Без семьи 5 страница

Во время моего рассказа Артур играл с собаками, но он все слышал.

- Вы, должно быть, страшно голодны! - воскликнул он.

Услыхав его слова, собаки принялись лаять, а Душка начал яростно тереть живот.

- Мама!.. - сказал Артур.

Мать поняла его просьбу. Она произнесла несколько фраз на непонятном мне языке, и женщина, которая смотрела на нас в полуоткрытую дверь, тотчас же принесла маленький накрытый столик.

- Садись, дитя мое, - обратилась ко мне молодая дама.

Я не заставил себя просить дважды, положил арфу и живо сел за стол. Собаки уселись вокруг меня, а Душка вскарабкался ко мне на колени.

- А твои собачки едят хлеб? - спросил меня Артур.

Едят ли они хлеб? Я дал каждой из них по кусочку, и они с жадностью проглотили его.

- А обезьянка!

Но Душка уже сам о себе позаботился. В то время как я кормил собак, он схватил кусок пирога, которым и давился теперь под столом. Я тоже взял ломоть хлеба и если не давился им, как Душка, то ел его с неменьшей жадностью.

Артур молча смотрел на нас во все глаза, пораженный нашим аппетитом.

- А где бы вы сегодня обедали, если бы не встретились с нами? - спросил Артур.

- Вероятно, мы не обедали бы вовсе.

- А завтра где вы будете обедать?

- Возможно, нам удастся завтра что-нибудь заработать.

Артур прекратил вопросы и повернулся к матери. Между ними начался длинный разговор на том же непонятном мне языке.

Казалось, он просил ее о чем-то, на что она не хотела согласиться или против чего имела какие-то возражения. Вдруг Артур снова повернул ко мне голову.

- Хочешь остаться у нас? - спросил он.

Я молча смотрел на него. Такого вопроса я не ожидал.

- Мой сын спрашивает, хочешь ли ты остаться здесь?

- На барже?

- Да. Артур болен, врачи велели ему лежать неподвижно на доске. Для того чтобы он не скучал, я устроила ему эту поездку. Оставайся с нами. Собаки и обезьянка будут давать представления, а ты будешь играть нам на арфе. Мальчику твоих лет не так-то легко заработать деньги.

Я быстро сообразил, каким спасением было для меня это неожиданное приглашение, и, взяв руку молодой женщины, с благодарностью поцеловал ее.

Она, видимо, была этим тронута и нежно погладила меня по голове.

- Бедняжка! - прошептала она.

Так как меня просиди играть на арфе, то мне казалось, что я должен немедленно выполнить их желание. Я взял инструмент, сел на носу баржи и заиграл.

В это время молодая женщина поднесла к губам маленький серебряный свисток. Раздался резкий свист. Я тотчас же перестал играть, не понимая, в чем дело.

Артур, замечавший все, что делалось вокруг, понял причину моего беспокойства.

- Мама свистела для того, чтобы дать знать рулевому, - объяснил он мне.

И в самом деле. баржа отошла от берега и тихо поплыла по каналу. Вода плескалась о корму, а деревья по обоим берегам реки бежали мимо, освещенные косыми лучами заходящего солнца.

- Сыграй еще что-нибудь, - попросил Артур. Кивком головы он подозвал к себе мать и все время держал ее за руку, пока я играл различные вещицы, которым обучил меня Виталис.

ГЛАВА XI. МОЙ ПЕРВЫЙ ДРУГ.

Госпожа Миллиган, мать Артура, была англичанка. Сначала я думал, что Артур был ее единственным сыном, но позднее узнал, что у нее был еще старший сын, который пропал несколько лет назад при весьма загадочных обстоятельствах.

В то время муж госпожи Миллиган был при смерти, а сама она, тяжело больная, лежала без сознания. Потому розыски ребенка взял на себя брат ее мужа - Джеймс Миллиган. Выбор этот был неудачен, так как Джеймс Миллиган вовсе не был заинтересован в том, чтобы пропавший ребенок нашелся. По английским законам, Джеймс Миллиган наследовал титул и состояние брата в том случае, если тот умирал бездетным. Однако Джеймсу Миллигану не удалось получить ожидаемое наследство, так как вскоре у госпожи Миллиган родился второй сын - Артур. Правда, этот ребенок был таким слабым, что врачи считали его недолговечным. Он мог умереть в любой момент. и тогда Джеймс Миллиган стал бы наследником состояния своего старшего брата. Джеймс Миллиган был уверен, что рано или поздно его надежды сбудутся, надо только терпеливо ждать. И он выжидал.

Однако предсказания врачей не оправдались: заботы и уход матери спасли жизнь Артуру. Хотя мальчик постоянно болел и врачи неоднократно приговаривали его к смерти, он каждый раз выздоравливал.

В последнее время у Артура развилась новая тяжелая болезнь - туберкулез бедра. Врачи предписали ему лежать неподвижно. Тогда госпожа Миллиган купила в Бордо маленькую баржу и превратила ее в плавучий домик. Благодаря этому Артур мог постоянно лежать на свежем воздухе, и только в плохую погоду его переносили внутрь, в комнату.

Месяц тому назад мать и сын выехали из Бордо и, проплыв вверх по Гаронне, попали в Южный канал. Отсюда, проехав целый ряд прудов и каналов, они могли попасть в Сену, доехать по ней до Руана. а там пересесть на пароход и вернуться в Англию.

В первый день моего пребывания на барже, которая называлась "Лебедь", я познакомился только с каютой, где меня поместили. Эта крохотная комнатка имела два метра в длину и около метра в ширину, но в ней помещалось все необходимое. Меблировка каюты состояла только из одного комода, но что это был за чудесный комод! Верхняя доска комода поднималась, и под ней находилась постель с матрацем, подушкой и одеялом. Конечно, эта постель была неширокой, но вполне достаточной для того, чтобы на ней можно было удобно спать. Под постелью помещался ящик, разделенный на несколько отделений, куда можно было складывать одежду и белье. У изголовья постели была приделана откидная доска, которая служила с голом. У ног откидывалась вторая доска, для сиденья. Маленькое круглое оконце давало достаточно света и воздуха.

Когда я разделся и лег в постель, я сразу заснул как убитый. Насколько эта койка была мягче тех сосновых игл, на которых я спал накануне! Тишина ночи уже не пугала меня, а звезды, смотревшие в окно, вселяли в меня бодрость и надежду.

Но как ни сладко спалось мне на новом месте, я все же проснулся на рассвете, так как беспокоился о своих питомцах. Я нашел их всех на палубе, где устроил накануне вечером. Они спали так безмятежно, словно жили здесь уже много месяцев. При моем появлении собаки проснулись и радостно бросились мне навстречу. Только Душка, хотя у него и был полуоткрыт один глаз, не двинулся с места, а. наоборот, принялся громко храпеть. Я сразу догадался. в чем дело: синьор Душка сердился на меня за то, что я не взял его с собой в каюту.

Рулевой, которого я видел накануне, тоже уже встал и чистил палубу. По моей просьбе он спустил мостки, и я мог сойти со своей труппой на берег.

В играх с собаками и Душкой, в беготне, прыжках через канавы и лазанье по деревьям время прошло незаметно. Когда мы вернулись к "Лебедю", лошади были уже запряжены и ждали только сигнала, чтобы пуститься в путь.

Я поспешил взойти на палубу. Через несколько минут якорь был поднят, матрос встал у руля, погонщик уселся верхом на лошадь, заскрипел блок у каната, и мы двинулись.

Какое наслаждение плыть по реке! Наша баржа плавно и легко скользила по воде. Лесистые берега тихо проплывали мимо, и ничего не было слышно, кроме журчанья воды да звона бубенчиков на шее у лошадей.

Стоя на палубе, я смотрел на высокие тополя и на их листья, трепетавшие в спокойном утреннем воздухе. Длинной вереницей тянулись они вдоль берега, образуя как бы густой зеленый занавес, который, не пропуская ярких лучей солнца, разливал сквозь листву нежный и мягкий свет. В некоторых местах вода казалась совсем черной, как будто за ней скрывалась бездонная глубина, в других, наоборот, совершенно прозрачной, и сквозь нее можно было видеть блестящие камешки и бархатистые водяные травы.

Я был всецело занят моими наблюдениями, как вдруг услышал, что меня зовут. Я живо обернулся. Это крикнул Артур, которого вынесли на палубу. С ним была его мать.

- Как ты спал? - спросил он меня. - Лучше, чем в поле?

Я подошел к нему и вежливо ответил, обращаясь одновременно и к матери и к сыну.

- Где собаки? - продолжал он.

Я позвал собак и Душку. Они подошли поздороваться, а Душка начал гримасничать, как проделывал это всегда перед нашими представлениями.

Но о представлении в это утро не было и речи. Госпожа Миллиган уложила сына в тени и сама уселась с ним рядом.

- Пожалуйста, уведи собак и обезьяну, - обратилась она ко мне, - мы будем сейчас заниматься.

Я немедленно ушел со своей труппой в самый дальний угол.

Чем мог заниматься этот бедный маленький больной? Я видел, что мать велела ему повторить урок, а сама следила за ним по книге. Лежа на доске, Артур отвечал - вернее, пробовал отвечать, так как он все время запинался, ошибался и не мог связно произнести и трех слов. Мать терпеливо, но настойчиво поправляла его,

- Ты опять не знаешь басни, - сказала она.

- О мама! - с огорчением произнес Артур.

- Почему ты ее не выучил?

- Не мог.

- Почему?

- Не знаю... потому что не мог... потому что я болен.

- Голова у тебя не болит. И я никогда не позволю тебе под предлогом болезни расти неучем. Почему ты так огорчаешь меня?

Мне казалось, что госпожа Миллиган была слишком строга, а между тем она говорила ровным и нежным голосом.

- Мама, я не могу! Уверяю тебя, не могу! - И Артур заплакал.

Его слезы не поколебали госпожу Миллиган, хотя она казалась взволнованной и огорченной.

- Я хотела разрешить тебе сегодня утром поиграть с Реми и его собаками, продолжала она, - но теперь ты не будешь играть с ними до тех пор, пока не ответишь мне без ошибки всю басню.

Сказав это, она отдала книгу Артуру и ушла в свою каюту.

Оставшись один, Артур принялся повторять урок: я видел. как шевелились его губы.

Было очевидно, что он старался и работал усердно. Но это прилежание длилось недолго. Очень скоро он начал смотреть поверх книги, и его глаза, блуждающие по сторонам, встретились с моими.

Я сделал ему знак приняться за урок.

Он кротко улыбнулся, как бы благодаря меня за совет, и уставился в книгу. Но скоро снова начал смотреть по сторонам.

- Я очень хочу выучить басню и никак не могу, - обратился он ко мне. Я подошел к нему.

- Но она совсем не трудная, - заметил я.

- Напротив, очень трудная.

- Хочешь, я прочту ее наизусть? - предложил я. Он взял книгу, а я стал читать басню. Ему пришлось поправить меня всею три или четыре раза.

- Вот чудеса! Ты ее действительно знаешь! - удивленно воскликнул он.

- Не очень хорошо. Но теперь, мне кажется, я могу ответить ее уже без ошибки.

- Когда ты успел ее выучить?

- Я внимательно слушал, пока твоя мама читала ее вслух, а потом ясно представил себе все, о чем в ней говорится: овец, ягнят, собак, стерегущих стадо, и пастуха.

- Прекрасно! - воскликнул Артур. - Теперь я их тоже вижу. И, знаешь, я убежден, что сейчас выучу басню.

И действительно, меньше, чем в четверть часа, он выучил басню наизусть. В это время госпожа Миллиган подошла к нам.

Увидев нас вместе, она рассердилась, думая, что мы играем, но Артур не дал ей произнести ни слова.

- Я знаю басню, - закричал он, - и это Реми помог мне ее выучить!

Госпожа Миллиган посмотрела на меня с удивлением. Тогда Артур, не дожидаясь ее просьбы, прочел наизусть всю басню. Он прочел ее с торжеством и радостью, без запинок и ошибок.

В это время я смотрел на госпожу Миллиган. Сперва ее лицо озарилось улыбкой, а потом на глазах выступили слезы.

- Ты хороший мальчик, - сказала она мне.

Я рассказал так подробно об этом случае потому, что с этого дня отношение ко мне совершенно изменилось. Накануне меня пригласили с моими собаками и обезьяной, чтобы позабавить и развлечь больного ребенка. После сегодняшнего урока я сделался товарищем - вернее, другом Артура.

Госпожу Миллиган очень огорчало то обстоятельство, что ее сын ничему не учился. Несмотря на его болезнь, она хотела дать ему известные навыки, которые помогли бы ему по выздоровлении начать регулярное ученье.

До сих пор она мало чего достигла. Артур не отказывался учиться, но и не проявлял должного внимания и прилежания. Потому-то госпожа Миллиган и была так обрадована, когда услышала, что он выучил со мной басню в полчаса, тогда как она не могла заставить его выучить ее в продолжение нескольких дней.

После этого случая мы быстро подружились с Артуром и, как это ни странно, ни разу не поссорились.

Путешествие по воде было чудесно. Мы не испытывали ни скуки, ни утомления, так как все наше время было разумно заполнено. Если окрестности нам нравились, мы делали в день только несколько километров, если казались однообразными, плыли быстрее. Когда солнце садилось, мы останавливались там, где нас заставала ночь, и стояли на этом месте до рассвета.

В холодную погоду мы усаживались в столовой, где затапливали печку, так как сырость и туман были вредны для больного. Зажигались лампы; Артура придвигали к столу, я садился возле него, и госпожа Миллиган показывала нам книги с картинками или фотографии различных видов. Когда мы уставали смотреть картинки, она брала книжку и читала нам вслух пли же рассказывала нам легенды, исторические события, относящиеся к той местности, которую мы проезжали. Она говорила, не сводя глаз с лица сына, и было трогательно видеть, какие усилия она прилагала к тому. чтобы ее расска." был интересен и понятен мальчику.

В хорошие, теплые вечера я брал арфу н, спустившись на берег, становился где-нибудь под деревом, пел песенкг и играл различные пьесы. Артур с большим удовольсг-внем слушал музыку и часто кричал мне: "Сыграй еще!" Тогда я повторил только что сыгранное.

Мне, ничего познавшему, кроме бедной хижины матушки Барберен и тяжелых скитаний с Виталисом, впервые жилось спокойно и беззаботно.

Как не похожи были утомительные, длинные переходы. когда я брел яо колена в грязи, под дождем или палящим солнцем за своим хозяином, на эту прогулку в плавучем домике!

Уже два раза я пережил тяжесть разлуки с теми, кого любил: нгрвьш раз когда был оторван от матушки Барберен, второй - когда меня разлучили с ВЕп-алпсом. И вот теперь, когда я остался совершенно одиноким, без поддержки я опоры, я встретил людей, которые выказали.мне участие и которых я искренне полюбил. А мое сердце так жаждало любви н привязанности! Сколько раз, глядя на бледного, больного Артура, прикованного к доске, н - иоровый н сильный завидовал ему...

Я завидовал не богатству, которое его окружало, не его книгам и игрушкам, - ь№т. я завидовал тому, что у него есть мать, которая его так нежно любит.

Я с грустью говорил себе, что у меня ее нет и никогда не будет. Если когда-нибудь снова я увижу матушку-Барберен, то никогда уже не смогу назвать ее, как прежде. "мама", потому что знаю. что она мне не родная. Я одинок и останусь навсегда одиноким. Эта мысль заставляла 'нн еще сильнее ценить доброе отношение ко мне госпожи Миллиган и Аргура.

Ни как ни хороша была моя новая жизнь, мне в скором времени предстояло расстаться с ней и вернуться к старой.

ГЛАВА XII. НАЙДЕНЫШ.

Приближался день выхода Виталиса из тюрьмы. Мысль об этом вызывала во мне одновременно и радость и беспокойство; а по мере того как мы все больше и больше удалялись от Тулузы, беспокойство мое возрастало

Чудесно было плыть на "Лебеде", не зная ни забот, ни горя! Но ведь мне предстояло проделать весь обратный путь пешком.

Я решил посоветоваться с госпожой Миллиган и спросить ее, сколько времени нужно для того, чтобы вернуться в Тулузу, где я должен был встретить Виталиса у ворот тюрьмы.

Услыхав мой вопрос, Артур громко закричал:

- Мама, я не хочу, чтобы Реми уходил! Я ответил ему, что не могу сам располагать собою, так как принадлежу хозяину, который нанял меня у моих родителей. Но, говоря о родителях, я умолчал о том, что они не были мне родными отцом и матерью, иначе мне пришлось бы признаться в том, что я найден на улице.

- Мама, Реми должен остаться у нас, - продолжал Артур.

- Я сама была бы рада оставить Реми, - ответила госпожа Миллиган, - вы с ним подружились и я тоже к нему привязалась. Но для того чтобы он остался, необходимо знать, желает ли этого сам Реми.

- Конечно, желает, - перебил ее Артур. - Не правда ли, Реми, тебе ведь не хочется уходить?

- Кроме того, - продолжала госпожа Миллиган, не дожидаясь моего ответа, мы не знаем, согласится ли его хозяин отказаться от своих прав на него.

- Но это дело Реми, - снова перебил ее Артур.

- Прежде чем ответить, Реми должен хорошенько подумать. Если он останется с нами, ему предстоят не одни только удовольствия и путешествия - ему придется много работать, серьезно учиться вместе с тобой. Потом, - продолжала госпожа Миллиган, - нужно получить согласие его хозяина. Я напишу ему, чтобы он приехал сюда, в Сэт. Когда он узнает, почему мы не можем сами

приехать в Тулузу, он, вероятно, примет мое приглашение. А после придется договариваться уже с родителями Реми, потому что мы должны получить также и их согласие.

До сих пор все шло так, словно добрая фея дотронулась до меня своей волшебной палочкой. Но последние слова сразу вернули меня к печальной действительности,

"Договориться с моими родителями!" Я вспомнил, что я найденыш, и, конечно, от меня отвернутся! Я был убит.

Госпожа Миллиган с удивлением смотрела на меня, ожидая ответа, но я молчал. Решив, наверно, что я взволнован мыслью о приезде хозяина, она оставила меня в покое.

К счастью, разговор этот происходил вечером, незадолго до сна, и я мог остаться в своей каюте наедине со своими опасениями и размышлениями. Это была первая плохая ночь, которую я провел на "Лебеде": тяжелая и беспокойная. Что ответить? Как поступить?

В конце концов я остановился на самом простом решении: ничего не предпринимать и ничего не говорить. Будь что будет! Вероятнее всего, Виталис не захочет расстаться со мной. Тогда я уйду с ним, и никто не узнает правды.

Мой страх перед этой правдой, которую я считал постыдной, был так велик, что я начал всем сердцем желать, чтобы Виталис не согласился на предложение госпожи Миллиган. Мне придется уйти от Артура и его матери, отказаться от мысли когда-нибудь встретиться с ними, но зато у них не останется обо мне дурного воспоминания.

Через три дня после того, как госпожа Миллиган написала письмо Виталису, она получила от него ответ. Виталис сообщал, что принимает приглашение госпожи Миллиган и приедет в Сэт в ближайшую субботу с двухчасовым поездом.

Я попросил у госпожи Миллиган разрешения пойти на вокзал и, взяв с собой собак и Душку, отправился встречать хозяина. Собаки были неспокойны, они как будто что-то предчувствовали. Душка безразличен, а я страшно взволнован. Самые противоречивые чувства терзали меня.

Я забился в дальний угол вокзала, держа трех собак на поводках, а Душку под курточкой, и с трепетом ждал, не замечая того, что происходит вокруг.

Собаки раньше меня почуяли хозяина; они с силой рванулись вперед и, так как я этого не ожидал, вырвались и умчались от меня с радостным лаем Почти тотчас же и я увидел Виталиса, окруженного собаками. Капи вскочип уже Виталису на руки, а Зербино и Дольче хватали его за ноги

Когда я подошел, Виталис опустил Капи на землю и сжал меня в своих объятиях. В первый раз он поцеловал меня повторив несколько раз:

- Здравствуй, дорогой мой мальчик!

Виталис всегда был добр ко мне, но он никогда не ласкал меня, и я не привык к проявлению его нежности Потому эта неожиданная ласка растрогала меня до слез Посмотрев на него, я нашел, что он очень постарел, сгорбился, побледнел, губы у него были совсем белые

- Ну что, Реми, сильно я изменился? - спросил он - Тюрьма плохое пристанище, а тоска хуже болезни Но теперь все пойдет по-хорошему Затем он переменил разговор. - А откуда ты знаешь эту даму, которая мне писала?

Тогда я рассказал ему о своей встрече с "Лебедем", о том, как жил у госпожи Миллиган, о том, что я видел и чем занимался все это время. Рассказ мой длился очень долго, потому что я боялся закончить его и дойти до обсуждения вопроса, который меня беспокоил больше всего. Я не мог признаться Виталису, что втайне мечтал получить его согласие оставить меня у госпожи Миллиган Мы пришли в гостиницу прежде, чем мой рассказ был окончен. Виталис тоже ничего не говорил мне о письме и предложении госпожи Миллиган

- Эта дама ждет меня? - спросил он, когда мы вошли в гостиницу,

- Да, я сейчас провожу вас к ней.

- Не надо. Скажи номер ее комнаты и жди меня здесь вместе с собаками и Душкой.

Я никогда не возражал моему хозяину. Однако сейчас я рискнул попросить его разрешить мне пойти вместе с ним к госпоже Миллиган. Но он жестом заставил меня замолчать. Я послушно уселся вместе с собаками на скамье перед дверью гостиницы. Им тоже хотелось пойти за хозяином, но, так же как и я, они не смели его ослушаться. Виталис умел приказывать.

Почему он не хочет, чтобы я присутствовал при его разговоре с госпожой Миллиган? Я еще не нашел ответа на этот вопрос, как Виталис вернулся.

- Пойди простись, я буду ждать тебя здесь. Через десять минут мы уходим

Я был так потрясен, что не двинулся с места

- Значит, вы им сказали?..

- Я сказал, что ты мне нужен и что я тебе тоже необходим. Следовательно, я не намерен уступать своих прав на тебя. Ступай и скорее возвращайся!

Его слова немного меня успокоили. Навязчивая мысль о том, что госпожа Миллиган и Артур узнают, что я найденыш, не оставляла меня. Я вообразил, что мне нужно уходить через десять минут потому, что Виталис уже рассказал им все обо мне.

Войдя в комнату госпожи Миллиган, я увидел, что Артур плачет, а мать, склонившись к нему, старается его утешить.

- Реми, ведь ты не уйдешь от нас, не правда ли? - закричал Артур

- Я просила синьора Виталиса оставить тебя здесь, - сказала госпожа Миллиган таким голосом, что у меня на глазах навернулись слезы, - но он на это не согласился

- Он злой человек! - воскликнул Артур.

- Нет, он вовсе не злой, - продолжала госпожа Миллиган, - и, по-видимому, искренне любит Реми. Мне он показался человеком достойным и честным. Вот как он объяснил свой отказ: "Я люблю Реми, и Реми любит меня. Суровое знание жизни, которое он получит, живя со мною, будет для него гораздо полезнее, чем положение слуги, в котором он несомненно окажется у вас, даже если бы вы сами этого не хотели. Вы дадите ему образование и воспитание, вы разовьете его ум, но не закалите его характера. Он не может быть вашим сыном, зато он будет моим. Это много лучше, нежели быть игрушкой больного ребенка, хотя бы такого кроткого и ласкового, как ваш сын. Я тоже дам ему образование"

- Но ведь он не отец Реми! - возразил Артур

- Это правда, но Реми обязан ему повиноваться, потому что Виталис нанял его у родителей.

- Я не хочу, чтобы Реми уходил!

- Тем не менее ему придется уйти. Надеюсь, ненадолго. Мы напишем его родителям и получим их согласие.

- О нет! - воскликнул я.

- Почему нет?

- Нет! Я вас очень прошу об этом!

- Но это единственная возможность вернуть тебя.

- Я вас очень прошу, не надо!

Если бы госпожа Миллиган не заговорила о моих родителях, у меня ушло бы на прощание гораздо больше времени, чем те десять минут, на которые отпустил меня Виталис.

- Ты из Шаванона, не правда ли? - спросила госпожа Миллиган.

Ничего не отвечая, я подошел к Артуру, обнял его и поцеловал несколько раз. Затем, вырвавшись из его объятий, я подошел к госпоже Миллиган и поцеловал ее руку.

- Бедный мальчик! - прошептала она, целуя меня в лоб.

Я быстро направился к двери

- Артур, я буду всегда любить тебя... и вас, сударыня, я тоже никогда не забуду, - произнес я прерывающимся от рыданий голосом.

- Реми, Реми! - со слезами кричал Артур. Больше я ничего не слышал. Я выбежал из комнаты и закрыл за собой дверь. Через минуту я был возле моего хозяина.

- Идем! - сказал он.

Так расстался я со своим первым другом и снова начал вести жизнь, полную лишений, каких мог бы избежать, если бы из-за нелепого предрассудка не побоялся сказать, что я найденыш.

ГЛАВА XIII. СНЕГ И ВОЛКИ.

Снова изо дня в день шел я по большим дорогам за Виталисом под дождем и солнцем, шел по пыли и грязи, и ремень арфы больно натирал мне плечо. Снова приходилось изображать дурака, плакать и смеяться для забавы "почтеннейшей публики".

Мне было очень тяжело. По вечерам, ложась спать в грязной деревенской харчевне, я вспоминал мою счастливую жизнь на "Лебеде". Никогда больше я не буду играть с Артуром, никогда больше не услышу ласкового голоса госпожи Миллиган.

Меня утешало только то, что Виталис обращался со мной теперь гораздо мягче и ласковее. Я не чувствовал себя таким одиноким, как прежде, и знал, что Виталис для меня не просто хозяин, а близкий и родной человек. Мне часто хотелось поцеловать его и тем проявить свою любовь к нему, но я почему-то но решался этого сделать.

Не боязнь, а какое-то другое, неопределенное чувство, похожее на уважение, удерживало меня.

Как будто для того, чтобы еще больше усилить мое дурное настроение, наступила отвратительная погода. Приближалась зима, и переходы под непрерывным дождем становились все более тягостными. Когда мы приходили вечером на ночевку в какую-нибудь харчевню или амбар, промокшие до нитки, с ног до головы забрызганные грязью, мы буквально изнемогали от усталости, и я ложился спать с самыми печальными мыслями.

Виталис стремился как можно скорее попасть в Париж, потому что только в большом городе мы могли давать представления зимой. Но денег на проезд по железной дороге у него не было, и нам предстояло проделать всю дорогу пешком.

Когда стояла хорошая погода, мы давали небольшие представления в городах и селах, встречавшихся на нашем пути, и, собрав скудную выручку, снова пускались дальше. До Шатильона все было еще терпимо, хотя мы постоянно страдали от холода и сырости. Но после того как мы вышли из этого города, дождь прекратился и подул северный ветер.

По правде говоря, мало приятного, когда северный ветер дует вам прямо в лицо, но мы на это не жаловались. Уж лучше ветер, чем та пронизывающая сырость, которая донимала нас столько недель. К несчастью, большие черные тучи затянули небо, солнце совсем скрылось, и все указывало на то, что скоро должен выпасть снег.

Когда мы пришли в харчевню, Виталис велел мне немедленно ложиться спать.

- Завтра мы уйдем как можно раньше: я боюсь быть застигнутым снегом, сказал он.

Сам он спать не лег, а уселся в углу возле печки, пытаясь согреть Душку, страдавшего весь день от холода и не перестававшего стонать, хотя мы и завернули его в несколько теплых одеял.

На следующее утро я встал очень рано. Еще не рассвело, и небо было черное, без единой звезды. Казалось, что-то огромное и темное нависло над землей и должно ее раздавить. Когда открывали входную дверь, резкий ветер врывался в комнату и раздувал давно погасшие угли в очаге.

- На вашем месте я бы не уходил, - обратился к нам хозяин харчевни: сейчас пойдет снег.

- Я очень тороплюсь, - отвечал Виталис, - и надеюсь добраться до города раньше, чем начнется снегопад.

- Тридцать километров не сделаешь за один час. - возразил хозяин харчевни.

Тем не менее мы решили продолжать путь.

Виталис нес Душку под курткой, стараясь согреть его теплом своего тела, а собаки, довольные тем, что нет дождя, весело бежали впереди нас. В Дижоне Виталис купил мне овчину, которую носят шерстью вниз. Я надел ее на себя, и встречный северный ветер плотно прижимал ее к моему телу. Мы шли молча и очень быстро, желая не только согреться, но и поскорее прийти в Труа. Небо, несмотря на рассвет, по-прежнему оставалось темным. Только на востоке появилась белая полоска, и все предметы стали как-то более отчетливо видны. Ночь кончилась, но день так и не наступил.

Местность, по которой мы шли, была необычайно пустынной и мрачной. Куда ни взглянешь, повсюду обнаженные поля, голые холмы, пожелтевшие леса. Нигде не слышно ни стука повозок, ни щелканья кнута. Полнейшая тишина. Только сороки с поднятыми кверху хвостиками прыгали по дороге, взлетая на верхушки деревьев при нашем приближении, и напутствовали нас оттуда своим стрекотаньем, похожим на брань или на какие-то зловещие угрозы.

Внезапно ветер переменился и начал дуть с запада. По небу поплыли тяжелые, низкие тучи, которые, казалось, нависали над самыми верхушками деревьев. Перед нашими глазами замелькали редкие снежинки, похожие на белые бабочки; они поднимались, опускались и кружили в воздухе. Затем облака, шедшие с северо-запада, вплотную надвинулись на нас и повалил сильный снег. В несколько мгновений все стало белым: камни, трава, сухие ветви, кусты. Снег падал на нас, забивался повсюду и сразу же начинал таять. Я чувствовал, как холодные струйки текли мне за воротник. Виталис, у которого овчина была приоткрыта, для того чтобы Душка мог дышать, находился в таком же положении.

Мы медленно и с трудом продвигались вперед, ослепленные снегом, промокшие, обледенелые, изредка останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Собаки уже не бежали впереди, а плелись сзади по нашим следам. Положение было не из веселых. И нигде никаких признаков жилья. Перед нами темнел лес, которому, казалось, не будет конца. По временам Виталис пристально смотрел влево, как будто что-то отыскивая. Но там ничего не было видно, кроме большой прогалины, где, по-видимому, весной рубили лес

Дата добавления: 2015-07-02