Года К.С. 24-й день Осенних Молний. Госпожа Арамона тщательно разложила на постели и стульях три платья, подумала и вытащила из сундука четвертое

Надор

Госпожа Арамона тщательно разложила на постели и стульях три платья, подумала и вытащила из сундука четвертое. Не прошло и пятидесяти лет, как ее схватил за шиворот вечный женский вопрос – что надеть? Какая прелесть, и главное – как вовремя!

В Надоре Луиза Арамона ходила в особах, пользующихся благорасположением нынешнего величества и доверием величества бывшего. За праздничным столом столь верноподданной персоне полагалось сидеть среди почетных гостей, причем в приличествующем случаю наряде. Оставалось решить, в каком.

С одной стороны, Луиза оставалась дуэньей Айрис, с другой – она ходила в подругах Катарины Ариго, с третьей – ее тошнило от Мирабеллы, а с четвертой – граф Эйвон все чаще попадался гостье на глаза.

Вдовой дуэнье подходило платье лучшего мышиного тона, но это убожество ложилось пятном пусть на бывшую, но королеву и в придачу равняло капитаншу с не вылезавшей из серого герцогиней, что было противно.

Подруга Катарины могла ходить в черном, этот цвет был одним из любимых цветов Ее Величества, а волосы Луизы прямо-таки молили о черных туалетах. Увы, черный считался одним из цветов Окделлов, напялить его без спросу в надорском свинарнике было вызовом. Незаконная дочка «навозника», пусть трижды заслуженная, в герцогском платье. Кошмар!

Туалет цвета старого вина не оскорбит фамильные чувства супруги великого Эгмонта, но наверняка возмутит ее женское нутро, а заодно взбеленит всех слетевшихся в Надор ворон. Что до темно-зеленого с белой отделкой, то и он по надорским меркам был вызывающим. Здесь вызывающим было все, кроме плесени и моли.

Госпожа Арамона с нежностью тронула теплый бархат. Когда на них с девочками набросилась целая армия портных и белошвеек, Луиза не устояла и заказала себе несколько платьев. Это было глупо, но стареющая баба не обязана быть умной. Особенно оказавшись в модной лавке.

В юности Луизу, шипя и причитая на дочернее уродство, одевала маменька. Розовые и голубые платьица с кружавчиками красы долговязой девице не прибавляли, но Аглая Кредон смотрела на вещь, а не на человека. Сама она в девических туалетах и в самом деле была хороша. Лет до сорока. Именно глядя на вырядившуюся в нечто воздушное и расшитое анемонами матушку, Луиза поняла, что красивое платье может превратить красивую женщину в стареющую обезьянку. Если эта женщина видит в зеркале не себя, а урготский бархат по талу за локоть.

После свадьбы Луиза избавилась от маменькиных вкусов, но выходить ей было некуда и не с кем. И все равно в мечтах капитанша год за годом шила себе туалеты, превращавшие ее пусть не в красотку, но хотя бы в женщину, от которой кони не шарахаются. Потом Леворукий встал с правой ноги, и на голову Луизы перезрелыми орехами посыпались соблазны. Разумеется, она не устояла.

Родительнице было сказано, что мать Селины не должна отпугивать от девочки женихов, сама же Луиза в глубине души мечтала попасться в зеленом платье на глаза Алве. А может, не в зеленом, а в вишневом или в черном, лишь бы перебить воспоминания о чудовище, которое приволок в дом герцога Герард. Вот она и попалась. На глаза Эйвона Ларака.

Граф был нелепым, чтобы не сказать жалким, но он смотрел на дуэнью как на королеву, а сегодня был Зимний Излом. Встречать день, который бывает раз в году, в сером?! Она не герцогиня и не дура.

Луиза подошла к столу, сунула пальцы в чернильницу и старательно вытерла пятерню о мышастое сукно. Вот вам! Она б и рада надеть серое, но, написав письмо своей обожаемой покровительнице, не вымыла рук и загубила лучшее платье. Конечно, его можно перешить, но это требует времени, поэтому... Поэтому госпожа Арамона вытащила монетку. Дракон – зеленое, решка – вишневое, а восемь бед – один ответ.

Судьба, видимо приняв в расчет Катаринин подарок, встала на сторону Дракона и зеленого бархата. Луиза показала изгаженной серой шкурке язык и не торопясь, с удовольствием занялась волосами. За окном стремительно смеркалось, хотя было чуть больше четырех пополудни. Что поделаешь, север, да еще самый короткий в году день. Госпожа Арамона торжественно застегнула ожерелье и в припадке вдохновения вытащила из прически несколько коротких прядок.

– Айрис, Селина, – окликнула капитанша своих девиц, – вы готовы?

– Да, – заверила Айрис, вылетая из спальни, и Луизе стало смешно. Девица явно собиралась не мириться, а кусаться. Утром Луиза сломала язык, уламывая Айри одеться, как заведено в Надоре, но в подопечную точно все кошки Леворукого вселились. Госпожа Арамона махнула на юную герцогиню рукой, а потом и сама сбесилась, напялив урготский бархат и торские изумруды. Айрис же вырядилась в алое и обвешалась рубинами, за которые можно было купить четыре Надора. Если бы кому-то могла прийти в голову подобная дурь.

– «Морская раковина», – объявила невеста Робера Эпинэ, растопырив руки и поворачиваясь, – шестнадцать шпилек!

– Очень хорошо, – одобрила капитанша. – Селина, у тебя выходит все лучше и лучше. Айрис, будь любезна помнить, что спорить в День Излома – дурная примета, особенно когда за столом чужие.

– Я постараюсь, – пообещала Айрис. В честных серых глазах застыло твердое намерение не нападать первой. – Я понимаю, мы не можем ссориться при гостях. Сэль, надень жемчуг!

– В самом деле, – Луиза оглядела серо-голубое платьице дочери, – ожерелье тебе не помешает.

– Сегодня праздник, – сверкнула глазами Айри. – И нечего корчить из себя пыльных бабочек!

– Но я не могу, – залепетала Селина, – не могу... Герард на войне, все так плохо...

– Сударыни, – решительно вмешалась Луиза, – позволю себе напомнить, что все очень хорошо. Дело Раканов уже победило, нареченный Айрис – ближайший друг Его Величества, а мы – доверенные дамы Ее Величества.

– Да помню я, – фыркнула герцогиня Окделл. – Мы с Робером любим друг друга, но почему Селина должна ходить, как нищенка?

Еще весной дочке Эгмонта голубенькое платьице Селины показалось бы верхом роскоши, но к роскоши привыкаешь быстро. Если уж старая баба замоталась в дорогущие тряпки, чего говорить о девчонках.

– Я не стану носить драгоценности, – уставилась в пол Селина, – пока Монсеньор в Багерлее.

– Станешь, – отрезала Луиза мерзким маменькиным голоском. – Именно сейчас и станешь.

– Пойдем, – Айри ухватила Селину за рукав, – я тебе помогу, ну, пойдем же!

Кажется, началось. Сейчас дочка узнает страшную тайну о помолвке и поездке. Что до самой капитанши, то она не сомневалась, что невеста собралась за помощью к Савиньяку и сбежит при первом удобном случае. Скорее всего, в мужском платье и при помощи влюбленного кузена. К счастью, Реджинальд уехал по отцовским делам, но после его возвращения придется бдить в четыре глаза, а заодно искать собственного гонца. Лучше всего подошел бы Рауль Левфож, но Луиза не была уверена, что южанин уже готов послать к кошкам сюзерена ради глаз Селины. Встречай они Излом в приличном доме, а не в этакой мертвецкой, Левфож мог бы дозреть уже сегодня, но Надор не способствует любви, хотя Эйвон, похоже, влюбился...

– Мы готовы, – Айрис держала сияющую Селину за руку, на шейке дочери красовались отборные жемчуга, в ушках сверкали бриллиантовые капельки. – А она пусть что хочет, то и делает.

«Она»... Дожила Мирабелла, если родная дочь ее ни по крови, ни по имени не зовет, словно какую-то нечисть.

– Что ж, – Луиза поправила вдовий браслет, – прячьте когти, дети мои, нам пора.

На щеке Дейдри краснело нечто весьма напоминавшее след от пощечины, Эдит дышала медленно и тяжело, а вдова великого Эгмонта напоминала подмороженную лужу. Сверху приличный ледок, но лучше не наступать.

Явление непокорной дочери и ее дам герцогиня тем не менее пережила, почти не поморщившись, а ведь они заявились позже хозяйки. Это вышло случайно, но Мирабелла в случайность не поверит, ей нравится быть оскорбленной.

– Дочь моя, – проскрипела благородная дама, – займите свое место.

Айрис, сияя рубинами, молча опустилась между маменькой и Дейдри, Луиза оказалась рядом с Эйвоном, а Селине досталось место среди благочестивых жен и дочерей, ради праздничка допущенных в святая святых. Закутанные в серое и черное дамы казались сборищем воробьев и галок, явившихся засвидетельствовать свое почтение вороне. Селина среди них воссияла утренней звездой, что не укрылось ни от Рауля Левфожа, ни от Луизы. Нет, пожалуй, в надорских обычаях есть свои преимущества.

– Вознесем молитву во славу Создателя нашего, – изрекла герцогиня Окделл, – служителей Его и всех убиенных во имя Чести и Долга.

А где, спрашивается, Его Величество Альдо Ракан и его верные сторонники? Не донести ли в столицу, что Мирабелла Окделлская не желает молиться за истинного государя и продолжает носить траур, когда вся Талигойя счастлива избавлению от тирании?

– Мэдосэ, те урсти пентони, – отец Маттео понес гальтарскую тарабарщину. Мирабелла истово шевелила бескровными губами, но кротости и всепрощения на застывшем лице было не больше, чем у вяленой щуки.

Луиза эсператистские заклинания знала плохо и учить на старости лет не собиралась, зато надорский уют подвигнул капитаншу на Денизины заговоры. Госпожа Арамона прикрыла глаза и про себя призвала на помощь Молнии, Волны, Скалы и Ветер. Несчастному возчику, которому «Занимательная логика» Герарда предлагала перевезти через реку зерно, цыплят, кошку и собаку, было проще, ему не приходилось иметь дело с Мирабеллой и ее дочерью.

Первая встреча закончилась безобразно, но младшая герцогиня Окделл предпочла остаться в Надоре, а старшая сделала вид, что так и надо. Айрис после приступа обедала в своих комнатах, матушка раз в день справлялась о самочувствии дочери, никто никого не ел, но в Излом по углам не отсидишься, одна надежда на этикет и слетевшихся дур. Кстати, куда они своих мужчин-то дели? Уморили?

Госпожа Арамона покосилась на Эйвона и нарвалась на обожающий взгляд. Графиня Ларак при живом муже и сыне по примеру родственницы замоталась в серое, зато граф явился во вполне приличном темно-зеленом камзоле, не успевшем свести знакомство с местной молью. Надо же, они оба в зеленом, и ведь не сговаривались!

– Орстон, – тявкнул клирик и поднял лапки.

– Мэээээ-ра-тон, – проблеяла паства. Собравшееся за столом общество надежд на благополучный исход обеда внушало все меньше.

Унылый слуга обошел хозяев и гостей, наполняя унылые кубки унылой жидкостью, которую в Надоре называли белым вином. Праздничный стол отличался от непраздничного разве что посудой. Из сундуков извлекли старинное тяжелое серебро, которое так и не удосужились почистить. В Надоре бытовало мнение, что мел истончает драгоценный металл, и блюда, супницы и кубки покрывала вековая патина, превращая их в нечто нищенски неопрятное. К гнутым черно-радужным реликвиям как нельзя лучше подходили трещины на потолке, пузырящиеся от сквозняков шпалеры и драпировки, не говоря уж об исходящей злостью хозяйке.

– Граф Ларак, – Мирабелла повернула голову к Эйвону, – вы – ближайший родственник Эгмонта Окделла и в глазах Создателя опекун его сирот. Прошу вас поднять первую праздничную чашу в его память.

Бедняга Эйвон кашлянул и предстал пред нахохлившимся курятником.

– Сегодня особенный день, – взгляд Ларака достиг госпожи Арамоны, – особенный. Я счастлив, что все мы собрались здесь, под этой славной кровлей. Я очень хочу, чтобы новый Круг стал добрым. Пусть он принесет мир и любовь. Мы пережили тяжелые времена, но они в прошлом. Ночь больше не будет расти, а зима рано или поздно кончится. Придет весна, зазеленеют листья, распустятся цветы. Я верю, что так и будет!

Эйвон поднял погнутый кубок, глаза графа не отрывались от Луизы, и госпожа Арамона невольно улыбнулась, приподняв склянку с похожим на разбавленный уксус извращением.

– Так и будет, – повторил Эйвон, торжественно глотая торскую кислятину.

– Мэратон, – в гальтарском словечке не было ни единого шипящего звука, но Мирабелла умудрилась его прошипеть. – Граф Ларак исполнен надежд на будущее, он может себе это позволить, но я не обрету покоя, пока Рокэ Алва и Фердинанд Оллар не расплатятся за свои злодеяния. Эгмонт Окделл должен быть отмщен, и я хочу видеть, как свершится справедливость! Я поеду в Олларию и потребую казни убийцы.

– Отец погиб на линии, – Айрис вскочила стремительно, словно молния расколола серый камень, – убийства не было. Был честный поединок.

– Ложь! – серый хвост метнулся навстречу алому росчерку. – Ты предаешь память отца!

– Это вы загрызли отца, – тряхнула рубинами Айрис. – Вы и никто другой!

– Замолчите! – щеки Мирабеллы медленно багровели, и это было страшно. – Замолчите, или я за себя не ручаюсь.

– Вы и меня отравите, как Бьянко? – грудь Айрис судорожно вздымалась. – Или потребуете от Альдо, чтоб он меня повесил? Как матереубийцу? Только я больше не ваша, слышите?! Не ваша!!!

– Эрэа, – Эйвон опрокинул кубок, белая дрянь расплылась по дряхлой скатерти. – Айрис... Сегодня такой день... Зачем...

– Создатель велит прощать зло, причиненное невольно, – забубнил отец Маттео и для убедительности перешел на гальтарский, – кланниме!

Святая Октавия, они же сейчас друг другу в глотки вцепятся! Луиза подняла упавший кубок:

– Сударыня, о гибели вашего достойного супруга на линии ваша дочь узнала от герцога Эпинэ. Его старший брат Мишель был свидетелем со стороны вашего супруга.

– Эрэа, – торопливо произнес Эйвон, хватаясь за кувшин, – прошу всех выпить за жениха нашей Айрис. Здоровье Первого маршала Талигойи Робера Эпинэ, где бы он сейчас ни находился! Да пребудет с ним наше благословение и наша любовь!

Глава 5

Ракана (б. Оллария)

Дата добавления: 2015-06-04