II. Внутреннее положение Советского Союза 2 страница

Во‑вторых. Раньше в отношении топлива стоял вопрос об его перепроизводстве. Теперь мы подходим к вопросу о топливном кризисе, потому что наша промышленность растет сильнее, чем топливо. Мы приближаемся к тому уровню, в котором находилась наша страна при буржуазном строе, когда топлива не хватало, и мы вынуждены были ввозить его. Иначе говоря, выходит, что баланс топливный не соответствует балансу промышленности, ее потребностям. Отсюда задача усиленного развития нашего топливного хозяйства, улучшения его техники, с тем, чтобы топливо догнало, могло догнать в своем развитии развитие промышленности.

В‑третьих. Существует некоторое несоответствие баланса металла к балансу всего народного хозяйства. Если исчислить минимальные потребности в металле и исчислить максимальную возможность выпуска металла, то у нас не хватает металла на целые десятки миллионов. Так двигаться дальше наше хозяйство, особенно наша промышленность, не может. Поэтому на это обстоятельство следует обратить особое внимание. Металл есть основа основ нашей промышленности, и его баланс должен быть приведен в соответствие с балансом промышленности и транспорта.

В‑четвертых. Несоответствие баланса нашей квалифицированной рабочей силы балансу нашей промышленности. Ряд цифр опубликован в печати, и я не буду их Оглашать, скажу лишь, что потребность в дополнительной; квалифицированной рабочей силе во всей промышленности на 1925/26 год равняется цифре 433 тыс. человек, а мы можем дать только четвертую часть этой потребности.

В‑пятых. Я хотел отметить еще один недочет и несоответствие, состоящее в том, что норма использования подвижного состава по железным дорогам переходит через все границы. Спрос на работу подвижного состава так велик, что в будущем году мы вынуждены будем использовать паровозы и вагоны не на 100 % возможности, а на 120–130 %. Таким образом, будет изнашиваться основной капитал НКПС через меру, и мы можем оказаться в ближайшем будущем перед катастрофой, если не примем решительных мер.

Вот все те недочеты и несоответствия, которые имеются внутри нашего народного хозяйства вообще, внутри промышленности в особенности, и которые должны быть преодолены.

3. Вопросы торговли

Позвольте теперь перейти к вопросам торговли. Цифры говорят о том, что и в этой области, как и в области промышленной, рост удельного веса государственного начала по отношению к началу частнокапиталистическому идет вперед. Если считать, что общий оборот внутренней торговли в товарных рублях до войны равнялся 20 млрд., то выходит, что в 1923/24 году этот оборот равнялся 10 млрд., т. е. 50 % довоенного, в 1924/25 году равняется 14 млрд., т. е. 70 %. Общий рост внутреннего оборота несомненен. Если говорить о доле государства в этом обороте, то выходит, что в 1923/24 году доля государства равняется 45 % всего торгового внутреннего оборота, доля кооперации – 19 %, доля частного капитала – 35 %. В следующем же году, т. е. в 1924/25 году, доля государства равнялась 50 %, доля кооперации вместо 19 % – 24,7 %, доля же частного капитала вместо 35 % – 24,9 %. Доля частного капитала падает в общем обороте, доли государства я кооперации возрастают. Если разделить оборот на две части, опт и розницу, здесь имеется та же тенденция. По опту в 1923/24 году деля госторговли равнялась 62 с лишним процентам всего оборота, в 1924/25 году – 68,9 %. Увеличение явное. По кооперации мы имеем увеличение с 15 до 19 %. Частная торговля имела 21 %, теперь – 11 %. По рознице в 1923/24 году доля государства равнялась 16 %, в 1924/25 году – почти 23 %. Доля кооперации в рознице в прошлом году равнялась 25,9 %, а в 1924/25 году равняется 32,9 %. Рост несомненный. Доля же частного капитала в рознице в 1923/24 году равнялась 57 %, теперь – 44,3 %. Мы явно перешагнули через порог в области розницы. В прошлом году в рознице частный капитал преобладал, в этом году преобладают государство и кооперация.

Рост значения государства и кооперации в сырьевых и хлебных заготовках составлял: по масло‑семенам в 1924/25 году 65 %, по льну – 94 %, по хлопку – почти 100 %, по хлебу в 1923/24 году – 75 %, в 1924/25 году – 70 %. Тут мы имеем некоторое снижение. В общем рост государственного и кооперативного начал в области внутренней торговли несомненен как по линии опта, так и по линии розницы.

Если по линии хлебных заготовок процент государственной доли преобладает, но все‑таки он растет меньше, чем в прошлом году, это указывает на те ошибки, которые были допущены по хлебозаготовкам. Дело в том, что просчет по заготовкам является просчетом не только советских органов, но и ЦК, ибо последний должен наблюдать за советскими органами, и он отвечает за все, что делается в советских органах. Этот просчет сводится к тому, что при планировании мы не учли того, что состояние рынка, условия заготовок в этом году являют собой нечто новое, особое в сравнении с тем, что имело место в прошлом и позапрошлом годах. Этот год является первым, когда мы на хлебном рынке выступили без административных мероприятий по части нажима, когда мы тяжесть налога, налоговый пресс свели до минимума, и когда крестьянин и агенты правительства столкнулись лицом к лицу на рынке, как равные. Вот эти обстоятельства не были учтены нашими планирующими органами, вознамерившимися заготовить к 1 января 1926 года 70 % всех заготовок хлеба за год. Не учли мы того, что мужик тоже умеет маневрировать, что он откладывает свой валютный товар – пшеницу – для будущего, в ожидании дальнейшего подъема цен и предпочитает пока что выходить на рынок с другими, менее ценными хлебами. Этого мы не учли. В связи с этим перестроен план заготовок и сокращен план экспорта хлеба так же, как сокращается соответственно импортный план. Пересматривается экспортно‑импортный план, который должен быть заключен с активным сальдо в сто миллионов рублей минимум, но который не выработан еще окончательно.

4. Классы, их активность, их соотношение

Развитие народного хозяйства в стране повело к улучшению материального положения прежде всего рабочего класса. Деклассирование рабочего класса осталось далеко позади. Восстановление и рост рабочего класса идут быстрым темпом. Вот цифры: на 1 апреля 1924 года, если считать всех рабочих, во всех видах промышленности, считая и мелкую, считая сезонных рабочих, считая сельскохозяйственных рабочих, по данным Наркомтруда, у нас было 5.500 тыс. рабочих, из них 1 млн. батраков и 760 тыс. безработных. На 1 октября 1925 года рабочих было уже 7 млн. с лишком, из них 1.200 тыс. батраков и 715 тыс. безработных. Рост рабочего класса несомненный.

Средняя месячная заработная плата рабочих в червонных рублях по всей промышленности на одного рабочего составляла в апреле 1925 года 35 рублей, или 62 % к довоенной. На сентябрь 1925 года – 50 рублей, или 88,5 % к довоенной. Есть отдельные отрасли, которые перескочили через довоенный уровень. Средняя дневная реальная заработная плата в товарных рублях на одного рабочего составляла в апреле 1925 года – 0,88 рубля, в сентябре 1925 года – 1 рубль 21 коп. Средняя выработка на один сработанный человеко‑день в довоенных рублях составляла по всей промышленности на апрель 1924 года – 4,18, а в 1925 году – 6,14, т. е. 85 % к довоенному. Если взять соотношение между заработной платой и производительностью труда по месяцам, то выходит так, что они идут двумя рядами: растет заработная плата, растет и производительность труда. Но в июне и июле заработная плата поднимается, а производительность труда поднимается в меньшей степени, чем заработная плата. Это объясняется отпусками и тем, что на фабрики и заводы пришли новые слои рабочих – полукрестьяне.

Теперь относительно фондов зарплаты. Фонды зарплаты, по данным Наркомтруда (я имею в виду промышленность, не касаясь других отраслей), в 1923/24 году составляли 808 млн., в 1924/25 году – 1.200 млн. с лишком, в 1925/26 году предполагается 1.700 миллионов рублей.

Я не буду говорить, товарищи, на какие нужды идут фонды социального страхования, это известно всем. Позвольте назвать одну общую цифру, чтобы дать возможность ориентироваться в вопросе о том, сколько расходуется пролетарским государством на дело страхования рабочих. Общее число застрахованных в 1924/25 году 6.700 тыс., в 1925/26 году предполагается 7 миллионов. Среднее отчисление с заработной платы в 1924/25 году – 14,6 %, в 1925/26 году предполагается 13,84 % с заработной платы. Если выразить в валовой сумме, то в 1924/25 году было положено на это дело 422 миллиона, а в 1925/26 году предполагается 588 миллионов. Может быть, не лишним будет сообщить, что из того фонда, который был определен в прошлом году, сохранилась в кассах социального страхования некоторая сумма, равняющаяся 71 миллиону рублей.

По линии крестьянской поднятие продукции сельского хозяйства, естественно, не могло не отразиться на улучшении материального положения крестьянского населения. По данным наших планирующих органов выходит, что личное потребление крестьянского населения, процент роста этого потребления оказывается выше, чем процент роста потребления городского населения. Мужик стал есть лучше, и он гораздо большую долю оставляет у себя в своем производстве, на свое личное потребление, чем это имело место в прошлом году.

В чем выразилась помощь бедняцким хозяйствам, помощь пострадавшим от неурожая со стороны пролетарского государства? Наркомфин определяет, что финансовая помощь бедноте за 1924/25 год в ориентировочной цифре, не вполне точной, составляет 100–105 миллионов рублей, из них налоговые и страховые льготы около 60 миллионов рублей, затем из фонда по борьбе с последствиями неурожая – 24 миллиона рублей, по линии кредита – 12 миллионов рублей. Помощь пострадавшим от неурожая в 1924 году охватывает район с населением в 7 миллионов с лишним. Всего израсходовано по этой линии 108–110 миллионов рублей, из них по государственному бюджету – 71 миллион и 38 миллионов из средств общественных организаций и банковских учреждений. Кроме того, образован 77‑миллионный фонд на борьбу с засухой. В этом выразилась помощь пролетарского государства маломощным слоям крестьянства, помощь, конечно, недостаточная, но все же такая, о которой стоит сказать два слова.

Улучшение материального положения рабочего класса и крестьянства, это – те основные предпосылки, без которых нельзя двинуться вперед в области нашего строительства. Мы видим, что эти предпосылки уже имеются у нас налицо.

Несколько слов о подъеме активности масс. Основное в нашем внутреннем положении, то, что бьет в глаза вот чего нельзя никак отвертеться, – состоит в том, что в связи с улучшением материального положения рабочих и крестьян поднялась их политическая активность, они стали более критически относиться к нашим недостаткам, более громко говорить о недочетах в нашей практике. Мы вступили в полосу оживления всех классов и всех социальных группировок. Оживился рабочий класс, оживилось крестьянство со всеми своими группировками, оживилась и новая буржуазия, ее агенты в деревне (кулаки), ее представители в интеллигенции. Этот факт послужил основой того поворота в нашей политике, выражением которого являются решения XIV партконференции. Политика оживления Советов, политика оживления кооперации, профсоюзов, уступки крестьянству в смысле уточнения вопросов об аренде и наемном труде, материальная помощь бедноте, политика прочного союза с середняком, ликвидация остатков военного коммунизма, – вот в чем, главным образом, выразился новый курс партии в деревне. Что имелось у нас в деревне в конце прошлого года и в начале этого, вам это хорошо известно. Общее недовольство среди крестьян нарастало, а кое‑где были попытки даже к восстаниям. Вот обстоятельства, определившие новый курс партии в деревне.

Таковы основы партийной политики в отношении крестьянства в период подъема активности масс и оживления их организации, политики, рассчитанной на то, чтобы урегулировать отношения в деревне, поднять там авторитет пролетариата и его партии и обеспечить прочный союз пролетариата и бедноты со средним крестьянством.

Вы знаете, что эта политика целиком оправдала себя.

5. Три лозунга Ленина по крестьянскому вопросу

Правильно ли мы поступили, взяв курс на середняка? Как обстоит дело с принципиальной стороной нового курса? Нет ли у нас каких‑нибудь указаний Ленина на этот счет?

Говорят, что на II конгрессе Коминтерна принята резолюция по крестьянскому вопросу, где говорится о том, что союзником пролетариата в эпоху борьбы за власть может быть только беднота, что середняка можно только лишь нейтрализовать. Верно ли это? Верно. Ленин писал эту резолюцию,[62]имея в виду партии, идущие к власти. Ну, а мы – партия, уже пришедшая к власти. Вот в чем разница. По вопросу о крестьянстве, по вопросу о союзе рабочих с крестьянством или с отдельными слоями крестьянства ленинизм имеет три основных лозунга, соответствующие трем периодам революции. Весь вопрос в том, чтобы правильно уловить переход от одного лозунга к другому, от другого к третьему.

Раньше, когда мы шли к буржуазной революции, когда мы, большевики, впервые набросали свою тактику в отношении крестьянства, Ленин говорил: союз со всем крестьянством против царя и помещиков, при нейтрализации кадетской буржуазии. С этим лозунгом мы шли тогда к буржуазной революции, и мы победили. Это был первый этап нашей революции. Потом, когда мы подошли ко второму этапу, к Октябрю, Ленин дал новый лозунг, соответствующий новой обстановке: союз пролетариата с деревенской беднотой против всех буржуа, при нейтрализации среднего крестьянства. Это – лозунг, необходимый для коммунистических партий, идущих к власти. И даже тогда, когда они завоевали власть, но еще не укрепили власти, они не могут рассчитывать на союз с середняком. Середняк – это человек высматривающий. Он глядит, чья возьмет, выжидает, и только тогда, когда ты взял верх, изгнав помещиков и буржуа, он идет с тобой на союз. На то он и середняк. Стало быть, на втором этапе нашей революции мы шли уже с лозунгом не союза рабочих со всем крестьянством, а с лозунгом союза пролетариата с беднейшим крестьянством.

А в дальнейшем? В дальнейшем, когда мы власть достаточно укрепили, отбив атаки империалистов, и вступили в полосу широкого социалистического строительства, Ленин выдвинул третий лозунг – прочного союза пролетариата и бедноты со средним крестьянством. Этот лозунг является единственно правильным лозунгом, соответствующим новому периоду нашей революции, периоду широкого строительства. Он является правильным не только потому, что на союз можно теперь рассчитывать, но и потому, что, строя социализм, мы должны оперировать не только миллионами, но и десятками миллионов людей из деревни. Иначе нельзя строить социализм. Социализм захватывает не только город. Социализм есть такая организация хозяйства, которая объединяет промышленность и земледелие на началах обобществления средств и орудий производства. Без объединения этих двух отраслей хозяйства социализм невозможен.

Вот как обстоит дело с лозунгами ленинизма о союзе с крестьянством.

То, что сказал Ленин на II конгрессе Коминтерна, абсолютно правильно, ибо, когда идешь к власти или не успел еще укрепить взятую власть, можно рассчитывать лишь на союз с беднотой, нейтрализуя середняка. Но когда ты укрепился, взял власть, начал строить и когда ты должен уже оперировать десятками миллионов людей, союз пролетариата и бедноты с середняками является единственно правильным лозунгом.

Этот переход от старого лозунга “союза пролетариата с беднотой”, от старого лозунга нейтрализации среднего крестьянства, к лозунгу прочного союза с середняком произошел еще на VIII съезде нашей партии. Позвольте привести место из речи Ильича при открытии этого съезда. Вот оно:

“Лучшие представители социализма старого времени, – когда они еще верили в революцию и служили ей теоретически в идейно – говорили о нейтрализации крестьянства, т. е. о том, чтобы сделать из среднего крестьянства, если не активно помогающий революции пролетариата, то, по крайней мере, не мешающий ей, нейтральный, не становящийся на сторону наших врагов общественный слой. Эта отвлеченная, теоретическая постановка задачи для нас вполне ясна. Но она недостаточна. Мы вошли в такую стадию социалистического строительства, когда надо выработать конкретно, детально, проверенные на опыте работы в деревне, основные правила и указания, которыми мы должны руководиться для того, чтобы по отношению в среднему крестьянину стать на почву прочного союза ”[63](курсив везде мой. – И. Ст.).

Такова теоретическая основа политики партии, рассчитанной в данную историческую полосу на прочный союз с середняком. Кто думает резолюцией II конгресса Коминтерна, написанной Лениным, опровергнуть эти слова Ленина, – пусть скажет прямо.

Так стоит вопрос теоретически. Учение Ленина мы берем не в отдельной его части, а в целом.

У Ленина было три лозунга в отношении крестьянства: один – во время буржуазной революции, другой – во время Октябрьской революции и третий – после укрепления Советской власти. Кто думает эти три лозунга заменить каким‑нибудь одним общим, тот допускает грубейшую ошибку.

Так стоит вопрос теоретически. А практически он стоит так, что после того, как мы Октябрьскую революцию проделали, помещиков выгнали и землю роздали крестьянам, ясно, что Россию мы более или менее осереднячили, как выражается Ленин, и теперь середняк составляет в деревне большинство, несмотря на процесс дифференциации.

Дифференциация, конечно, идет. При нэпе, на данной стадии, иначе и не может быть. Но она идет медленным шагом. Я читал недавно одно руководство, изданное чуть ли не агитпропом ЦК, и другое руководство, изданное, если не ошибаюсь, агитпропом ленинградской организации. Если поверить этим руководствам, то оказывается, что при царе бедноты было у нас что‑то около 60 %, а теперь у нас 75 %; при царе кулаков было что‑то около 5 %, а теперь у нас 8 или 12 %; при царе середняков было столько‑то, а теперь меньше. Я не хочу пускать в ход крепких слов, но нужно сказать, что эти цифры – хуже контрреволюции. Как может человек, думающий по‑марксистски, выкинуть такую штуку, да еще напечатать, да еще в руководстве? Как один из членов ЦК, я также отвечаю, конечно, за эту неслыханную оплошность. Ежели при царе проводилась политика насаждения кулака, существовала частная собственность на землю, существовала мобилизация земли (что особенно обостряет дифференциацию), если правительство было такое, что оно гнало вовсю дифференциацию, и все‑таки было бедноты не более 60 %, то как могло случиться, что при нашем правительстве, Советском правительстве, когда частной собственности на землю не имеется, т. е. земля изъята из обращения, стало быть, существует эта препона против дифференциации, после того как мы занимались раскулачиванием года два, когда мы от всех методов раскулачивания до сих пор еще не освободились, когда мы проводим особую кредитную и кооперативную политику, не благоприятствующую дифференциации, – как могло случиться, что при таких препонах у нас оказалось будто бы гораздо больше дифференциации, чем при царе, гораздо больше кулаков и бедняков, чем в прошлом? Как могут болтать такую несусветную чепуху люди, именующие себя марксистами? Это ведь смех один, несчастье, горе. (Смех.)

Тo же самое можно сказать о злосчастном хлебофуражном балансе Центрального статистического управления, данном в июне, по которому выходило так, что товарных излишков у зажиточных оказалось будто бы 61 %, у бедноты – ничего, а у середняков – остальные проценты. Смешное тут состоит в том, что через несколько месяцев ЦСУ пришло с другой цифрой: не 61 %, а 52 %. А недавно ЦСУ дало цифру уже не 52 %, а 42 %. Ну, разве можно так исчислять? Мы верим в то, что ЦСУ есть цитадель науки. Мы считаем, без цифр ЦСУ ни один управляющий орган рассчитывать и планировать не может. Мы считаем, что ЦСУ должно давать объективные данные, свободные от какого бы то ни было предвзятого мнения, ибо попытка подогнать цифру под то или другое предвзятое мнение есть преступление уголовного характера. Но как можно верить после этого цифрам ЦСУ, если оно само перестает верить своим цифрам?

Короче. Так как мы осереднячили деревню в результате аграрной революции, так как середняк составляет большинство в деревне, несмотря на процесс дифференциации, а наша строительная работа и ленинский кооперативный план требуют вовлечения в это дело основной массы крестьянства, то политика союза с середняком является в условиях нэпа единственно правильной политикой.

Такова практическая сторона вопроса. Посмотрите, как Ленин формулировал наши задачи, когда он обосновывал новую экономическую политику. У меня перед глазами лежит проект брошюры “О продналоге”, написанный Лениным, где он ясно и четко дает основные руководящие нити.

“Теперь гвоздем, оселком становится (стало) увеличение продуктов… Следовательно: “ставка” на середняка в земледелии.

Старательный крестьянин как “центральная фигура” нашего хозяйственного подъема” (см. т. XXVI, стр. 312–313).

Стало быть, ставка на середняка в земледелии, старательный крестьянин – как центральная фигура нашего хозяйственного подъема. Так писал товарищ Ленин в 1921 году.

Вот эта идея, товарищи, и послужила основой тех решений и тех уступок крестьянству, которые были приняты нами на XIV апрельской конференции нашей партии.

В каком отношении находятся резолюции XIV апрельской партийной конференции к той резолюции о работе среди бедноты, которую ЦК единогласно принял в октябре,[64]так же как он принял единогласно резолюции XIV конференции? Основная задача, стоявшая перед нами на октябрьском пленуме Центрального Комитета, состояла в том, чтобы не дать сорвать ту политику, которую мы выработали на апрельской конференции, политику прочного союза с середняком, не дать эту политику сорвать, так как у нас наметились в партии настроения, которые считали, что политика прочного союза с середняком неправильна или неприемлема. Наметились также настроения, что политика прочного союза с середняком означает будто бы забвение бедноты, что будто бы через голову бедноты старается кто‑то устроить прочный союз с середняком. Это глупо, товарищи, но это факт, ибо такие настроения были. Составлял ли для нас вопрос о бедноте что‑либо новое, когда мы съезжались на октябрьский пленум? Конечно, нет. Пока есть беднота, мы должны иметь союз с беднотой. Это нам известно еще о 1903 года, когда впервые появилась брошюра Ленина “К деревенской бедноте”.[65]Мы на то и марксисты, мы на то и коммунисты, чтобы опереться на бедноту в деревне. На кого же больше опереться? Этот вопрос не нов, ничего нового для нас ни в апреле, ни в октябре, ни на конференции, ни на пленуме ЦК он не составлял и составлять не мог. Если все‑таки вопрос о бедноте всплыл, то всплыл он в связи с тем опытом, который у нас накопился во время перевыборов Советов. Что оказалось? Советы оживили. Советскую демократию стали насаждать. Но для чего? Ведь советская демократия – это значит руководство рабочего класса. Ведь никакая советская демократия не может быть названа настоящей советской в настоящей пролетарской, если там нет руководства пролетариата и его партии. Но что значит советская демократия при руководстве пролетариата? Это значит, что пролетариат должен иметь своих агентов в деревне. Из кого должны состоять эти агенты? Из представителей бедноты. А в каком положении беднота оказалась, когда мы Советы оживили? В самом раздробленном, самом распыленном состоянии. Не только некоторым элементам бедноты, но и некоторым коммунистам показалось, что отказ от раскулачивания и административного нажима есть отказ от бедноты, забвение ее интересов. И вместо того, чтобы повести организованную борьбу с кулачеством, стали скулить недостойным образом.

Что надо было сделать, чтобы преодолеть эти настроения? Надо было выполнить, во‑первых, ту задачу, которую перед партией поставила XIV партийная конференция, т. е. определить условия, способы и меры материальной помощи бедноте. Во‑вторых, нужно было выставить лозунг организации особых бедняцких групп или фракций для открытой политической борьбы за привлечение середняка и изоляцию кулака во время выборов в Советы, выборов в кооперацию и т. д.

Это именно и сделал тов. Молотов в тезисах о работе среди бедноты в результате своей трехмесячной работы в деревенской комиссии ЦК, единогласно одобренных октябрьским пленумом ЦК.

Как видите, революция октябрьского пленума ЦК является прямым продолжением решений XIV конференции.

Надо было, во‑первых, вопрос о материальной помощи поставить конкретно, чтобы поднять материальное состояние бедноты, и, во‑вторых, надо было дать лозунг об организации бедноты. Это то новое, что принадлежит целиком тов. Молотову, это его идея – лозунг организации групп бедноты.

Для чего понадобился лозунг организации бедняцких групп? Он понадобился для того, чтобы ликвидировать распыленность бедноты и дать ей возможность организоваться при помощи коммунистов в самостоятельную политическую силу, могущую служить организованной опорой пролетариата в деревне в борьбе против кулака, в борьбе за среднее крестьянство. Беднота все еще проникнута иждивенческой психологией, она надеется на ГПУ, на начальство, на что угодно, только не на себя, не на свою силу. Вот эта пассивность и иждивенческая психология должны быть выветрены из сознания бедноты. Надо дать лозунг бедноте, чтобы она стала, наконец, на свои собственные ноги, чтобы она при помощи коммунистической партии и при помощи государства организовалась в группы, училась на арене Советов, на арене кооперации, на арене кресткомов и на всех аренах деревенской общественности бороться с кулаком, но бороться не путем обращения в ГПУ, а путем политической борьбы, путем организованной борьбы. Только так можно закалить бедноту, только так можно организовать бедноту и только так можно из деревенской бедноты вместо иждивенческой группы создать опору пролетариата в деревне.

Вот для чего был выдвинут в октябре вопрос о бедноте.

6. Две опасности и два уклона по крестьянскому вопросу

В связи с вопросом о крестьянстве у нас наметились в партии два уклона. Уклон в сторону преуменьшения кулацкой опасности и уклон в сторону ее преувеличения, в сторону преуменьшения и недооценки роли середняка. Я не скажу, что эти уклоны представляют что‑либо смертельное для нас. Уклон есть уклон, уклон есть нечто, еще не оформившееся. Уклон есть начало ошибки. Либо мы дадим этой ошибке развиться, – тогда дело плохо, либо мы эту ошибку подсечем в корне, – и тогда опасность ликвидирована. Уклон есть нечто ошибочное, которое даст результаты потом, если ты вовремя его не остановишь.

Два слова о недооценке кулацкой опасности. Говорят о кулацком уклоне. Это, конечно, глупо. В партии не может быть кулацкого уклона. Речь идет не о кулацком уклоне, а об уклоне в сторону недооценки кулацкой опасности. Если бы даже не было людей, которые стали жертвой этого уклона, которые стали на почву этого уклона, они все равно появились бы, потому что развитие у нас идет в сторону некоторого оживления капитализма, а оживление капитализма не может не породить сумятицу около нашей партии. С другой стороны, у нас развивается социалистическая промышленность и идет борьба между нею и частным капиталом. Кто кого перегонит? Перевес сейчас на стороне социалистических элементов. Мы подчиним себе и кулака и частного капиталиста в городе. Но пока факт является фактом, что кулак растет, и мы его экономически далеко еще не поколотили. Кулак собирает силы бесспорно, и кто этого не замечает, кто говорит, что это пустяки, что кулак – жупел, тот ставит партию перед опасностью потерять бдительность и оказаться разоруженной в борьбе с кулаком, в борьбе с капитализмом, ибо кулак есть агент капитализма в деревне.

Говорят о Богушевском. Конечно, у него не кулацкий уклон. У него уклон в сторону недооценки кулацкой опасности. Если бы у него был кулацкий уклон, его надо было бы исключить из партии. Но до сих пор никто, кажется, насколько мне известно, не требовал его изгнания из партии. Этот уклон – уклон в сторону недооценки кулацкой опасности в деревне, – уклон, который мешает держать партию в состоянии постоянной готовности к борьбе, который разоружает партию в ее борьбе с капиталистическими элементами, этот уклон осужден, как известно, решением Центрального Комитета партии.

Но есть другой уклон – в сторону переоценки кулацкой опасности, в сторону растерянности перед кулацкой опасностью, в сторону паники: “кулак идет, караул!”. Странное дело! Люди вводили нэп, зная, что нэп есть оживление капитализма, оживление кулака, что кулак обязательно подымет голову. И вот стоило показаться кулаку, как стали кричать “караул”, потеряли голову. И растерянность дошла до того, что забыли о середняке. А между тем основная задача в деревне состоит теперь в борьбе за завоевание середняка, в борьбе за отрыв середняка от кулака, в борьбе за изоляцию кулака путем установления прочного союза с середняком. Об этом забывают товарищи, ударившиеся в панику перед кулацкой опасностью.

Я думаю, что если доискаться корней этих двух уклонов, то можно было бы их свести к следующим исходным пунктам.

Первый уклон состоит в преуменьшении роли кулака и вообще капиталистических элементов в деревне, в замазывании кулацкой опасности. Он исходит из того неправильного предположения, что развитие нэпа не ведет к оживлению капиталистических элементов в деревне, что кулак и вообще капиталистические элементы отходят или уже отошли у нас в область истории, что дифференциации в деревне не происходит, что кулак– это отзвук прошлого, жупел, и только.

Дата добавления: 2015-06-04