Талиг. Оллария. 400 год К.С. 10-й день Весенних Молний

400 год К.С. 10-й день Весенних Молний

Эрвин Ноймаринен вернулся раньше, чем собирался, и Робер был этому только рад. Присутствие в столице сына Рудольфа успокаивало, а уж когда явится графиня Савиньяк… За Альдо еще разгребать и разгребать, но главное удалось – мятеж в Эпинэ сошел на нет, мятежа в Олларии не случилось, а подлинный регент согласился со всем, что сделано при Катари. Обошлось. Закатные твари, обошлось!

– Если ты станешь уходить от меня с таким счастливым лицом, я опять найму «висельников», – пригрозила Марианна. – Или возьмусь за дело сама. На поднос можешь не рассчитывать – на этот раз будет ваза. Из тех самых, «валтазаровых»…

– Лучше затрави меня философами, – посоветовал Робер и глупо и счастливо улыбнулся. – Марианна, я…

Приличный кавалер засы́пал бы возлюбленную клятвами, но у Иноходца как-то не выходило. Вернее, перестало выходить, когда пришла любовь. Раньше пустенькие слова катались, как горошины по барабану.

– Что «ты»? – передразнила баронесса. – Не можешь сам мадригал сочинить, найми кого-нибудь, мне уже перед Коко стыдно.

– Марианна…

– Иди уж! – Красавица поджала губы, но обиды в черных глазищах не было. – Любезных кавалеров много, а ты такой один…

Один… И слово тоже одно. Быть последним в роду, стать одним-единственным для женщины. Тоже единственной, и гори все закатным пламенем!

Подхватить любовь на руки, поднести к окну, за которым буйствует разноцветный живой огонь… Он так долго этого хотел, потому и выдумал себе рыжую гоганни. Бедная забытая девочка, как же перед ней стыдно за неистовость счастья, и все равно радостно!

– Мы живы. – Глупости сами слетают с губ, а поздняя весна дышит счастьем. – Мы пережили зиму, и я… я никому тебя не отдам.

– Не отдавай! Если сможешь.

– Конечно, смогу. Ты… ты чего?!

– Я всегда так… От радости… Нарочно – нет, нарочно не плачу, только смеюсь. Пусти.

– Не хочу.

– Тебя ждет Ноймаринен.

– Пусть ждет!

– Он приехал сюда. Не во дворец и не к тебе… Тут что-то важное. Иди. Нехорошо заставлять принцев ждать.

– Эрвин не принц, а моя королева – ты… Катари – только сестра.

– Тогда бывай у нее почаще. У меня были трава под ногами, небо… А теперь есть ты. У нее нет ничего и не будет… Ты наконец уйдешь?

– Уже ухожу, только…

– Погоди!

Снимает ожерелье. Зачем?! Но как же она красива! Красивее женщины просто не может быть.

– Возьми. Пусть оно будет с тобой! Всегда… как будто мы вместе.

– Ты… с ума сошла! То есть ты и так со мной… Говорю с Карвалем и вдруг вижу тебя. У окна. Ты стоишь и улыбаешься. Тебя там нет, а я вижу.

– Я хочу, чтобы ты его взял.

– Да что с тобой такое?!

– Ничего. Просто еще ничего не кончилось! Лето, оно только… Только до осени. Пусти.

– Как скажешь. Зачем весной об осени? Ты бы еще о старости заговорила…

– Старость – это прекрасно. – Марианна смотрела в сад, словно в горящий камин. – Старость – это много-много дней вместе… Без тебя мне старость не нужна. Без тебя она будет невыносима.

– Со мной ничего не случится.

– Не знаю, про тебя не знаю – не могу знать… И с Алвой не знаю. С Лионелем Савиньяком, с тем – да, не случится, с Валме, с Карвалем, даже с твоим Окделлом… Иди.

Уйдешь тут…

– Я скоро вернусь.

– Я знаю. Пусть все идет, как идет. Мы вообще могли не встретиться.

– Но ведь встретились… Марианна, я хотел поговорить с тобой и с Коко позже… Когда все кончится, то есть не все, а эта война, я попрошу твоей руки. Пусть твой муж берет все, что хочет, все, что у меня есть, но вы разведетесь! Катари на нашей стороне, она поможет.

Улыбка. Спокойная и такая домашняя. В гостиной она улыбается иначе. В гостиной она не плачет.

– Не загадывай.

– Ты мне не веришь?

– Верю, что ты этого хочешь, но наши желания… Весна не хочет кончаться, а цветы – вянуть, что с того? Если ты и вправду… решил, возьми жемчуг. Браслета, нужного браслета, у меня нет.

– Вместо браслета – возьму, а тебе найду браслет с рубинами, и ты будешь его носить. Разрубленный Змей, мне не нравится, как ты смотришь. И уходить не нравится.

– Ты не можешь сидеть со мной дни и ночи, у тебя Оллария и сестра. Сегодня ничего не случится.

Стук в дверь, царапанье, скулеж. Барон и собаки, собаки и барон, но идти в самом деле нужно. Теплые губы, теплый, нагретый ее теплом жемчуг…

– Поговорим вечером.

– Береги сестру. Ей страшно.

– Понятное дело, ей же скоро рожать…

– Мои дорогие! – Коко вкатывается в женин будуар со счастливой и вместе с тем растерянной улыбкой. – Я в восторге от молодого Ноймаринена, но он отказался от лунной форели и настаивает на немедленной прогулке. Робер, я приказал оседлать вашу лошадь, но это неправильно. Это совершенно неправильно!

– Констанс, – Марианна вновь стояла у окна, – я подарила Роберу свой жемчуг. На счастье.

– В самом деле? – Барон склонил головку набок. – В таком случае завтра нужно пригласить ювелира. Придется оправить флавионские топазы раньше, чем я рассчитывал, но к ним прекрасно пойдет застежка работы Борю́, просто восхитительно… Герцог, езжайте и ни о чем не волнуйтесь. Все будет сделано, а форель мы подадим к обеду.

Ехать не хотелось совершенно. Именно не хотелось. Влезать в седло, трястись разбитыми дорогами, ночевать в трактирах, считать беженцев и провалившиеся мосты… С этим справится любой, к тому же с Надорами все ясно. Недаром вода в Данаре не желает спадать, откуда-то она берется, то есть не откуда-то, а из подземных озер. Подземные воды стекают в Данар, образуются пустоты, в них рушатся верхние пласты почвы, эхо обвалов распространяется в разные стороны, заставляя скалы дрожать и вызывая новые обрушения. Пока не заполнятся все пещеры, обвалы не прекратятся – чтобы это уразуметь, незачем тащиться к Лукку, достаточно прочесть хотя бы один труд по землеописанию!

– Монсеньор, кушать подано.

– Я слышу.

И зачем он только даже не согласился, напросился?! Катари не хотела его отпускать, да и Иноходец… Робер считает, что перед ним не Повелитель Скал, а какой-то анемон! Потери живут в сердце, а не в глазах. От того, что Ричард Окделл увидит Надоры, он не умрет. От того, что не увидит, не забудет… Нужно было так и ответить и согласиться с тем, чтобы послали Сэц-Арижа; это дело как раз по капитанским мозгам.

Вырванное у Катари поручение – даже не глупая бравада, это почти предательство, потому что королева остается одна. Эпинэ не в счет, он кузину любит, но не понимает, зато Левий не преминет воспользоваться отсутствием Окделла, чтобы укрепить свое влияние. Голубеныш, оставшись без Агариса, вцепился в Талиг мертвой хваткой, а Катари верит и ему, и его Создателю…

– Дикон, ты чем-то расстроен?

– Простите, я задумался. После завтрака я уезжаю. Недели на полторы, не больше.

– Ты едешь? Куда? – Старость всегда в тревоге. Два года назад Штанцлер не выдал бы своих чувств, но бегство из Багерлее бывшего кансилльера, нет, не сломало, но приучило ждать худшего. – Не хочешь говорить – не говори. Только скажи, что тебя не гонят в Ноймар или Савиньяк. Иначе мне придется лечь на пороге.

– В Ноймар я поеду позже, – не счел нужным скрывать Дик, – вместе с ее величеством, а сейчас… Для начала я еду к Лукку, а дальше – посмотрим. В Надорах новое землетрясение. Ничего удивительного, если хоть изредка читать, но Роберу приспичило пересчитать беженцев, а… ее величество волнуется за всех.

– Тут я на стороне Эпинэ. – Штанцлер даже не глянул на поданные блюда. – Где беженцы, там и бунт, но посылать тебя, когда ты еще не полностью оправился…

– Эр Август, я прекрасно себя чувствую, и меня никто не посылал! – Святой Алан, ну кто его дергал за язык, но взять обратно свое слово, слово Скал, данное при Катари, невозможно! – Ее величество не хочет, чтобы я ехал, а Иноходец… Он собрался послать своего адъютанта, а тот мало что глуп, еще и не северянин. Что Сэц-Ариж понимает в наших делах?! Да с ним никто и разговаривать не станет!

– И ты, разумеется, вызвался. Фамильное чувство долга… Иногда оно бывает не к месту. – Штанцлер отодвинул тарелку, и Дик последовал его примеру. Есть хотелось все сильнее, но не жевать же, когда старику по твоей милости не идет в горло кусок?!

– Эр Август, это не обсуждается.

– Разумеется. Прости меня, пожалуйста, но у тебя остается не так уж много времени, чтобы уладить собственные дела. Неужели ты думаешь, что, когда регентом станет Алва или, того хуже, ноймар, нас оставят в покое? Что будет со мной, неважно. Я прожил достаточно, и вряд ли мне много осталось, да и смотреть, как все, на что ты надеялся, чему служил, идет прахом, легче из Багерлее. В тюрьме мы хотя бы непричастны к тому, что творят власти предержащие, но ты, Дикон… Если ты останешься сыном Эгмонта, тебя уничтожат, если сломаешься, сломаешь всех, кто еще верит в истинную Талигойю. Она еще возможна, пусть и без Раканов, но ей необходимо сердце. Все остальное можно найти, добыть, купить, наконец, но без сердца Талигойе не жить.

То, что тебя не тронули теперь, не просто уступка Катарине, это расчет. Хитрый, безжалостный, беспроигрышный. Ты не бросишь свою королеву, ты последуешь за ней в Ноймар, в заключение, а это будет заключение, хоть и почетное! Катарина вряд ли будет очень страдать, особенно если ей вернут дочерей, но тебя запрут в замке, где тюремщиками будет не туповатый Перт с его лодырями, а ноймарские волки. Ты оттуда не выйдешь, если не отречешься от своего естества…

Штанцлер отбросил салфетку, окончательно оставляя без завтрака и себя, и Дикона. Старика было жаль до слез, но сказать о щите Манлия Ричард не мог: сперва реликвию следовало найти. Любой ценой, а тюрем, из которых нет выхода, не существует, особенно когда на твоей стороне сами стены.

– Не волнуйтесь обо мне, эр Август. – Юноша старался говорить мягко. – Герцог Окделл способен о себе позаботиться, тем более в горах, а вот вам и в самом деле лучше уехать прямо сейчас. Мы доедем до Лукка вместе, потом я займусь беженцами, а вам дам провожатых. У вас ведь остались родственники в Дриксен?

– Я не поддерживаю с ними отношений. – Бывший кансилльер неожиданно улыбнулся. – У дриксенского гуся отросли слишком талигойские перья.

– Ничего страшного. Я оставлю денег, и вы их возьмете! По дороге мы заедем в дриксенское посольство. Граф Глауберозе – настоящий рыцарь и воин. Видели бы вы, как во время суда над Вороном он приветствовал Катари! Как королеву, как царствующую королеву! Об этом помнит не только Катари…

– Я очень хорошо знаю графа, – негромко сказал Штанцлер. – Чутье тебя не подводит, Глауберозе – настоящий дворянин, но прежде всего он посол и не вправе помогать ускользнуть человеку, находящемуся под домашним арестом. Другое дело, будь я уже в Дриксен, но мне не пробраться через расположение северных армий, а нам с тобой не доехать до Лукка. Неужели ты думаешь, что сумеешь вывезти меня тайком от Карваля?

– Сумею! – Cумел же он выдать Джереми за Удо или… Или подлог был распознан, а «Удо» схвачен каким-нибудь Давенпортом? В любом случае Штанцлера солдатом не оденешь, а монаха или законника герцог Окделл с собой не потащит, хотя… Можно взять с собой академика, чтобы тот своими глазами увидел обвалы. – Эр Август, все очень просто. Я скажу, что беру с собой ученого, только вам придется сбрить бороду.

– Нет, мой мальчик, – твердо произнес Штанцлер, – я не барон Хогберд, и я никуда, сбривши бороду, не побегу. Ты решил во что бы то ни стало остаться с королевой, что ж, я поступлю так же. Мы поедем в Ноймар втроем, и будь что будет. Ты ешь и не смотри на меня. Старость и волнение – плохие приправы. Мне не нравится твоя поездка, мне не нравится твое решение, но мое время прошло. Решаешь и выбираешь ты. Я подчиняюсь.

Придет время, и Ричард выберет. Эр Август не поедет в Ноймар, а отправится в безопасное место. Не в Дриксен, так в Норуэг или Кадану, с подорожной, подписанной Катари, но сейчас заниматься этим некогда.

– Эр Август, я вернусь самое позднее через две недели, а вам… Вам лучше не покидать этого дома. Не думаю, что Эпинэ причинит вам вред, но попадаться на глаза ему и тем более его чесночникам не сто́ит. Этот Сэц-Ариж… слишком услужлив.

– Я знаю, мой мальчик, – вздохнул кансилльер, – и я отнюдь не самонадеян, так что останусь под защитой если не твоей шпаги, то твоего герба. Разве что меня захочет видеть королева, но это в ее нынешнем положении маловероятно. По крайней мере до твоего возвращения.

Юная желтизна одуванчиков, еще не вставшая стеной крапива, серые стволы с черными разводами… Волшебное все же дерево – бук. Неужели поблизости прячется город? Неужели год назад здесь властвовали садовники и гуляли избранные? Одна осень, одна зима, и Старый парк стал заброшенным, чем не замедлили воспользоваться сорные травы и одичавшие коты.

Дальний плеск воды только подчеркивает зачарованную тишину. Дракко перескакивает через загородившую дорожку тополиную ветку, которая вполне сойдет за дерево. Крапчатый Эрвина не прыгает, но переступает с достоинством. Хороший жеребец, но слишком уж чинный, лишний раз хвостом и то не взмахнет.

Сквозь листву проглянул белый мрамор. Девушка с крыльями. Собранные на затылке кудри, вскинутые к древесным кронам руки. Постамент успели оплести вьюнки, скрыв ступни каменной танцовщицы, может, поэтому фигурка и кажется почти живой?

– Раньше статуи осенью убирали в домики, – напомнил кому-то Эрвин, – это было так забавно. Помните?

– Я не бывал в Олларии дольше, чем в Талиге.

– Есть вещи, которые не забудешь. Вы видели храм и гробницу после?

Эрвин не уточнил, после чего, но не понять было невозможно.

– Нет.

– В прошлый раз я не успел их осмотреть. Пойдете со мной?

– Сейчас?

– Почему нет? Вам не хочется, мне – тоже, а то, что не хочется, лучше делать сразу. Вы не согласны?

– Пожалуй. Если вообще нужно. Левий похоронил… останки в Нохе. Вы вернете их назад?

– Не думаю, что отец сочтет это правильным. Таскать мертвецов туда-сюда – не лучшая мысль, хотя этим то и дело занимаются.

– Тогда зачем смотреть на то, что… сделали? Разумеется, если вы не хотите возненавидеть.

– Регент не вправе ненавидеть, особенно если должен судить. – Эрвин развернул крапчатого умника, хорошо развернул, красиво. – Отец в гробницу не пойдет, но я всего лишь полковник, я хочу запомнить. Кроме того, у меня к вам разговор, который зависит в том числе и от того, что мы найдем внизу. Или я найду, если вы предпочтете подождать.

– Я не умею ждать, – усмехнулся Робер. – Мне проще идти вперед, но имейте в виду, нам предстоит не лучшее зрелище.

– Переживу, – пообещал ноймар, и они замолчали до самого храма, неожиданно раздвинувшего зеленое буйство. Странно, но здание, как и оплетенная вьюнами статуя, не казалось покинутым. Именно поэтому так коробили взгляд сваленные у входа доски.

– Я велел открыть двери, – объяснил Эрвин, – но внутрь никто не входил. Вы в самом деле готовы?

– Да.

Глава 11

Дата добавления: 2015-06-04