Волчица и персики в меду 1 страница

Том 13. Краски мира 3

Волчица и пряности

Исуна Хасэкура

Перевод с английского языка – Ushwood

Бета-редактирование – Lady Astrel

Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено

Оглавление

Волчица и персики в меду

Волчица и дар цвета заката

Волчица и серебряный вздох

Пастушка и черный рыцарь

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Послесловие автора

Даже в небольших городах можно получать удовольствие от постоя – это зависит от того, что там продается.

Этот городок лежал поблизости от гор и леса, и рядом текла очаровательная речка. Благословленный плодородной почвой, город ломился от ее даров.

Зерно продавалось за хорошие деньги; высокая прибыль позволяла местным вести безбедную жизнь, благодаря чему, в свою очередь, было легче получать богатые урожаи.

Город являл собой прекрасный образец подобного праведного образа жизни, и зимой он буквально переполнялся товарами – а также торговцами, пришедшими сюда за покупками, путешественниками, запасающимися провизией, священниками и лицедеями, оттачивающими свое мастерство на многочисленных слушателях.

Рынки в центре подобных городков, как и их окрестности, всегда бурлят жизнью; там постоянно толпятся желающие покупать и продавать. Сапожники и портные. Менялы, сидящие возле своих повозок. Кузнецы, продающие путешественникам нужные в дороге кинжалы и мечи. Все они процветают.

Смотри хоть влево, хоть вправо – всюду люди, люди, люди.

В зависимости от направления ветра доносятся те или иные вкусные запахи – свежеиспеченного хлеба, жареной рыбы, – и трудно винить того, кого тянет на эти ароматы, особенно если он (или она) долгие дни провел в дороге, в холодном, сухом зимнем воздухе, питаясь лишь тронутым плесенью хлебом да плохим вином.

Должно быть, не желая умолять Лоуренса остановиться у каждого лотка, мимо которого они проезжали, Хоро сидела рядом с ним на козлах повозки, крепко вцепившись в его рукав.

– Зайчатина… сом… жареные орехи… колбаса… – она произносила названия всего съедобного, мимо чего они проезжали, точно ребенок, повторяющий вызубренные слова.

Дай ей волю пробовать всю еду, какую захочется, Хоро бы в три дня истратила целый золотой.

Улица была настолько многолюдна, что Лоуренс не мог себе позволить кинуть лишний взгляд в сторону, но из непрерывного бормотания Хоро он получал вполне четкое представление о том, какую еду здесь продавали. До моря было далековато, и потому фруктовое разнообразие было невелико, зато различное мясо имелось в изобилии; а когда Лоуренса особенно сильно потянули за рукав и он таки бросил взгляд в сторону, он увидел, что возле лавки, мимо которой они проезжали, на вертеле жарилась целая свинья. Ее медленно поворачивали, поливая маслом, – трудный и долгий процесс, зато результат должен был выйти отменный. Занимающийся этим мужчина – видимо, хозяин лавки – был обнажен по пояс и весь в поту, даром что стоял зимний холод.

Вокруг собрались дети, облизывающие пальцы, и путешественники; все предвкушали замечательную трапезу.

– …Хотелось бы мне съесть самой что-нибудь такое, разочек… всего разочек, – с тоской произнесла Хоро, заметившая взгляд Лоуренса и решившая, по-видимому, что сейчас подходящий момент, чтобы высказать свое пожелание.

Лоуренс выпрямился и, кашлянув, ответил:

– Если память меня не подводит, однажды я угостил тебя целым жареным поросенком.

Хоро тогда сожрала поросенка в одно горло; у нее все руки, рот и даже волосы были заляпаны жиром.

Вряд ли она забыла тот раз, подумал Лоуренс; однако Хоро лишь поерзала на козлах.

– Такое наполняет мой живот совсем ненадолго.

– …Может, и так, но целую жареную свинью тебе все равно не съесть.

Вполне возможно, эта свинья весила больше, чем Хоро. Лоуренс подумал, не скажет ли Хоро, что готова принять свое истинное обличье, только чтобы вместить в себя эту тушу. Это было бы серьезным перекосом в том, что важнее чего. Однако Хоро взглянула на Лоуренса с таким видом, будто он был величайшим глупцом в мире.

– Я не это имела в виду.

– А что тогда? – спросил Лоуренс. Он действительно не понимал, к чему клонит Хоро.

– Не видишь? Ты торговец, но не видишь желаний других? – Хоро смотрела с оттенком жалости, и это ранило его гордость куда сильнее, чем если бы она назвала его дурнем.

– П-погоди-ка.

Этого он так оставить не мог.

Свинья. Свинина. Поросенка ей было недостаточно. Судя по тому, как она сейчас говорила, дело было не в мясе.

– А.

– О? – Хоро вскинула голову, точно ей было любопытно, догадался Лоуренс или нет.

– Значит, тебе не хватило шкурки?

– …Что?..

– Верно, ее на поросенке меньше. Но хорошо прожаренная свиная шкурка… это роскошь, да. Она хрустит, и если на ней есть еще и мясо, то рот наполняется жиром, а если посолить, она становится еще лучше –

– Фуа!

Хоро смотрела на Лоуренса, разинув рот. Затем поспешно стерла капающую из него слюну и, надувшись, отвернулась.

Жестоко было так с ней говорить после стольких дней, когда она питалась лишь черствым хлебом, солеными кабачками да чесноком. Но, судя по тому, как Хоро кашлянула пару раз и принялась тереть рот, будто пытаясь избавиться от раздражения, Лоуренс не угадал.

Выражение лица под капюшоном тоже было крайне недовольным.

– Что, я неправильно сказал?

– Даже не близко. Хотя… – Хоро вытерла рот еще раз и опустила голову. – Звучало довольно вкусно…

– Однако ты не получишь шкурку, если не закажешь целую жареную свинью, и даже если мы будем ее есть вдвоем, слишком много мяса пропадет впустую. Я слышал об аристократах, которые из целой свиньи съедали только шкурку, а мясо выбрасывали, но…

– Хооо.

Хоро всегда была серьезна, когда разговор шел о еде.

Лоуренс невольно улыбнулся.

– Итак, – продолжил он. – Что же тогда ты имела в виду? Поросенка тебе было недостаточно, значит…

– Мм?

– Не шкурка, да? Тогда колбаса? Или вареная печень? Я ее не очень люблю, но многие любят.

У Лоуренса мелькнула мысль, уж не собирается ли Хоро сожрать печень прямо сырой и прямо здесь. Все-таки она волчица. Однако если они попросят продать им сырую свиную печень, их тотчас заподозрят в язычестве и донесут Церкви.

Но все же.

– Дурень, – резко заявила Хоро, будто отмахнувшись от всех мыслей Лоуренса. – Воистину дурень.

– Это мне говорит та, кто истекает слюной при каждом упоминании еды… – ответил Лоуренс, чем заработал щипок в бедро. Хоро явно решила заставить его пожалеть, если он продолжит дразнить ее разговорами о пище.

Лоуренс подумал, не перестарался ли он, но тут Хоро с ядовитой усмешкой произнесла:

– Даже у меня не такой уж большой живот. Поросенка более чем достаточно.

Тогда что же? Сейчас Лоуренс уже не мог спросить Хоро, если не хотел, чтобы она вцепилась ему в лицо. Когда Хоро задавала ему загадки, Лоуренсу всегда удавалось их разгадывать.

Он вновь задумался, и ответ пришел легко.

Глядя на устремленное вперед лицо Хоро, на котором было написано явное раздражение, Лоуренс тихо, обреченно рассмеялся.

– Значит, ты хочешь, чтобы мы вдвоем устроили трапезу, которую не смогли бы закончить, да?

Хоро покосилась на него, потом застенчиво улыбнулась. Этого было достаточно, чтобы Лоуренсу захотелось обнять ее.

Волки легко поддаются чувству одиночества.

– Теперь понял?

Значит, сегодня ужин на двоих, и чтобы еды было больше, чем они могут съесть?

Хоро улыбнулась, и из-под губы чуть показались клыки. У Лоуренса возникло ощущение, что он увидел то, что не должен был, и он поспешно перевел взгляд на дорогу. Ему не хотелось стирать улыбку с лица Хоро, и ее предложение выглядело весьма очаровательно.

Однако такая жадность – враг торговца. Приятная трапеза обходится в очень неприятную цену. Выказывать подобную щедрость – хорошо, конечно, но если это войдет в привычку, то скоро возникнут проблемы.

Значит ли это, что он скупердяй? Нет-нет, как торговец он совершенно прав.

Споря с самим собой, Лоуренс вцепился в вожжи настолько сильно, что они заскрипели. И лишь тогда он заметил кое-что.

Хоро рядом с ним перегнулась пополам, изо всех сил пытаясь сдержать смех.

– …

Ее хвост метался по сторонам.

В раздражении Лоуренс снова устремил взор вперед – и Хоро наконец расхохоталась. Посреди занятого своими делами, кипящего города никто не обратил внимания на смеющуюся девушку в одинокой повозке.

Поэтому Лоуренс тоже решил ее не замечать. Да, конечно же. Он поклялся себе, что будет вести себя так, словно ее нет. При этом он отлично сознавал, что такое поведение лишь позабавит Хоро еще больше.

Когда Хоро наконец перестала смеяться над его мучительными размышлениями, она вытерла глаза – не рот.

– Спасибо за угощение!

– На здоровье, – искренне ответил Лоуренс.

***

– Что? Нет комнат?

На первом этаже постоялого двора продавали закуски, и сейчас, незадолго до заката, здесь уже было многолюдно.

Держа в одной руке гроссбух, а другой с извиняющимся видом скребя в затылке, хозяин заведения ответил:

– В последнее время здесь так много посетителей. Мои самые искренние извинения…

– Значит, и в других постоялых дворах будет так же?

– Думаю, да. В такие времена мне хочется, чтобы гильдия смягчила малость свои правила, но…

Чем больше людей владелец постоялого двора может к себе заселить, тем больше получит денег, так что обычно прибыль ограничена максимально возможным числом постояльцев. Но если народу слишком много, здание может обрушиться, или же может вспыхнуть какая-нибудь болезнь. Это облегчает жизнь и многим представителям недостойных профессий – ворам, гадателям и прочим; поэтому обычно ограничения на число постояльцев весьма жестки.

Для члена гильдии ослушаться гильдию – все равно что ослушаться короля.

Хозяин постоялого двора захлопнул гроссбух.

– Если желаешь заказать что-нибудь из еды, это я устрою, – с сожалением произнес он.

– Я зайду позже.

Владелец вместо ответа кивнул – скорее всего, он был привычен к такого рода обещаниям. С учетом того, насколько здесь было многолюдно, едва ли свободная комната вдруг появится; так что Лоуренс вернулся к повозке. Увидев Хоро, он молча покачал головой.

Вполне привычная к путешествиям, Хоро кивнула, будто говоря, что ожидала этого. Но лицо под капюшоном было напряженным.

Она действительно была знакома с таким развитием событий и, должно быть, уже представляла себе, как им придется устраиваться на ночлег прямо в поле за городом, если найти комнату не удастся. Оставалась еще одна возможность этого избежать: найти место, где можно пристроить повозку и одолжить кровать, – конюшню, лавку или церковь.

В крупном городе это было бы достаточно легко, но здесь? Заранее не угадаешь.

Если они не найдут, куда бы пристроить повозку, к тому времени, когда солнце сядет и рынок закроется, им придется покинуть город – чего и боялась Хоро. Будь Лоуренс один, он бы не особо возражал, но сейчас, когда с ним была Хоро, это доставило бы больше проблем.

Можно не сомневаться, что множество путешественников находилось сейчас в таком же положении, и, если им придется покинуть город, там будет большая пьянка. Компания путешественников, уставших от долгого воздержания в дороге, станет очень буйной, когда начнет пить. Лоуренсу даже думать не хотелось, что будет, если там окажется девушка вроде Хоро. Попойка может быть приятной штукой в подходящей ситуации, но усталость от дороги требует заботливого обращения: некрепкого вина, которое пьется медленно, горячего ужина и теплой постели.

Цепляясь за надежду, Лоуренс продолжил свой путь по улице, где выстроились постоялые дворы.

Во втором и третьем ему отказали; в четвертый он вошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как отказали людям, зашедшим перед ним.

Вернувшись в повозку, он увидел, что Хоро уже сдалась – она сидела на дне и ослабляла пояс и шнуровку ботинок.

На пятом постоялом дворе будет то же самое, это как пить дать.

Разница между тем, когда крыша над головой есть, и когда ее нет, колоссальна.

Взявшись за поводья, Лоуренс направил повозку сквозь толпу людей, торопящихся закончить дневные дела. В подобные времена он завидовал тем, у кого есть дом, в который они могут вернуться, – завидовал почти до злобы; и его охватывало тяжкое уныние из-за того, что сам он неспособен найти даже комнатенку на постоялом дворе.

Почувствовав, видимо, его раздражение, Хоро подобралась поближе. Стыдно признавать, но от этого на Лоуренса накатило облегчение. Несмотря ни на что, Хоро оставалась рядом.

Лоуренс погладил ее голову поверх капюшона, и Хоро щекотно улыбнулась.

Простое мгновение их путешествия. И тут –

– Я слышал, они будут готовы через неделю, – раздался голос где-то поблизости.

По запруженной улице повозка двигалась с той же скоростью, что и пешеходы, и потому слушать разговоры вокруг было легко. По белой пыли, покрывающей лица и руки двух мужчин, Лоуренс понял, что они работники пекарни, сделавшие передышку от работы.

Говорили они, похоже, о лавке, расположенной где-то на этой улице.

– А, ты про слова юного господина из Торгового дома Оома? Однако удивительно, что наш господин принял заказ от такого типа. Да еще приказал нам положить это на наш хлеб! Ерунда какая-то!

– Да ладно тебе. Он нам хорошо платит и скупает лучший белый хлеб, который мы печем. Даже тебе по душе месить тесто из лучшей пшеничной муки, э?

– Нуу, пожалуй… но…

Один из говорящих был недоволен заказом, сделанным юным владельцем некоего торгового дома. Пекари известны своей гордостью, даже среди прочих ремесленников; значит, этот заказ каким-то образом шел вразрез с тем, как этот человек привык работать.

Чтобы стать ремесленником, нужно долго и упорно трудиться, а потом, чтобы стать мастером, требуется пройти последнее испытание, включающее в себя все – от взвешивания муки до трудного искусства придания тесту нужной формы. Так что эти двое сейчас обсуждали происходящее с позиции гордых мастеров.

Но что же они должны класть на хлеб?

Хоро, по-прежнему прильнувшая к Лоуренсу, сидела совершенно неподвижно; Лоуренс знал, что она вслушивалась.

Он проследил за взглядами пекарей, направленными в конец улицы, где грудилось множество домов

Там были лавки, продающие свечи, масла, иголки, пуговицы. У одного лишь продавца масел имелось что-то съедобное, однако Лоуренс не мог вообразить, чтобы пекари клали на свой хлеб куски жира.

Потом он увидел ответ.

Аптека.

Тут один из пекарей вновь заговорил, и все встало на места.

– Наш хлеб самый вкусный, если его ни с чем не мешать! Класть на него это – просто ошибка! И потом, это слишком дорого. Что, все, что в меду, сразу превращается в золото? Ерунда!

– Ха-ха. Ты небось жалуешься, потому что сам такого купить не можешь?

– В-вот еще! Мне такое просто неинтересно! Персики в меду? Ха!

Взгляд Лоуренса метнулся к Хоро, уши которой встали торчком, словно их кольнули иголкой. Он бы не удивился, если бы эти уши проткнули капюшон.

Хоро не шевелилась. Она сидела совершенно неподвижно. Однако это было вовсе не изумительное самообладание. Совсем наоборот.

Ее хвост метался под балахоном с такой силой, что казалось – ей больно; как будто он горел. Гордость, разум и обжорство сцепились внутри нее в яростной схватке.

Пекари продолжили говорить о хлебе; они шли чуть быстрее, чем повозка, и вскоре удалились. Лоуренс проводил их глазами и снова искоса взглянул на Хоро.

Не лучше ли сделать вид, что ничего не произошло?

Всего на миг эта мысль его посетила, однако то, что Хоро продолжала сидеть неподвижно, не прося и не умоляя, устрашало само по себе.

Если Лоуренс и впрямь искусен в ведении переговоров, сейчас самое время это доказать. Стоит его противнице произнести хоть что-нибудь – у него будет возможность возразить. Но пока она молчит, Лоуренс лишен возможности для маневра.

– П-похоже, сегодня ночью будет холодно, – произнес Лоуренс, расставляя ловушку в виде приглашения к разговору.

В ответ – молчание.

Это было уже серьезно.

Лоуренс подумал о жареной свиной шкурке. Всякий пришел бы в отчаяние, когда, проделав долгий путь до города, столкнулся с необходимостью провести еще одну холодную ночь в компании плохого хлеба и плохого вина.

Но по крайней мере ужин еще можно было спасти.

Однако персики в меду безумно дороги. Сколько стоит один персик – десять тренни? Двадцать?

Для Лоуренса эта цена была абсурдной, но истина была в том, что он мог столько заплатить. Его кошель выдержит; а на другой чаше весов была улыбка Хоро.

В молчании Хоро не было ни намека на обычное поддразнивание и подначивание.

Наконец Лоуренс решил, что выбирает ее.

– …Ничего не поделаешь. Давай заглянем к аптекарю и посмотрим, не удастся ли нам чем-нибудь согреться.

Хоро осталась недвижима. Недвижима, да – однако ее уши и хвост задрожали от щенячьего восторга.

***

Аптеки продают лекарства, естественно, – но заодно и множество иных товаров.

В любом городе сапожник продает сапоги, портной – одежду; как правило, все гильдии не выходят за рамки своей профессии. Поэтому портной и чинить может только одежду, а сапожник – только обувь. Продавец масел не может продавать хлеб, продавец рыбы не может продавать мясо.

Если следовать этой логике, аптека может продавать только лекарства; однако здравый смысл подсказывает, что чем больше разнообразие товаров, тем больше будет покупателей, и это отлично знает любой торговец.

Поэтому аптекари применяют самую замысловатую логику, чтобы выставлять на продажу множество различных товаров. Наибольшее количество ссор с другими торговцами вызывают пряности. Аптекари заявляют, что пряности хороши для того, чтобы вызывать пот и снимать жар, а значит, являются лекарствами, и потому их дОлжно продавать в аптеках.

Эту логику можно расширить и сказать, что все, что полезно для здоровья, есть лекарство; именно поэтому аптекари – основные продавцы меда.

Кроме них, медом занимаются лишь свечники, которые продают свечи из пчелиного воска.

Бродячим торговцам, которые продают и покупают все, что можно продать и купить за деньги, трудно понять «войны» городских торговцев. Но именно благодаря этим «войнам» сейчас перед Лоуренсом выстроилось огромное количество различных яств в меду.

Сливы, груши, малина, репа, морковь, свинина, говядина, баранина, зайчатина, карп, щука – вот лишь первое, что открылось взгляду.

Чтобы сохранить пищу надолго, люди пользуются солью, уксусом, льдом – или медом. Сейчас, когда до конца зимы еще далеко, цены на сохраненную таким образом пищу были самые высокие. Содержимое каждой выставленной здесь бутыли и бочки с наспех прицепленным ярлыком стоило очень больших денег.

Один товар в этом ряду затмевал собой все остальные. Это была бутыль янтарного цвета, стоящая в дальнем углу лавки, позади продавца, рядом с перцем, шафраном и сахаром.

К этой бутыли и прилип взгляд Хоро, едва она вошла в лавку.

– Добро пожаловать, – произнес бородатый хозяин, переводя взгляд с Лоуренса на Хоро и обратно.

Заметив, что внимание Хоро привлек один из его товаров, он тут же изучил ее одеяние. Одна из его длинных бровей еле заметно приподнялась: девушка была одета хорошо, мужчина – не очень.

Придя, возможно, к выводу, что, даже если эти двое собираются здесь что-то покупать, едва ли это будет дорогая покупка, он без малейшего интереса в голосе спросил:

– Что-то ищете?

– Что-нибудь согревающее. Имбирь, скажем, или –

– Имбирь на той полке.

Остаток фразы Лоуренса был оторван, не успев покинуть его горло, где и испарился. «Если это все, что тебе нужно, покупай и проваливай», – явно имел в виду продавец. Лоуренс повернулся к полке, на которую ему было указано, посмотрел на имбирь – тот, что в меду. Он был недорог и вполне годился, чтобы наслаждаться, кутаясь в одеяло, когда больше делать нечего.

Но тут Лоуренс ощутил на себе взгляд Хоро. Этот взгляд спрашивал: «Мы пришли сюда после всех этих разговоров, ты вселил в меня надежду, а теперь сдаешься?»

Конечно, сдаваться Лоуренс не собирался.

Купить благорасположение Хоро чем-нибудь вкусным было легко, и даже саму Хоро это раздражало иногда. Однако персики в меду – это был особый случай.

Несколько раз эта тема всплывала в беседах Лоуренса и Хоро, но до сих пор Лоуренс их ни разу не покупал. Проблема была в дороговизне, конечно, но в первую очередь – их просто не было в продаже.

Возможно, именно поэтому сейчас Хоро окутывала чуть ли не видимая аура одержимости едой.

Лоуренс прошел мимо вибрирующей Хоро; подойдя к владельцу, он положил перед ним немного имбиря в меду и приготовился платить. Он, конечно, собирался торговаться, но –

– Десять лютов.

Лоуренс без слов заплатил и взял покупку. Он почувствовал, как Хоро за его спиной остолбенела.

Его взгляд прилип к надписи на ярлыке, прикрепленном к янтарной бутыли. Один фрукт стоил один румион, или примерно тридцать пять серебряных тренни.

На миг ему показалось, что его подвело зрение, но нет – там и впрямь так было написано. Ему часто доводилось слышать выражение «золотые персики», но все же – такая цена!

Немалое время спустя заметив-таки, на что смотрит Лоуренс, продавец нарочито небрежным тоном произнес:

– А, у тебя хороший глаз, качественный товар сразу видишь. В этом году персики уродились очень сладкие и крепкие. А мед – лучший, что собирают в лесах барона Лудинхильда. Один румион за персик, и желающих немало! Всего три штучки осталось. Что скажешь?

На лице его было написано, что он понимает: Лоуренс этого не купит. В таких городках назначать столь убийственную цену на персики в меду совершенно немыслимо, если только у продавца нет связей с крупными торговыми домами или местной аристократией. То, что он с покупателями обращался с таким неприкрытым презрением, показывало, что он уверен в своем положении.

Однако у Лоуренса тоже была уверенность, проистекающая из множества сделок, совершенных им в различных городах и деревнях. Его рука двинулась к кошелю, влекомая чистым раздражением, что с ним обращаются, как с торговцем-новичком.

Остановило его вовсе не желание сберечь деньги. А острое – острее, чем у самих богов – чувство того, сколько именно монет сейчас в его кошеле.

Если бы он здесь истратил целый румион, его путешествие могло бы преждевременно оборваться немного погодя. Ни один торговец не настолько глуп, чтобы держать все свое богатство при себе, потому и у Лоуренса денег с собой было немного.

Реальность преградила путь к улыбке Хоро. Поняв это, Лоуренс с улыбкой покачал головой.

– Ха-ха, это для меня слишком дорого.

– Вот как? Ну, приходи еще, если передумаешь.

Лоуренс развернулся и покинул лавку; Хоро послушно вышла за ним. Она не произнесла ни слова укоризны, отчего Лоуренсу стало еще хуже.

Он чувствовал себя как заблудившийся в темном лесу путник, за которым след в след идет волчица.

Он пробудил в Хоро надежду, но в конечном счете не купил того, чего она желала; это было гораздо хуже, чем если бы он тогда, на козлах повозки, просто притворился, что ничего не слышал.

Если сейчас извиниться, рана будет не такой глубокой; собравшись с силами, он обернулся и –

– …

У него отнялся язык, но вовсе не потому, что лицо Хоро превратилось в маску гнева. Совершенно наоборот.

– Мм? Что такое? – спросила она. В ее словах не было особого напряжения, и огня в глазах тоже не было.

Если бы еще и лицо было нездорового цвета, Лоуренс заподозрил бы, что она больна.

– Н-нет, ничего…

– Ясно. Ну тогда давай, забирайся быстрее. Твое место дальнее, ведь так?

– Ээ, да…

Лоуренс сделал что было велено – поднялся на козлы повозки. Хоро последовала за ним. Он сел на дальней стороне, она заняла место рядом.

Когда Хоро злилась, она казалась гораздо больше, чем была на самом деле, а уныние производило обратное действие. Да, она действительно страстно желала отведать персиков в меду.

Сейчас был не тот случай, когда Лоуренс мог отшутиться, пройдясь насчет ее прожорливости. В этом сухом, холодном воздухе они уже довольно долго держались на старом хлебе и кислом вине. Существовало множество историй о том, как заблудившемуся королю преподносили миску супа, и король щедро вознаграждал благодетеля; теперь Лоуренс понимал, почему.

Не вызывало ни малейших сомнений, что Хоро глубоко, искренне стремилась попробовать персики в меду. А теперь она рассеянно смотрела перед собой, не обратив к Лоуренсу ни слова досады.

Потому что она прекрасно знала и громадность цены персиков, и толщину кошеля Лоуренса.

Лоуренс покосился на Хоро. Ее тело покачивалось в такт движениям повозки. У нее был такой отсутствующий вид, что, казалось, она не заметит, даже если Лоуренс внезапно ее обнимет.

Повозка продолжала ехать.

Скорее всего, сегодня ночью им придется ночевать в поле. Единственное, что помогало терпеть твердое дно повозки, – знание, что в следующем городе их ждет мягкая подушка и куча одеял.

– …

Лоуренс потянул себя за бородку с такой силой, что стало почти больно, и закрыл глаза. Быть может, ему стоит сейчас развернуться и высыпать на стойку аптекаря все, что есть у него в кошеле.

И все же, хоть эта мысль и возникла у Лоуренса в голове, руки не натянули поводья.

Целый румион за один персик – это просто-напросто слишком много.

Помимо того, что им будет очень трудно продолжить путешествие, если он так потратит свои деньги, было еще кое-что: Лоуренс верил в обмен денег на товары по справедливой цене.

Пот проступил у него на лбу, пока он в муках раздумывал над невозможным решением. Хоро сидела рядом с ним, поникнув головой, и вид у нее был такой, словно еще одну холодную ночь она не выдержит. Вернуть ей улыбку и бодрость могло лишь одно – желанный фрукт.

Он должен купить.

Лоуренс принял решение и натянул поводья.

Почувствовав это, Хоро подняла голову и посмотрела на него вопрошающе.

Один фрукт за один румион.

Дорого, конечно, но что это за цена по сравнению с Хоро?

Более того – владелец заведения сказал, что осталось всего три штуки. Если Лоуренс не поспешит, возможно, их распродадут. Дела в этом городке шли так хорошо, что чудаковатые юные ремесленники клали персики в меду на хлеб и в таком виде его пекли. Аптекарь запросто мог все распродать.

Лошадь заржала и остановилась. Лоуренс уже собрался было развернуть повозку и направить обратно в толпу, как вдруг осознал –

– Дела идут… хорошо.

В этом городе рынок кипел, путешественников было много и торговля процветала. Значит, и денег в городе тоже должно быть немало.

Если так…

Лоуренс размышлял, поглаживая бородку. Идеи в его голове с приятными щелчками занимали свои места.

Закончив раздумья, Лоуренс снова взял поводья и направил повозку туда, куда ехал изначально.

Какой-то мужчина – путешественник, судя по его виду – сердито заорал на Лоуренса из-за такой манеры езды, но Лоуренс извинился своей улыбкой торговца.

Почувствовав резкую перемену в его настроении, Хоро подозрительно взглянула на него.

Лоуренс коротко произнес:

– Давай заедем в тот торговый дом.

– …Мм. Э? – Хоро согласно кивнула, но утвердительный звук тут же сменился вопросительным.

Лоуренс ничего не ответил – просто продолжал вести повозку в прежнем направлении.

Чтобы купить персики в меду, нужны деньги. Если сейчас денег у него нет, их надо заработать, только и всего.

Он направлялся к торговому дому. Тому самому, который обсуждали два пекаря: Торговому дому Оома.

***

Где нет денег, там товар не продашь. А значит, там, где товары продаются хорошо, деньги текут рекой.

Торговый дом, куда эта мысль привела Лоуренса, был из тех, какие можно найти везде. Скромный размер соответствовал размеру городка, однако при первом же взгляде становилось ясно, что по какой-то причине этот торговый дом обременен избытком денег.

Небо уже покраснело от заката. В этот час обычно ремесленники уже собираются расходиться по домам, но перед этим зданием толпилось множество людей.

Они носились туда-сюда, в глазах их виднелась усталость пополам с возбуждением. Некоторые – возможно, торговцы – держали гроссбухи и что-то орали охрипшими голосами.

Торговали они, судя по всему, не пшеницей, не мясом, не рыбой, даже не мехами или драгоценностями.

Дерево. И железо.

Из этих материалов были сделаны части какой-то конструкции, а также орудия для их изготовления.

В буквальном смысле горы всего этого громоздились на погрузочном дворе.

– …Что это? – прошептала Хоро.

Им довелось уже повидать много занятых торговых домов, но впервые они встретили такую бешеную активность. В других местах уже готовились к закрытию, а здесь похоже было, что все только начинается.

– Похоже, это материалы для постройки… чего-то. Дозорной башни? Нет, это…

Дата добавления: 2015-06-04