Утешительное (Возвращаясь из Армении, по случаю чьей-то смерти утешает кого-то, особенно огорченного сей смертью. (Писано в 372 г.))

К Нектариевой супруге (Одного содержания и времени с предыдущим)

Хотел было я умолчать пред твоим благонравием, рассуждая, что как воспаленному глазу причиняет боль и самое нежное пособие, так и душе, пораженной тяжелою скорбью, кажется несколько докучливым, слово, предлагаемое во время самой живой горести, хотя бы заключало оно в себе и много утешительного. Но когда пришло мне на мысль, что слово мое обращено будет к христианке, которая издавна обучена божественному и приготовлена ко всему человеческому, тогда не признал я справедливым не выполнить своей обязанности.

Знаю каково матерное сердоболие; и когда представляю себе особенно твое ко всем доброе и кроткое расположение, заключаю по этому, каково должно быть страдание твое в настоящих обстоятельствах. Лишилась ты сына, которого при жизни ублажали все матери, желая и себе подобных сыновей, а по смерти так оплакивали, как будто каждая предавала земле собственного своего сына. Смерть же была ударом для двух отечеств, и для нас и для Киликиян. С ним пал великий и знаменитый род, как бы отнятием опоры, приведенный в колебание. Какое зло возмог произвести своим приражением ты, лукавый демон? Как жалка, страна, принужденная потерпеть такое бедствие! Самое солнце, если бы в нем было какое чувство, ужаснулось бы, может быть, сего печального зрелища. Кто ж в состоянии выразить все то, что внушила бы сказать приведенная в смятение душа?

Но не без Промысла оставлены дела наши, как знаем из евангелия, что и воробей не падает без воли Отца нашего (Матф. 10, 29). А потому, если что случилось с нами, случилось по воле Сотворившего нас. А воле Божией «кто противитися может?» (Рим.9, 19) Перенесем постигшее нас; потому что, принимая это со скорбью, и случившегося не исправляем, и самих себя губим. Не будем жаловаться на праведный суд Божий. Мы невежды, чтобы подавать свое мнение о неизреченных судах Божиих.

Теперь Господь подвергает испытанию любовь твою к Нему. Теперь случай тебе за терпение сподобиться части мучеников. Матерь Маккавеев видела смерть семи сынов, и не жаловалась, не проливала малодушных слез, а благодарила Бога, что увидела, как огонь, железо и мучительные удары разрешили их от уз плоти; и признана за сие благоискусною пред Богом и приснопамятною у людей. Велико горе, и я в этом согласен; но велики и награды, какие Господь уготовал терпеливым.

Когда стала ты матерью, увидела сына, и возблагодарила Бога: тогда, без сомнения, знала, что ты смертная и родила смертного. Что ж странного, если смертный умер? Но нас огорчает безвременность! Неизвестно, не благовременно ли это; потому что не знаем, как избрать, что полезно душе, и как определить срок человеческой жизни. Обозри целый мир, в котором живешь; и рассуди, что все видимое смертно, что все подлежит тлению. Посмотри на небо, и оно некогда рушится; посмотри на солнце, и оно не устоит; все звезды, животные, живущие на суше и в воде, все украшение земли, самая земля, все тленно; не много еще времени, и всего этого не будет. Размышление о сем пусть будет тебе утешением в том, что случилось. Измеряй горе свое не в отдельности взятое; в таком случае оно покажется тебе несносным. Но сравни его со всем человеческим, и в этом найдешь для себя утешение в горести.

А сверх всего этого скажу сильное убеждение. Пощади супруга: будьте утешением друг другу; сокрушая себя горем, не делай для него несчастия еще более тяжким.

Вообще же не думаю, чтобы к утешению достаточно было слова, но рассуждаю, что в настоящем случае нужна молитва. Поэтому молю самого Господа, неизреченною силою Своею коснувшись сердца твоего, произвести в душе твоей свет благими помыслами, чтобы в себе самой иметь тебе источники утешения.

28. К Неокесарийской Церкви, утешительное (Утешает неокесарийцев, опечаленных смертью епископа, и советует чрезмерностью скорби не утрачивать того спокойствия, в какое приведены трудами покойного, а также оберегаться от волков и позаботиться об избрании себе пастыря, подобного тем, какие были у них доселе со вре­мен Григория. (Писано в 368 г.))

Случившееся у вас требовало личного моего присутствия, что­бы воздать честь блаженному вместе с вами, самыми близкими ему, чтобы самим зрением печального события принять участие в вашем сетовании о своем горе, чтобы сообщить вам нужные советы. Поелику же много препятствий к телесному сближению, то осталось только чрез письмо иметь с вами общение в настоя­щем деле.

Описания тех чудных качеств сего мужа, по которым, как заключаю, всего более несносна для нас потеря, не вместили бы в себе пределы письма; да и по другим причинам неблаговременно вести слово о множестве его доблестей, когда душа наша до такой степени подавлена скорбью. Ибо какое из свойств его признали бы мы достойным того, чтобы или изгладиться ему из нашей памяти, или нам умолчать о нем? Невозможно сказать всего вдруг и за один раз, а если говорить отчасти, то боюсь, чтобы не было в этом измены истине. Умер муж, который самым очевидным образом превосходил современников всеми в совокупности человеческими совершенствами, был опорой отечества, украшением Церквей, столпом и утверждением истины, твердыней веры во Христа, надежной защитой для своих, непреоборимым для сопротивных, стражем отеческих постановлений, врагом нововведения; показал нам, какой вид имела Церковь во времена давние, по древнему ее состоянию, как бы по священнолепной какой картине, образовав вид Церкви, им управляемой, так что жившие при нем представляли себя современниками тех, кото­рые, подобно светилам, озаряли Церковь за двести и более лет. Таким образом, ничего не привносил он — ни своего, ни новей­ших изобретений ума, но, по Моисееву благословению, из тайни­ков сердца своего — из этих добрых сокровищниц — умел изно­сить «ветхая ветхих, и ветхая от лица новых» (Лев. 26, 10). Потому и на Соборах, в кругу равночестных ему, не по возрасту удостаивался предпочтения, но был выше всех старейшинством мудрости, по общему признанию пользуясь первенством.

Какое же было приобретение жить под таким правлением, об этом никто не спросит, смотря на вас; потому что из извест­ных нам вы одни, или разделяя сие весьма с немногими, под его управлением вели неволненную жизнь среди такой бури и смя­тения в делах. Вас не касалось обуревание еретических ветров, которое души удобоизменчивые доводило до крушения и по­топления. И да не коснется оно вас когда-либо, о Владыка вся­ческих, на самое долгое время даровавший благодать безмятежия служителю Твоему Григорию, который первоначально водру­зил основание сей Церкви!

И вы не изменяйте сему в настоящее время неумеренностию своего плача, тем, что совершенно предадитесь скорби, не дайте людям коварным воспользоваться нужным временем. Но если непременно должно плакать (чего одного не утверждаю, иначе уподобимся в этом не имеющим упования), то, по крайней мере, подобно какому-то печальному лику, поставив над собою вождя, с ним, если угодно, как можно стройнее оплакивайте постигшее вас горе.

Но если сей муж и не достиг крайней старости, то, по времени начальствования у вас, не скудна была его жизнь. А он столько участия принимал в теле, сколько было нужно, чтобы показать душевную твердость в его страданиях. Но кто-нибудь из вас подумает, может быть, что время для изведавших это служит уве­личением сочувствия и приращением любви, а не поводом к пре­сыщению, и потому чем долее испытывали вы сие благодеяние, тем более чувствуете утрату; но и тень праведникова тела для благоговейных достойна всякого чествования. И хорошо, если бы многие из вас держались этой мысли! ибо и сам я не утверждаю, что надобно оставаться равнодушным, лишившись сего мужа, но советую перенести скорбь человечески. Ибо все, что могут ска­зать оплакивающие сию потерю, не укрылось и от меня. Молчит язык, с которого как бы реки лились вам в слух, а глубина сердца, никем доселе не постигнутая, сокрылась от людей, как тонкий призрак сновидения. Кто проницательнее его предусматривал будущее? Кто с таким твердым и непоколебимым душевным навыком способен был скорее молнии пробегать дела? О град, подвергавшийся многим уже бедствиям, но ни в одно из них не терпевший такой утраты в самих основаниях жизни! Отцвело теперь для тебя прекраснейшее украшение, смежила уста свои Церковь, унылы стали народные стечения, Священный Собор болезнует о своем председателе, таинственные учения ожидают себе истолкователя, дети ждут отца, старцы — сверстника, чиновные — чиноначальника, народ — покровителя, нуждающиеся в необхо­димом — кормителя; все призывают его самыми близкими к их положению именами, и каждый в собственном своем горе почер­пает свойственный себе и приличный предлог к плачу.

Но куда уносится слово мое от слезного удовольствия? Уже­ли не отрезвимся? не придем сами в себя? не обратим взоров к общему Владыке, Который в надлежащее время опять призывал к Себе каждого из святых, дозволив сперва, чтоб послужил он роду своему? Теперь кстати вспомнить вам слова того, кто, поучая в церкви, всегда внушал вам, говоря: «Блюдитеся от псов, блюдитеся от злых делателей» (Флп.3,2). Этих псов много. Что говорю — псов? «Волцы тяжцы» (Деян. 20, 29), под овчею наружностию скрывая коварство, повсюду во Вселенной расхищав Христово стадо. От них надобно вам оберегаться под начальством какого-нибудь бодрственного пастыря. И искать сего пас­тыря, очистив души свои от всякого соперничества и любоначалия,— ваше дело, а указать его предоставим Господу, Который непрерывно, с великого заступника Церкви вашей Григория до сего блаженного, прилагая и как бы приноравливая одного пас­тыря к другому, даровал Церкви вашей чудное украшение, по­добное какому-то венцу из драгоценных камней, почему не долж­но терять надежды и в рассуждении тех, которые будут впослед­ствии. Ибо «знает Господь сущия Своя» (ср.: 2 Тим. 2, 19) и изведет на среду, может быть, и не чаемых нами.

Давно желаю прекратить слово, но не позволяет сего болезнь сердца. Умоляю же вас восторгнуться душою к отцам, к правой вере, к сему блаженному, рассудить, что предстоящее дело для каждого из вас есть свое собственное, размыслить, что при том и другом окончании оного каждый сам первый вкусит плоды его, а потому, как случается со многими, попечения об общем благе не возлагать на ближнего, чтобы впоследствии, когда каждый воз-нерадит о делах сердцем своим, всем вам неприметным образом самим на себя, по нерадению, не навлечь своей беды.

Приимите сие со всем благодушием, или как сострадатель­ность соседа, или как обещание единомысленного и, что будет справедливее сказать, как покорного закону любви и избегающе­го опасности молчания; приимите с уверенностию, что в день Господень вы — похваление наше, как и мы — ваше, и что от пастыря, какой будет дан вам, зависит, что или теснее соединимся с вами союзом любви, или последует совершенное разделение, чего не дай Бог и чего не будет, по благодати Божией!

Мне самому не хотелось бы теперь выговаривать что-либо неприятное, но желаю довести до вашего сведения, что хотя и не нашли мы себе содейственником к умирению Церквей сего блаженного (Мусония) по некоторым, как сам он подтвердил нам, предубеж­дениям, однако же никогда не переставали мы быть с ним в единомыслии и всегда призывали его участвовать в борьбе с еретиками, в чем свидетельствуемся Богом и людьми, изведав­шими нас.

29. К Анкирской Церкви, утешительное (Выражает анкирцам скорбь свою о кончине епископа их Афанасия, ко­торого выхваляет за великие услуги его Церкви, и советует им не заво­дить новых раздоров при избрании другого епископа. (Писано в исходе 368 г.))

Долгое время приводил меня в молчание удар этой тяжкой вести о постигшем бедствии. Но как скоро освободился я не­сколько от своей немоты, какой страдал, подобно человеку, оглу­шенному сильным громом, по необходимости начинаю теперь опла­кивать постигшее нас и в сетовании своем посылаю к вам это письмо, не ради утешения (ибо найдется ли какое слово, способ­ное уврачевать такое несчастие?), но чтобы, сколько можно, вы­разить вам этими словами болезнь своего сердца.

Теперь нужен вам плач Иеремии или кого другого из бла­женных мужей, который трогательно оплакивал величие бедствия. Пал муж, который в подлинном смысле был столпом и утверж­дением Церкви; лучше же сказать, он удаляется от нас, восхищенный к блаженной жизни. Но немала опасность, что по отнятии этой опоры многие падут, а в некоторых сделается явной их гни­лость. Сомкнуты уста правдивого дерзновения, которые к сози­данию братства источали словеса благодати. Не стало советов ума, подлинно движимого Богом. О, сколько раз (обвиняю в этом самого себя) приходило мне на мысль вознегодовать на сего мужа что, всецело предавшись желанию «разрешитися и со Христом бытии» (Флп. 1, 23), не предпочел он пребыть ради нас во плоти! На кого теперь возложим попечение о Церквах? Кого приимем в участники скорбей? С кем разделим веселие? Подлинно тяж­кое и плачевное одиночество! В какой точности уподобились мы «неясыти пустынней» (Пс. 101, 7)!

Но совокупленные члены Церкви, его правлением, как бы душой какой, сочетанные в единое сочувствие и полное общение, и охраняются прочно союзом мира в духовном сочленении, и навсегда будут охраняемы, потому что, по дару Божию, твердыми и незыблемыми пребудут дела этой блаженной души, какие по­трудилась совершить она для Церквей Божиих. Впрочем, нема­лый потребен подвиг, чтобы какие-либо опять распри и раздоры, возродившиеся при избрании предстоятеля, не сокрушили вдруг всех трудов случайною ссорою.

58 (62). К Церкви Парнасской (Утешает Церковь сию, опечаленную смертью епископа; советует прило­жить старание о пользе Церкви, чтобы Господь дал ей угодного Себе пастыря. (Писано около 371 г.))

Следуя древнему обычаю, утвердившемуся продолжительностью времени, и являя вам плод Духа — любовь по Богу, посе­щаю ваше благоговение сим письмом, разделяя с вами скорбь о случившемся и заботу о делах, которые у вас под руками.

Касательно печального события скажу только, что время уже нам обратить внимание на заповеди Апостола и не скорбеть, «якоже и прочий не имущий упования» (1Фес.4,13), то есть не бесстрастными быть к случившемуся, но чувствовать потерю, толь­ко не падать под бременем скорби, ублажить же пастыря за его кончину как разрешившегося от жизни в старости маститой и упокоенного с великими почестями от Господа.

Касательно же прочего могу присоветовать вам, что надобно, отложив всякое уныние, прийти в себя и заняться необходимым попечением о Церкви, чтобы и Святый Бог возымел попечение о собственной Своей пастве и по воле Своей даровал вам пас­тыря, пастырствующего над вами разумно.

Кто посылает первое письмо, тому справедливо желать, чтобы содержание письма было радостное. Это согласовалось бы и с моим расположением, потому что всем, решившимся жить благо-честно, во все продолжение жизни желаю благоуспешности в добром. Но поелику распоряжающийся жизнью нашею Господь, по неизреченной Своей премудрости, без сомнения, к душевной нашей пользе определил совершиться тому, что жизнь твою сделало горестной, а меня, который соединен с тобою любовью по Богу, и о случившемся с тобою узнал от братий наших, привело в сострадание, то показалось мне необходимым по возможности предложить тебе утешение. Поэтому, если бы можно было дойти до места, где случается проживать твоему благородию, то преж­де всего сделал бы я это. Поелику же и телесная немощь, и мно­жество лежащих на мне дел, даже и то путешествие, которое уже мною совершается, обратили в великий вред для наших Церквей, то за лучшее признал я посетить твою степенность письмом, на­поминая тебе, что самые скорби, по воле посещающего нас ими Господа, приключаются рабам Божиим не напрасно, но для изведания на опыте истинной любви к сотворившему нас Богу. Ибо как борцов поднятые во время подвигов труды ведут к венцам, так и христиан испытание в искушениях ведет к совершенству, если Господни о нас распоряжения принимаем с надлежащим терпением и со всяким благодарением. Все управляется благостию Владыки. Что ни случается с нами, мы не должны прини­мать сего за огорчительное, хотя бы в настоящем и чувствитель­но трогало оно нашу немощь. Хотя не знаем законов, по кото­рым все, что ни бывает с нами, посылается нам от Владыки во благо, однако же должны мы быть уверены в том, что случивше­еся с нами, без сомнения, полезно или нам самим по причине на­грады за терпение, или душе, у нас похищенной, чтобы она, замед­лив далее в сей жизни, не заразилась пороком, водворившимся в сем мире. Ибо если бы надежды христиан ограничивались сею жизнию, то справедливо было бы признать прискорбным раннее разлучение с телом. Но если для живущих по Богу началом истинной жизни есть разрешение души от сих телесных уз, то для Чего нам печалиться, как не имеющим упования? Итак, послушайся моего совета и не падай под тяжестью горя, но покажи, что ты выше его и не поддаешься ему.

103 (107). К вдове Иулитте (Извещает Иулитту, которую один жестокий человек, обещавший помед­лить взысканием, принуждает к уплате, что писал о ее деле и к нему, и к Елладию, который близок к ипарху, но не осмелился писать к самому ипарху. (Писано в 372 г.))

Много поскорбел я, прочитав в письме твоего благородства, что тебя опять теснят те же нужды. Что же делать с людьми, которые выказывают в себе такой непостоянный нрав, говорят ныне то, а завтра другое и не стоят в собственных словах своих? Если этот человек после обещаний, данных при мне и при быв­шем ипархе, теперь, как ничего не говоривший, сокращает так срок, то видно, что он совершенно перестал меня стыдиться. Впрочем, я писал к нему, убеждая его и напоминая ему об обещаниях. Писал также и к Елладию, одному из близких к ипарху, чтобы чрез него узнал о твоем деле ипарх. Ибо не признал для себя приличным самому возыметь смелость пред таким судией, потому что не писал еще к нему даже и о собственных своих делах и побоялся на­влечь на себя его неодобрение, потому что великие люди, как сама знаешь, легко раздражаются подобными вещами. Но если это полезно сколько-нибудь, то достигнешь сего чрез Елладия. Он человек добрый, ко мне расположенный, боится Бога и имеет большую силу у градоначальника.

Святый силен избавить тебя от всякой скорби, если только с истинным и искренним сердцем возложишь на Него упование.

134 (139). К жителям Александрии (Изъявляет скорбь свою об открывшемся гонении от еретиков в Алек­сандрии и во всем Египте; поощряет жителей Александрии к терпению, и поелику болезнь препятствует самому посетить их, то с письмом сим по­сылает монаха Евгения для испрошения молитв их о себе и всей Церкви. (Писано в 373 г.))

Давно коснулся нас слух о происшедших в Александрии и прочем Египте гонениях и привел души в такое расположение, какое было естественно. Мы рассуждали сами с собою об ухищ­рении диавола в этой брани: поелику увидел он, что Церковь в гонениях от врагов умножается и более процветает, то переменил свое намерение и уже не въявь воюет, но ставит нам тайные за­сады, прикрывая злой умысел свой именем, какое все носят, что­бы страдали мы то же, что и отцы наши, но не казались страждущими за Христа, потому что и гонители имеют имя христиан. Рассуждая об этом, долгое время сидели мы, пораженные вестью о случившемся. И действительно, «пошумело во обоих ушесех» (ср.: 1Цар.3.11) наших, когда узнали мы о бесстыдной человеконенавистной ереси наших гонителей, которые не уважали ни воз­раста ни трудов правительственных, ни любви народной, но пре­давали мучению и поруганию тела, осуждали на изгнание, рас­хищали имущество, у кого могли найти, не боясь человеческого осуждения, не имея в виду страшного воздаяния от Праведного Судии. Это поразило нас и едва не лишило употребления рас­судка. А к этим рассуждениям присоединилась и та мысль: не совершенно ли оставил Господь Церкви Свои? Не последний ли это час? И не начинается ли этим отступление, чтобы открылся уже беззаконник, «сын погибели, противник и превозносяйся паче всякаго глаголемаго Бога или чтилища» (2Фес. 2, 3—4)?

Впрочем, временное ли это искушение, несите его, добрые Христовы подвижники, совершенному ли расстройству преда­ны дела, не будем унывать в настоящем, но станем ожидать от­кровения и явления великого Бога и Спаса нашего Иисуса Хрис­та. Ибо если вся тварь разорится и изменится образ мира сего, то удивительно ли и нам, составляющим часть твари, пострадать в общем страдании и быть преданными скорбям, какие по ме­ре сил наших посылает на нас Праведный Судия, не оставляя нас «искуситися паче, еже можем», но подавая «со искушением и избытие, яко возмощи понести» (ср.: 1Кор.10, 13)? Ожидают нас, братия, венцы мученические; готовы лики исповедни­ков простереть к вам руки и принять вас в число свое. Припом­ните древних святых: никто из них не сподобился венцов терпе­ния, роскошествуя и принимая ласкательства, но все, пережигаемые великими скорбями, показали опыты терпения. Одни «руганием и ранами искушения прияша», другие «претрени быша», иные же «убийством меча умроша» (ср.: Евр.11,36—37). Вот похвалы святых! Блажен, кто удостоился страданий за Христа, но блаженнее, кто воспреизбыточествовал страданиями, потому что «недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8, 18).

Поэтому если бы возможно было самому мне быть у вас, то ничего не предпочел бы свиданию с вами, чтобы увидеть и об­нять подвижников Христовых, приобщиться молитв и духовных в вас дарований. Но поелику тело у меня изнурено продолжи­тельною болезнию, так что не могу сойти с постели, и много у меня подстерегающих врагов, которые, как хищные волки, высматри­вают время, когда можно им расхитить овец Христовых, то дове­ден я необходимостию посетить вас письмом, прося прежде всего творить о мне прилежные моления, да удостоюсь по крайней мере оставшиеся дни и часы служить Господу по Евангелию Царствия, а потом прося также извинить мое отсутствие и это замедление письма. Ибо с трудом нашел я человека, который бы мог послу­жить моему желанию, разумею же сына нашего, монаха Евгения, с которым прошу вас помолиться о мне и о всей Церкви и отпи­сать мне о своих делах, чтобы, зная оные, быть мне благодушнее.

135 (140). К Антиохийской Церкви (По телесной немощи будучи не в состоянии посетить антиохиян, утеша­ет их в скорбях и побуждает к терпению; излагает никейское исповеда­ние веры, присовокупляя против духоборцев учение о Духе Святом, что естество Его не тварное и не рабское. (Писано в 373 г.))

«Кто даст ми криле яко голубине, и полещу» к вам «и почию» (ср.: Пс.54,7) желанием, какое имею свидеться с вашею любовью? Но теперь не только нет у меня крыльев, а и самое тело, издавна утружденное долговременным недугом, совершенно со­крушено ныне непрерывными скорбями. Ибо у кого такая ада­мантовая душа, кто в такой степени совершенно несострадателен и жесток, что, слыша повсюду обращаемые к нам стенания, как будто какой-то лик сетующих оглашает нас общим и единоглас­ным плачем, не пострадал бы в душе, не преклонился до земли и не истаял совершенно от таких безмерных попечений? Но Святый Бог силен избавить нас от затруднении и даровать некоторое отдохновение после долговременных трудов. Потому желаю, чтобы и вы имели то же утешение и, увеселяя себя надеждою утешения с терпением переносили болезненное чувство настоящих скорбей. Ибо несем ли мы наказания за грехи, то казней сих достаточно уже к отвращению от нас гнева Божия; призы­ваемся ли сими искушениями к подвигам благочестия, то правед­ный Законоположник не попустит нам «искуситися паче, еже можем понести» (ср.: 1Кор.10,13), но за подъятые труды воз­даст нам венец терпения и упования на Него. Посему да не из­неможем, вступив в подвиг благочестия, и заслуженного трудами да не погубим отчаянием. Ибо не один мужественный поступок и не кратковременный труд показывает твердость души, но Ис­пытующий сердца наши хочет, чтобы по долговременном и усиль­ном испытании оказались мы достойными венцов правды. Только да сохранится мысль наша неослабною, да соблюдется непоколе­бимым утверждение веры во Христа: и скоро приидет Помощ­ник наш, приидет и не умедлит. Ибо « ожидай печали на печаль, надежды к надежди, еще мало, еще мало» (ср.: Ис.28, 10). Так Дух Святый ободряет питомцев Своих обетованием будущего. Ибо надежда — после скорбей; но уповаемое невдалеке. Если бы кто наименовал целую жизнь человеческую, то и это, конечно, весьма малое протяжение в сравнении с тем нескончаемым ве­ком, который служит целию наших упований.

Веру же приемлем не иными вновь при нас уже написанную, не смеем и сами преподавать порождений своего ума, чтобы гла­голов благочестия не соделать человеческими, но чему научены от святых отцов, то и возвещаем вопрошающим нас. Итак, со времен отцов водворена в Церкви нашей вера, написанная святыми отцами, собравшимися в Никее. Хотя думаю, что она и у вас во устах, однако же, чтобы не быть осужденным в лености, не отказываюсь начертать в письме сем самые речения. Вот они.

«Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного, то есть от сущности Отчей, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого пришло в бытие все, что на небе и что на земле. Для нас, человеков, и для нашего спасения сошедшего, воплотившегося, вочеловечившегося, пострадавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, грядущего судить живых и мертвых. И в Духа Святаго. А кто говорит, что было, когда Сын не был, и прежде, нежели родился Он, не был, и произошел из не сущих, или кто утверждает, что Сын Божий от другой ипостаси или сущности, или изменяем, или переиначиваем, таковых Кафолическая и Апостольская Церковь предает проклятию». Сему веруем. По­елику же учение о Святом Духе отцами не определено, потому что тогда не появлялись еще духоборцы, то умолчали они, что надобно предавать проклятию утверждающих о Духе Святом, будто бы Он есть тварного и рабского естества. Ибо в Божест­венной и Блаженной Троице совершенно ничего нет тварного.

Дата добавления: 2015-06-30