Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Часть 1 2 страница. притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на




притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на

эту пару -- Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея

Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся,

выражение его лица говорило: "Так, так, все хорошо идет; нынче все решится".

Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые

мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с

будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным

вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как

будто говорила: "да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить

сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко

вызывающе-счастливой". "И что за глупость все то, что я рассказываю, как

будто это меня интересует, -- думал дипломат, взглядывая на счастливые лица

любовников -- вот это счастие!"

Среди тех ничтожно-мелких, искусственных интересов, которые связывали

это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых

мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило все и

парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости

неинтересны, оживление -- очевидно поддельно. Не только они, но лакеи,

служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы,

заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое,

счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены

были только на этих двух счастливых лицах.

Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и

стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое-нибудь

занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка,

неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из

действительности.

"Так уж все кончено! -- думал он. -- И как это все сделалось? Так

быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для

всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого, так уверены,

что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не

знаю; а будет, непременно будет!" думал Пьер, взглядывая на эти плечи,

блестевшие подле самых глаз его.

То вдруг ему становилось стыдно чего-то. Ему неловко было, что он один

занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим

некрасивым лицом какой-то Парис, обладающий Еленой. "Но, верно, это всегда

так бывает и так надо, -- утешал он себя. -- И, впрочем, что же я сделал для

этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут

еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом

я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же

это началось, когда это все сделалось? И вот он сидит подле нее женихом;

слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту.

То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что

оттого-то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением,

выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой-то

голос, чей-то знакомый голос, слышится и говорит ему что-то другой раз. Но

Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. -- Я спрашиваю у

тебя, когда ты получил письмо от Болконского, -- повторяет третий раз князь

Василий. -- Как ты рассеян, мой милый.

Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и

на Элен. "Ну, что ж, коли вы все знаете", говорил сам себе Пьер. "Ну, что ж?

это правда", и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен

улыбается.

-- Когда же ты получил? Из Ольмюца? -- повторяет князь Василий,

которому будто нужно это знать для решения спора.

"И можно ли говорить и думать о таких пустяках?" думает Пьер.

-- Да, из Ольмюца, -- отвечает он со вздохом.

От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали

разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая

отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее

отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из

гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в

сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену,

когда она спросила его о состоянии его ноги. "Эка, старая дура, -- подумал

он. -- Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет".

-- Кажется, что я могу вас поздравить, -- прошептала Анна Павловна

княгине и крепко поцеловала ее. -- Ежели бы не мигрень, я бы осталась.

Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.

Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой

гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца,

оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он

чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот

последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он

занимает чье-то чужое место. Не для тебя это счастье, -- говорил ему

какой-то внутренний голос. -- Это счастье для тех, у кого нет того, что есть

у тебя. Но надо было сказать что-нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее,

довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей

отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.

Кое-кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой

гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и

сказал, что уже поздно. Князь Василий строго-вопросительно посмотрел на

него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и

расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий

дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.

-- Ну, что, Леля? -- обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным

тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства

ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан

посредством подражания другим родителям.

И он опять обратился к Пьеру.

-- Сергей Кузьмич, со всех сторон, -- проговорил он, расстегивая

верхнюю пуговицу жилета.

Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не

анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь

Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что-то и

вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья

этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен -- и

она, казалось, была смущена и взглядом говорила: "что ж, вы сами виноваты".

"Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу", думал Пьер, и

заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял

этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она

тоже не знает.

Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой

дамой о Пьере.

-- Конечно, c'est un parti très brillant, mais le bonheur, ma chère...

-- Les Marieiages se font dans les cieux, [15] -- отвечала пожилая

дама.

Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на

диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он

очнулся.

-- Aline, -- сказал он жене, -- allez voir ce qu'ils font.

[16]

Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным

видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.

-- Все то же, -- отвечала она мужу.

Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с

свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал,

закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую

гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так

необыкновенно-торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.

-- Слава Богу! -- сказал он. -- Жена мне все сказала! -- Он обнял одной

рукой Пьера, другой -- дочь. -- Друг мой Леля! Я очень, очень рад. -- Голос

его задрожал. -- Я любил твоего отца... и она будет тебе хорошая жена... Бог

да благословит вас!...

Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом.

Слезы, действительно, омочили его щеки.

-- Княгиня, иди же сюда, -- прокричал он.

Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком.

Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через

несколько времени их опять оставили одних.

"Все это так должно было быть и не могло быть иначе, -- думал Пьер, --

поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что

определенно, и нет прежнего мучительного сомнения". Пьер молча держал руку

своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.

-- Элен! -- сказал он вслух и остановился.

"Что-то такое особенное говорят в этих случаях", думал он, но никак не

мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее

лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.

-- Ах, снимите эти... как эти... -- она указывала на очки.

Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей,

снявших очки, глаза его смотрели испуганно-вопросительно. Он хотел нагнуться

над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы

пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим

изменившимся, неприятно-растерянным выражением.

"Теперь уж поздно, все кончено; да и я люблю ее", подумал Пьер.

-- Je vous aime! [17] -- сказал он, вспомнив то, что нужно

было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему

стало стыдно за себя.

Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили,

счастливым обладателем красавицы-жены и миллионов, в большом петербургском

заново отделанном доме графов Безухих.

 

 

Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил

письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. ("Я

еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас,

многоуважаемый благодетель, -- писал он, -- и Анатоль мой провожает меня и

едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то

глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам".)

-- Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, -- неосторожно

сказала маленькая княгиня, услыхав про это.

Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.

Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди

князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.

Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя

Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые

царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь

же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое

мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство

недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот

день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно

недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь

Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что

был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал

архитектору входить с докладом к князю.

-- Слышите, как ходит, -- сказал Тихон, обращая внимание архитектора на

звуки шагов князя. -- На всю пятку ступает -- уж мы знаем...

Однако, как обыкновенно, в 9-м часу князь вышел гулять в своей

бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег.

Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была

расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была

воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел

по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.

-- А проехать в санях можно? -- спросил он провожавшего его до дома

почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.

-- Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.

Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. "Слава тебе, Господи, --

подумал управляющий, -- пронеслась туча!"

-- Проехать трудно было, ваше сиятельство, -- прибавил управляющий. --

Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему

сиятельству?

Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на

него.

-- Что? Министр? Какой министр? Кто велел? -- заговорил он своим

пронзительным, жестким голосом. -- Для княжны, моей дочери, не расчистили, а

для министра! У меня нет министров!

-- Ваше сиятельство, я полагал...

-- Ты полагал! -- закричал князь, все поспешнее и несвязнее выговаривая

слова. -- Ты полагал... Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, -- и,

подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий

невольно не отклонился от удара. -- Полагал! Прохвосты! -- торопливо кричал

он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости --

отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою

плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать:

"прохвосты! закидать дорогу!" не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.

Перед обедом княжна и m-lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе,

стояли, ожидая его: m-lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: "Я

ничего не знаю, я такая же, как и всегда", и княжна Марья -- бледная,

испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то,

что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m-lle Bourime, но не

могла этого сделать. Ей казалось: "сделаю я так, как будто не замечаю, он

подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна

и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила", и т. п.

Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.

-- Др... или дура!... -- проговорил он.

"И той нет! уж и ей насплетничали", подумал он про маленькую княгиню,

которой не было в столовой.

-- А княгиня где? -- спросил он. -- Прячется?...

-- Она не совсем здорова, -- весело улыбаясь, сказала m-llе Bourienne,

-- она не выйдет. Это так понятно в ее положении.

-- Гм! гм! кх! кх! -- проговорил князь и сел за стол.

Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон

подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но

она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он

не в духе, она решилась не выходить.

-- Я боюсь за ребенка, -- говорила она m-lle Bourienne, -- Бог знает,

что может сделаться от испуга.

Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством

страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что

страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была

тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых

Горах, особенно полюбила m-lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее

ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.

-- Il nous arrive du monde, mon prince, [18] -- сказала m-lle

Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. -- Son

excellence le рrince Kouraguine avec son fils, à ce que j'ai entendu dire?

[19] -- вопросительно сказала она.

-- Гм... эта excellence мальчишка... я его определил в коллегию, --

оскорбленно сказал князь. -- А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета

Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына

сюда. Мне не нужно. -- И он посмотрел на покрасневшую дочь.

-- Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч

сказал.

-- Нет, mon père. [20]

Как ни неудачно попала m-lle Bourienne на предмет разговора, она не

остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося

цветка, и князь после супа смягчился.

После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким

столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.

Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели

хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты

книзу.

-- Да, тяжесть какая-то, -- отвечала она на вопрос князя, что она

чувствует.

-- Не нужно ли чего?

-- Нет, merci, mon père. [21]

-- Ну, хорошо, хорошо.

Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в

официантской.

-- Закидана дорога?

-- Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.

Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.

-- Ну, хорошо, хорошо.

Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.

Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так

назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к

флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.

Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.

Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на

угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные

большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение,

которое кто-то такой почему-то обязался устроить для него. Так же и теперь

он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице.

Все это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего

же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.

Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его

привычкою, и с прирожденным ему добродушно-победительным выражением, высоко

неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали

его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и

весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: "Так, таким мне тебя и

надо!"

-- Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? -- спросил он, как

бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.

-- Полно. Глупости! Главное дело -- старайся быть почтителен и

благоразумен с старым князем.

-- Ежели он будет браниться, я уйду, -- сказал Анатоль. -- Я этих

стариков терпеть не могу. А?

-- Помни, что для тебя от этого зависит все.

В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном,

но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в

своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.

"Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может

быть! -- говорила она себе, взглядывая в зеркало. -- Как я выйду в гостиную?

Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама

собою". Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.

Маленькая княгиня и m-lle Bourienne получили уже все нужные сведения от

горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский

сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как

орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения,

маленькая княгиня с m-lle Bourienne,еще из коридора слышные своими

оживленно-переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.

-- Ils sont arrivés, Marieie, [22] вы знаете? -- сказала

маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.

Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было

одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее

было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний

лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в

Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m-lle Bourienne

тоже появилось уже незаметно какое-то усовершенствование наряда, которое

придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.

-- Eh bien, et vous restez comme vous êtes, chère princesse? --

заговорила она. -- On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il

faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette!

[23]

Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и

весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в

исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве

собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и

еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали,

чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за

них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения,

которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям.

Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с

тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице,

она отдалась во власть m-lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились

совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна,

что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они

совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд

может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.

-- Нет, право, ma bonne amie, [24] это платье нехорошо, --

говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. -- Вели подать, у тебя

там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается.

А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!

Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не

чувствовали m-lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели

приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой

шарф с коричневого платья и т. п., то все будет хорошо. Они забывали, что

испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни

видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и

некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна

Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно

изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье,

маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут

складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той,

то с другой стороны.

-- Нет, это нельзя, -- сказала она решительно, всплеснув руками. --

Non, Marie, décidément ça ne vous va pas. Je vous aime mieux dans

votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grâce, faites cela pour

moi. [25] Катя, -- сказала она горничной, -- принеси княжне

серенькое платье, и посмотрите, m-lle Bourienne, как я это устрою, --

сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.

Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно все

сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах

ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.

-- Voyons, chère princesse, -- сказала m-lle Bourienne, -- encore un

petit effort. [26]

Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне

Марье.

-- Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, -- говорила она.

Голоса ее, m-lle Bourienne и Кати, которая о чем-то засмеялась,

сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.

-- Non, laissez-moi, [27] -- сказала княжна.

И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц

тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез

и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать

бесполезно и даже жестоко.

-- Au moins changez de coiffure, -- сказала маленькая княгиня. -- Je

vous disais, -- с упреком сказала она, обращаясь к m-lle Bourienne, --

Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du

tout. Mais du tout, du tout. Changez de grâce. [28]

-- Laissez-moi, laissez-moi, tout ça m'est parfaitement égal,

[29] -- отвечал голос, едва удерживающий слезы.

M-lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе,

что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было

уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали,

выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне

Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее

лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих

решениях.

-- Vous changerez, n'est-ce pas?[30] -- сказала Лиза, и когда

княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.

Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только

не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно

опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина,

сильное, преобладающее и непонятно-привлекательное существо, переносящее ее

вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого

она видела вчера у дочери кормилицы, -- представлялся ей у своей собственной

груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. "Но нет, это невозможно:

я слишком дурна", думала она.

-- Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, -- сказал из-за двери голос

горничной.

Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти

вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный

лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько

минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для

нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне

Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и

затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более

она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, --

говорила она, -- как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне

отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою

волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее

собственном сердце: "Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не

завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи

так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в

обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю". С этой успокоительной

мыслью (но все-таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной

мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о

своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что

могло все это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого

не падет ни один волос с головы человеческой.

 

Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 332; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.235 сек.