Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Й день». 4 страница




– Вы не забыли, что обещали мне помощь в расшифровке текста?

Мог ли Брайан забыть? Он развернул листок и увидел неровные ряды незнакомых значков.

– Так вы не знаете, древний это текст или нет?

– Честно говоря, я ничего о нем не знаю. Наш профессор по древним культурам дал нам этот листок и объявил, что всякий, кто его расшифрует, получит добавочный балл к оценке курсовой работы.

Эта детская мотивация умилила и разочаровала Брайана. Значит, для Ули расшифровка не была, как для него, смыслом всей жизни! Но, впрочем, какая ему разница? Самое главное – работа над текстом натягивала между ними тонкую ниточку постоянной связи, интересных разговоров и неформального общения. Смел ли он желать чего‑то большего?

– Я думаю, что этот текст не древний, – сказал он, разглядывая разбегающиеся веером рваные строчки. – Конечно, я могу и ошибиться, ведь это суждение с первого взгляда.

Ему показалось, что в темных глазах магистра мелькнуло нечто, похожее на почтительное восхищение:

– А вы специализируетесь на древних текстах?

После этого вопроса Брайана, естественно, понесло, и он начал излагать драматическую историю своего тернистого пути, по которому судьба гонит его из года в год, то заманивая мимолетной надеждой, то карая новым разочарованием. Он рассказал, как еще в юности, лежа в больнице, он наткнулся в какой‑то книге на легенду о тайне рунического письма древних скандинавских племен, многие места которого не поддаются расшифровке, и как мечта о разгадке этой тайны превратила его печальную жизнь в увлекательную авантюру. Ощущая, как с каждой новой главой своего рассказа он из скромного хранителя каталогов превращается в романтического исследователя, Брайан хотел было поведать Ули подробности старинных скандинавских саг, извлеченные им по крупицам из разных источников, но заметил, как тот исподтишка поглядел на часы.

– Что это я так разговорился? – оборвал он себя, решив, что еще рано посвящать прекрасного магистра в столь интимные детали своей внутренней жизни. – Ведь к вашей проблеме это не имеет никакого отношения. Для вас важно, что за эти годы я изучил все возможные виды тайнописи и ключи к их расшифровке. Надеюсь, это поможет мне найти ключ и к вашему тексту. После чего Ули, явно оглушенный открывшимся перед ним величием маленького библиотекаря, сказал, что он тоже очень надеется, и отправился бродить вдоль полок в поисках своих книг, а Брайан сосредоточился на его листочке. С первого взгляда было ясно, что выкроенные из разных мест и неровно скомбинированные строчки не имеют никакого отношения к древним надписям, на которых Брайан не одну собаку съел. Значит, скорей всего, это была современная шифровка. Вообще‑то современные шифровки не входили в круг непосредственных интересов Брайана, но за годы своего сизифова труда он перелопатил несметное их количество, и кое‑что застряло в его памяти. Однако ничего похожего на эту, он не мог припомнить – может быть, саарбрюккенский профессор сам ее сочинил, а теперь проверяет на своих студентах?

Брайан на миг погасил свою лампу и оглядел читальный зал. Было очень тихо, таинственно поблескивали позолотой книжные корешки, склоненные головы чуть покачивались в разбросанных на разных уровнях маленьких озерцах света. Никто его не звал, никто не просил его помощи, и даже любознательная миссис Муррей задремала над своим томом с проповедями. Пользуясь минутной передышкой, Брайан попробовал применить к загадочным строчкам наиболее эффективную из своих методик расшифровки – он считал частоту отдельных значков и густоту их комбинаций, складывал, умножал, вычитал, делил и складывал снова. Однако из всех этих расчетов ничего путного не вышло, и ему, в конце концов, пришлось отказаться от амбициозной надежды расшифровать эту запись с налету. Задача становилась серьезной, и Брайан так увлекся, что не заметил, как пролетело время.

К действительности его вернул громкий звонок, призывающий к обеду, и, одним нажимом пальца нарушив сумеречное очарование зала, он поспешно включил плафоны под потолком. В их ярком свете все зашевелились, зашелестели бумагами, начали отодвигать стулья и гасить лампы. Зашаркали шаги на галереях и на узких лестницах, ведущих вниз, к выходу. Когда все вышли, Брайан выключил плафоны, подхватил ручки кресла миссис Муррей и повез ее в трапезную вслед за остальными. Однако, пока он устраивал миссис Муррей поудобней и придвигал ей прибор и салфетку, американские дамы успели умыкнуть Ули за свой стол.

Брайан мог бы присоединиться к ним – он часто обедал за американским столом. Но сесть рядом с Ули ему бы все равно не удалось, потому что дамы полностью завладели вниманием прекрасного магистра. Так что Брайан сел за главный стол рядом с живописным норвежцем Толефом, который, смирившись с правилами библиотеки, вынужден был к обеду и ужину являться в башмаках. Брайан рассеянно положил на свою тарелку порцию валлийской баранины, запеченной в тесте, и попытался передать своему соседу керамический горшок с жарким. Норвежец, перемешивая ложкой какие‑то коричневые зерна в большой миске с молоком, удивленно поглядел на Брайана и с гримасой отвращения уклонился от соприкосновения с горшком.

Брайан смутился – уж кому‑кому, а ему следовало знать, что Толеф не прикасается к мясу. Но мысли его так сосредоточились на неподатливом тексте, что он совершенно потерял контакт с реальным миром. Он наспех поел, не чувствуя вкуса пищи, и сразу после благодарственной молитвы выскочил из‑за стола. Он умудрился выскользнуть в коридор раньше всех и устремился было в читальню к прерванной работе, но по пути вспомнил, что ему поручена забота о миссис Муррей.

Вдова пожаловалась на слабость и захотела подняться к себе в комнату. Так что Брайану пришлось покатить кресло к лифту в противоположном конце коридора, где он передал старуху на попечение одной из кухонных девушек и, облегченно вздохнув, помчался в читальный зал. Там было ослепительно светло, хотя все уже вернулись к своим столам и зажгли свои лампы – значит, кто‑то в его отсутствие включил плафоны и, конечно, не выключил. В ярком свете ему сразу бросилась в глаза высокая фигура Ули, склонившегося над ящиками каталога. Что он там искал? Ведь Брайан только что вручил ему полную, до единой строчки, библиографию по шотландским сторожевым башням!

По правилам он не должен был вмешиваться в действия гостей – каждый имел право искать в каталоге все, что ему вздумается. Но сейчас Брайан не мог удержаться – мысленно он каким‑то извращенным образом уже присвоил прекрасного магистра и хотел знать все его побуждения и капризы.

– Что, Ули, в моей библиографии чего‑то не хватает? – с притворной развязностью спросил он, подкравшись к магистру сзади.

Тот вздрогнул от неожиданности и смутился, словно Брайан застиг его за чем‑то неприличным.

– Да нет, просто хочу посмотреть, какие тут есть книги.

– Помочь вам в чем‑нибудь? – предложил Брайан, хотя уже сам почувствовал, что становится навязчивым. Ему даже показалось, что на скулах магистра вспыхнул легкий румянец раздражения. Но ответил он со своей обычной милой улыбкой, уже за завтраком зарегистрированной томящимся сердцем Брайана:

– Вы не беспокойтесь, если мне надо будет, я вас попрошу.

Брайан пробормотал: «Всегда буду рад помочь» и побрел к своему месту, подавляя внезапно стиснувшую затылок головную боль. После ночного приступа голова у него болела всегда, но сегодня боль эта отсрочилась из‑за неожиданного восторга, охватившего все его существо при появлении прекрасного магистра. Зато сейчас боль обрушилась на него с удвоенной силой, вероятно, желая взять реванш за благополучное утро. Он скорчился на ставшем вдруг мучительно неудобным стуле и, массируя ладонями свой пульсирующий затылок, постарался сосредоточиться на разбегающихся строчках шифровки.

Но сосредоточиться было не так‑то просто – значки плясали перед глазами, то убегая куда‑то за край страницы, то сливаясь в бесформенное неразличимое пятно. Брайану хотелось только одного – добраться до своей комнаты, закрыть ставни и лечь в постель. Но он давно научился скрывать свои недуги, не раз убедившись на собственной шкуре, что даже самые благородные хозяева не любят больных работников. Он стиснул зубы, чтобы не стонать, и, делая вид, что склоняется над листком, сидел с закрытыми глазами, пока чей‑то голос не прорвался сквозь колокольный перезвон в ушах:

– Брайан, простите за беспокойство, мне тут непонятно… Что с вами? Вам плохо?

Брайан с трудом открыл глаза – из отторгнутого светом лампы сумрака над ним склонилось самое прекрасное в мире лицо. Оно выражало тревогу, заботу, сочувствие. И на краткий миг он понял, что такое счастье. Он мог бы заставить себя произнести утешительные слова, – мол, это так, ерунда, он просто задремал после обеда. Но горький опыт долгих лет одиночества вынудил его мерцающее сознание остановить поток утешительных слов прямо на кончике языка. Он не хотел обманывать себя лживыми иллюзиями, он знал – стоит ему признать, что ему не так уж плохо, как тревога в глазах магистра сменится вежливым равнодушием, в котором растворится его мгновенное счастье сочувствия. И потому он не стал притворяться и прошептал: «У меня приступ» и опять уронил голову на руки.

– Я могу что‑то сделать, принести лекарство?

– Который час? – спросил Брайан. Хоть вопрос его с первого взгляда был совершенно лишен логики, по сути он был полон глубокого смысла. И Ули этот смысл постиг.

– Скоро четыре. А когда кончается ваш рабочий день?

– В шесть, – с тоской выдохнул Брайан. – Еще целых два часа!

– Хотите, я посижу здесь вместо вас?

Такого самопожертвования Брайан не ожидал, да это все равно было бы невыполнимо. – Нет, нет, это невозможно, я как‑нибудь дотяну.

– Уверяю вас, никто не заметит. А если кто‑то вас спросит, я скажу, что вы скоро вернетесь.

– Но я не хотел бы затруднять…

– Какое тут затруднение? Я ведь все равно здесь сижу. А ваш стол даже удобней других.

И Брайан не устоял против соблазна. Уступки требовала не только его раскалывающаяся от боли голова, но и его полное благодарности сердце – ведь до сих пор никто никогда не протягивал ему руку помощи! Уже поднимаясь из‑за стола, он спохватился:

– Ведь вы хотели что‑то выяснить?

– Ничего срочного! – запротестовал Ули. – Я выясню завтра.

– И все же, – слабеющим голосом настаивал Брайан. – Я был бы счастлив… – его сильно качнуло, и он судорожно вцепился в спинку стула, чтобы не упасть.

– Да вы еле стоите на ногах! – ужаснулся Ули. Но взглянув на Брайана, понял, что тот не уйдет, пока не отплатит услугой за услугу. И протянул ему выписку из каталога.

– Я хотел спросить, что означает этот знак.

Брайан с напряжением всмотрелся:

– Ну, это проще простого. Он означает, что книга находится в аннексе.

– В чем?

– В аннексе, – это специальная пристройка. Там хранятся единственные экземпляры, которые нельзя оттуда выносить.

– А как туда пройти?

– Вход внизу, видите эту лестницу? Она ведет в аннекс. Но дверь можно отпереть только специальным ключом, который вы получите, когда зарегистрируете требование на книгу у дежурного библиотекаря.

Книга, которой заинтересовался Ули, не имела никакого отношения к шотландским сторожевым башням. Если бы Брайан не чувствовал себя так скверно, он бы, несомненно, постарался выяснить, почему прекрасный магистр потратил два часа рабочего времени на розыски книги о древних системах орошения. Но сейчас ему было не до того. Он отчаянным усилием поднялся со стула и нетвердой походкой двинулся к двери. Однако, сделав несколько шагов, он заставил себя обернуться:

– Скажите, вам срочно нужна эта книга?

– Идите, идите, я попрошу ключ у вашего сменщика.

– К сожалению, он не сможет вам его дать – ключи в аннекс выдают только до пяти часов. Давайте я вас зарегистрирую.

Брайан повернул назад к столу, но покачнулся и чуть не упал. Ули повторил:

– Идите, идите, я как‑нибудь устроюсь.

И тогда Брайан решился:

– Вот что – возьмите мой ключ, в правом верхнем ящике, – последним усилием воли выдавил он из себя, ни на миг не забывая, что свой ключ от аннекса не имеет права давать никому. И, не дожидаясь ответа, поплелся к выходу. С трудом волоча свое налитое свинцом тело вверх по винтовой лестнице, он поклялся, что разобьется в лепешку, но разгадает секрет заковыристой шифровки прекрасного магистра.

Однако в данную минуту ни о каких секретах он думать не мог. Он плотно закрыл ставни, стянул с себя одежду, влез в старый махровый халат и наполнил кипятком пластиковое ведро, которое хранил на дне шкафа специально на случай головной боли. Затем скрутил жгутом полотенце, окунул жгут в ведро и плюхнулся в постель, поставив ведро на стул рядом с собой. С натугой выкрутив жгут, он натянул до подбородка одеяло, положил горячее полотенце на лоб и погрузился в темную бездну небытия.

 

 

Ури спустился по лестнице и открыл ключом Брайана тяжелую дверь, ведущую в аннекс. Перед ним был длинный узкий зал, всю правая стена которого была заполнена рядами высоких, до потолка, книжных шкафов, составленных вплотную, в затылок друг другу. Для экономии пространства шкафы были на колесиках, которые скользили по проложенному по полу стальному рельсу, так что можно было, сдвинув и раздвинув их в нужном месте, образовать неширокий – в разворот плеч одного человека – зазор, открывающий доступ к книгам. У левой, сплошь застекленной морозными стеклами стены стояли рабочие столы, отделенные друг от друга непрозрачными перегородками.

Когда Ури вошел в аннекс, там было довольно пусто. За ближайшим к двери столом склонился над книгами Джерри Хиггинс, в дальнем углу шуршал бумагами некто совершенно ископаемый, из прошлого века, да еще один ископаемый, из позапрошлого века, стоя на скамеечке в зазоре между шкафами, пытался дотянуться до пухлого тома на верхней полке. Держа напоказ листок каталога с номером выбранной им книги, Ури начал медленно обходить протяженную шеренгу шкафов, якобы в поисках нужного ему индекса. Он довольно быстро обнаружил то, что искал, – приходилось признать, что инструкции Меира оказались дельными и четкими. Он подошел к названному Меиром шкафу и нажал ручку, которая должна была бы привести в действие раздвигающую шкафы систему. Как и предсказывал Меир, ручка не поддавалась. Ури нажал ручку соседнего шкафа, и тот бесшумно откатился влево, открывая набитое толстыми фолиантами нутро. Значит, так и есть – за шкафом с неподдающейся ручкой скрыта та дверь, которую ему поручено охранять.

Загорелая рука бесцеремонно выхватила из пальцев Ури зажатый в них листок.

– Вам нужна помощь? – спросил голос Джерри Хиггинса. – Покажите‑ка, что там у вас. А то с их системой индексов разобраться непросто.

Джерри сдвинул очки на лоб и приблизил листок к глазам:

– Ка‑Эр‑шестнадцать‑сорок‑один‑дробь‑восемь. Но ведь это вовсе не здесь. Не понимаю, как вы тут оказались – вы что, читать не умеете?

Наморщив лоб, Джерри вернул очки на место и сквозь толстые стекла уставился на Ури так пристально, словно надеялся прочесть его мысли.

– Вы же сами говорите, что в этих индексах непросто разобраться.

Ури не успел произнести эти слова, как тут же о них пожалел, услышав как бы со стороны собственный извиняющийся голос. Черт бы побрал этого Джерри Хиггинса – чего он к нему привязался? Ури потянулся было за своим листком, но Джерри неожиданно гибким движением проскользнул у Ури под мышкой и оказался у него за спиной.

– Идемте, я научу вас искать книги в этом аннексе, – бросил он через плечо и зашагал вдоль шкафов, не оборачиваясь, чтобы проверить, идет за ним Ури или нет.

– Вот, смотрите, это секция К, а в ней разделы по алфавиту. Что там у вас – Р? Вы, оказывается, интересуетесь не только шотландскими сторожевыми башнями?

«Надо же – запомнил шотландские башни! Что ему от меня надо?» – подумал Ури, пока Джерри, ловко нажав ручку, с приличной скоростью откатил вбок большую сплотку шкафов. Через пару секунд шкафы с лязгом остановились, открывая перед Ури один зазор и защелкивая распахнутый до того невдалеке другой.

– Ого! – невольно вырвалось у Ури. – А если бы там кто‑нибудь был?

– Импульс не слишком большой, так что шкафы можно задержать одной рукой, если вовремя… – Джерри внезапно умолк и уставился на ключ в руке Ури.

– Этот ключ… Он не ваш?

– Мне дал его Брайан. А что?

– Брайан не мог дать вам свой ключ, это категорически запрещено. Зачем вы его взяли? Вы хотели скрыть, что заходили в аннекс?

Тут Ури почувствовал, что пора рассердиться. Он взял Джерри за воротник и притянул к себе. Тот попытался вывернуться, но не смог разорвать железную хватку Ури.

– Да, именно так, – прошипел Ури ему в лицо. – Я связал Брайана по рукам и ногам, заткнул ему рот кляпом и затолкал его в чулан под лестницей. И все для того, чтобы похитить его ключ от аннекса.

Он резко отпустил Джерри, так что тот покачнулся и едва удержался на ногах. Однако вместо того, чтобы рассердиться, Джерри предпочел обернуть все в шутку.

– Ну и лапы у вас! Подстать вашему истинно немецкому юмору! Интересно, чем вы занимались в сорок третьем году? – спросил он, криво усмехаясь.

Ури, который родился в шестьдесят первом, оказался на высоте и оценил предложенную Джерри мировую:

– Я думаю, это была моя предпоследняя инкарнация. Я точно не помню, но мне кажется, я был червем в одной из братских могил. И умер от чревоугодия – какой тогда был выбор, какой выбор!

Джерри сперва брезгливо поморщился, потом откинул голову и зычно захохотал. Испуганные старцы недоуменно таращились на них сквозь увеличительные линзы очков.

 

 

Скорый поезд мчал Брайана по бесконечно длинному туннелю, черные стены которого были густо покрыты неразборчивыми белыми письменами. Как ни всматривался он в пролетающие мимо замысловатые строки, ему так и не удалось выделить в них ни одного разумного сочленения. От напряжения в глазах искрило, как при коротком замыкании, и нестерпимая боль грозила расколоть череп. Но он продолжал всматриваться, он знал, что его жизнь зависит от этих настенных надписей – если он не прочтет их, ему конец.

Неожиданно поезд начал замедлять ход, и белые завитушки на черной стене стали постепенно приобретать какое‑то подобие смысла. Брайан словно бы узнавал некоторые сочетания, – обрывки чужих, но знакомых слов поднимались на поверхность его сознания, как пузырьки из глубин океана. Язык, которому принадлежали эти слова, был сродни языку его ненаглядных нордических саг, но не шведский и не норвежский. Осколки слов начали откалываться от стены и падать на пол вагона, но когда Брайан наклонился, чтобы их подобрать, он потерял равновесие и, больно ушибаясь, покатился по круто убегающей вниз винтовой лестнице.

Брайан пришел в себя на дне глубокого колодца, усеянном белыми черепками, слабо мерцающими в рассеянных лучах переменчивого света, струящегося откуда‑то сверху. Он твердо знал, что выберется из колодца, только если сумеет сложить из черепков какую‑то фразу, но не помнил, какую. Преодолевая слабость, он перевернулся на живот и начал сгребать черепки поближе к себе. В глазах больно вспыхивали жгучие искры, но он напрягся и попытался выложить черепки на холодных камнях, как разрозненные фишки хитроумной головоломки. Как ни странно, ему это в значительной степени удалось – перед его глазами постепенно возникала разорванная во многих местах гирлянда каких‑то знакомых, но забытых слов.

Пока он всматривался в их хитросплетение, слова начали таять и исчезать, а вместо них появились какие‑то значки, тоже вроде бы знакомые, – нужно было только вспомнить, где он их видел. Но вспомнить он не успел – значки тоже начали таять и исчезать. Брайан протянул к ним руку – хотел удержать их, что ли? От его резкого движения стены колодца закачались и рухнули прямо на него, засыпая его камнями, обломками и песком.

Хрипя и задыхаясь, Брайан открыл глаза, но ничего не увидел – лицо его облепила влажная тряпка. Он содрал ее, бросил на пол и приподнялся на локте, с трудом оторвав голову от подушки, – вокруг было темно и тихо, за окном сияла лунная ночь. И отчего‑то было светло и радостно на душе. Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза – в темноте под веками выстроились ряды белых латинских букв, несомненно составляя слова, а возможно и фразы. Прочесть эти фразы Брайан не мог, но язык их он определил, хоть по сути его не знал – немецкий. Строчки неравной длины разбегались скошенным веером, начала и концы их терялись во мгле – где он видел недавно такие же скошенные веером строчки?

Радость открытия пронзила Брайана еще до того, как он вспомнил, где он их видел, – подсознательно он уже знал, что это строчки шифровки прекрасного магистра. Сейчас было несущественно, откуда он взял немецкое значение загадочной тайнописи, сейчас важней всего было другое – точно записать светящиеся у него под веками непонятные слова, пока они не исчезли. Не открывая глаз, он скатился с кровати, подполз к письменному столу, поднялся на колени, нашел на ощупь бумагу и ручку и стал вслепую копировать обрывки разлетающихся веером строчек.

Закончив, он все так же вслепую зажег настольную лампу и постарался разглядеть написанное сквозь смеженные ресницы – он знал, как легко в ярком свете улетучиваются сны. Запись была корявая, но разборчивая. Теперь можно было открыть глаза, сесть за стол и аккуратно переписать ее начисто. Закончив переписывать, он пересчитал слова, на которые он предположительно мог бы разбить этот набор букв, – их было семнадцать!

 

 

Ури никак не мог уснуть. Едва ему удавалось на миг смежить глаза, как в его гаснущее сознание врывались гротескно преувеличенные образы из проведенных им в библиотеке суток. То чета Хиггинсов, затягивая вокруг его шеи свисающие с ветвей жадные зеленые щупальца, требовала, чтобы он назвал свое подлинное имя. То босоногий норвежец в дорогих джинсах исполнял на рояле Атикву, искоса поглядывая на Ури и отбивая такт большим пальцем грязной ноги, а два пастора вторили ему, названивая серебряными ложечками по фарфоровым блюдечкам. И под их музыку пожилая дама в инвалидном кресле начинала разухабисто отплясывать нечто непристойное.

Все‑таки где‑то посреди ночи Ури задремал, однако и во сне он не смог вырваться из круга дневных впечатлений. Ему снилось, что дверь в его комнату тихо отворилась и кто‑то неразличимый, в длинном белом саване, – то ли Джерри Хиггинс, то ли ископаемый из аннекса – подкрался к изголовью его кровати. Он затаился, притворяясь спящим, прислушиваясь к шелесту чужого дыхания. Простертые из тьмы холодные пальцы коснулись его шеи, тогда он стремительным движением обхватил чью‑то хрупкую кисть и резко рванул на себя. Легкое, почти птичье, тело с пронзительным птичьим криком рухнуло на него лицом вниз, он быстро вскочил на ноги и, подняв непрошеного гостя за волосы, узнал маленького библиотекаря.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, потом пальцы Ури расслабились и бережно опустили голову испуганного Брайана на подушку.

– Ради Бога, простите! Я было подумал…

Дрожащие губы Брайана жадно ловили воздух, наконец он со всхлипом вздохнул и прошептал:

– Я нашел… вот…

И протянул Ури стиснутую в кулачок ладошку. Ури бережно разжал холодные пальцы и вынул зажатый в них листок. Брайан медленно поднялся с кровати и повторил:

– Я нашел… – И после короткого молчания добавил: – Но не могу прочесть, это по‑немецки.

Ури быстро подошел к столу, зажег настольную лампу и развернул листок. Там было четыре сплошных, не разбитых на слова, строки:

«нашейберлогимечутс» «мившегосявневолежелуд» «ухоннуюдверьипогасилсвету» «акогохалатаначатьнабросилна»

– Почему вы думаете, что это по‑немецки? – спросил он.

Брайан еще пару раз глубоко вздохнул и сказал хоть и нетвердым, но все же вполне нормальным голосом:

– Я столько лет… Я научился различать языки… даже те, которые не знаю…

Ури пододвинул ему стул, он сел и взял карандаш:

– Я бы мог разбить эти строчки на слова, но не решаюсь… Все‑таки я не знаю немецкого…

– Хотите, попробуем вместе?

Маленький библиотекарь, словно задыхаясь, несколько раз судорожно втянул ртом воздух и ткнул карандашом в какое‑то место первой строки:

– Тут!

Ури наклонился над столом, – в нос ему ударил острый запах горячечного пота, смешанного с кисловатым запахом лекарства – и через плечо Брайана прочел вслух: «Нашей берлоги‑мечутс».

– «Нашей» – это, наверно, правильно. Ну, а дальше? Что значит – «берлоги‑мечутс»?

– Нет, нет, тут что‑то другое. Есть такое слово «берлог»?

– Не «берлог», а «берлога»… Ну да, выходит «нашей берлоги»! Вы просто гений, Брайан – «нашей берлоги мечут с…»

– Есть слово «мечут»?

– Может быть «мечут», может быть «мечутся». Ладно, давайте теперь вторую строчку. Хотите, я сам попробую – «мившегосявне‑волежелуд»? Одно слово я вижу сразу – это или «желудь», или «желудок».

Карандаш Брайана ткнул в просвет между второй и третьей буквами:

– Попробуем так: «ми вшего…» – похоже на что‑нибудь?

– Пожалуй, нет. Но есть другие варианты: «утомившегося» или «истомившегося». А дальше «вне воле» – это неправильно, должно быть «вне воли», но это тоже как‑то не так. А‑а, вижу – «в неволе»!

– «Истомившегося в неволе» – так правильно по‑немецки?

Тут на Ури снизошло прозрение и, выхватив карандаш у Брайана, он быстро написал: «…кухонную дверь и погасил свет у…». Потом задумался, пробормотал сквозь зубы несколько немецких слов и засмеялся счастливым смехом:

– Брайан, вы и вправду гений! Смотрите, как здорово получается: «…какого халата начать набросил на…». Как вам это удалось?

– Сам толком не понимаю. У меня страшно болела голова… я по сути потерял сознание, а когда пришел в себя, перед глазами у меня были эти строчки…

– Значит, у нас есть только эти строчки, а ключа к расшифровке нет?

– Это не совсем так. Во‑первых, тут есть достаточно, чтобы понять принцип…

– А не может случиться, что эти слова не имеют отношения к моей шифровке?

– Ну что вы, конечно, имеют! Я ведь не сочинил это, а расшифровал. И даже вспомнил, откуда я знаю эту шифровку. У моего папы был школьный приятель, который работал шифровальщиком в Скотланд‑Ярде. Он всегда интересовался моими успехами в расшифровке рун. Выйдя на пенсию, он показал мне несколько собранных им «курьезов» – это один из них. Какая‑то романтическая история, связанная с немецкими террористами начала семидесятых. Вроде бы один из них попал в тюрьму где‑то в Латинской Америке, – они ведь обожали Че Гевару и партизанскую войну. И из тюрьмы писал шифрованные письма своей возлюбленной, пока та не устроила ему побег.

– Немецкие террористы? – встрепенулся Ури, но тут же осекся: господи, ну и идиот, чуть сам себя не выдал! И чтобы как‑то оправдать свою вспышку, усомнился вслух:

– Но откуда мой профессор мог узнать этот шифр?

– Он вполне мог быть одним из них. Вы разве не знаете, что многие немецкие интеллектуалы так или иначе поддерживали тогда террористов? Впрочем, конечно, не знаете – вы слишком молоды.

– В каком смысле поддерживали? – спросил Ури, вспоминая опрокинутое лицо Инге в тот страшный день, когда она выложила перед ним на столе пачку желтых полицейских листовок с портретами Гюнтера фон Корфа.

– В каком хотите – давали деньги, помогали подделывать документы, прятали в своих квартирах. Вы даже не представляете себе, что творилось в те годы… – Брайан явно был не прочь пуститься в развитие этой темы, но Ури поспешил вернуть его к делу:

– Ну, а шифровка? Вы ее помните?

– Не то, чтобы помню, но чувствую, как она потихоньку выползает из дальних закоулков памяти, где долгие годы пылилась без употребления. Выползает, выползает, все ближе, ближе… вот она!

Он судорожно дернулся, закрыл глаза руками и застыл посреди комнаты – маленький, встрепанный, нелепый в своем свисающем до пола белом халате. Ури молча застыл рядом с ним, загипнотизированный незримо натянутыми в воздухе нитями чужого магнитного поля. Брайан оторвал ладони от лица и прошептал:

– Все! Давайте скорей бумагу и ручку!

Чтобы не мешать ему, Ури прилег на кровать и мгновенно уснул, словно провалился в глубокий подвал, где Инге вешала на крюки под потолком укутанные на зиму герани. Она запеленала последний горшок, повесила его на последний крюк и вышла, негромко хлопнув дверью. Стук двери разбудил Ури. В комнате было пусто, лампа погашена, бледный рассвет, вползающий сквозь неплотно задернутые шторы, высветил белое пятно на темной глади стола. Ури вгляделся – это белели сложенные неровной стопкой страницы, оставленные ему Брайаном.

Ури жадно схватил их, разгладил и разложил на столе рядом со скопированными им вчера листками из красной тетради Карла. Надо отдать должное Брайану – он изложил принцип шифровки в виде простой и ясной схемы. Так что после затяжной борьбы с собственным скудоумием Ури сумел кое‑как продраться сквозь те четыре фразы, куски которых он непредумышленно предложил накануне Брайану. Получилось нечто завлекательное – похоже, это и впрямь был дневник.

«…все остальные пленники нашей берлоги мечутся из угла в угол, как дикие звери в клетке»… «рыться в холодильнике в поисках утешения для истомившегося в неволе желудка»… «случилось прошлой ночью, когда я, наконец, закрыл кухонную дверь и погасил свет»… «секунду поколебавшись, с какого халата начать, набросил на плечи лиловый».




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 313; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.099 сек.