Переход от однополюсного мира

США должны вести дела с Китаем и Японией, Индией и Пакистаном, умиротворять Уолл-стрит и экологов, следить за своими текущими интересами и стабильностью в мире, за свободной торговлей и черной металлургией. Весь мир для Америки – огромный Ближний Восток, слишком большой кусок пирога для одной страны. Мировое господство – это не панацея. Мир нуждается в другой организации. Миру, и США, в первую очередь, нужны другие великие державы.

«Ле Тан» (Женева), 24 мая 2002

Естественная диффузия мощи предопределяет шаткость положения лидера. «Американцам неизбежно придется примириться, – приходит к заключению экономист Л. Туроу, – с потерей своего положения господствующей в мире экономической, политической и военной державы. Рациональный подход требует, чтобы американцы играли активную, но меньшую роль на мировой сцене». Ему вторит известный политолог Р. Хаас (занявший в администрации Дж. Буша-мл. пост главы отдела планирования государственного департамента): «Способность Соединенных Штатов быть постоянно впереди со временем, конечно же, ослабнет. Существуют частичные исключения, но общая долгосрочная тенденция подвергнет главенство Соединенных Штатов эрозии». Отсутствие непосредственных соперников, забвение прямых (и даже косвенных) угроз неизбежно порождает коварную самоуверенность, чувство самодовольства, чреватое невниманием к проблемам других, что стимулирует их объединение, ведущее к конечной потере лидером своего могущества. В то же время «фактом является, что остальной мир реагирует на американскую мощь в классической манере поиска противовеса, ведь не мотивы и намерения важны, а относительная мощь государств».

Противостояние Соединенным Штатам в ближайшие годы могло бы осуществиться лишь в случае безответственного поведения Вашингтона, неожиданного ослабления американской мощи или паралича национальной воли.

Для тех, кто склонен преувеличивать влияние и возможности США, стоит только взглянуть в сторону Израиля и Палестины, где могущественная Америка распростерлась в очевидной немощи. А впереди самое страшное: возможная смена режимов в трех наиболее стратегически важных для Вашингтона столицах – в Эр-Рияде, Исламабаде и Каире. Если русская революция определила течение XX века, то исламская революция в указанных столицах может определить течение XXI века.

Слабые места «доктрины Буша»

История учит, что гегемония – с трудом удерживаемая позиция. Особенно если речь идет о десятилетиях нашего бурного времени. Гегемон не может не совершать ошибки. Его внутреннее психологическое поле не может быть постоянно настроено на жертвенность. Внутренние проблемы статистически чаще преобладают над потребностями контроля в отдаленных пределах.

Если мы обратимся к таким эпохальным документам американской международной дипломатии, как Атлантическая хартия президента Ф. Рузвельта, то увидим прежде всего схему некоего прогресса для всего человечества, некие выражения надежды на всеобщий прогресс. И ныне в правительственной риторике официальная цель доминирования США, разумеется, – всеобщее благо. Но уже не столь явственно различимое благо. В оформившейся летом 2002 г. «доктрине Буша» нет прежних упражнений в футурологии; всем страждущим не рисуется приветное будущее. Здесь нет вильсоновского обещания сделать демократию защищенной повсюду, нет рузвельтовского упования на коллективную мудрость мира, защитный рефлекс Объединенных Наций. Есть обещание наказать врага Соединенных Штатов, обещание не останавливаться ни перед чем в обеспечении американской безопасности.

Вызревшая на протяжении 2002 г. «доктрина Буша» (см. особенно существенное в этом плане выступление президента Буша перед выпускниками Вест-Пойнта в июне 2002 г.) не получила еще массовой, гарантированной поддержки самого американского общества. Более того, более или менее очевидно, что пока американский электорат (считает, скажем, известный политолог Ч.-М. Мейнс) «не желает платить долларами и кровью за установление Нового мирового порядка или за внедрение норм демократии в странах, о которых американцы ничего не знают. Они не против более тесных отношений с другими крупными странами, но они не поддерживают даже умеренную критику таких ключевых держав, как Китай. Они устрашены варварством многих конфликтов в мире, но наивно думают, что ООН должна остановить эти конфликты без поддержки Вашингтона».

В большом историческом смысле Америка не может рассчитывать на феноменальную историческую исключительность по причине конечности лидерской миссии, определенной природой человеческих и межгосударственных отношений. Гегемония (полагает живущий в Париже американский обозреватель У. Пфафф) «является внутренне нестабильной, поскольку международная система естественным образом стремится к балансу и противится гегемонизму. Гегемон постоянно находится в опасности». В то же время «гегемон обуреваем гордыней и эксцессами изнутри, и угрозами извне». В конкретно-исторической ситуации проявлением этой гордыни стала выдвинутая в 2001 – 2002 гг. т. н. «доктрина Буша».

Американская политика, которая при президенте Буше оставляет только за Соединенными Штатами право определять, какие государства представляют собой угрозу и какой способ обращения с ними является оптимальным для преграждения им дороги к овладению средствами массового поражения, ослабляет многосторонние международные механизмы – наиболее эффективные в деле поддержания режима нераспространения.

Администрация Дж. Буша-мл. формально определяет своих союзников как «могущественную коалицию цивилизованных наций». Но цивилизованные нации действуют посредством консенсуса, а не под ударами главенствующего бича, действуя в направлении указующего перста лидера. Дипломатия является средством общения цивилизации; международный суд – апелляционная инстанция цивилизации. Язык «доктрины Буша», ставящий американских солдат выше международной юстиции, зарубежных производителей – жертвой местнических интересов, отклоняется от столетиями выработанных правил цивилизованного общения, касается ли это глобального потепления или импорта череповецкой стали.

Отношения с союзниками (даже натовскими), по выражению М. Хирша, «зияют пустотой». Общей цели нет, единственная цель – безопасность США.

1. «Доктрина Буша» не определяет самого существенного обстоятельства – что такое «война с терроризмом». Что означает быть в одной коалиции с Соединенными Штатами? Является ли военный союз временным? Члены определенной президентом Бушем «могущественной коалиции цивилизованных наций», собственно, не знают, завершилась ли с боями за афганские пещеры их союзническая миссия. Бомбить Багдад большинство не собирается. От ступора и неловкости до гордости стоять рядом с могущественными Соединенными Штатами – вот спектр мнений и чувств активных и пассивных участников Антитеррористической коалиции. Это не здоровое явление, это не стабильное явление.

2. Американская имперская стратегия уменьшает значимость многосторонних соглашений, наносит удар по уже имеющейся институциональной инфраструктуре, ослабляет дух сотрудничества, необходимые для долговременной успешной политики нераспространения.

3. Доктрина «предупреждающих ударов» открывает немыслимый по опасности «ящик Пандоры». Как только США возьмут на себя смелость заблаговременно наносить удары по потенциальным обладателям оружия массового поражения (ОМП), прочие великие державы, начиная с России и Китая, а затем Индия, Пакистан, Израиль и западноевропейские страны возьмут себе право предупреждать угрозу своей жизнедеятельности.

4. Новые приверженцы односторонних предупредительных действий будут постоянно занижать «планку» убедительных доказательств угрозы, требующей нейтрализующего удара. Сдержанность будет постоянно страдающей величиной, и современные жалобы США на то, что международные организации действуют слишком медленно, явятся всеобщим обоснованием жестких односторонних действий, включая предупредительные удары по жизненным узлам любой противостоящей стороны.

5. Преобладающая мощь американских обычных вооруженных сил в сочетании с политикой предупредительных ударов заставит потенциально враждебные государства ускорить свои национальные программы создания СМП как единственного средства отвратить США от своей сверхэнергичной оборонительно-наступательной стратегии.

6. Если даже предупредительный удар был успешным и нарождающиеся СМП потенциального противника оказались уничтоженными, перед США и всем мировым сообществом встает во всей сложности задача восстановить минимальный уровень цивилизованной жизни в пораженной стране. Это неизбежно потребует от США взаимодействия с ими же ослабленными ООН и прочими международными организациями. Этот парадокс может дорого обойтись Вашингтону в международном плане – обращение за содействием к странам, не принимавшим участия в решении нанести удар, может оказаться контрпродуктивным.

7. Восстановление пораженной страны может стать исключительно непопулярным внутри США. Возникнет опасение «имперского перенапряжения», стимулирующее все формы изоляционизма (никогда не умирающие в США).

8. Сонм проблем – от реакции на подъем Китая до понижения торговых тарифов – требует взаимодействия США с ведущими государствами мира. Реализация подобной кооперации становится все более осложненной по мере обращения Америки к односторонним действиям. «Невозможно представить себе подчиненное согласие потенциальных зарубежных партнеров на самоназначенный американский глобальный протекторат в области безопасности при одновременном „бизнесе как обычно“ в других областях международной жизни. Ключевым элементом политики стран, недовольных самоназначенным односторонним курсом США и противостоящих этому курсу, будет прекращение стандартного и традиционного сотрудничества с США».

Парадокс: ничто не способно так зримо и очевидно ослабить позиции США в мире, как демонстративная односторонность. Фактический отказ от коллективной ответственности, взятой на себя американцами при президенте Ф. Рузвельте (опора на ООН и пр.), и переход к курсу, напоминающему внешнюю политику сторонников односторонних действий – Т. Рузвельта и Р. Рейгана, вызвал в США спор об оптимальном подходе к гегемонии.

Односторонность была бы более релевантной стратегией, если бы США поставили перед собой цели, которые внешний мир мог бы анализировать, обсуждать, обуславливать. Увы, нет оснований говорить о наличии четко и конкретно определенной и выраженной долговременной американской стратегии в мире. Скажем, предполагается усиленное военное строительство, активизация деятельности американского разведывательного сообщества, но нет планов, по поводу которых внешний мир мог сформировать суждение, не ожидая спонтанной активности Вашингтона. Лозунги типа «нового мирового порядка», увеличения зоны демократии и свободного рынка, гуманитарных интервенций не могут рассчитывать на заведомо данную мировую индульгенцию.

Односторонность американского внешнеполитического поведения подвергается сомнению и критике еще и потому, что она не является уже ответом на некую (прежде советскую) угрозу, а проявляется как качество само по себе – как неукротимое стремление к лидерству. Это не первый в истории случай, когда лидерство, параллельно с огромными возможностями, несет с собой опасность противостояния с недовольным внешним миром.

Несмотря на всемогущество после 1991 г., США отнюдь не овладели всеми контрольными рычагами мирового развития. Они не сумели, скажем, восстановить порядок в таких странах, как Сомали и Колумбия, не смогли предотвратить распространение ядерного оружия в Южной Азии. Им не удалось предотвратить цивилизационный коллапс в Руанде и Конго, создать антииракскую коалицию после 1992 г., свергнуть нежелательные для себя режимы на Кубе, в Ливии, Ираке, Северной Корее, Конго, Малайзии, решающим образом повлиять на экономическую политику Европейского союза и Японии, эффективно вмешаться во внутренние процессы КНР, получить в свои руки ведущих террористов (начиная с Бен Ладена), разрешить противоречия между Израилем и Палестиной, остановить поток движущихся в Америку наркотиков, реально закрепить внесевероатлантические функции НАТО.

Дата добавления: 2015-06-27