Интервью с Василием Алексеевым

Касатов: Василий Иванович, как росли ваши результаты в тяжёлой атлетике? Если были прорывы, то с чем вы их связываете?

Алексеев: Вообще, сумма троеборья регулярно вырастала у меня на 40-50 кгв год. Но когда в 1968 году на первенстве СССР в Луганске я поднял 540 кг, а потом весь 1969 год выступая с больной спиной, поднимал уже всеголишь 530 кг, то все специалисты поставили на мне крест. Но я-то знал, что всё идёт нормально, поскольку тренировался по полной программе. И когда через полтора года я поднял 600 кг, то это как раз и свидетельствовало о том, что мои результаты росли стабильно. Если бы советское правительство платило деньги, как положено, то при условии сохранения жима я поднял бы 700 кгк 1974-1975 годам. Это не бахвальство. В 1972 году я уже дважды на соревнованиях жал 250 кг.

Касатов: А почему отменили жим?

Алексеев: Частично из-за меня. Каждая имевшая тяжеловесов страна хотела, чтобы они стали чемпионами, но как они могли со мной соревноваться?

В двух движениях — толчке и жиме — я поднимал столько (и видно было, что могу поднять больше), сколько все другие даже на грудь не могли взять. А им хотелось быть чемпионами...

До отмены жима штангисты СССР всегда возили с собой на соревнования подарки для судей — водку и матрёшки. И потому когда жим отменили, мы вздохнули облегчённо: наконец-то можно было ездить без чемоданов. На чемпионат Европы в Мадриде 1973 года мы приехали уже без матрёшек и водки. Ух, какое разочарование это вызвало у судей...

Cудейство было очень жёстким. Штангист при весе 52 кг толкает 150 кг, но при опускании штанги на помост он должен сопроводть её до помоста. И если в момент опускания штанга бьётся о помост, и у него вылетает рука, судьи не засчитывают результат.

Когда пацаны всё поняли, то при опускании штанги на помост бросались грудью на штангу и прикрывали её, чтобы не было видно, что руку отбило.

Касатов: Как эволюционировала ваша тренировачная программа? Какие главные выводы о тренировочном процессе вам удалось сделать?

Алексеев: Вот вы такой вопрос задали, как будто я по Дарвину эволюционировал от обезьяны к человеку. Ну, если речь идёт о программе тренировок, то для ответа потребуется очень много времени.

Главные выводы о тренировочном процессе следующие: это тяжёлый и разумный труд без допинга. Нужна большая целеустремлённость.

Касатов: Приведите, пожалуйста, пример базовой тренировки тяжелоатлета Василия Алексеева.

Алексеев: Базовой? Я не знаю, что ответить на этот вопрос.

Я отрабатывал одно движение до тошноты, до тех пор, когда уже смотреть на него не мог. Затем брался за другое в таком же плане и т.д.

Я исключил из тренировок приседания и толчок штанги со стоек, поскольку толчок со стоек ломал правильное положение штанги на груди в момент классического движения.

Касатов: Какие тренировки, на ваш взгляд, вызывают максимальный прирост сил, какие оптимальны для увеличения скорости, а какие для повышения силовой выносливости?

Алексеев: Тут для ответа мне нужно доставать свою кандидатскую работу.

Касатов: А что вы можете сказать относительно времени восстановления между различными тренировками? Какие у вас на этот счёт наблюдения?

Алексеев: У меня никогда не было времени на восстановление. Я проводил две тренировки в день по три часа, а третью тренировку в поисках колбасы. Приходилось даже ездить в Москву за продуктами. Пока едешь, отдыхаешь. Однажды в Москве в очереди за хлебом (а приходилось брать хлебапо 10-15 булок, чтобы часто не ездить) один мужчина в очереди упрекнул меня, что я, мол, никак не наемся. На что я ему ответил: "Ты что, этот хлеб на Красной площади сажаешь и урожай снимаешь? Нет? А вот я — хлебороб".

Касатов: Для спортсменов огромное значение имеет питание и сон. В этих областях у вас имеются какие-нибудь достижения, достойные упоминания?

Алексеев: Имеются. В январе 1975 года я прилетел в Сингапур и сразу проспал там около полутора суток. Когда мы с ребятами вышли в город, то выяснилось, что я потерял 36 часов времени.

Касатов: Каково ваше отношение к пауэрлифтингу?

Алексеев: Нормальное. Человек не всегда может проявить себя в тяжёлой атлетике. Зато он может добиться успехов в пауэрлифтинге. Пожалуйста, поднимай, я только "за", я приветствую пауэрлифтинг. Чем больше он вклинится в спорт, тем быстрее уйдёт со двора. Девушек тоже приветствую в этом виде спорта.

Касатов: А что вы думаете о лифтёрской экипировке?

Алексеев: Вы имеете ввиду комбинезоны и майки? Кому нравится — да ради бога надевай, не нравится — не надевай. Вон пловцы: кто хочет, акваланг надевает, а кто не хочет, так плавает.

Раз экипировка существует, значит по желанию можешь её использовать. Да и в других видах спорта тоже существует различная экипировка. Она способствует понижению травматизма.

Касатов: К сожалению, сегодня тяжёлая атлетика переживает не лучшие свои времена. И многие любители "железа" предпочитают заниматься технически более простым и, наверное, менее травматичным пауэрлифтингом. Как вы думаете, тяжёлая атлетика себя ещё покажет?

Алексеев: Покажет. Но я не думаю, что пауэрлифтинг менее травматичен. Всевозможные накладки, бинты и экипировка всё равно не спасают связки и колени. Отрывы мышц и всё те же травмы, что и в тяжёлой атлетике. Пожалуй, в пауэрлифтинге травм даже побольше, чем в тяжёлой атлетике.

А в штанге, если тренироваться грамотно и с умом, травму получить очень сложно...

Касатов: Сейчас искуственно раздувается ситуация вокруг так называемого допинга. Как вы считаете, за последние 20-30 лет спортсмены получили со стороны фармацевтов значительное преимущество перед своими предшественниками?

Алексеев: Почему искусственно? Нормально, естественно, но этого не должно быть. Мы не должны в спорте иметь печальные последствия. Анаболики принимают не грамотно и в больших дозах. Однажды меня обманули в 1967 году, когда я уже был трёхкратным чемпионом мира. Мне сказали: "Вот ретаболил, и ты его попробуй". А дали метандростенолон. Я его три дня употреблял, и у меня четыре травмы открылось. Я поломал колено, стопу и плечо, а был в сумашедшей форме. Это от метана. Другим он помогает, а у меня своего хватало. Высушил все связки и четыре травмы получил. Молодёжи, да и вообще всем, не советую принимать анаболики. Яд в умеренной дозе — лекарство, а у нас анаболики едят мешками.

Василий Алексеев: "На Олимпиаде-80 меня отравили"

Юрий Голышак,
Александр Кружков,
Шахты-Москва, 02.09.2011

(Фото Юрия Голышака, "СЭ")

http://summer.sport-express.ru/others/reviews/16118

Самый сильный человек 70-х годов прошлого века, обладатель 80 мировыхрекордов и двукратный олимпийский чемпион по тяжёлой атлетике был не в духе. Смотрел из-под густых бровей и говорил отрывисто, зло. Быть может, виной тому было неважное самочувствие.

Жена 69-летнего Алексеева выдала нам в прихожей бахилы — чуть озадачив:

— Надевайте прямо поверх ботинок.

Сидели мы долго. На Шахты спустилась мгла. Только что был тёплый вечер, и вот уже настала южная ночь — со звёздами и цикадами. Василий Иванович наконец оттаял.

Но тут раздался телефонный звонок. Алексеев снял трубку и минут десять отговаривал кого-то лечиться в Москве. Весьма красноречиво.

— Упаси господь с этими аферистами связываться. Конченные идиоты. Я был в этой клинике, через полчаса под задницу дали — так я быстрее самолёта летел. А руководитель их — просто бандит.

И потом сказал уже нам:

— Ох, сколько же шарлатанов среди докторов! Каждый второй!

— Как сегодня строится ваш день?

— Уже никак не строится. Всё давно построено. Проснусь утречком, очухаюсь — и начинаю шевелиться. Вечером телевизор посмотрю — и всё, пора спать.

— При этом вы, говорят, до двух часов ночи гостей принимаете.

— Так ведь журналисты всё едут и едут. Хоть бы кто к себе пригласил. Вот из Киева недавно явились, по всей комнате камеры расставили. Спросили: "А правда, что вы супругу поколачиваете?" Я не нашёлся, что ответить. Кабы поколачивал — что от неё осталось бы через столько лет? А из дома выбираюсь редко. Разве что недели три назад вернулся из Франции — ездил на передачу "Большие гонки". Был капитаном команды.

— А за руль садитесь?

— Перестал. Уважаемый возраст, заслуги перед страной — водителя дали. А твк у меня был уазик, собранный наполовину своими руками. Я подарил его тренеру по борьбе. Тот его сразу толкнул.

— А вы-то от души дарили...

— Нет души. Материалисты давно это доказали. Я материалистам верю: лет десять назад мне "Волгу" вручили, так влезть в неё не смог. Раньше была хорошая машина, а новую модель испохабили — сиденье зачем-то подняли, руль опустили. И всё... Год простояла во дворе — и продал.

— Никогда не хотели уехать из Шахт?

— Жизнь заставляла искать работу. Этот город — болото, работы не найти. За границу не пускали, только в Москву. А я Москву вашу в одном месте видел. Терпеть её не могу.

— Мы читали что, у вас была московская квартира. Потом пропала с деньгами и вещами.

— Всё украли! Я был главным тренером сборной СССР, поехал в Германию. Вернулся — а в моей квартире живёт милиционер. Ну, забрали и забрали. Пропавших денег не жалко.

— А что жалко?

— Я из-за границы мелочь привозил, большая коллекция образовалась. Пропала. Равно как и письмо от Дудаева. Тот приглашал погостить в Ичкерию — я ведь чеченского чемпиона мира подготовил.

— Ничего не вернули?

— Один только холодильник. Впечатление было такое, что его привязали к грузовику и долго тащили по грунтовой дороге. Потом веником покрасили. А холодильник новый был.

— При советской власти письма, говорят, вам мешками шли...

— Не мешками — но достаточно. Их в основном жена читала. На всякий пожарный.

— Ревновала?

— Шучу. Хотя, кто не ревнует? Разве что каменные бабы, которые с древних времён по Дону разбросаны.

— Поклонницы доставляли вам проблемы?

— Какие поклонницы? Я не в их вкусе. Вот пьяный сброд ко мне тянется. Человек я заметный. И отбиваться приходилось самому. Я же не первый секретарь горкома, которого два милиционера охраняли... А письма, кстати, по сей день шлют. Один вон из Англии написал. Я-то в языках не силён, и решил, что он меня к себе приглашает, а оказалось — сам приехать хочет.

— Потренироваться?

— Пожить. Не-е, думаю, тут наши желания не совпадают.

— Пишут просто — "Россия, Шахты, Василию Алексееву"?

— Да. Но многие знают адрес. Откуда? Может, в интернете достают?

— Вы-то интернет освоили?

— Нет. Я к компьютеру и не подхожу. Берегу себя.

— Мобильником хоть пользуетесь?

— Да, это удобно. Но в тонкости не вникаю. Если номер надо забить — прошу детей или внуков.

— В Донецке Сергею Бубке поставили памятник. Молодожёны к нему цветы несут. Вы бы так хотели?

— На эту тему разговор был. Приехали в Ростов Ельцин с женой. По этому случаю накрыли большой стол, и вот поднялся старший брат олимпийского чемпиона по греко-римской борьбе Вартереса Самургашева: дескать, в Новосибирске поставили спортивную композицию в честь трёхкратного олимпийского чемпиона Карелина, а во Владикавказе — в честь Сослана Андиева. Хорошо бы и Вартересу в Ростове что-то подобное соорудить. Все были ошарашены. Ельцин про Самургашева и знать не знал. Наина посмотрела на меня: "Вот здесь сидит Алексеев, очень известный спортсмен. Василий Иванович, желаете, чтоб вам спортивную композицию поставили?" — "Наина Иосифовна, я лучше дождусь памятника..."

— А Самургашеву памятник тем не менее стоит...

— Поставленный за свои деньги. Ладно, не буду дальше эту тему развивать.

— Штангу давно поднимали?

— Некоторые писатели, вышедшие из штангистов, всё время видят сон, будто поднимают штангу. Меня же она так достала, что и во сне гоню от себя. А наяву поднимал на Олимпийских играх, где меня отравили. 1980 год, Москва. Это добавляет "любви" к вашему городу.

— Как это — отравили?

— Да очень просто. Налили, выпил — и готово. Дураком стал.

— А кто наливал?

— Свои же тренеры. Перед выходом на помост сказали: "Выпей настойку на алтайских травах, эликсир бодрости". Я выпил и потерял рассудок. Думал: куда я иду? Зачем это надо? Словно в перевёрнутый бинокль смотрел, штангочка стала такой ма-а-хонькой... А в висках било — как молотком. 120 кило поднять не смог — а до этого 165 кг рвал в стойку⁸. Я до правды только через полгода дошёл — они же, сволочи, специально это сделали! А всё для того, чтобы освободить дорогу моему напарнику по сборной СССР. Медаль нужно было отдать ему.

— Олимпийским чемпионом в 1980 году стал Султан Рахманов. Вы разговаривали с ним на эту тему?

— Мы общались с ним часто и подолгу, но об этом не говорили никогда.

— Вы никогда прежде об этом отравлении не рассказывали.

— Все думали, что я в 1980 году в сборную на авторитете влез. А не поднял начальный вес потому, что был не готов. Чепуха. С моим-то опытом выходить и позориться? Да я ещё и для себя долго после тех Игр штангу поднимал. И вообще пахал по системе Николая Алексеевича Некрасова.

— Это что за система?

— "До усмерти работаем, до полусмерти пьём". Самая передовая технология. И методика жизни. Рекомендую, пригодится в Москве.

— Спасибо. Какая-нибудь дружба после Олимпиады у вас рухнула?

— С тренером из Чернигова Александром Владимировичем Рыковым, который наливал. С парнем, которого я поставил главным тренером, — ростом метр тридцать четыре⁹. Думаю, их купили за бабки. На следующий день они явились ко мне в коттедж в Подольске, где жила сборная: "Если бы тывырвал 170 кг — серебро тебя разве устроило бы?" Я ответил — толкнул бы ровно столько, сколько требуется. И никакого серебра. Кивнули: "Мы так и думали". Поэтому и добивали. Я ведь с первой попытки едва не толкнул штангу. Они увидели — а вдруг отойдёт? И решили — надо заливать напрочь. Я сошёл с помоста — мне поднесли новый стакан. Затем ещё один. Потом я поинтересовался у врача — что могли подсыпать? Он сказал, что, возможно, обыкновенного снотворного намешали. Но, скорее всего, там было что-тосерьёзнее.

— У вас вон какой кулак... Годы спустя, встречая этих людей, хотелось дать по голове?

— А я прежде уже отсидел ни за что. Целый месяц провёл в тюрьме. Ну врежешь — а что изменится?

— Морально стало бы легче.

— Морально-то легче — а физически тяжелее.

— Как в тюрьму загремели?

— Что-то я вам все тайны выдаю... Ну да ладно... Пьяная компания принялась у меня значок "мастер спорта" срывать с груди.

— Кто же это к вам решился подойти?

— В городе Коряжма Архангельской области неподалёку от моего дома справляли десятилетие стройтреста. Я проходил мимо. Заинтересовался: что за балаган? Пошёл выяснять. И выяснил — на свою задницу. Человек пятнадцать за мной припустили — а я бежать. Мне ведь никак нельзя было с ними связываться. Я уже на сумках сидел — чтобы переезжать сюда, в Шахты.

— Значок не отняли?

— Не отняли — зато в зубы дали. Подло, из-за спины. И всё равно я не стал применять боевые действия — рванул от них. Никогда ни от кого не бегал — а тут побежал. Но споткнулся и упал. И меня нагнали.

— Отмахнулись?

— Два раза махнул — два трупа.

— Ничего себе...

— Это я образно про трупы — уложил двоих на землю. Спросил их: "Теперь поняли, что я мастер спорта — но не по бегу?" Повернулся и пошёл.

— Так за что же в тюрьму?

— Одному дебилу, которого уложил, надо было знамя вручать в обкоме партии. Он был комсомольским вожаком. Его ждали в зале — а всё нет. Первый секретарь КПСС стал шуметь: "Где?" — "Челюсть переломана, не в состоянии приехать".

— Забавно.

— Первый секретарь спросил: "За дело?" — "Да". Потом уточнил — ктобил-то? И ему ответили: есть тут парень, мастер спорта. Но он уезжает от нас... Вот здесь первый секретарь и вскипел: "Ах, уезжает? Посадить!" Второго побитого затаили — иначе для них групповуха выходила. Оформили дело, будто вожак в одиночестве был — а я на него напал. И я отправился ждать суда.

— Суд состоялся?

— Конечно. Меня оправдали — не я ж за ними бегал, а они за мной. Выяснилось, что комсомолец этот регулярно, как напивался, драку устраивал. Тут я тоже попал меж двух огней — с одной стороны, обком заставил заявление написать, а с другой — мои товарищи подтянулись: "Если не заберёшь заявление, устроим хорошую жизнь. Это он на тебя напал? Это он у тебя лацкан оторвал со значком мастера спорта?"

— За месяц в камере какой день был самым трудным?

— Первый. В камере сидело человек сорок. После баланды все разом закурили. Я окно раскрыл — а народ оказался хлипким, все заорали: "Закрывай!" Был ещё способ — на пол ложиться. Иначе не продохнуть. Я двинул к "куму": "Готовлюсь к Спартакиаде народов СССР. Штангу у вас не прошу — хоть рельсу подберите".

— Нашли?

— Притащили рельсу килограммов в сорок. Я поднимал её, поднимал в загончике — но такое что для меня, мастера спорта в тяжёлом весе, сорок килограммов? Я снова пошёл к "куму": "Эта маленькая. Мне бы что-нибудьпотяжелее". Отыскали рельсу килограммов в 160. Но её в загон не затащишь, она семь метров в длину. Представляете картину: забор, вышка с охранником, и я рельсу ворочаю? На морозе. Однажды сбросил её с плеча — она упала и сломалась пополам. Так меня снова в загон отправили. Сказали: "Бригада не могла эту рельсу разрубить, а ты один переломил. Ты же ею часового снесёшь вместе с будкой". Зато теперь у меня было две рельсы по 80 кг. Мог другие упражнения делать.

— Исхудали там, наверное?

— Поправился на два килограмма — меня кормил весь город. Врач приносил в бутылке глюкозу, трески с картошкой давали сколько хочешь. Сел свесом 112 кг, вышел с весом 114 кг. Подружился с дедом, который всю жизнь проторчал на зоне. Его выпустили — а на воле для него никакой работы, ничего. Он сам пошёл в милицию: "Что сделать, чтобы сесть?" Украл что-то — и ему впаяли новый срок.

— В последнее время у вас была особая штанга, вами же сконструированная. Сохранилась?

— Конечно. С прибамбасами.

— Какими?

— Ну как же — я вам сейчас бесплатно раскрою все секреты...

— Для себя её придумали?

— Для себя, для друзей, для сборной.

— Кому-нибудь сегодня ещё нужны ваши секреты?

— Всем нужны. Тут приезжал Миша Кокляев — я показал ему два упражнения, и он отправился на чемпионат России. Думаю, после его выступления ко мне в Шахты явится толпа. К Олимпиаде в Лондоне мой опыт и дурь Кокляева могут вылиться в хороший результат. Вы этого парня наверняка видели — он постоянно побеждал в программе Володи Турчинского...

— С Юрием Власовым общаетесь?

— Вот с ним — нет. Власова сложно обнаружить — прямо как американского разведчика. Можете даже не искать, не получится.

— Почему?

— Потому что скрывается. Характер такой.

— Странная черта для писателя.

— На контакт не идёт ни с кем. А насчёт того, что Власов великий писатель... Не согласен. Когда Власову 75 лет исполнялось, мне позвонили и стали расспрашивать — я нашёл много хвалебных слов. Но исключительно по поводу его физических данных. Про моральные качества говорить не стану. Не наш человек, даже тренировался всегда отдельно. Вот Жаботинский — тот нормальный мужик. С ним и пообщаться можно, и пошутить. В тяжёлой атлетике без юмора не проживёшь.

— Власов до сих пор считает, что Жаботинский его обманул наОлимпиаде-1964.

— Ну и пусть считает. А я считаю, что около штанги есть квадратный помост, четыре на четыре. Сбоку два судьи и спереди один. Ещё пять членов жюри. Схема простая: берёшь карандаш, столбиком прибавляешь — кто сколько поднял. Кто больше — тот и победил. В 1964 году выиграл Жаботинский — а если тебя обманули, то ты, значит, уж прости, идиот¹⁰. Они что, в карты играли? "Обманули" его... Сквозит ощущение, будто Власов неприкосновенный, и Жаботинский не имел права бить мировой рекорд. Разве так можно?

— Кто в вашем внутреннем рейтинге сильнее — Жаботинский или Власов?

— Конечно, Власов. Хотя Жаботинский — двукратный олимпийский чемпион, а Власов проиграл ему в Токио. Но Власов — это 29 мировых рекордов. Уникальный штангист.

— Если бы ваш путь в спорте начинался сейчас, какую ошибку вы не повторили бы?

— Путь до рекордов я прошёл бы намного быстрее. Только в Шахтахв 25 лет занялся штангой по-настоящему. Не представляете, сколько я всего придумал. Сегодня подготовка штангиста — на 70% мои задумки. Например, двойные тренировки. Прежде тренировались раз в день. Трижды в неделю. А я стал работать два раза в день без выходных. Помню, попал в олимпийскуюсборную 1968 года. Ребята на тренировке поднимали там три-четыре тонны. Если вдруг случалось семь, шли заказывать коньяк.

— Вы не заказывали?

— Я нищий был. Угощали — не отказывался. Но я-то сорок тонн поднимал! Двадцать утром, двадцать вечером. Сборники, Тальтс с Батищевым, смеялись: "Мы видели таких грузчиков". Я им в ответ: "Смейтесь, смейтесь, а первым шестьсот кило наберу я..." Так всё и вышло. Великие об этом лишь мечтали, Власов 580 кг набрал, Жаботинский — 590 кг. И тормознулись.

— 700 кг в сумме вам было не поднять?

— Поднял бы — но в 1972 году специально из-за меня отменили жим. Я в тот год, упираясь, мог набрать 680 кг. К моему результату, 237 кило на грудь, никто даже не приближался. Учёные вычислили: 250 кг человек сумеет поднять разве что в ХХI веке — а я уже тогда был готов.

— Штанга — она живая?

— Я относился к ней с большим уважением. Никогда через штангу не перешагивал. Боже упаси ногой на неё наступить. А многие так делали. Или фотографировались — ногу ставили на гриф... Меня радует, что вы до штанги добрались. Значит, вас не только тюрьма интересует...

— Первой вашей штангой была ось от вагонетки?

— Да, в леспромхозе я много бед наделал. Чем сильнее становился, тем тяжелее ось от вагонеток откручивал. Причём ось эта 60-80 мм толщиной — и лишь потом, в институте, я впервые увидел настоящую штангу. Которая 28 споловиной миллиметров¹¹. Всё по Маяковскому: "Беру как ужа, как бритву обоюдоострую"¹².

— Ну и судьба у вас, Василий Иванович...

— Я знаю, что такое работа. С 11 лет вкалывал! В 20 лет был бригадиром на строительстве фенольного завода — а бригада моя состояла из двадцати зеков. Потом десять лет подземного стажа, в шахте работал¹³. В завале побывал.

— Жутко?

— Получилось, как в кино: очнулся — гипс. Шёл, по голове шибануло — и отключился. Глаза открыл уже в больнице. Вторую группу инвалидности дали. А когда со спортом закончил, задумался — что дальше? Не лезть же опять в шахту. В городе собирались открывать техникум физкультуры, предложили должность директора. Но я отказался. И директором дворца спорта быть не захотел.

— Почему?

— Сидеть и высчитывать — кто тряпку украл, кто ведро помойное?

— Травить вас травили. Ещё с нечестной конкуренцией вы сталкивались?

— Да сколько угодно. Меня и на чемпионате мира в Перу в 1971 годутравили, и в Америке — дважды. Подсыпали что-то. Вот в Перу проснулся — голова раскалывается. Словно её накачали насосом до 250 атмосфер. Похоже, тоже наши отличились. Потому что точно такое же состояние было в 1978 году вЛас-Вегасе¹⁴. В 1977 году уже конкретно травили — да, видно, не рассчитали дозу. Я всё равно выиграл. Но если в рывке был красавец, то в толчке смотрю — ноги прокисли. Один подход сделал и отказался. А через год мне сыпанули столько, что вертлюги оторвались.

— Это что такое?

— Место, где берцовая кость соединяется с тазом. Когда со штангой вставал — они хряпнули. Только после Московской Олимпиады понял, кто за всем этим стоял. Тот же персонаж из Чернигова — Рыков. Поначалу-то я и мысли не допускал, что друзья способны на такое. Хотя в сборной ребята, бывало, находили в салате склянки от ампул с ретаболилом. Сыпанул конкуренту, потом анализ на допинг — и привёт. Был в Краснодаре штангист, который трижды отправлялся на чемпионат Европы — но ни разу не выступал. Приезжал — а ему вдогонку: "Валера больной". И ставили того, кто привозил икру, коньяк, водку...

— Вы были прекрасным тренером. Почему же вас отодвинули?

— Советского Союза не стало, и главного тренера тоже. Вот посмотрите: Олимпиада в Барселоне, 1992 год. Руковожу сборной СНГ — из десяти медалей мы взяли пять золотых, четыре серебряных и одну бронзу. Через год эта же команда, но уже без меня, вернулась вообще без золота¹⁵. Что же стряслось?

— У вас есть ответ?

— Я рубил приём анаболиков — тормозил, душил, выгонял... А после всё стало иначе. К тому же в те времена, когда я в союзной сборной был главным, россияне всегда вели себя нагло. Человек занял шестое место в чемпионате Союза — а ты всё равно вези его на Олимпиаду. Иначе враг России. Как-то раз послал таких подальше — и стал "антироссийским".

— После вас звали тренировать сборную России?

— Несколько раз приезжали в Шахты. Одному начальнику сказал: "Вы же мой характер знаете. Я лодырей отодвину от сборной. Они объединятся — и начнут лить грязь. Вы меня защитите?" — "Нет". Всё, разговор закончился. За два месяца до Сиднейской Олимпиады меня за горло схватили: "Возьми сборную..." Министр приезжал!

— Не взяли?

— Оставалось бы полгода — согласился бы. А за два месяца чужое дерьмо не разгрести. Ну, добавлю я кому-то от двух до пяти килограммов — это же не решит вопроса.

— Помните, как впервые столкнулись с анаболиками?

— Олимпиада-1972. Кто-то пустил слух, что будет проверка. И за десять дней до Игр все бросили их принимать. Итог — четыре "баранки"¹⁶. Но там проверки не было — она случилась в 1976 году. Найдите протоколчемпионата СССР, который проходил в Караганде. А потом посмотрите результаты Олимпиады в Монреале. Небо и земля. Потому что в Союзе можно было жрать что угодно — а перед Играми нужно было прекращать жратьза 55 дней. И конец.

— Для всех, кроме вас.

— Я перед Монреалем 17 дней лечил пах, ничего не поднимал. На Олимпиаде толкнул мировой рекорд — 255 кг. Хотел вообще 265 кг толкнуть, чтоб всем ноздри прочистить. Журналисты помешали.

— Что-то написали?

— Затоптали мне весь помост. Штангу откатили. Я ж не мог им объяснить, что ещё толкать хочу. Микрофоны под нос совали: "Мистер Алексеев, почему все выступили плохо, а вы установили фантастический мировой рекорд?" — "Кто на чём живёт. Пейте рашн водку!"

— Вас подозревали в допинге?

— Да постоянно. До 1976 года думали, что на этом сижу. В Монреаль я приехал за 9 дней до открытия Игр — прямо из аэропорта повезли на анализ. Штангу поднял — снова на анализ. А болгарин Христо Плачков в Монреаль прилетел, но в колхозе не прописался...

—???

— Сначала надо было в Олимпийской деревне прописаться — на анализы только после этого отправляли. Плачков так и бродил вокруг деревни. Улетел домой, выступать не стал. Понял: или совсем ничего не поднимет, или поймают. А основной конкурент — Герд Бонк из ГДР — поднял вес на уровне второго разряда¹⁷.

Вот, кстати, история. В декабре 1975 года я переехал в Рязань. Вскоре позвонил кто-то из вашей братвы. "Какая сумма нужна в двоеборье, чтобы выиграть в Монреале?" — спрашивает. — "420 кг хватит", — отвечаю. Хотя мой рекорд был 432,5 кг. Просто я знал, что на Олимпиаде будет допинг-контроль, и это обязательно повлияет на результаты соперников.

Ну вот, а в мае 1976 года проходил чемпионат Европы в Берлине. Я там пару часиков почитал книжечку у окна — и слёг с межреберной невралгией. От боли два дня не мог сползти с тахты. Накануне соревнований объявил тренеру: ставь запасного. А утром проснулся — отпустило. Но деваться было уже некуда, в Берлине остался в роли зрителя. Сидел, скрипел зубами, глядя, как Бонк устанавливает рекорд в толчке — 252,5 кг. Уж не знаю, чем его там накормили. Возвратился домой — опять этот журналист звонит.

— С тем же вопросом?

— Да. Я повторил ему: "420 кг хватит". Месяц спустя на чемпионате СССРв Караганде я установил новый мировой рекорд в сумме: 435 кг. Но через несколько дней Плачков в Болгарии поднял 442,5 кг! И снова звонок журналиста, в голосе ирония: "Даже теперь цифры не поменялись?" — "Возьмите фломастер и запишите — 420 кг!" А что в итоге?

— Что?

— В Монреале Бонк осилил всего 405 кг. Но для серебра этого оказалось достаточно. А я поднял 440 кг и стал двукратным олимпийским чемпионом.

— Вам когда-нибудь предлагали анаболики?

— Был такой профессор Беленький. Как-то раз предложил попробовать. Я ответил: "На себе их испытывай". Но, думаю, в 1968 году в олимпийской сборнойкакую-то дрянь давали. Тогда у меня спину заклинило.

— Валерий Борзов нам рассказывал, что в Киевском институте физкультуры учился вместе с борцом, который позже эмигрировал в Израиль. На Олимпиаде в Мюнхене он оказался в числе заложников и погиб...

— А я знал израильских штангистов, которых террористы положили. Но ведь тогда, в 1972 году, много и забавного было. Председатель Спорткомитета Сергей Павлов предупреждал — по Мюнхену расклеены плакаты: "Русский убил твоего отца в Сталинграде, а ты должен победить его здесь". Ко мне приставили офицера КГБ. Все опасались провокаций, отравлений — например, еду мне таскали прямо в номер. Её было так много, что хватало на артистов из группы поддержки. Миронов, Крамаров, Ротару, Галка Ненашева и ещё какие-тонеизвестные девки — все оголодавшие были. А я к тому же привёз десять бутылок водки и десять рыбцов. Говорил: "Вон холодильник, доставайте, открывайте..."

— Ещё встречались с артистами?

— С Хазановым, с Толкуновой. На "Голубые огоньки" приходил. С Игорем Кирилловым всегда тепло общались. Однажды стояли перед съёмкой — у него руки от волнения тряслись. "Как же выступать будешь?" — ахнул я. Кириллов улыбнулся: "Рот открою — всё мигом пройдёт".

— А вас перед соревнованиями колотило?

— Так — никогда. Но я поражался, в каком состоянии люди порой выходили на помост. Меня-то все как демона боялись. На бельгийца Сержа Рединга посмотрю — и он потёк...

— В смысле?

— Пот ручьём. Причём капли в три раза больше обычных. Я и не предполагал, что такие бывают. А с Рудиком Мангом из ФРГ парой слов перебросишься — он пятнами идёт. "Эх, ребята, — думаю, — какие же вы слабые..." Они воевали со мной и со штангой, а я — только со штангой.

— В Мюнхене Мангу специальную дверь сделали на помост — лишь бы с вами не пересекался?

— Дверь-то ладно. Гораздо хуже, что немцы с грифом смухлевать решили. В первом подходе я вышел толкать 225 кг. На грудь штангу цап, а она меня сбила, и я сделал кульбит назад. Встал, отряхнулся. Второй подход. Гриф покрутил — а его, оказывается, "задавили". Сделали так, чтобы он не крутится. При таком раскладе, когда штангу кидаешь на грудь, она просто сбивает с ног. Я на чемпионате Европы в Румынии так же попался — и не мог сообразить, в чём дело.

— Из ваших восьмидесяти мировых рекордов — какой дался особенно тяжело?

— В 1977 году я выступал в Лужниках перед депутатами Верховного Совета. Чтоб порадовать их, пошёл на мировой рекорд — 256 кг. И тут внезапно врубили восемь световых пушек. Для фигуристов это нормально. А у нас так делать никак нельзя. Я почувствовал себя зайцем, которого из-под фар гонят браконьеры. Закрыл глаза, взял 256 кг на грудь и толкнул. Абсолютно не соображая, где я и кто я. Это был ужас! Когда ушёл с помоста, выдохнул: "По физическому напряжению толкнул 300 кило!"

— Сколько тогда платили за рекорды?

— 630 рублей. Но я лепил рекорды пачками, и наши чиновники нашли способ, как мои призовые обкорнать. Установишь рекорд на союзном турнире —дают 80% от этой суммы. На российском — 60%. На турнире спортобщества— 40%. Сдвоил — платят всё равно как за один. Потом новое правило ввели — если занял первое место и установил рекорд, то премию получаешь только зачто-то одно.

— Разница большая?

— За рекорд те же 630 рублей, а за первое место — 500 рублей. Иногда я специально притормаживал, чтобы раньше времени не установить рекорд. Врывке-то я не мог поднять сумасшедшие веса, а в толчке предел точно был далеко. Я остановился на 256 кг — а мог бы при хорошем настроениитолкнуть 270 кг. Здесь ведь ещё психология работает. Допустим, выгреби я сразу всё, при отсутствии дальнейших рекордов у светлых умов возникли бы вопросы: мол, кончился Алексеев, отработал своё. Да и противники быстрее подтянулись бы. Поэтому лучше потихоньку каждого бить по башке — то на одном турнире мировой, то на другом. И видно — штангист растёт, уверенно поднимает.

— Вы были членом партии?

— Конечно. Рьяным!

— Сохранили партбилет?

— Обязательно. Вдруг наши ещё вернутся к власти? Какие-нибудьнеокоммунисты. А что, появились же неофашисты... Или вон, что творится в тихой, сытой Норвегии — один недоумок сколько человек убил!

— Кстати, и Чикатило ведь в ваших краях обитал?

— Наш парень, из Шахт, это правда. Нашли, кого вспомнить...

— Он работал воспитателем в ПТУ. Не пересекались на мероприятиях?

— Бог миловал.

— Какой была ваша популярность? Что писали о вас на Западе?

— Нередко чушь — чтобы обгадить советскую власть. Вот в Дании пригласил домой судья международной категории. Он мясную лавку держал. Долго упрашивал меня котлетку съесть. А я не люблю котлеты. Но мясник не отставал: "Хотя бы на вилочку наколите — для фотографии".

— Согласились?

— Наколол. Там журналисты ещё сидели. Сняли. А утром фото в газете. И подпись: "Алексеев умял 40 котлет. Наша страна такого не прокормит". Тварь! Больше с этим судьёй я не разговаривал.

— От какого зарубежного города самые мрачные воспоминания?

— От Москвы.

— Для вас она заграница?

— Да.

— Почему?

— Что, всё перечислять? Там есть труженики, но и грязи столько перекочевало... Вы-то ещё пацаны — не застали времён, когда в стране ничего не было. Зато Москва жрала в три горла. Я за хлебом туда ездил, когда в Рязани жил, представляете? Покупал в универсаме разом двадцать буханок. Как-то набиваю ими мешок и вдруг слышу сзади шипение: "Всё им мало..." Поворачиваюсь: "Ты, что этот хлеб на Красной площади сеешь? Нет? А я — заслуженный работник сельского хозяйства, комбайнёр! За своим приехал!" Мужика как ветром сдуло. Понял — ещё немного, и эту буханку я ему в рот засуну.

— О каком из своих поступков можете сказать: "Я от себя такого не ожидал"?

— Для меня самого неожиданных поступков не было. А для других... Может, не стоит ворошить?

— Расскажите, Василий Иванович.

— Был эпизод в Рязани, где я прожил четыре года. Для меня там дом выстроили, деньги выделило государство. Уже должны были ордер вручить. Нокакой-то умник написал в ЦК: "Мы буржуев выгнали в 1917 году, а теперь Алексееву дом строят. С какой стати? И вообще он инженер, а я — старший инженер!" После этого дом переоборудовали в учебно-реабилитационный центр. Мне и ордер не давали, и в квартире, где жил, не прописывали. Волокита тянулась долго, пока зимой не пригласили в рязанский горисполком. Местный начальник вручил ордер и говорит: "Ты внимательно прочитай".

— И что там было написано?

— Как сейчас помню: "Алексееву В.И. на право занятия 48 квадратныхметров при учебно-реабилитационном центре". Плюс выяснилось — если со мной что-то случится, семью в любой момент оттуда выгонят. Я завёл машину, рванул к Вечному огню — на него и возложил ордер.

— Сожгли?

— Да. После этого вернулся в Шахты, где и осел окончательно. Вот такой я человек. Меня не трогай — и я не трону. Тронули — получите.

— Вы ведь любите охоту?

— И рыбалку. А кто не любит?

— Стреляете хорошо?

— Не то слово. Однажды установил рекорд, который не каждому охотнику под силу. Двадцатью пятью патронами сбил 27 уток. Может, сбил и больше, но ещё трёх в камышах не нашёл.

— Кроме уток на кого охотитесь?

— На зайца, лося, кабана.

— Кабан на вас выходил?

— Бывало. Я же не так шустро бегаю по лесу, как загонщики. Стоишь "на номере" — и тут кабан.

— Страшно?

— Да ну, чего его бояться? Хотя, если раненый кабан прёт буром — радости мало. Некоторые успевают с такой скоростью на дерево влезть, что потом сами не могут объяснить, как у них это получилось.

— По мнению Евгения Чазова, на охоту ради добычи ездят десять процентов людей. Остальные уезжают от жены и неприятностей. Согласны?

— Нет. А кто такой Чазов?

— Знаменитый кардиолог. Бывший министр здравоохранения СССР.

— Давайте-ка я вам анекдот расскажу. Выставка в Лувре. Идёт Пабло Пикассо. Охранник спрашивает: "Ваш билет?" — "Да я Пикассо!" — "Докажите". Тот быстро рисует голубя мира и проходит. За ним идёт Фурцева. Охранник: "Ваш билет?" — "Я министр культуры СССР!" — "Докажите" — "Как?" — "Перед вами Пикассо без билета шёл. Так он голубя нарисовал — и мы его сразу узнали". — "А кто такой Пикассо?" — "Проходите, товарищ министр культуры СССР!""

— Смешно. Вам нравится песня "Штангист", которую посвятил вам Высоцкий?

— Всё, кроме первой части припева.

"Не отмечен грацией мустанга,
Скован я, в движениях не скор.
Штанга, перегруженная штанга —
Вечный мой соперник и партнёр:"

Что значит "скован"? Что значит "в движениях не скор?" Это он про абстрактного штангиста сочинил — но не про меня. Я же, пока мы на Севере жили, с лыж не слезал, второй разряд имею. В прыжках в высоту и в толкании ядра установил рекорды Шахт. Чемпион Архангельской области по борьбе. Сами видите, не штангой единой...

— У вас большая библиотека?

— В подвале 12 тысяч томов. Много книг с дарственными надписями. Раньше приезжаешь куда-нибудь, на встречу обязательно приходит передовой отряд интеллигенции. Писатели дарят книжки с автографом. И сидим, общаемся. В Грузии — под вино, в Белоруссии — под самогон... Я собрал почти всю серию ЖЗЛ — и с огромным удовольствием перелопатил. Гоголя люблю перечитывать, Шолохова, Толстого. А из поэтов — Губермана. Его "Гарики" всегда поднимают настроение. Вот, например:

"Сомненья мне душу изранили,
И печень до почек проели.
Как славно жилось бы в Израиле,
Когда б не жара и евреи:"

— Чужие стихи вы помните наизусть. А собственные?

— Помню. Но никогда не читаю. И вообще никому их не показывал.

— Даже жене?

— Жене тем более. Я и без стихов за полвека ей надоел.

Дата добавления: 2015-06-30