Кто предает Россию?

Обрисовав критическое положение России, Рябушинский дает и “выход из положения”. Но послушайте, что это за “выход”:

“Государство не дало населению ни хлеба, ни угля, ни мануфактуры… может быть, для выхода из положения потребуется костлявая рука голода, народная нищета, которая схватила бы за горло лжедрузей народа, демократические Советы и комитеты”.

Вы слышите: “ потребуется костлявая рука голода, народная нищета”…

Господа Рябушинские, оказывается, не прочь наградить Россию “голодом” и “нищетой” для того, чтобы “схватить за горло” “демократические Советы и комитеты”.

Они не прочь, оказывается, закрыть заводы и фабрики, создать безработицу и голод для того, чтобы вызвать преждевременный бой народа и успешнее расправиться с рабочими и крестьянами.

Вот они, “живые силы” страны по аттестации “Рабочей Газеты” и “Дела Народа”.

Вот где настоящие предатели и изменники России.

В России много говорят теперь о предательстве. Бывшие жандармы и нынешние контрразведчики, бездарные наймиты и развратные сутенеры – теперь все пишут о предательстве, кивая в сторону “демократических Советов и комитетов”. Пусть знают рабочие, что лживые речи о предателях лишь прикрывают действительных предателей многострадальной России!

Вы хотите знать, чего хотят капиталисты?

Торжества интересов своего кошелька, хотя бы ценой гибели России – вот чего хотят они.

“Рабочий и Солдат” № 13, 6 августа 1917 г.

Передовая

Против Московского совещания [62]

Развитие контрреволюции вступает в новую полосу. От разгромов и разрушений она переходит к закреплению занятых позиций. От разгула и бесчинств – к “законному руслу” “конституционного строительства”.

Можно и нужно победить революцию, говорят контрреволюционеры. Но этого мало. Нужно еще получить на это одобрение. Причем нужно устроить так, чтобы одобрение дал сам “народ”, “нация”, и не в Питере только или на фронте, но во всей России. Тогда победа будет прочной. Тогда добытые завоевания могут послужить почвой для будущих новых побед контрреволюции.

Но как это устроить?

Можно было бы ускорить созыв Учредительного собрания, единственного представителя всего русского народа, и испросить у него одобрения политики войны и разорения, разгромов и арестов, избиений и расстрелов.

Но на это буржуазия не пойдет. Она знает, что от Учредительного собрания, где большинство составят крестьяне, она не добьется ни признания, ни одобрения политики контрреволюции.

Поэтому она добивается (добилась уже!) отсрочки Учредительного собрания. Она, вероятно, будет и дольше отсрочивать его, с тем чтобы добиться, наконец, его полного срыва.

Но где же “выход”?

“Выход” – в подмене Учредительного собрания “Московским совещанием”.

“Выход” в том, чтобы подменить волю народа волей буржуазно‑помещичьих верхов, заменив Учредительное собрание “Московским совещанием”.

Созвать совещание из купцов и промышленников, помещиков и банкиров, членов царской Думы и прирученных уже меньшевиков и эсеров, с тем чтобы, объявив это совещание “общенациональным собором”, добиться от него одобрения политики империализма и контрреволюции, переложения тягот войны на плечи рабочих и крестьян, – вот где “выход” для контрреволюции.

Контрреволюции нужен свой парламент, свой центр, и она его создает.

Контрреволюции нужно доверие “общественного мнения”, и она его создает.

В этом вся суть.

В этом отношении контрреволюция идет тем же путем, что и революция. Она учится у революции.

У революции был свой парламент, свой действительный центр, и она чувствовала себя организованной.

Теперь контрреволюция старается создать свой парламент, и она создает его в самом сердце России, в Москве, руками – ирония судьбы! – эсеров и меньшевиков.

И это в то время, когда парламент революции низведен до положения простого придатка буржуазно‑империалистической контрреволюции, когда Советам и Комитетам рабочих, крестьян и солдат объявлена смертельная война!

Нетрудно понять, что при таких условиях совещание, созываемое в Москве на 12 августа, неминуемо превратится в орган заговора контрреволюции против рабочих, которым угрожают локаутами и безработицей, – против крестьян, которым “не дают” земли, – против солдат, которых лишают свободы, добытой в дни революции, – в орган заговора, прикрываемого “социалистическими фразами” эсеров и меньшевиков поддерживающих это совещание.

Отсюда задача передовых рабочих:

1) Сорвать с совещания маску народного представительства, выставив на свет его контрреволюционную противонародную сущность.

2) Разоблачать меньшевиков и эсеров, прикрывающих это совещание флагом “спасения революции” и вводящих народы России в обман.

3) Организовать массовые митинги протеста против этой контрреволюционной махинации “спасателей”… барышей помещиков и капиталистов.

Пусть знают враги революции, что рабочие не поддадутся обману, что они не выпустят из рук боевое знамя революции.

“Рабочий и Солдат” № 14, 3 августа 1917 г.

Передовая

Еще о Стокгольме [63]

Война идет. Грозно и неуклонно шествует ее кровавая колесница. Из европейской она шаг за шагом превращается во всемирную, втягивая в свое черное дело все новые и новые государства.

Вместе с тем падает и теряет свое значение Стокгольмская конференция.

“Борьба за мир” и тактика “давления” на империалистические правительства, провозглашенные примиренцами, превратились в “звук пустой”.

Попытки примиренцев ускорить окончание войны и восстановить рабочий Интернационал путем соглашения между “оборонческими большинствами” разных стран потерпели полный крах.

Стокгольмская затея меньшевиков и эсеров, вокруг которой плетется густая сеть империалистических интриг, неизбежно должна превратиться либо в бессильный парад, либо в игрушку в руках империалистических правительств.

Теперь ясно для всех, что поездка делегатов Всероссийского съезда Советов по Европе[64]и “социалистическая” дипломатия оборонцев с устройством торжественных завтраков с представителями англо‑французского социал‑империализма – не есть путь к восстановлению международного братства рабочих.

Партия наша была права, отмежевавшись от Стокгольма еще на Апрельской конференции.

Развитие войны и вся мировая обстановка неизбежно обостряют классовые противоречия, ведя к эпохе грандиозных социальных битв.

В этом, и только в этом, надо искать демократических путей к ликвидации войны.

Говорят об “эволюции” во взглядах англо‑французских социал‑патриотов, об их решении поехать в Стокгольм и пр.

Но разве это меняет дело? Разве русские и германо‑австрийские социал‑патриоты не решили также (еще раньше англо‑французских!) участвовать в Стокгольмской конференции? Кто может утверждать, что это их решение ускорило дело окончания войны?

Разве партия Шейдемана, участвующая в Стокгольмской конференции, перестала поддерживать свое правительство, ведущее наступление и захватывающее Галицию, Румынию?

Разве партии Реноделя и Гендерсона, говорящие о “борьбе за мир” и о Стокгольме, не поддерживают в то же время свои правительства, захватывающие Месопотамию, Грецию?

Какое значение могут иметь для дела ликвидации войны их разговоры в Стокгольме перед лицом этих фактов?

Добренькие слова о мире, прикрывающие решительную поддержку политики войны и захватов, – кому не известны эти старые‑престарые приемы империалистического обмана масс?

Говорят, что обстоятельства теперь изменились в сравнении с прошлым, что следовало бы ввиду этого изменить и свое отношение к Стокгольму.

Да, обстоятельства изменились, но изменились они не в пользу Стокгольма, а исключительно против него.

Изменилось, прежде всего, то, что война из европейской стала всемирной, расширив и углубив общий кризис до крайних пределов.

Поэтому шансы империалистического мира и политики “давления” на правительства понизились до крайнего минимума.

Изменилось, во‑вторых, то, что Россия стала на путь наступления на фронте, приспособив к требованиям политики наступления внутреннюю жизнь страны в смысле обуздания свобод. Ибо надо же, наконец, понять, что политика наступления несовместима с “максимальными свободами”, что поворотный пункт в развитии нашей революции начался еще в июне. При этом большевики “оказались сидящими” в тюрьмах, а оборонцы, превратившись в наступленцев, играют роль тюремщиков.

Поэтому положение сторонников “борьбы за мир” стало невыносимым, ибо если раньше можно было говорить о мире, не боясь быть уличенным во лжи, то теперь, после политики наступления, поддержанной “оборонцами”, слова о мире из уст “оборонцев” звучат насмешкой.

О чем же все это говорит?

О том, что “товарищеские” разговоры о мире в Стокгольме и кровопролитные дела на фронтах оказались абсолютно несовместимыми, что противоречие между ними стало кричащим, самоочевидным.

В этом неизбежность краха Стокгольмской конференции.

Ввиду этого несколько изменилось и наше отношение к Стокгольму.

Раньше мы разоблачали стокгольмскую затею. Теперь вряд ли стоит ее разоблачать, ибо она сама себя разоблачает.

Раньше ее надо было клеймить, как игру в мир вводящую массы в обман. Теперь вряд ли стоит ее клеймить ибо лежачего не бьют.

Но из этого следует, что путь к Стокгольму не есть путь к миру.

Путь к миру идет мимо Стокгольма через революционную борьбу рабочих против империализма.

“Рабочий и Солдат” № 15, 9 августа 1917 г.

Передовая

Дата добавления: 2015-06-04