Андреа Семпл Проверка на любовь 16 страница

Может ли быть, что я настолько толстая, что мне уже никогда не найти настоящей любви?..

Следует ли мне рассказывать своим родителям о том, что я «голубой»?..

Неужели мне никогда не суждено узнать, что такое оргазм?..

И так далее. И тому подобное.

Почти бесконечный поток невротических голосов, зовущих на помощь.

Но вот все готово. Я собираю свои ответы вместе, и мой компьютер выполняет пересчет. Итого получается девять с половиной тысяч слов. Гм-м-м… Наверное, придется чуток сократить.

Значит, снова просматривать свои советы. Ищу слабые места, такие, которые требуют редактирования. Кое-что можно и вообще выкинуть. Выделяем нужные места. Стираем. Выделяем – стираем. Выделяем – стираем.

Вот и все.

И снова просматриваю то, что у меня получилось. На этот раз я не читаю все подряд, а только отыскиваю глазами ключевые слова и отдельные фразы. Мы все верны… возраст, когда больше всего обращаешь внимание на внешность… вы его не любите… минет… вашим родителям нужно решить… друзей можно разделить на две группы… все то, что вас возбуждает…

Когда я дохожу до конечной строки, то улыбаюсь, увидев свой последний ответ. В нем содержится больше правды, чем мне удалось написать за все время своей работы. Ответ состоит всего из трех слов, а сам вопрос я уже и вспомнить-то не могу.

Я не знаю.

Я. Не. Знаю. Отличный ответ для специалиста, вы не находите?

Глава 37

Ну что ж, тогда эти ответы показались мне просто восхитительными.

Теперь, когда наступил день подведения итогов, я уже чувствую себя не так уверенно.

Я иду по Денмарк-стрит, а в голове у меня какая-то каша. Ну, какого черта я так опрометчиво переслала в редакцию все свои ответы? У меня еще оставался шанс выжить. Та толстая дамочка – пустяки, она не первый голос в хоре, а только жалкий бэк-вокал. Можно было подумать, что меня уже тогда должны были казнить, настолько решительно я действовала.

Ну, если не тогда, то сейчас это обязательно произойдет.

Итак, вот он, Глендуовер-хаус. Высится в пятидесяти метрах отсюда. Он смотрится сегодня как-то странно, словно светится какой-то необычной и обветшалой красотой, отражая стеклами солнечный свет позднего лета. А я стою и размышляю о том, что ждет меня там, внутри? Глупый вопрос. Там, разумеется, уже стоит Вероника с топором в руках, готовая в любую секунду отрубить мне голову. Казнить бренд «Марта». Итак, сегодняшний день будет первым, с которого начнется временной отрезок под названием «Моя Оставшаяся Жизнь». Ну, и все такое прочее…

Итак, я уже вошла в здание. Какие знакомые вращающиеся двери, и какими безжалостными они кажутся мне сейчас!

– Доброе утро, – шамкает беззубым ртом чудаковатого вида старикашка, которому суждено провести всю свою жизнь (и, возможно несколько последующих) за этим столом у входа. И только лишь для того, чтобы наблюдать за входящими и выходящими посетителями. Он смотрит на черно-белый экран монитора и честно отслеживает их.

– Возможно, для кого-то и доброе, – мрачно и невнятно бормочу в ответ.

Жду лифта и одновременно наблюдаю за номерами этажей, где он сейчас проезжает, пока он неспешно движется вниз, беспрестанно останавливаясь. Вот двери раскрываются, звучит жалобное «пинг!», я вхожу в кабину, нажимаю на кнопку «пять» и начинаю свое путешествие наверх. Когда лифт приготавливается выпустить меня, я на всякий случай проверяю, там ли он вознамерился меня высадить. Приглушенный гул понедельника сменился веселым щебетанием сотрудников. Что здесь происходит? Может быть, новости о моем увольнении успели достичь моих коллег раньше, чем об этом узнала я сама? Я замечаю, что Кэт и Зара уже расположились в кабинете Вероники с блокнотами наготове, и присоединяюсь к ним. Разумеется, Вероника не станет сообщать такие чудовищные новости перед всей аудиторией. А может, я ошибаюсь? Нет, она должна отпустить всех, а меня чуть задержать: «Марта, останься на пару слов». Вот что она скажет перед тем, как опустить свой дамоклов меч.

Но ее почему-то здесь нет.

Кроме Кэт и Зары здесь только Гай. Мистер Обвислый. (Простите, это, конечно, тоже вылетело у меня машинально. Как-то несерьезно для консультанта по любовным отношениям. Еще раз извините, для бывшего консультанта, разумеется.) Он одет в черные брюки и черную рубашку, расстегнутую чуть ли не до пупа и обнажающую его грудь в двадцать четыре карата. Он довольно смущенно косится в мою сторону и многозначительно прокашливается.

– Как вы, наверное, уже знаете, Вероника сегодня присутствовать на собрании не может. Судя по тому, какой несчастный случай с ней произошел, она какое-то время вообще не будет появляться в редакции.

Несчастный случай? Я не ослышалась?

Гай обращает внимание на мою растерянность и понимает, что я еще не в курсе событий. Он считает необходимым проинформировать меня о следующем: оказывается, во время уик-энда, когда Вероника каталась на своей лошади, умудрилась сверзиться с нее и сломать ногу.

У меня отвисает челюсть. Я представляю себе, как Вероника летит по воздуху, при этом лицо ее охвачено паникой, и вот она грохается о землю…

– А это означает, – продолжает Гай, – что я должен довести до ума октябрьский номер, отдать его в типографию и проследить за реализацией тиража. Вся ответственность перекладывается на меня.

Он нарочито сузил глаза и сверкнул белоснежными зубами. На какой-то момент его личная торговая марка – эта лисья улыбка – вернулась на его лицо. Он продолжает что-то говорить, и я вижу, как шевелятся его губы, но уже ничего не слышу.

Вся ответственность перекладывается на меня.

Если Вероника на время выпадает из общей цепочки, то у меня еще остается надежда. Она едва мерцает, но тем не менее это надежда! Я могу еще все поправить, и пусть у меня в руках осталась одна-единственная карта, но зато какая! Туз!

Я наблюдаю за тем, как Гай отдает какие-то распоряжения Кэт, единственной «крошке» в редакции, которую он еще не успел зацапать своими хищными лапами. Хотя ему этого очень бы хотелось. Это видно по блеску его глаз, по тому, как он проводит пятерней по своей роскошной гриве всякий раз, когда она смотрит в его сторону. Он просто выжидает, и его звездный час обязательно наступит. Так случилось со мной, так произошло и с Зарой (когда умер ее отец, она решилась поплакать на мужественном и всегда готовым для этого плече Гая).

И я могу одним словом лишить его этого прекрасного шанса. И не только в том, что касается Кэт. Он может навсегда забыть обо всех оставшихся нетронутых им женщинах в нашем здании. Мне нужно произнести всего одно слово.

Но я молчу. Я просто смотрю на него. Я жду, пока напряжение достигнет такого момента, когда воздух станет настолько плотным, что его можно будет резать ножом. И как только он заканчивает инструктировать Кэт, я выпаливаю свой вопрос:

– Послушай, Гай, можно тебя спросить кое о чем? У тебя было время просмотреть мой материал, который я прислала для октябрьского номера?

Он мгновенно скисает.

– Да, Марта, и об этом я… э-э-э… хотел бы с тобой поговорить. Но мне кажется, это будет удобней сделать с глазу на глаз, так сказать, в приватной беседе после общего собрания.

Я в этом даже не сомневалась.

– А, понятно. Но мне казалось, что решение собрания может повлиять на номер, а поэтому было бы логичней обсудить мой материал в присутствии всех остальных. Но если ты решил, что лучше оставить это между нами, что ж, пусть будет так.

Он смущен, он не знает, как ему следует сейчас поступить:

– Да нет, все в порядке. Если тебе так будет лучше, то я не против. Никаких проблем.

Моя нижняя губа аж раздувается от гордости:

– Фантастика. Так что ты скажешь о моем материале? – Я чуть склоняю голову вбок, не сводя с него глаз.

– Ну, ты знаешь, Марта, кро… – Вот это да! Он чуть не произнес это слово до конца. То самое, на букву «К». Причем прямо на собрании. Но все же успел вовремя взять себя в руки. Значит, я все еще произвожу на него впечатление, и он ничего не забыл. – Дело в том, что, как тебе, наверное, известно, в этом месяце мы скорее всего не сможем напечатать твои ответы на письма читательниц.

– Как это? Я ничего об этом не знала.

Он ерзает на стуле, нервно улыбается Кэт и продолжает уже более корректно:

– Марта, те ответы, которые ты предлагаешь поместить в журнал, нас не устраивают. К тому же Вероника дала тебе сроку три месяца.

– М-м-м…

Затем он пробует подойти к решению проблемы с другого конца:

– Ну, если бы все зависело только от меня…

– Но у меня лично нет никаких проблем…

– Если бы я мог оставить твой материал, как есть…

– Но ведь пока что именно ты вправе принимать такие решения, – напоминаю я.

– Э-э-э… Да, конечно, но все же…

Мне уже нечего терять, и я выпаливаю:

– Как я понимаю, вся ответственность теперь лежит на тебе.

– Марта, послушай, ты же не думаешь, что я смогу опубликовать в этом месяце предложенный тобой материал, а потом еще и продлить с тобой контракт, верно ведь?

Я пожимаю плечами и обиженно надуваю щеки.

– Ну, подумай сама. Если я опубликую твои ответы в октябрьском номере, тогда цифры по реализации…

– Станут совсем маленькими и неубедительными? – выдвигаю я свое предположение к его явному неудовольствию.

– Ну, не совсем так, но это может оказаться губительным для профиля нашего журнала, и тогда число его читательниц…

– Ужмется до минимальных размеров?

Цвет его лица меняется от бледно-персикового до кроваво-багрового. Вот в чем вопрос. Достойно ли смириться и отпустить меня на все четыре стороны, или надо оказать сопротивление и быть во всеуслышанье обвиненным в импотенции?

– Я просто хочу тебе сказать, что мы не имеем права так рисковать. Если тираж упадет ниже двухсот тысяч, то положение станет опасным и тогда он…

– Уже никогда больше не воспрянет? – Я подношу руку к лицу и наглядно опускаю безвольный мизинец. В глазах Гая мелькает что-то похожее на гнев, явно вызванный моим ребяческим поведением. Кэт и Зара увлечены нашей перепалкой.

– Ну, хорошо-хорошо, мы все сделаем так, как ты просишь. В этом номере твои рекомендации обязательно будут опубликованы.

– А кто даст на это разрешение?

– Я… посоветуюсь с Сэлли.

– Спасибо, Гай, – говорю я и одариваю его озорной улыбкой. – Это было бы замечательно.

Глава 38

В тот же день, но чуть позже, я захожу к Стюарту. Его берлогу не узнать. Тут уже нет ни пустых пивных банок, разбросанных по ковру, ни справочной литературы по пользованию компьютером. Не видно и коробок из-под пиццы. Чистая пепельница сверкает серебром, а коллекция «крошек с шикарными базуками», занимавшая раньше все стены, заметно поредела.

И вот еще что: запах. Вернее, если быть точной до конца, отсутствие запаха.

Такое положение дел может означать одно из трех:

1. Я по ошибке зашла в чужой дом.

2. То, что Стюарт начал пить пиво из стакана, явилось лишь первой ступенью на пути его перевоплощения в Мэри Поппинс.

3. Фиона ожила и снова стала сама собой.

Первый пункт можно исключить сразу, потому что я узнаю вид из окна (теперь почему-то чистого). Пункт второй почти невозможно принять, поскольку Стюарт просыпает полную ложку сахара (для только что налитого чая) мимо стакана на кухонный стол. Значит, действует пункт третий.

– Мне показалось, что здесь следует хоть немного навести порядок, – объясняет Фиона.

– Ты хорошо потрудилась, – хвалю я подругу.

Она благодарно улыбается.

– А это вам, девчонки. – Стю передает нам по чашке чаю, который приготовил самостоятельно. (Ну, это сильно сказано, тут потребовался всего лишь один пакетик на всех и немного кипятка.) И все равно он, хоть и случайно, но все же умудряется пролить чай из чашки Фионы на ее безупречно выстиранные и отглаженные джинсы.

– Ах ты, будь они прокляты, эти яйцеподобные яйца! – восклицает она к моему восхищению. Значит, к жизни возродилась все та же Фиона.

– Прости, сеструха, – тут же извиняется Стю.

– Все в порядке. Только будь, пожалуйста, поосторожней.

Стю обрушивает свой зад на диван рядом с сестрой.

– Я ему рассказала, – сообщает мне Фиона.

– О чем?

– О том, что съезжаю отсюда.

– Она мне и сама уже надоела, – шутит Стю. – Она тут все вверх дном перевернула.

– И я тоже съезжаю, – говорю я. – И уже успела сообщить об этом Джеки.

– И как она это восприняла?

– Примерно так, как ты и предполагала.

Фи понимающе кивает и ставит свою чашку на маленький журнальный столик.

– Значит, мы определенно сделаем это?

– Что именно?

– Найдем себе местечко, где будем жить вместе?

Я замолкаю на секунду, чтобы мои слова прозвучали убедительно:

– Согласна, если ты этого хочешь.

В ее глазах вспыхивает куражливый огонек, а губы расцветают в прекраснейшей улыбке:

– Когда мы начнем искать квартиру?

– Как насчет завтра?

– Значит, завтра.

– Я согласна на завтра.

Я смотрю на нее, выпрямившуюся и радостную, сидящую рядом со своим сгорбившимся братом, и мне так хочется защитить ее и оградить от всех неприятностей в мире. Но я понимаю, что это желание пришло ко мне с некоторым запозданием. Но я наверстаю. Я попытаюсь. Именно теперь я понимаю, что это еще не конец, но и не повторение прошлого. Это начало чего-то совершенно нового для нас обеих.

Чего-то прекрасного.

Чего-то реального.

Я поднимаюсь со своего места, я хочу поскорее вернуться к себе и начать упаковывать вещи. Стюарт неуклюже поправляет свои боксерские шорты, и мы с Фионой дружно хохочем над ним. А наши слова так и остаются висеть в воздухе, украшая его своим оптимизмом.

Значит, завтра.

Я согласна на завтра.

Глава 39

Остаток дня проходит настолько удачно, что я даже решаюсь позвонить родителям перед тем, как лечь спать. Правда, когда я набираю их номер моя joie de vivre^[2] начинает улетучиваться. Дело в том, что в последнее время при общении с моей мамочкой я немного теряла душевное равновесие. Вы, наверное, это тоже успели заметить. На прошлой неделе мы с ней чуть не поссорились, как я теперь понимаю. А все из-за ситуации с моим бой-френдом. Вернее, из-за ее отсутствия.

Неважно. Лучше позвонить ей немедленно. Итак, сейчас десять часов. Они еще не спят.

Мама подходит к телефону, но она успела запыхаться.

– Я тебя побеспокоила? – начинаю тревожиться я.

– Нут… пф!.. Все… пф… прекрасно… Мы просто… пф… немного… рано прилегли.

– А, понятно. Ну, извини.

– Нет-нет, все в порядке. – Она постепенно восстанавливает дыхание. – Я все равно собиралась тебе позвонить.

– Правда?

– Да. Никогда не догадаешься, кого я сегодня встретила на улице.

В моей голове проносится список кандидатов, чье появление могло ее так изумить:

Неужели это Далай Лама?

Или Кофи Аннан?

Может быть, Мэрлин Мэнсон?

Бред и Дженнифер?

– Сдаюсь. Кто же это был?

Но имя, которое она произносит, потрясает меня больше, чем все перечисленные мною кандидатуры.

– Я встретила Дездемону.

Я чувствую, как невидимая камера наезжает на мое лицо, а вся комната начинает сжиматься. Совсем как у Джанет Лей в «Психопате» в той сцене, где она принимает душ.

Значит, Дездемона живет и процветает!

– М-м-м… Э-э-э…

Боже мой! Последний раз моя мама видела Дездемону, когда мы еще учились в школе. Это было лет десять назад. Мать, наверное, с трудом узнала ее.

– И что она тебе сказала?

Господи! Она могла сказать все, что угодно.

Она могла заявить моей маме, что я разрушила ее счастливую семейную жизнь и совратила ее жениха. Впрочем, она, возможно, именно так и оценивает нынешнюю ситуацию.

– Она сказала, что ее свадьба расстроилась. Но, наверное, ты и сама уже все знаешь, да?

– Гм, да. Она говорила об этом, когда мы с ней виделись в последний раз. М-м-м… примерно две недели назад. Но я, но я…

Я чувствую, что задыхаюсь. Мне необходимо покурить.

– Как бы там ни было, – перебивает мама, – она ничуть не переживает.

– Неужели?

– Да.

– Она еще что-нибудь тебе рассказывала?

– Нет. В общем, ничего. Но я все же познакомилась с ее новым приятелем. Между прочим, ты с ним сама когда-то встречалась.

Час от часу не легче! Я сразу представляю себе кошмарную сцену, когда моя мама наталкивается на Дездемону, разгуливающую под ручку с Люком в центре Дарема. Мне приходится собрать остаток сил, чтобы продолжать разговор и не рухнуть на пол.

– Алло! Ты меня слышишь?

– М-м-м… Да-да, слышу, конечно.

– Она была с Саймоном, – сообщает мама.

– С Саймоном Эдкоком? – облегченно выдыхаю я.

– Ну, да, по-моему, именно так она мне его и представила. Он такой красавчик. Они мне сказали, что только что встретились, потому что приехали сюда навестить родителей.

Чувство облегчения переходит во что-то совсем другое. Дежа вю. Саймон Эдкок. Мой бывший номер два. И я представляю его таким, каким помню, с гордым взглядом чуть прищуренных глаз.

– И, Марта, ты же мне даже не говорила, какой прекрасной стала Дездемона! Она просто чудо!

– Правда? Я, наверное, забыла тебе о ней рассказать подробней.

Наутро, проснувшись, я решаю запереться у себя в комнате и попытаться хоть немного заняться работой. Я сажусь на край кровати, сгорбившись над своим ноутбуком, и начинаю просматривать темы писем моих читательниц. Одно из них озаглавлено как-то неопределенно: «Мерцающая надежда», и я решаю прочитать именно его.

Милая Марта!

Недавно я призналась своему парню, с которым уже долгое время встречаюсь, что я ему изменила. Он поступил так, как и следовало ожидать: он меня бросил. Но вот недавно мне показалось, что он стал прощать меня. Но остается одна деталь. Я забыла сказать ему о том, что тот человек, с которым я ему изменила, – один из его ближайших друзей. Теперь он узнал об этом, потому что сам смог в этом убедиться, и, как мне кажется, он меня уже не простит никогда.

Я очень его люблю и понимаю, что потеряла его доверие. Но пока еще надежда мерцает в моем сердце, я хочу завоевать его прощение, чтобы мы навсегда остались вместе.

Что вы можете мне посоветовать?

Всегда Ваша,

Мисс Запутавшаяся-в-Жизни.

Вот оно! То самое Главное Письмо, при помощи которого можно будет проверить силу нового и улучшенного бренда «Марта». И я готова. Я нажимаю на клавишу «ответ», повторяя про себя: «Я готова».

Измена является устоявшимся фактом нашей жизни. Мы все время кому-нибудь изменяем, только некоторые из нас ухитряются держать эти измены у себя в голове. А кое-кому удается похоронить их в собственном подсознании, но от этого измены не исчезают. Понимаете, мы живем в эпоху сравнительного приобретательства – то есть нам надо все время убеждаться в том, что мы заключили самую лучшую сделку из всех возможных. Наше общество потребителей постоянно напоминает нам о том, что мы не должны удовлетворяться тем, чем обладаем, – будь то мобильный телефон, наш гардероб, собственное тело или партнер в сексе. И действительно, ведь такие журналы, как этот, традиционно служили одной цели: заставить нас желать большего и лучшего. И нам постоянно хочется чего-нибудь еще, чего-нибудь такого, чего у нас раньше никогда не было, и потому нам иногда ошибочно кажется, что мы можем получить это – самое недосягаемое – в объятиях кого-то другого.

Вы совершили ошибку. И вы в этом признались. Вы переспали с кем-то другим, причем с тем, кого знал ваш бой-френд. И теперь, когда вы поняли это, ваша любовь к вашему бой-френду может стать сильней, чем была прежде. Вы сознаете то, что уже совершили самую лучшую сделку. Самая зеленая и мягкая трава находится у вас под ногами. Но вот сейчас вы беспокоитесь, что потеряли его. Тем не менее вы все же видите, как для вас мерцает надежда. Если же ваш бой-френд на самом деле любит вас, он в конце концов должен все понять. Если этого не произойдет, то, возможно, он просто проецирует свою неуверенность в ваших любовных отношениях на свое, хотя и значительное, но все же ошибочное суждение.

И в тот самый момент, когда я начинаю приходить в себя и верить в то, что написала, принимая во внимание все, что случилось со мной в последнее время, я неожиданно останавливаюсь.

Я внезапно обращаю внимание на адрес автора письма, который аккуратно и не очень заметно вписан в отделе «куда», и вижу, что моя читательница, Мисс Запутавшаяся-в-Жизни, на самом деле никто иной, как Люк! [email protected]

Значит, говоришь, Мисс Запутавшаяся-в-Жизни? Ты больше напоминаешь Мисс Компьютерно-безграмотную Псевдожурналистку. Вот это больше похоже на правду. Что ж, Люк, неплохо у тебя получилось. Я стираю в памяти ноутбука свой ответ и начинаю все заново. Но теперь мой совет звучит следующим образом:

Иногда в жизни случается так, что некоторые факты не теряют своей остроты даже со временем, и их приходится принимать во всей их суровости. Так что вам придется смириться: никакого мерцания нет и не будет.

Глава 40

Сегодня первое заседание редакции после выхода в свет октябрьского номера и, как мне кажется, для меня оно будет последним.

Я, правда, не уверена, что меня уволят. Из «Мортимера», как правило, никогда никого не выгоняют. Человека обычно понижают в должности, переводят на низкооплачиваемую работу, короче, находят всяческие варианты, ведущие к тому, что он уходит сам, но формально увольняют крайне редко.

Если Гай все еще находится у руля, то я могу надеяться, что выплыву и на этот раз (по вполне понятным причинам). Если мою судьбу решает Вероника, то это совсем другой расклад.

Что ж, все выяснится уже через пять секунд.

Пять, четыре, три, два…

Я распахиваю дверь, и вот она, Вероника, как всегда, за своим столом. Или мне только кажется, что это она. Выглядит она совсем по-другому. И дело даже не в загипсованной ноге, которая выпирает из брючины ее безупречного ансамбля. У Вероники совершенно другое выражение лица. Куда-то исчезла «кошачья задница», выполнявшая роль губ, а ее место заняло нечто, что можно было бы даже назвать улыбкой.

Вероника выглядит… как бы это точнее сказать? Как человек, что ли. Да-да. Именно так. Она выглядит как нормальная женщина. Наверное, ей прописали какие-нибудь особенные таблетки. Впрочем, как можно вылечить пилюлями сломанную ногу?

Рядом с ней сидит Гай. Он выглядит, как всегда, чопорным и самовлюбленным, разодетый во все от «Гуччи». Здесь же, в кабинете, устроились Кэт, Зара и все наши девочки из редакции. При этом они выглядят такими расслабленными и непосредственными, что я бы не удивилась, если бы они сейчас все вместе закрыли глаза и начали нараспев произносить знаменитое «Ом» или какую-нибудь более сложную мантру.

Однако ничего подобного не происходит.

Все притихли и ждут, когда Вероника начнет собрание. И здесь, насколько мне известно, возможно, состоится приношение в жертву Марты Сеймор, консультанта по любовным отношениям, которая превратилась в неизлечимую агрессивную психопатку, неплохо владеющую пером.

– Ну, хорошо, друзья мои, – говорит она. – Как вы видите, хоть я немного в разобранном состоянии, все же умудрилась прийти сюда.

Господи, она еще пытается шутить! Наверное, мне следует рассмеяться.

– Ха-ха-ха!..

У-у-ф! Похоже, я перестаралась. Теперь все разом уставились на меня.

– Да-да, – кивает Вероника. – Именно так…

Именно так: значит, жертвоприношение все же состоится. Приготовься к смерти, Марта Сеймор.

– Именно так: прошло три месяца, и мы подошли к тому рубежу, который я сама когда-то установила. Теперь надо подводить итоги: тут, как говорится, или пан или пропал.

«Пропал», определенно «пропал».

– И хотя, надо признать, мы еще не совсем выбрались из дремучего леса, все же прогресс очевиден.

Я сую указательный палец в левое ухо, чтобы немного прочистить его. Наверное, мне уже слышится что-то не то.

Значительный прогресс? Не может быть. Вероника поворачивается загипсованной ногой к принтеру и достает распечатку.

– Вот, давайте посмотрим, что мы здесь имеем, – уклончиво говорит она. – Цифры за прошлый месяц почти не изменились…

Ну, я же говорила, что обречена…

– Однако перспективы на текущий месяц значительно улучшились. Конечно, еще рановато делать выводы, но скорее всего мы вернемся к нашему привычному тиражу в триста тысяч.

«Чтоб меня волки съели», как выразилась бы Фиона.

– И причиной тому, что мы снова на коне, является наше секретное оружие… – Она поднимает руку и указывает… Указывает… Что за черт! На меня! – Да-да, все это стало возможным только благодаря тебе, Марта. – Она смотрит на меня и одобрительно кивает, как родитель, довольный своим чадом. Мне кажется, что еще немного – и я потеряю сознание.

– Я? Правда? Неужели я? Но…

– Марта, именно ты начала нечто такое, что было названо вирусным феноменом маркетинга.

– Чем-чем?

– Сейчас мы продаем сотни тысяч журналов, потому что его советуют и рекомендуют друг другу устно. И все говорят только о твоей страничке.

– А я почему-то считала, что ты меня уволишь.

– Уволю? Уволю?! Да тебе, черт возьми, медаль положена за особые заслуги! Мне рекламодатели телефон оборвали. Они наперебой предлагают любые деньги только за то, чтобы вставить свою рекламу рядом с твоей страничкой. Благодаря тебе и смелому решению Гая помещать самый важный материал рядом с твоими рекомендациями, мы не только остались на плаву, но и очень скоро будем подумывать о том, не стоит ли нам поднять расценки.

Оказывается, Гай способен на смелые решения. Что ж, это даже забавно.

Я уже жду, что вот-вот Вероника добавит: «Это была шутка», но, к счастью, ничего подобного не происходит. Зара и Кэт взирают на меня с недовольством и завистью.

Я нервно сглатываю слюну, готовая теперь поверить, во что угодно:

– Здорово. И большое спасибо.

– И вот что главное, – продолжает Вероника, обводя взглядом всех присутствующих. – Это прекрасный способ для продвижения вперед. Я думаю, нам надо всем взять равнение на Марту и поступить так же, как она. Говорить читателям только чистую правду. Рекламодателям это очень понравилось. Они это любят. Не надо стараться конкурировать с другими журналами на общих условиях. Давайте сами устанавливать правила. Читатель больше не хочет слушать басни. Он сыт ими по горло. И это, кстати, даже для здоровья вредно. Не говоря уже о сексе. И не улучшает их внешнего вида. И, чего уж там скромничать, нашего тоже.

Я не видела Веронику такой с того самого дня, когда она принимала меня на работу. Сейчас ее переполняет энергия и миссионерская честность. Ее острый нос, напоминающий профиль «Конкорда», гордо задран, в глазах пляшут черти, и она готова рисковать ради истины.

– Так или иначе, но мы снова вступили в бой. Так давайте не проиграем его. Теперь мы должны пропитать весь журнал, все материалы этим прямолинейным, пусть и немного жестким, духом, с которым Марта отнеслась к своей страничке. И тогда у нас получится блестящий, девчачий журнал, который полностью изменяет сам дух блестящих девчачьих журналов. Это же просто фантастика, верно?

Затем она вкратце излагает свой план работы и даже выдает каждому свои рекомендации, больше похожие на директивы. Покончив с этим, она подзывает меня к себе, и мы более подробно разрабатываем схему моего нового подхода к моей страничке. А это означает дополнительные деньги, дополнительную площадь и дополнительное время.

И тут она задает мне главный вопрос:

– Как к тебе все это пришло?

– Прости, не поняла.

– Ну, как ты додумалась до того, что читателю нужно рассказывать всю правду? – спрашивает она со всей серьезностью.

– Ну… я даже не знаю. Наверное, это все из-за того, что я сама недавно открыла для себя несколько истин. И пожалела о том, что не узнала их раньше. Поэтому я и подумала, что лучше рассказывать людям все, как оно есть, чем как они этого хотят.

Она улыбается и покачивает головой так, словно ей только что удалось расшифровать один из секретов вселенной. Мне кажется, сейчас она размышляет над тем, как все это мудро и грандиозно.

Но, несмотря на то, что меня распирает от гордости, я одновременно ощущаю какую-то внутреннюю пустоту. Я где-то уголком сознания понимаю, что никакой консультант-специалист по любовным отношениям, да и никто другой, если на то пошло, не может даже приблизиться к правде, когда дело касается посторонних людей. И тогда я осознаю: мне предстоит встретиться лицом к лицу с самой огромной ложью. И, мало того, я собираюсь при этом улыбнуться и честно пожать ей руку.

Поймите сами: мне ведь за это платят…

Глава 41

Алекс официально расстался с Дездемоной. Между ними все кончено.

Об этом он сообщил мне по телефону. Кроме того, он сказал, что она уже съехала с его квартиры, и он понятия не имеет куда. И даже если бы он знал адрес, ему было бы на это «абсолютно наплевать», как он выразился. И, как бы странно это ни звучало, по его тону можно было догадаться, что он действительно плевал на это.

Дата добавления: 2015-06-30