав Российских железных дорог". Затем этому уставу мною и г-ом Неклюдовым (Неклюдов этот был мировым судьею в Петербурге, затем обер-прокурором сената в товарищем мин. внутрен. дел.) была дана окончательная редакция, более соответствующая юридическим формам, и затем этот устав с некоторыми изменениями, касающимися в особенности организации Совета по железнодорожным делам, получил законодательную санкцию и до сих пор служить единственным законом, касающимся железнодорожной эксплоатации, за исключением законов тарифных, о которых я буду иметь случай говорить впоследствии и которые также были созданы и составлены мною.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

О ПОЕЗДКАХ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III

ПО ЮГО-ЗАП. ЖЕЛЕЗНЫМ ДОРОГАМ. КАТАСТРОФА В БОРКАХ

Когда Император Александр III вступил на престол, то некоторое время спустя он приехал в Киев с женою и двумя сыновьями: Николаем; нынешним Императором, и Георгием - вторым сыном, который потом, уже будучи совершеннолетним, умер от чахотки в Абастумане. Оба они тогда были еще, можно сказать, детьми.

Поезд этот, пришедший в Киев по юго-западной железной дороге, сопровождал управляющий дорогами, которым в то время был Андреевский (я в то время был начальником эксплоатаций Юго-Западных железных дорог).

Государь пробыл в Киеве несколько дней. На обратном пути, не помню почему, Андреевский не мог сопровождать поезд, и я заменил его; с Государем приезжали и братья его: Владимир Александрович и Алексей Александрович. Помню как теперь, что при отходе поезда все мы собрались на вокзал в царских комнатах.

Сначала приехали Великие Князья Владимир Александрович и Алексей Александрович, а затем через несколько минут - Император с Императрицей и детьми, т. е. с двумя мальчиками Николаем - нынешним Императором, и братом его Георгием. Оба мальчика страшно шалили; там было много публики, в парадной форме провожающей Государя, и они все время бегали между ногами публики. Вдруг Владимир Александрович хватает за уши Наследника Николая и сильно его дерет, говоря: "Я тебе говорю перестань шалить". Тогда я сказал кому-то, стоявшему около меня, что вот теперь Владимир Александрович дерет его за уши, а когда пройдет несколько десятков лет если он этого не забудет, то как бы он ему этого не припомнил.

166 К сожалению, то о чем я говорил, случилось гораздо раньше, чем я предвещал, так как Император Александр III умер после 13 лет царствования и совершенно неожиданно на престол вступил молодой человек, который совсем не был подготовлен к роли Императора. Это и был тот самый мальчик, которого Владимир Александрович не далее, как около одиннадцати лет перед тем, драл при всех за уши в царских комнатах Киевского вокзала.

Но нужно сказать, что, с одной стороны, Император Николай II по душе очень добрый человек, в особенности, по отношению к своей семье (может быть, эта доброта является одним из крупных его недостатков, потому что вследствие этого он весьма распустил царскую семью), а с другой стороны, Владимир Александрович был благороднейшим и прекраснейшим человеком; понятно, что при таких обстоятельствах Императору Николаю II не приходилось припоминать Владимиру Александровичу те мучения, которым он от него подвергался.

Император Николай II очень любил Владимира Александровича, и тот с своей стороны весьма уважал Императора Николая II, хотя Владимир Александрович, как человек боле опытный, более культурный и более умный, не мог не чувствовать многих погрешностей в управлении государством, погрешностей, которые, к сожалению, так сильно расшатали империю, о чем я буду иметь случай много раз говорить далее.

Теперь же я скажу только, что одной из причин этого было то, что Император Николай II вступил на престол совсем неподготовленный к роли Императора. Многие винят Императора Александра III в том, что он его не подготовлял, фактически, пожалуй, это и верно, но с другой стороны Император Александр III никогда не мог думать, что он так скоро умрет и потому, естественно, что он все откладывал на будущее время подготовление своего сына к занятию престола, находя его еще слишком молодым человеком, чтобы заниматься государственными делами.

После поездки Императора Александра III в Киев, о чем я уже рассказывал, Государь через несколько лет ездил на маневры на одну из станций Юго-Западных дорог, лежащую между Брестом и Белостоком.

Я хочу теперь рассказать относительно этой поездки Государя.

167 Но ранее нежели рассказать о второй поездке, я хотел бы дополнить мой рассказ о первой поездке Государя.

Это было вечером, довольно уже поздно, я думаю часов в 11 вечера. Когда же утром все повставали, то Цесаревич Николай и Великий Князь Георгий, когда поезд останавливался на станциях, постоянно выбегали из вагона и бегали осматривать буксы вагона и паровоз. Гувернер постоянно говорил им, чтобы они этого не делали, но они все-таки каждый раз выбегали, так что я все время боялся, как бы не оставить на какой-нибудь станции Цесаревича Николая и Великого Князя Георгия.

Теперь возвращусь к рассказу о второй поездке Императора Александра III. Когда совершилась эта вторая поездка - я уже был управляющим Юго-Западных ж. д. Император проехал прямо на станцию Юго-Западных ж. д., лежащую к северу от Бреста и находящуюся невдалеке от него. Там он остановился в замке одного помещика поляка около станции.

В это же время приезжал и Великий Князь Николай Николаевич старший, который сделан был фельдмаршалом и которого Император Александр III не особенно долюбливал - потому что, не говоря уже о том, что они расходились во взглядах на военную службу, но даже и в личных характерах между ними было большое несходство. Император Александр III был очень простой, скромный и тихий человек, с очень мягкими манерами, а Великий Князь фельдмаршал Николай Николаевич был человек шумливый. Так, напр., я помню, что когда вслед за Императором, Великий Князь Николай Николаевич приехал на станцию, то первым делом, выйдя из вагона, он крючком своей палки захватил за шею одного инженера, барона Таубе, и чуть-чуть не свалил его с ног. Вот такие манеры, такие, можно сказать, экспромты, которыми отличался Великий Князь Николай Николаевич, совсем не подходили к спокойному, тихому и очень скромному характеру Императора Александра III.

Вот на этой станции (о которой я упоминал выше), или вернее полустанции так как на ней кроме комнат для служащих, были всего две маленькие комнаты и не было даже буфета, Государь пробыл несколько дней.

Как только на эту станцию приехал Император Александр III, утром ко мне пришел генерал-адъютант Черевин (См. Воспоминания. Царствования Николая II, т. I, стр. 107), состоявший начальником охраны Государя, и спросил меня: сколько времени 168 потребуется, чтобы доставить из Петербурга до этой станции мундир Государя, так как Император Вильгельм (старик), узнав о маневрах и о том, что Государь будет в Бресте, пожелал Его приветствовать, и поэтому посылает к Нему своего внука - Вильгельма. - Государь же хочет поехать в Брест, чтобы там встретить молодого Вильгельма и таким образом избавиться от присутствия его на маневрах, которые уже почти кончились. Для того, чтобы встретить Вильгельма в Бресте, Государю нужен был Его прусский мундир. Я ответил Черевину, что мундир можно доставить (помнится, я сказал) в 48 часов в том случае, если мундир этот будет послан экстренно на паровозе, т. е., чтобы из Петербурга был отправлен паровоз, который, пробежав известное расстояние, заменялся бы другим, при таких условиях фельдъегерь, который повезет мундир, может его доставить через 48 часов. Генерал-адъютант Черевин на это согласился и сделал все надлежащие распоряжения. И, действительно, мундир пришел вовремя - помню - на рассвете, а утром этого же дня маневры были окончены, и Государь экстренным поездом выехал вместе с Императрицей (детей, кажется, с ними тогда не было) на станцию Брест.

Я, конечно, все время сопровождал поезд и у меня в памяти врезалось следующее маленькое - как кажется - но очень характерное обстоятельство:

Когда мы подъехали к станции Брест, то не успел Государь выйти - как с другой стороны, по направлению из Варшавы - подходил поезд, в котором хал молодой Вильгельм. Император Александр III вышел на платформу, он был в прусском мундире и в своей русской шинели; тут же стоял почетный карауль. Когда поезд принца Вильгельма подходил к платформе, где стоял Император, то Александр III снял шинель и отдал ее своему лейб-казаку, все время находившемуся недалеко от Государя.

Государь встретил молодого Вильгельма, а затем прошелся с ним около почетного караула и, когда эта церемония была окончена, то Император обернулся и громко закричал своему казаку, который в это время несколько отдалился: "Дай шинель". Тогда этот принц Вильгельм, понимавший несколько слов, по-русски, сразу бегом направился к казаку, схватил шинель, сейчас же притащил ее к Императору и надел ее ему на плечи.

Я тогда политикой совсем не занимался, но видя это, подумал, и боится же Вильгельм Императора Александра III. - И, действительно, когда Вильгельм сделался Императором (известно, что Его отец 169 царствовал всего несколько месяцев, так как умер от рака в горле), - то страх, который внушал к себе Император Александр III принцу Вильгельму - остался, по-видимому, и у Императора Вильгельма, который очень боялся личности Императора Александра III.

Я помню, впоследствии, мне пришлось слышать от самого Императора Вильгельма, что личность Александра III производила на него сильное впечатление. Он говорил мне: "Вот это, действительно, был самодержавный Император" (Ср. Воспоминания. Царствование Николая II, т. I, стр. 106.).

И, действительно, фигура Императора Александра III была очень импозантная; он не был красив, по манерам был скорее, более или менее, медвежатый; был очень большого роста и комплекции, причем при всей своей комплекции он не был особенно силен или мускулист, а скоре был несколько толст и жирен, - но тем не менее, если бы Александр III явился в толпу, где бы совсем не знали, что он Император - все бы обратили на эту фигуру внимание. Он производил впечатление своею импозантностью, спокойствием своих манер и крайнею, с одной стороны, твердостью, а с другой стороны благодушием в лице.

Я имел счастье быть близким к двум Императорам: к Императору Александру III и к ныне царствующему Императору Николаю II; обоих я знал очень хорошо.

Император Александр III был несомненно обыкновенного ума, и совершенно обыкновенных способностей и, в этом отношении, Император Николай II стоит гораздо выше своего Отца, как по уму и способностям, так и по образованию. Как известно, Александр III совсем не приготовлялся быть Императором. Старший брат Его Николай Александрович, который уже совсем взрослым умер от чахотки в Ницце, сосредоточивал на себе внимание отца Его - Императора Александра II, так и Императрицы Марии Александровны; что же касается будущего Императора Александра III, то, можно сказать, Он был несколько в загоне; ни на Его образование, ни на Его воспитание особого внимания не обращали, так как все внимание, как я сказал, и отца, и матери, и всех окружающих было сосредоточено на Наследнике Николае, который по своей наружности, по своим способностям и блеску, который он проявлял - был несравненно выше своего брата Александра.

И один, быть может, Николай Александрович в то время ценил и понимал своего брата, будущего Императора Александра III. Из 170 достоверных источников известно, что когда Цесаревич Николай был безнадежно болен (о чем он сам знал), - то на восклицание одного из приближенных к нему: "Что будет, если что-нибудь с Вами случится? Кто будет править Россией? Ведь Ваш брат Александр к этому совсем не подготовлен?" - он сказал: "Вы моего брата, Александра, не знаете: у него сердце и характер вполне заменяют и даже выше всех других способностей, который человеку могут быть привиты".

И, действительно, Император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования; по наружности - походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошел бы костюм: полушубок, поддевка и лапти - и тем не менее, он своею наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и, вместе с тем, твердость - несомненно импонировал и, как я говорил выше, если бы не знали, что он Император, и он бы вошел в комнату в каком угодно костюм - несомненно все бы обратили на него внимание.

Поэтому меня не удивляет то замечание, которое я, помню, сам слышал от Императора Вильгельма II, а именно, что он завидует царственности, самодержавной царственности, которая проявлялась в фигуре

Александра III.

Возвращусь к встрече Императора Александра III с принцем Вильгельмом в Бресте.

После встречи, принц Вильгельм пересел в экипаж и вместе с Императором они поехали в крепость в Брест.

Там, в этой крепости был устроен очень большой обед, на котором я не присутствовал, потому что в то время для этого я был мал чином, но я видел его с хора. После обеда все поехали смотреть фейерверк, который делали артиллеристы. Затем на другое утро Император проводил Вильгельма обратно.

Вообще, и Вильгельм также не подходил к характеру Императора Александра III. Вильгельм по своим манерам, по всем своим выходкам, так сказать, ферт; он являлся полною противоположностью по характеру Александра III, который был крайне неподвижен и по характера вахлак. Как Вильгельм, так и Великий Князь Николай Николаевич старший, по манерам своим были настоящими гвардейскими офицерами, фертами; в особенности это можно сказать про 171 Вильгельма, который был типичнейшим прусским гвардейским офицером, с закрученными усами, со всеми вывертами при ходьбе, со всею этою деланною элегантностью; тогда как Император Александр III, в противоположность ему, в манерах своих, в одеянии своем (и в костюме) был в высшей степени простым.

Когда мне приходилось сопровождать поезде Императора

Александра III, то, конечно, я ни днем, ни ночью не спал; и постоянно мне приходилось видеть, что когда все уже лягут спать, то камердинер Императора Александра III, Котов, - постоянно штопал штаны, потому что они у Него рвались. Как то раз, проходя мимо камердинера (который до настоящего времени жив и теперь состоит камердинером у Императора Николая II) и видя, что он все штопает штаны, говорю ему:

- Скажите, пожалуйста, что вы все штопаете штаны? Неужели вы не можете взять с собою несколько пар панталон, чтобы в случае, если окажется в штанах дырка, - дать Государю новые штаны? А он говорит:

- Попробуйте-ка дать, как раз Он и наденет. Если Он, - говорит, наденет какие-нибудь штаны или сюртук, - то кончено, пока весь по всем швам не разорвется - Он ни за что не скинет. Это для Него - говорит, - самая большая неприятность, если заставить Его надеть что-нибудь новое. Точно также и сапоги: подайте, - говорит, Ему лакированные сапоги, так Он, говорит, - вам эти сапоги за окно выбросит.

Третий раз я сопровождал императорский поезд уже в конце восьмидесятых годов, в год крушения императорского поезда в Борках, около Харькова. Крушение это было в октябре месяце при возвращении Государя из Ялты в Петербург. - Раньше же, в августе или июле месяце, Государь, едучи в Ялту, совершил следующее путешествие: Он проехал экстренным поездом из Петербурга через Вильно в Ровно (тогда Вильно-Ров. жел. дор. была еще только что открыта); со станции Ровно Он уже поехал по Юго-Западн. ж. д.; там я Его встретил, а затем Император из Ровно (где поезд не останавливался) поехал через Фастов в Елисаветград. Там Государь делал маневры войскам; после этих маневров, Государь из Елисаветграда вернулся в Фастов 172 по Юго-Западн. жел. дор. и, по дороге, мною управляемой, проехал из Фастова до Ковеля в Варшаву и Скерневицы (в один из императорских дворцов). Пробыв в Скерневицах несколько недель, Император поехал из Скерневиц опять-таки через Ковель и Фастов в Крым или на Кавказ (не помню). Затем месяца через два вернулся в Петербург. И вот при обратном возвращении в Борках и произошел этот ужасный случай с императорским поездом.

Таким образом в этот год, в течеше лета и осени, Государь проехал 3 раза по Юго-Западн. жел. дор.

1-й раз - от Ровно до Фастова,

2-й раз - от Фастова до Ковеля и

3-й раз - от Ковеля опять в Фастов.

Так вот, когда императорской поезд пришел в Ровно, я, встретив его, должен был вести этот поезд далее.

Расписание императорских поездов составлялось обыкновенно министерством путей сообщения без всякого спроса и участия управляющих дорогами. Я своевременно получил расписание, по которому поезд из Ровно до Фастова должен был идти такое-то количество часов, причем в такое количество часов это расстояние мог пройти только поезд легкий, пассажирский; между тем в Ровно вдруг явился громаднейший императорский поезд, составленный из массы тяжелейших вагонов.

О том, что поезд пойдет такого состава - меня предупредили телеграммой только за несколько часов до прихода этого поезда в Ровно. Так как такой поезд - и притом с такою скоростью, какая была назначена - не только не мог везти один пассажирский, но даже и два пассажирских паровоза, то нужно было приготовить 2 товарных паровоза и везти его двумя товарными паровозами, т. е., как говорится, в двойной траксе, потому что тяжесть его была больше, нежели тяжесть обыкновенного товарного поезда, между тем, как скорость была назначена такая, с какой идут пассажирские поезда. Поэтому для меня совершенно было ясно, что каждый момент может случиться какое-нибудь несчастье, потому что, если товарные паровозы идут с такою скоростью, то они совершенно расшатывают путь, и, если в каком-нибудь месте путь не вполне, не безусловно крепок, что всегда, на всяком пути может и должно случиться, так как нигде, ни на каких дорогах путь не предназначается для 173 подобного движения, с такою скоростью, с двумя товарными паровозами, то паровозы эти могут вывернуть рельсы, вследствие чего поезд может потерпеть крушение. Поэтому я все время, всю ночь ехал как в лихорадке, между тем как все спали, в том числе и министр путей сообщения (адмирал Посьет), у которого был собственный вагон; с ним ехал главный инспектор железных дорог инженер барон Шерваль. Я вошел в вагон министра путей сообщения и все время в нем ехал; вагон этот находился совершенно сзади, даже не имел прямого сообщения с другими вагонами, так что оттуда, из этого вагона, даже нельзя было дать какой-нибудь сигнал машинистам. Ехал я, повторяю, все время в лихорадке, ожидая, что в каждый момент может случиться несчастье.

И вот, когда мы подъехали к Фастову, то я, давая поезд на другую дорогу, не мог успеть ничего передать ни министру путей сообщения, ни барону Шервалю, потому что они только что проснулись.

Вследствие этого, когда я вернулся из Фастова в Киев, я тотчас же написал рапорт министру путей сообщения, в котором объяснил, каким образом совершалось движение по дороге; что я не имел мужества остановить поезд, так как не хотел произвести скандала, но что я считаю такое движение немыслимым, невозможным. Я представил расчеты, из которых было ясно, что при наших русских путях с сравнительно легкими рельсами, потому что у нас в то время рельсы были обыкновенно от 22 до 24 фунт. в погон, фут, а заграницей в то время были от 28-30 и более фунт. в погон, фут, при наших деревянных шпалах, тогда как заграницей - металлические шпалы, при нашем балласте, - у нас балласт песочный, тогда как заграницей почти везде балласт из щебенки, - путь естественно является неустойчивым. Быстрое движение, при двух товарных паровозах, с таким тяжелым поездом, так расшатывает путь, что поезд может вышибить рельсы, вследствие чего может потерпеть крушение. Я писал в рапорте, что принимать на себя ответственность за движение императорского поезда при таких условиях я более не намерен и поэтому прошу при обратном движении поезда, когда Государь будет возвращаться из Елизаветграда через Юго-Западные жел. дор. от Фастова до Ковеля увеличить число часов езды на Юго-Западной дороге (кажется, я требовал увеличить время на три часа). Я требовал, чтобы расписание изменили, а в противном случае, - писал я, - вести императорский поезд я не буду.

174 На это я получил следующий ответ телеграммой; что в виду моего такого категорического заявления, министр путей сообщения приказал переделать расписание и увеличить время хода поезда на три часа.

Вот наступил день, когда Император должен был ехать обратно. Поезд приехал (в Фастов) ранним утром; все еще спали, но вскоре проснулись.

Когда я входил на станцию, то заметил, что все на меня косятся: министр путей сообщения косится и гр. Воронцов-Дашков, ехавший в этом поезде, который был так близок с моими родными и знал меня с детства, - он также делает вид, что как будто бы меня совсем не знает.

Наконец, подходит ко мне генерал-адъютант Черевин и говорит: Государь Император приказал Вам передать, что Он очень недоволен ездою по Юго-Западным ж. д. - Не успел сказать мне это Черевин, как вышел сам Император, который слышал, как мне Черевин это передает. Тогда я старался объяснить Черевину то, что уже объяснял министру путей сообщения. В это время Государь обращается ко мне и говорит:

- Да что Вы говорите. Я на других дорогах езжу, и никто мне не уменьшает скорость, а на Вашей дорог нельзя ехать, просто потому что Ваша дорога жидовская.

(Это намек на то, что председателем правления был еврей Блиох.)

Конечно, на эти слова я Императору ничего не ответил, смолчал. Затем сейчас же по этому предмету вступил со мною в разговор министр путей сообщения, который проводил ту же самую мысль как Император Александр III. Конечно, он не говорил, что дорога жидовская, а просто заявил, что эта дорога находится не в порядке, вследствие чего ехать скоро нельзя. И в доказательство правильности своего мнения говорит:

- А на других дорогах ездим же мы с такою скоростью, и никто никогда не осмелился требовать, чтобы Государя везли в меньшею скоростью.

Тогда я не выдержал и сказал министру путей сообщения:

- Знаете, Ваше Высокопревосходительство, пускай делают другие, как хотят, а я Государю голову ломать не хочу, потому что кончится это тем, что Вы таким образом Государю голову сломаете.

175 Император Александр III слышал это мое замечание, конечно, был очень недоволен моей дерзостью, но ничего не сказал, потому что Он был благодушный, спокойный и благородный человек.

На обратном пути из Скерневиц в Ялту, когда Государь опять проехал по нашей дороге, то поезду уже дали ту скорость, прибавили то количество часов, которое я требовал. Я опять поместился в вагоне министра путей сообщения, причем заметил, что с того времени, как я последний раз видел этот вагон; он значительно наклонился на левую сторону. Я посмотрел, отчего это происходит. Оказалось, что произошло это потому, что у министра путей сообщения адмирала Посьета была страсть к различным, можно сказать, железнодорожным игрушкам. Так, например, к печам различного отопления и к различным инструментам для измерения скоростей; все это ставилось и прикреплялось на левую сторону вагона. Таким образом тяжесть левой стороны вагона значительно увеличилась, а потому вагон накренился на левую сторону.

На первой же станции я остановил поезд; вагон осмотрели специалисты по вагоностроению, которые нашли, что следить за вагоном надо, но что никакой опасности нет, и следует продолжать движение. Все спали. Я поехал далее. Так как при каждом вагоне находится, так сказать, формулярный список данного вагона, в который записываются все неисправности его, то я в этом вагон и написал, что предупреждаю: вагон наклонился на левую сторону; и произошло это потому, что всё инструменты и проч. прикрепляются на левую сторону; что я не остановил поезда, так как поезд был осмотрен специалистами, которые пришли к заключению, что он может пройти - те 600-700 верст, которые ему осталось сделать по моей дороге.

Затем я написал, что, если вагон будет в хвосте, в конце поезда, то, я думаю, что он может пройти благополучно до места назначения, но что там необходимо его тщательно пересмотреть, все аппараты снять, лучше всего их совсем выбросить или перенести на другую сторону. Во всяком случае вагон этот не ставить во главе поезда, а поместить его в хвосте.

Затем я перекрестился и был рад, что избавился от этих Царских поездок, потому что всегда с ними были связаны большие волнения, хлопоты и опасности.

176 Прошло месяца два. Тогда я жил в Липках против дома генерал-губернатора. В одной из комнат был телеграфный аппарат, и так как приходилось давать телеграммы целыми днями, то днем и ночью дежурили телеграфисты.

Вдруг однажды ночью стучит ко мне в дверь камердинер. Я проснулся. Говорят: есть срочная телеграмма. Читаю: срочная телеграмма за подписью барона Шерваля, в которой барон телеграфирует, что императорский поезд, едучи из Ялты, повернул на станцию Синельниково по Екатерининской дороге, а оттуда пойдет на станцию Фастов. Из Фастова Император поедет далее по Юго-Западной дороге или через Киев, или опять через Брест, но вернее через Киев. Тогда я приказал приготовить себе экстренный поезд, чтобы поехать навстречу в Фастов, и ждал, чтобы мне дали расписание, когда ехать.

Но ранее нежели я выехал из Киева, я получил вторую телеграмму о том, что Государь по Юго-Западной дороге не поедет, что, доехав до Харьково-Николаевской дороги, повернул на Харьков и дальше поедет так, как предполагалось: на Курск и Москву.

Получив эту телеграмму, я все время думал: что там такое случилось? Затем явились смутные слухи, что императорский поезд потерпел крушение и поэтому изменился маршрут. Я представил себе, что по всей вероятности случилось что-нибудь пустячное, так как поезд продолжал идти далее.

Дата добавления: 2015-06-04