Куда мне идти?

Что же мне теперь делать? У нас нет здания, очень мало спонсоров. Наверное, я возьму напрокат еще один трей­лер и вернусь туда, откуда приехал.

Я думал о работе с церквами, которым требуются дет­ские работники, но кому нужен неудачник? Даже подумы­вал о том, чтобы совсем уйти из служения Господу. Но что бы я тогда делал? Куда бы пошел? Я не мог вынести мысли о том, что все мои «духовные» друзья придут и скажут: «Вот видишь. Мы же тебе говорили».

Прошло несколько месяцев. Я все еще путешествовал, хотя и не знал, зачем это делаю. Каждый день мне хоте­лось уехать. Но я оставался.

Куда в это воскресенье? Луббок, штат Техас. Я должен лететь туда, а оттуда ехать в маленький городок Левелленд, чтобы там выступать в воскресенье утром. Пастор пригла­сил меня приехать и рассказать в его церкви о наших фи­нансовых нуждах для поддержания нашего служения.

«Поддержания...- подумал я. - Поддерживать нечего. Это служение мертво. Все. Разве не это сказал я только что этим разочарованым детям?»

А что же я мог сказать в церкви? Может быть, мне следу­ет позвонить пастору и сказать, что просто нет смысла тратить его и мое время, что придется отменить полет. Все. Мы закрыли наше служение в Бруклине.

Но что-то не давало мне принять эту ситуацию. Я знал, что пастор много говорил о нашем служении, поэтому не мог подвести его. Взял такси до аэропорта «Ла Гвардия» и отправился в штат Одинокой Звезды.

Рано утром в воскресенье в Левелленде я включил теле­визор в моем гостиничном номере и увидел на экране Ро­берта Шуллера, как всегда уверенного и положительно на­строенного. Я сказал изображению: «Тебе легко говорить. У тебя Хрустальный Собор в Южной Калифорнии. Вот был бы ты со мной вчера! Больше двух тысяч детей было там в холодном складе гетто!»

Потом я сел на краю кровати, смотрел и слушал. Шуллер говорил о воле Божьей и о том, как важно держаться и ждать. Он говорил о разочаровании и сказал: «Знаете, иног­да просто легче пойти на рыбалку». Его слова были как раз для меня. Я упал на колени и сказал: «Господь, дай мне еще один шанс. Знаю, что это служение каким-то образом еще может выжить».

Позже тем утром я пошел в церковь и сказал им: «Дру­зья, иногда все может выглядеть холодным и невзрачным, но мы еще даже не начали. Завтра я возвращаюсь в Брук­лин, чтобы сделать еще одну попытку. Мы потребуем тер­риторию и спасем детей из ада».

«Извините, мистер»

Эти слова было легко сказать, ведь у меня было вдохно­вение. Но когда я вернулся в Нью-Йорк, реальность быст­ро привела меня в чувство.

- Куда вам? - спросил водитель такси в «Ла Гвардия».

- Бруклин, - ответил я.

- Куда в Бруклине? - хотел он знать.

- В Бушвик.

- Извините, мистер, вам придется найти другое такси. Я туда не поеду.

После того как я получил такой же отказ у еще трех так­систов, я в конце концов нашел того, кто отвез меня домой.

Вид сцены упакованного служения было больше того, что я мог вынести. В Техасе я обрел новые силы, но уже сейчас чувствовал, что рвение и энтузиазм покидают меня.

Шли дни и недели, я не мог и квартала пройти без того, чтобы маленькие дети не подбегали ко мне и не спраши­вали: «Когда у нас опять будет Воскресная школа? Нам так ее не хватает!» Даже мамы останавливались и говорили мне: «Вы не знаете, как много значила эта Воскресная школа для детей».

Служение было закрыто почти год. Больше всего мне запомнилось из этого времени, как каждое утро мне хоте­лось собрать вещи, положить все в машину и вернуться туда, откуда приехал. Мне бы хотелось сказать, что я услы­шал, как Бог проговорил ко мне и сказал остаться. Но такого не было. Даже толком не могу сказать, почему я ос­тался. Просто знал, что вернуться - значит умереть. Поэ­тому нужно продолжать идти вперед.

Потом однажды один мальчик, который приходил к нам в Воскресную школу, рассказал мне о старом здании на углу Евергрин-авеню и Гроув-стрит в том районе, где мы проводили Воскресную школу раньше. Я узнал, что здание было построено в 1926 году как Рейнгольдский пи­воваренный завод. Потом оно стало автомастерской, ко­торая имела дурную славу: здесь ворованные машины раз­бирали на части и продавали. Последнее время оно ис­пользовалось как склад. Сейчас зданию требовался боль­шой ремонт.

«Сколько вы хотите?»

Когда я нашел владельца постройки, то спросил у него:

- Слышал, что вы хотите сдавать здание в аренду.

- Нет, здание только продается.

- Мы ничего не можем купить, - сказал я. - У нас просто есть много бедных детей, для которых я пытаюсь прово­дить Воскресную школу. Я мог бы арендовать ваше здание.

- Покупайте или ничего не получите, - ответил он.

- Сколько вы хотите за него?

- Сто пятьдесят тысяч долларов, - был его ответ. Для служения, у которого вообще не было денег, это была очень большая сумма. Но я вспомнил то, чему учил меня Томми Барнетт, когда мы были в Дейвенпорте. Он всегда говорил мне: «Билл, не забывай, что обо всем можно дого­вориться. Спрашиваешь, сколько что-либо стоит. Если сумма слишком большая, говоришь: «Ну что ж, неплохо». И если что-то больше ста долларов, можно поторговаться».

- Сто пятьдесят тысяч? - спросил я. - Неплохо.

Потом я сказал: «Давайте я задам вопрос по-другому. Ка­кую наименьшую сумму вы примете за это здание?»

- Сто пятьдесят тысяч, - заявил хозяин, не моргнув глазом.

- Ну, а сколько вы хотите аванса?

- По крайней мере, двадцать пять тысяч долларов, - ответил он.

- Ну что ж неплохо, - повторил я. - Но поймите, это огромная сумма для такой церкви, как наша.

Я поблагодарил владельца здания и попрощался.

Двадцать пять тысяч долларов... Все равно, что мил­лион.

В то время на счету невидимой церкви «Метро» было всего 98 долларов и 16 центов. И все! Никаких наличных, никаких НЗ. Девяносто восемь долларов и шестнадцать центов — это деньги на продукты и на все остальное.

В следующее воскресенье я должен был посетить еще одну церковь в Техасе, в городе Тайлер.

Дата добавления: 2015-06-27