Серия: Крест и Король – 4 3 страница

– Не ходи вверх! Нам надо спускаться!

Но Шеф не слушал.

По мере подъема ток воздуха усилился, и его обостренные чувства отметили еще одно обстоятельство: усилился шум. Шум, который доносился сквозь стену. Сквозь стену ли?

Нет. Взявшись за железные перила, Шеф понял, что различает проблеск – не света, а более бледной темноты. И слышимость теперь была очень хорошая. Крикливые голоса, удары веревки или ремня по чьей-то спине. Порядок постепенно восстанавливается. Да, здесь в самом деле есть отверстие в камне, меньше человеческой ладони, но все равно есть. Шеф приник к дыре.

Он почти ничего не увидел, лишь красное зарево на небе, а прямо перед собой – снующие ноги. Сперва босые ноги, а потом металлические наголенники на тяжелых кожаных сапогах. Кричали германцы, Шеф почти понимал их слова. Уголком глаза он заметил и опознал еще один предмет. На земле лежала кирка. Значит, рабочие императора докопались до тайника. Просто они не успели этого понять, огни в небе отвлекли их в самый последний момент.

Снизу подошел Ришье с зажженной свечой. Шеф протянул руку и погасил пламя своими мозолистыми пальцами кузнеца. Ришье начал было ворчать, но Шеф зажал ему рот ладонью, подтолкнул вперед и прошептал:

– Смотри. Видишь дыру? Видишь там кирку?

Вникнув в смысл увиденного, Ришье весь затрясся под рукой Шефа. Тот еще раз шепнул:

– Пошли вниз.

Несколько витков вниз по лестнице, и показались ребята с зажженными свечами, терпеливо ожидающие распоряжений.

– У нас очень мало времени, – произнес Шеф уже нормальным голосом. – Веди нас, и побыстрее.

Ришье взял свечу, торопливо начал спускаться по нескончаемой лестнице, ввинчивающейся в самое сердце горы. Отсчитав две сотни ступенек, они остановились, и Шеф понял, что наконец-то стоит на ровном полу. Перед ним была крепкая сводчатая дверь из усиленного железными полосами дуба. Ришье достал еще один ключ. Прежде чем вставить его, он повернулся назад к ребятам и что-то буркнул. Все они упали на колени, осенили себя странным зигзагообразным знаком своей секты.

– Это самое святое наше место, – пояснил Ришье. – Сюда не может входить никто, кроме perfecti.

Шеф пожал плечами:

– Лучше побыстрее войти и вынести оттуда все что надо.

Ришье глянул на внушительную фигуру человека, в свое время с легкостью его разоружившего, и раздраженно мотнул головой:

– Входи, ибо так нужно. Но помни, что это святыня.

Свирелька и остальные, по-видимому, не нуждались в подобных напоминаниях. Они попятились назад, пропуская в дверь Ришье и Шефа. Оглядевшись при свете свечей, Шеф понял причину их робости.

Внутри было царство смерти. Доносившийся на лестницу трупный запах чувствовался здесь гораздо сильнее. Однако Шефу доводилось сталкиваться и с худшим, много худшим – на английских полях сражений. По-видимому, сухой воздух все– таки предотвращал разложение. Прямо перед ними за круглым столом находились двенадцать человек, двенадцать трупов; некоторые уткнулись лицом в ладони, некоторые попадали на пол. Ришье снова начертал в воздухе зигзагообразный знак, и Шеф по детской привычке начал чертить крест, но вовремя спохватился и превратил крест в молот. Тор, или Тунор, – между мной и злом.

– Они предпочли смерть плену и пыткам, – сказал Ришье. – Они вместе приняли яд.

– Значит, от нас зависит, чтобы смерть их не оказалась напрасной, – ответил Шеф.

Ришье кивнул, собрался с духом и прошел по комнате, огибая трупы, к двери в дальней стене. Открыл замок, распахнул дверь.

– Здесь алтарь Грааля, – сказал он.

В этой комнате Ришье неожиданно стал двигаться с хозяйской уверенностью, как человек, который знает каждый закоулок и хочет подчеркнуть свое знание перед гостями. Со свечой в руке он обошел небольшое круглое помещение, одну за другой зажигая стоявшие у стен свечи в больших канделябрах. В золотых канделябрах, как сразу отметил Шеф. В упавшем от свечей свете стало видно еще больше золота на стенах и утвари этой часовенки, подобной христианской. Но на почетном месте здесь стоял не алтарь.

Это был гроб, каменный саркофаг, почти соприкасающийся с дальней стеной. А из него поднималась – невзрачная среди окружающей роскоши – самая обычная деревянная лесенка; в одну сторону у нее выступали три ступеньки, в другую две, края их были неровными, на бледной поверхности дерева кое-где еще оставалась кора.

– Это он, – сказал Ришье. – Грааль, на котором Господа нашего принесли с горы Calvary, с Голгофы. Восставшего из гроба, чтобы показать, что и нам будет дано воскресение.

– А мне показалось, Ансельм говорил, что Христос не воскресал. Что он умер, как обычный человек. Разве его тело не здесь?

– Его здесь нет. И нигде нет! Потому что мы воскресаем не так, как говорят об этом христиане во славу Церкви, матери зла. Мы воскресаем через отрешение от тела. Освобождая свой дух! «Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей?» Есть только один способ…

Стон суеверного ужаса раздался позади Шефа, это пастушки услышали сакральные слова, произнесенные Ришье на исковерканном арабском, который они и сами едва понимали. Ришье сердито оглянулся, осознал, что слишком разговорился при непосвященных, осознал также, что в священном месте, которое вот-вот будет осквернено, слова мало что значат.

– Не входи в лоно женщины! Не изливай семя! Перестань платить дань ему, Отцу, пославшему своего Сына на смерть, Князю мира сего, Богу, который на самом деле дьявол! Умри, не оставив детей, заложников у Врага.

«Неудивительно, что Свандис не была изнасилована, – подумал Шеф, посмотрев на исказившееся лицо со злобно сверкающим взором. – Хотя все это не ответ. Он заглянул в пустой гроб».

– Теперь скажи-ка мне. Что мы должны отсюда вынести? Кроме самого Грааля?

Ришье кивнул, собираясь с мыслями.

– Все это золото, разумеется, – он показал рукой на поблескивающий повсюду желтый металл. – Но важнее, гораздо важнее спасти книги.

– Книги?

– Наш Священный завет. Истинные Евангелия, написанные людьми, которые самолично разговаривали с Сыном Божьим. Когда Сын Божий стал мудрее, избавился от заблуждений своей юности.

«Интереснейшие, должно быть, книжки, – подумал Шеф. – Если это не подделки».

– Сколько они весят? – спросил он.

– Несколько фунтов, не больше. А еще… Еще мы должны унести Грааль.

Шеф с некоторым сомнением взглянул на поднимающуюся из гроба лесенку, подошел, чтобы потрогать ее. Позади него приглушенно зашипели от испуга и негодования, что неверующий коснется святой реликвии. Но ведь для этого они сюда и пришли. Именно поэтому послали неверующего. И вдобавок, верующий или неверующий, но он прошел испытание в perfecti, Ришье сам сказал об этом.

Высотой не больше семи футов, определил Шеф. Он осторожно поднял лесенку. Дерево старое, сухое, древностью в восемь с лишним столетий, если еретики не врут. Однако оно было предварительно хорошо просушено и никогда не хранилось на открытом воздухе. В Йорке, в старинных римских казармах, Шефу показывали лестницы и хоры, которые, как его уверяли, были построены еще во времена древних римлян. Нельзя было считать Грааль подделкой просто на том основании, что дерево так хорошо сохранилось. Несомненно, принципы еретиков запрещали им украшать реликвию золотом и самоцветами, как это сделали христиане с бесчисленными кусочками подлинного Креста Господня. Во всяком случае, лесенка была легкой, можно нести одной рукой. Неудобно только поднимать по винтовой лестнице. А что касается колючего кустарника снаружи…

– Ладно, – сказал Шеф, извлекая Грааль из гроба. – Ришье, бери свои книги, сделай сверток, их понесешь ты. Вы, парни, берите золотые подсвечники, тарелки, все золотые вещи, заворачивайте их в тряпки, разделите между собой, чтобы удобно было нести.

– В тряпки? – откликнулся Свирелька.

– Эти господа в соседней комнате не станут возражать, если вы возьмете у них одежду. Особенно для такой цели, – сказал Шеф, стараясь развеять атмосферу благоговейного ужаса. – Будь они живы, они сами велели бы вам сделать это. Их духи поддержат вас.

Мальчики неохотно повернулись и занялись своим скорбным делом. С лесенкой в руках Шеф прошел через обитель смерти и, остановившись на ступеньках, прислушался. В тишину подземелья по-прежнему доносились крики сверху. Плохой признак.

Шум сопровождал их в нелегком подъеме по винтовой лестнице, становясь все громче и явственно перекрывая их тяжелое дыхание. Шеф устало шагал впереди, утратив представление, как высоко они уже поднялись и где может находиться вращающийся на оси потайной камень. Грааль он нес в левой руке, чтобы не задевать за центральный столп винтовой лестницы. Каждый раз, когда реликвия стукалась о ступеньку или о стену, Ришье вздрагивал, иногда жалобно постанывал. Будь здесь посветлее, он бросился бы собирать каждый кусочек отваливающейся от лесенки коры.

Сзади зашипели. Шеф остановился, сообразив, что проскочил мимо нужного камня. Ришье, уже не заботясь о секретности, нащупал какой-то каменный выступ и потянул его на себя. В стене, казавшейся сплошной, проступила трещина, потайная каменная дверь снова могла свободно вращаться на своей оси. Шеф помялся, аккуратно прислонил наверху Грааль к стене и спустился на три ступеньки вниз. Когда Ришье толкнул верхнюю половину камня наружу, Шеф поднырнул под медленно поднимающуюся внутрь нижнюю половину и уставился в темноту.

Не совсем в темноту. Ночь по-прежнему пронзали сполохи света, но теперь это было красное зарево, а не разноцветье арабских огней. Видел ли кто-нибудь, как выдвинулся камень? Тревожных криков слышно не было, вокруг крепости царила полная тишина. Шеф разглядел кустарник, через который они пробрались сюда, разглядел горы вдали. Нигде уже не метались паникеры, не видно было и часовых, вообще не видно было никакого движения. «Там слишком светло», – сказал себе Шеф, хотя прямо перед ним простирались глубокие тени от крепостной стены и склонов ущелья.

Кожа его покрылась мурашками. Он нырнул назад, подставил плечи под камень и, поднатужившись, повернул его на место. В мерцающем свете единственной свечи, которую Шеф разрешил оставить, Ришье испуганно уставился на него.

– Слишком тихо, – коротко сказал Шеф. – Мне доводилось слышать такую тишину раньше. Это значит, что они караулят. Может быть, путь наружу тоже. Может быть, они знают, что мы внутри.

– Мы не можем оставаться здесь.

– Нет! Нет! – раздался голос, которого Шеф никогда раньше не слышал, голос одного из пастушков. Он верещал на местном диалекте, которого Шеф не понимал, однако в голосе слышались безошибочные нотки. Нервы у мальчика не выдержали переживаний: тайной вылазки в стан врага, благоговения перед святилищем, ужаса при раздевании мертвецов, холода мрачных стен. – Laissetz, laissetz me parti. – Паренек толкнул камень, снова открыл выход, хотя и не полностью, но достаточно, чтобы проскользнуть в него как ласка, даже не отвязав заплечный мешок с золотом. Шеф схватился за мальчишку, но в руке у него остался только оторвавшийся клочок рубашки. А сам пастушок исчез. Шеф чуть-чуть повернул камень и приник глазом к щели шириной не более полуфута.

Он не увидел ничего, услышал лишь легкий топот босых ног по камням. Потом и этот звук стих. Тишина, несомый ветром слабый запах гари. И тут, когда Шеф уже был почти готов подавить свои опасения и повести группу вперед, раздался тихий, но отчетливый треск, словно от сломавшейся палки, тоненький, тут же прервавшийся крик, звон, будто от далекого гонга. Звон металла о камень.

Шеф снова затворил камень, на этот раз с решимостью обреченного.

– Вы слышали, – сказал он. – Его поймали. Теперь они знают, что мы здесь.

– Мы в ловушке, – задохнулся от ужаса Ришье. – Вместе с Граалем, ради спасения которого умерли наши старейшины.

– Эта винтовая лестница ведет не только вниз, но и вверх, – заметил Шеф.

– Мы не сможем разобрать стену изнутри, нас услышат.

– Но наверху должна быть еще одна потайная дверь, такая же, как эта, только ведущая внутрь крепости.

Ришье проглотил слюну.

– Она находится под башней. Под сгоревшей башней, где умер Маркабру.

– Значит, мы вылезем среди кучи обломков, это хорошо.

– Башня стояла во дворе напротив главных ворот. Не думаю, что отсюда есть какой-то другой выход. В крепостном дворе полно людей императора, его превратили в госпиталь для раненных в боях и пострадавших во время разборки стен. Мы не сможем просто так пройти по двору. Тем более с Граалем на плече! Хотя… ребята могут сойти за рабочих или их помощников, и я тоже, но вот ты…

Слишком высокий, хотел он сказать, похож на германца, только без оружия. И слишком приметный.

– Покажи мне, где кончается лестница, – сказал Шеф, в голове у которого уже созрел план. – Это не может быть далеко от того места, где кирками пробили дыру.

Бруно, милостью Божьей император Римской империи, а по своему собственному разумению – заместитель Бога на Земле, стоял в главных воротах крепости Пигпуньент и наблюдал за ведущимися во дворе работами. Куда бы ни упал его взгляд, там люди начинали стараться изо всех сил. Это не доставляло ему особого удовольствия. Так и должно быть. Хотя лицо императора оставалось бесстрастным, его переполняло такое неистовство, что он с трудом владел собой. Дважды во время своей бешеной скачки от места падения летающей машины обратно в крепость он с такой силой непроизвольно сжимал поводья, что жеребец вставал на дыбы, едва не скидывая седока. Зато он вернулся вовремя. В этом он был уверен. Как и в другом – все представление с огнями в небе было именно тем, о чем догадался его тщедушный дьякон: отвлекающим маневром. Несомненное свидетельство, что искомая реликвия находится где-то поблизости. Если бы он только мог взять ее! Сжимая в руке снабженное новым древком Копье, с которым никогда не расставался, Бруно позволил себе то, что делал лишь в моменты сильнейших переживаний: прижался щекой к наконечнику, пролившему кровь Сына Господня, чтобы ощутить исходящие от металла силу и уверенность, по праву предназначенные для императора.

Во дворе царила суматоха, как на последней несжатой полоске поля, где загнанные в ловушку крысы мечутся, пытаясь избежать приближающихся к ним серпов и дубинок. Но так могло показаться только постороннему глазу. Император же видел порядок в кажущемся беспорядке. Люди, которые днем и ночью работали над разорением этого гнезда еретиков, снова были пригнаны на работу со своими кирками и тачками, крепили блоки и канаты огромного подъемного механизма, с помощью которого вывороченные камни скидывали в пропасть. В углу двора их начальник, позволивший людям бросить работу, когда появились огни в небе, вопил, лежа на козлах из скрещенных копий, а два сержанта Ордена методично отсчитывали назначенные императором две сотни ударов плетью. Его бывший заместитель, ныне повышенный в должности, побледнев от страха, стоял в центре двора и выкрикивал распоряжения.

Проблему создавал лазарет. Исполненный заботы о благополучии тех, кто служил ему преданно, Бруно распорядился отвести на центральном дворе место для коек полевого лазарета, в который непрерывно поступал тоненький поток раненных в стычках с местными жителями и более интенсивный поток тех, у кого нога попала под камень или рука запуталась в переплетении канатов. Только в самой крепости в изобилии имелась чистая вода – в колодце, уходящем глубоко в скалу. Именно в питьевой воде пострадавшие нуждались больше всего. Теперь, однако, из-за пожара и паники ручеек раненых превратился в целый водопад. Люди, обгоревшие в пожаре, с переломами из-за падений, идиоты, которые поранились собственным оружием. Надо отменить приказ, по которому всех пострадавших отправляют в крепость, решил Бруно. Пусть подождут на прилегающей равнине до утра. Они уже начали мешать рабочим. Вон в том углу группа людей с носилками идет совершенно не в ту сторону. Бруно открыл было рот, чтобы окликнуть их, потом передумал, угрюмо велел Тассо заняться этими придурками, а сам повернулся к подоспевшему Агилульфу и прорычал ему распоряжение – всех пострадавших, кто еще не нашел себе койку, убрать и больше никого не пускать.

Вернувшись к наблюдению за двором, Бруно увидел группу людей, проталкивающихся через ворота. Люди в ней отличались выражением, написанным на их лицах. Это был не страх, а ликование и торжество. Едва они вошли, как в воротах показался верный Эркенберт, он шел пешком, оставив мула у подошвы горы.

– Что вы там нашли? – спросил Бруно.

– Крысу, – ответил их вожак, один из братьев Ордена. Глаза его поблескивали в красном зареве. Вольфрам, узнал Бруно, добрый воин из святого Эхтернаха. – Она выбежала из крепости и попала прямо в руки Дитриху.

– Из крепости? Но ваш пост с западной стороны, там нет ворот.

– Нет ворот, о которых мы знаем, herra. Но этот мальчишка как мышонок выбежал к западному ущелью. Он не спускался по стене, мы бы его заметили. Он мчался сломя голову, только пятки сверкали.

– Я подцепил его древком копья, – добавил грузный Дитрих. – Он сломал ногу и пытался завизжать, но я зажал ему рот. Он не смог предупредить тех, кто все еще внутри.

– И взгляни-ка сюда, herra, – продолжал сержант Вольфрам с сияющим от удовольствия и предвкушения лицом. – Взгляни, что крысеныш нес в свою норку.

Он развернул узелок у ног императора. Из него высыпались кубки, тарелки и массивный подсвечник. Золото заблестело в свете догорающего на равнине пожара.

Бруно нагнулся, поднял одно из блюд, ощутил его несомненную тяжесть. На нем что-то выгравировано. Трудно прочитать. Не буква ли «N», написанная плохим почерком?

– Что ты можешь из этого заключить? – спросил Бруно, передавая блюдо Эркенберту.

– Немногое, – ответил дьякон. – Но это не из имущества какого-нибудь сельского барона. Больше похоже на блюдо для облаток в соборе у Римского папы. Боюсь, нам придется спросить у мальчика.

Взгляды обратились на пленника. Совсем юный, с искаженным от боли лицом, одна нога поджата, чтобы не касаться ею земли. Смуглый, в плохой одежде. Из местных. После зрелища разбитого змея и его мертвого летуна Бруно наполовину ожидал увидеть еще одного проклятого англичанина.

– Пытались допросить его?

Вольфрам кивнул:

– Мы его не понимаем. Он нас тоже.

– Я найду переводчика, – сказал Эркенберт. – А потом мы сделаем то, что необходимо. Уведите его за ворота.

– Еще одно, – сказал Бруно. – Я знаю, что ты не будешь слишком добрым. И ни перед чем не остановишься ради того, что я должен от него узнать. Но вот мой совет. Никогда не начинай с легкой пытки, которую потом будешь усиливать. Мужество приходит во время сопротивления. С самого начала сделай ему очень больно, больнее, чем он сможет выдержать. Потом предложи ему, как от этого избавиться.

– Как только я найду местного священника для перевода, – обещал Эркенберт.

Пойманный мальчишка вертел головой из стороны в сторону. Он уже увидел то, что ему было нужно. А что же ему делать теперь? Должен ли он умереть как Маркабру и его воины? Он не знал.

На сотню ярдов ниже, в толпе изгнанных инвалидов и санитаров, Свирелька и его помощники боролись со своей нелегкой ношей – с Граалем, к срединному шесту которого был крепко привязан Шеф; он раскинулся на выступающих в стороны ступеньках, за которые держались носильщики, а его легко опознаваемое лицо с одним глазом было прикрыто тряпкой, словно у обгоревшего или умершего человека. Ришье семенил позади них, посерев от страха, но крепко сжимая в руках сверток со своими драгоценными книгами. Ему довелось пройти в двадцати футах от земного воплощения дьявола, от самого императора. Слава Богу, истинному Богу, чья власть над Землей была узурпирована лживым дьяволом христиан, что все внимание Бруно отвлек несчастный Маури. Что теперь будет с Маури… увы, это еще раз продемонстрирует силу Князя мира сего, которому даже истинный Бог не всегда может противостоять в своем незаконно отнятом царстве.

Когда они устремились вниз по склону горы, их подстегнул раздавшийся сзади отчаянный крик. Пастушки смогли узнать этот голос, даже искаженный болью.

Глава 4

– Так мы потеряли Маури, – закончил Ришье. Горестный крик вырвался у одной из женщин в собравшейся толпе поселян – должно быть, у матери мальчика. Ансельм не произнес ни слова, по-прежнему неуверенно посматривал на самую драгоценную реликвию их секты, стоявшую открытой для взглядов непосвященных и язычников. «По-видимому, он наконец-то стал осознавать, что после выноса Грааля из крепости его проблемы только начинаются», – мрачно подумал Шеф. Он потихоньку отошел в сторону, испытывая знакомую боль в мускулах ног после езды на лошади, которую ему удалось украсть.

– Кого вы потеряли? – спросил Шеф, глядя на Квикку, стоявшего во главе отряда людей Пути. – Мы видели, как кто-то упал.

– Мы потеряли двоих. Толман жив, но расшибся.

– Двоих? Мы видели только одного падающего.

– Это был Убба, – вмешался Стеффи. – Мы не знаем, что с ним произошло, но, прежде чем Толман выпил отвар мака, чтобы уснуть, он успел рассказать, что было очень трудно поджигать и кидать факелы, ничего не задев, ведь змей все время раскачивался и все такое. Видно, Убба поджег сам себя. После этого у него не было шансов.

– А тот, другой, как его звали? Хелми? Сирота Хелми, невысокий бледный мальчик.

– Он возвращался вполне благополучно, но летел слишком быстро. Он врезался в скалы ниже нашей площадки. Змей рассыпался, и Хелми упал с высоты футов двести. Мы не смогли найти тело.

На Шефа начала наваливаться депрессия вместе с усталостью и запоздалым потрясением от всех страхов, которые он слишком долго подавлял в себе. Он пришел, чтобы спасти Свандис, и он ее спас – но от чего? Эти люди и не собирались ее убивать. Если бы он не пришел за ней, они бы ее просто отпустили. Спасая одну, он убил двоих. Это только из своих людей. Что же до градуаля, или Грааля, или как там его величают, может быть, Маури и умер за него с радостью, но вряд ли эту жертву оправдывала старая деревянная лесенка, которую он все еще держал в руках. Шеф равнодушно перебросил ее Ансельму, тот машинально поймал ее, а потом выпятился, словно держал в руках гадюку. Его пытались также подкупить с помощью секрета греческого огня, но что он в конце концов узнал? Что от селитры огонь горит ярче и что пламя можно окрашивать в разные цвета. Это не имеет с греческим огнем ничего общего.

– Толман не так уж плох, – начал Квикка, увидев выражение его лица. – Просто он приземлился немножечко слишком жестко, закувыркался по камням. Мы его усыпили маком, пусть выздоравливает. – Квикка помялся. – Но все-таки он летал, государь. Даже над сушей и вдобавок ночью. Без всяких дурацких перьев и прочего.

Шеф кивнул. Это было как-никак достижение.

– Что мы теперь будем делать? – продолжал Квикка.

– Сейчас скажу. – Шеф оглядел кольцо слушателей, людей Пути и еретиков, смешавшихся на крошечной главной площади горного селения.

– Во-первых, Ансельм. Император просто обязан будет выяснить, откуда пришел Маури и кто он такой. А также что унесли мы. Можешь быть уверен, что скоро вся армия уйдет из Пигпуньента и двинется вслед за вами.

– Мы высоко в горах, а они не знают тайных троп…

Шеф прервал его:

– Ты не знаешь императора. Какие у вас есть самые безопасные убежища, спрячьте там всех. Вы лишитесь вашего скота и ваших домов. – Он пнул один из валявшихся прямо на земле золотых свертков. – На вашем месте я бы использовал это золото для восстановления хозяйства после того, как Бруно уйдет.

Ансельм нерешительно кивнул:

– Пещеры, пещеры летучих мышей. Мы можем спрятаться в них…

– Начните не откладывая. – Шеф показал на деревянную лесенку. – Возьмите это. За ваш Грааль уплачено тремя человеческими жизнями. Надеюсь, для вас эта цена не слишком высока. – Шеф повернулся в другую сторону и заговорил другим тоном: – Что касается нас, Квикка, ты помнишь, как Бранд сказал, что мы спустимся с гор быстрее, чем поднимались? Собери наш обоз, загрузи мулов, не забудь взять Толмана, и возвратимся к нашим кораблям как можно скорее. Конница императора уже в пути, и я хочу опередить ее.

– А когда вернемся на корабли?

– Сразу в путь, как только Хагбарт сможет поднять паруса.

Когда Ансельм и Квикка начали отдавать распоряжения, толпа потихоньку рассосалась. Шеф отошел в сторонку, устало присел на край деревенского колодца, потянулся за ковшом, который бросил на землю всего два дня назад. Через несколько мгновений он обнаружил рядом с собой Свандис, ее порванное белое платье было уже аккуратно зашито.

– Итак, – произнесла она, – что же бог еретиков дал тебе взамен жизни этих мальчишек? Деревянную лесенку? Или ты со старым дураком пожертвовали ими вообще напрасно?

Шеф вяло удивился, почему люди считают, что они могут чем-то помочь, задавая подобные вопросы. Как будто бы он сам не задумывался над ними. Ведь если богов вообще не существовало, как неустанно твердила Свандис, что ж, тогда действительно все было напрасно. Закончив свои распоряжения, к ним приблизился Ансельм. Он преклонил колена перед молодым королем:

– Ты спас нашу реликвию, и мы должны возблагодарить тебя.

– Я спас ее, потому что вы похитили Свандис. Думаю, вы все еще остались мне должны кое-что.

Ансельм помялся:

– Золото?

Шеф покачал головой:

– Знания.

– Мы рассказали тебе все, что знаем про огонь.

– Кроме золота и Грааля, мы вынесли из крепости книги. Истинные Евангелия, как назвал их Ришье. Почему вы не поведаете о них миру, как христиане поступают со своими Евангелиями?

– Мы верим, что знания – только для мудрых.

– Что ж, может быть, я достаточно мудр. Дайте мне одну из ваших книг. Иудеи, христиане и мусульмане, они все смеются над нами, людьми Пути, и говорят, что мы не люди Книги. Так что дайте мне одну из ваших книг, книгу с подлинным вероучением Иисуса. Возможно, после этого к нам станут относиться серьезней.

«Книги только для посвященных, – подумал Ансельм. – Учение нужно не просто прочитать, его нужно объяснить так, чтобы даже невежды не смогли понять его превратно. У нас только три экземпляра, и наш закон запрещает сделать больше. У варварского короля здесь тридцать человек, вооруженных непонятным оружием. Он, если захочет, сможет забрать все книги и Грааль вместе с ними. Из-за нас умерли его мальчишки. Лучше его не злить».

– Я дам тебе одну книгу, – неохотно сказал Ансельм. – Но сможешь ли ты прочитать ее?

– Если я не смогу, прочтет Соломон. Или Скальдфинн. – И Шеф вспомнил английскую пословицу: – Истина сама себя покажет.

«Что есть истина?» – подумал Ансельм, вспомнив слова Пилата в христианском Евангелии. Но не осмелился ничего сказать.

– Итак, мы упустили прокля… священную реликвию, когда она была у нас под самым носом, – прорычал император. Он провел неспокойную ночь, спать мешали не столько крики, доносившиеся из палатки, где делал свое дело Эркенберт, сколько его собственные мысли. А после ночи все утро поступали сообщения о всяческих неприятностях и дезертирстве, его войска из-за страха и переполоха рассеялись по округе.

– Да, – ответил черный дьякон. Он не боялся гнева императора. Он знал, что даже в самом дурном настроении Бруно сохраняет способность судить по справедливости. За это люди императора и любили его.

– Ладно. Скажи мне самое худшее.

– Эта штука, Святой Грааль, как называл ее мальчишка, была здесь, глубоко под землей. Мы уже почти нашли ее. Твой соперник, Единый Король, тоже побывал здесь. Мальчишка описал его безошибочно. Огни в небе – они, как я и сказал, были всего лишь отвлекающим маневром.

Император кивнул:

– Я не забыл своего обещания, и место во главе бывшей епархии Вульфира все еще вакантно. Дальше.

– Маневр удался. Пока дозорные занимались паникующими франками, враги проникли в крепость по какому-то тайному ходу. Добрались до святынь своего еретического вероучения, в том числе до Грааля, – а это, как ты и думал, лесенка. Мальчишка не знает, почему она священна.

– Как они выбрались оттуда?

– Мальчишки, конечно, уже не было с ними. Он ударился в панику, и его схватили бдительные часовые.

Император снова кивнул, решив про себя не наказывать, как собирался, Вольфрама и его людей. Успех отвлекающего маневра не был их виной, они ведь даже не реагировали на него, по крайней мере, не больше, чем сам император. И позже они оказались достаточно бдительны.

– Он не смог сказать, как выбрались остальные. Но было одно обстоятельство, которое он пытался скрыть от нас. Это выяснилось под конец. – Тут Эркенберт замялся. Может, император и справедлив, но здесь речь шла все-таки об унижении. – Под конец мальчишка решил рассказать все, поскольку понял, что его признания уже не имеют значения. Его друзья уже выбрались из крепости. Он видел, как они прошли мимо нас.

Император сощурился и выпрямился на походном табурете:

– Он не мог пройти мимо меня. Ни один одноглазый не пройдет мимо меня, чтобы я не посмотрел на него очень пристально.

Эркенберт потупился:

– Его привязали к лесенке, и она выглядела как носилки. Ты сам приказал Тассо вытолкать их за ворота.

Последовало долгое молчание. Наконец Эркенберт поднял взгляд. Не замыслил ли император одно из своих жестоких самонаказаний? Он смотрел на кончик своего меча.

– Я его держал у самого горла этого человека, – бормотал Бруно. – Он, как девственница, был уже в моей власти. Мне оставалось только воткнуть меч. И я этого не сделал. Я говорю тебе, Эркенберт, мое доброе сердце меня погубит, так всегда вздыхала моя матушка. – Он усмехнулся. – Значит, они прошли мимо нас. И, разумеется, убежали в горы. Нам придется их преследовать. И, разумеется, вся проклятая конница разбежалась, или дезертировала, или отправилась поить своих проклятых лошадей, или что там еще. Но я своего добьюсь. Ладно, Эркенберт, найди мне проводника из местных.

Дата добавления: 2015-07-02