Грохот на кладбище

Живой факел?

Однажды вечером я шел домой после посещения детей. Шесть старших подростков без всякого предупреждения окружили меня и схватили за руки. У одного из них была канистра с бензином, а у другого - зажигалка.

До того как они могли бы облить меня бензином и пре­вратить в живой факел, мальчик из стоявшего недалеко здания что-то прокричал по-испански. До сего дня я не знаю, что он сказал, но банда вдруг оставила меня и ушла, как будто ничего не произошло. Я только могу воздать Богу славу за то, что Он следит за мной, как в тот день.

После нескольких таких столкновений у тебя начинает развиваться чутье улицы, восприятие того, что происхо­дит вокруг тебя: быть всегда начеку, готовым отреагиро­вать немедленно на любой признак угрозы. Если ты не со­средоточишься, это может привести к смерти. Большин­ство людей, приходящих извне, никогда здесь не задержи­ваются достаточно долго. А чтобы научиться, требуется время.

Люди, для которых гетто Нью-Йорка в новинку, заин­тригованы сложными рисунками уличных художников на кирпичных стенах опустевших зданий. Это своеобразное искусство: толстые, насыщенные цветом буквы и рисунки, сделанные аэрозольными баллонами и маркерами. Такие рисунки часто отмечают место, где кто-то был убит.

У каждого рисунка своя история. Часто на стенах мож­но увидеть такие же слова, как те, что я видел на рисунке на углу Харт и Ирвинг: «В память о Пито. Мама и папа любят тебя». Дата рождения и смерти. Мальчику было всего семнадцать.

Когда на улице кого-то убивают, рисунок становится мемориалом, это, возможно, единственное признание, ко­торое они получают в этой жизни. Но все это только вре­менно. После следующей перестрелки там будут другие слова: «Да благословит Бог (имя последней жертвы)» и, может быть, другой рисунок.

Я видел сотни таких памятников «никому», который хотел стать «кем-то».

Никогда не забуду, как меня попросили провести похо­роны молодого пуэрториканского парня, который стал жертвой неудачной сделки по продаже наркотиков. Его родители были христиане и обратились ко мне.

На кладбище после нескольких слов и молитвы краси­вый металлический гроб был опущен в землю, и мы стали расходиться. Немного отойдя, я услышал за спиной какие- то громкие звуки. Когда обернулся, то был поражен уви­денным. Члены семьи стояли возле ямы и бросали камни на гроб. Я вернулся к могиле и увидел огромные выбоины на крышке красивого гроба.

«Может, они злы на мальчика...» - подумал я, ничего не понимая.

- Что здесь происходит?- спросил я.

- Пожалуйста, пусть вас это не беспокоит, пастор, - от­ветили они. - Если мы этого не сделаем, директор похо­ронного бюро придет сюда ночью, переложит его тело в деревянный гроб, а этот почистит и продаст кому-нибудь.

Я узнал, что у директора кладбища договор с похорон­ным бюро. Они перепродают такой гроб много раз.

Я провел много бессонных ночей у окна моей квар­тиры, задавая себе один и тот же вопрос: «А ради чего все это? Может, я просто трачу попусту свое время? Мо­жет, такое положение дел никого в действительности не волнует?»

Но потом вспомнил прошлую пятницу. Я поднимался на четвертый этаж по пропитанным мочой ступенькам для того, чтобы напомнить маленькому мальчику быть го­товым к Воскресной школе, в которую завтра его отвезет автобус. Ему шесть лет, зовут Тайрон. Дверь неожиданно распахнулась, и навстречу выбежал мальчик. Он бросился ко мне: «Пастор Билл! Пастор Билл!» и крепко-крепко обнял меня, как будто никогда не хотел отпускать.

А что, если бы меня там не было? А что, если бы автобус никогда не приехал? А что, если бы он так никогда и не услышал послание надежды?

Полученные нами уроки - не только для Бушвика или Гарлема. Они для покинутого поколения по всей Америке: от Бостона до Бурбэнка. В этой книге вы увидите, что то, как мы достигаем детей в Нью-Йорке, можно модифици­ровать и достигать детей там, где живете вы. И нам нужно начать делать это.

Система образования забросила детей, не обучая их ос­новным ценностям и принципам жизни. Родители оста­вили их на воспитание «улице Сезам», мультфильмам по субботам и, к сожалению, телепрограммам или видео­фильмам, которые нам с вами было бы даже стыдно смот­реть. Церковь пренебрегает детьми, предлагая неприме­нимые и устаревшие программы.

После того как тысячи часов провел «на дне», я убежден, что в обучении американских детей необходим гло­бальный переворот.

Постройка тюрем и реабилитационных центров - не решение. Это все равно, что накладывать пластырь на ра­ковую опухоль. Нам нужно достигать, находить их, когда они еще молоды. Это непрекращающаяся христианская полемика между предотвращением и невмешательством. Обычно мы ждем до того момента, когда уже становится слишком поздно, и тогда только начинаем волноваться. Вопрос вот в чем, будем ли мы строить забор вокруг горы или же поставим «скорую помощь» у ее подножья?

Чей же это ребенок?

Лучше задать этот вопрос пораньше. Не тогда, когда дело кончится синим дорожным холодильником возле дороги. Не тогда, когда чей-то ребенок становится делом номер М91-5935.

Глава 2

«Жди здесь»

Мне было четырнадцать лет. Я с мамой шел по одной из улиц того квартала, в котором мы жили, в парке Пайнелас, штат Флорида, на север от Санкт-Петер­бурга. Она работала официанткой в баре недалеко от бульвара.

Мы остановились и присели на бровке. В тот день мама была очень молчалива. Через несколько минут она подня­лась и сказала: «Я так больше не могу. Жди здесь». «О чем она?- подумал я. - Как это она больше не может?»

Я сделал то, что мне сказала мама. Я сидел там и ждал, когда она вернется. Солнце уже село, а ее все не было.

На следующее утро я сидел на той же бровке, наедине со своими мыслями. Я знал, что моим родителям было труд­но. Жизнь не была легкой.

Я родился, когда они жили в Южном Бостоне. Папа ра­ботал водителем автобуса, но его денег семье не хватало. Он думал, что трава зеленее в Сан-Франциско, поэтому мы Двинулись на Запад.

Когда мы жили на Западном побережье, мне исполни­лось двенадцать лет. Моя сестра Сэнди была на восемь лет старше меня. Она стала единственной опорой в моей жиз­ни, всегда стараясь ободрять и защищать меня. Я был худо­щавым мальчиком, и надо мной всегда насмехались. Не один раз она выходила, чтобы спасти меня, когда я уже думал, что никто мне не поможет.

Но ничего у семьи Вилсонов в Сан-Франциско не полу­чалось. Папа объявил, что мы переезжаем во Флориду, потому что у нас там были какие-то родственники. Одна­ко уже через несколько недель стало очевидно, что пере­езд в солнечный штат был самой большой ошибкой, кото­рую когда-либо мы совершали. Наш дом не был счастли­вым. Положение в семье ухудшилось до того, что папа с мамой развелись. Мой отец болел туберкулезом, и он был под наблюдением в больнице в Тампе.

Дата добавления: 2015-06-27