Причины того, что китайские мифы сохранялись лишь в осколках. Историзация мифов. Сохранение, и исправление мифов поэтами и философами. 8 страница

В древние-древние времена один человек отправился в далекий путь и очень долго не возвращался домой. Дома у него не было никого, кроме маленькой дочери и коня, которого девочка сама выходила. Скучно было девочке дома, часто вспоминала она своего отца. И однажды она шутя сказала коню, привязанному в конюшне: «Конь, а конь, вот если бы ты мог привести домой отца, я бы обязательно вышла за тебя замуж».

Услышал конь эти слова, подпрыгнул, порвал верёвку, выскочил из конюшни, проскочил через двор и скакал несколько дней и ночей, пока не добрался до того места, где был её отец. Отец девушки увидел, что их конь прибежал из родных мест из-за тысячи ли, и удивился, и обрадовался. Ухватился за гриву и вскочил на коня, а тот сразу повёл себя как-то странно: глядел только в сторону дома и, вытянув голову, печально ржал. «Конь прибежал издалека да ещё так странно себя ведет, не иначе как дома что-то случилось»,- подумал отец и немедля помчался в родные места.

Вернулся он домой, а дочь ему и рассказала: ничего не случилось дома, только вспомнила она про отца, а конь понял человеческое желание и помчался, чтобы привести его. Ничего не сказал отец и остался жить дома. Обрадовался он, что его конь так умён и чуток, и стал давать ему самый лучший корм. Только конь не очень охотно ел свою роскошную пищу. Каждый раз, когда он видел в воротах двора маленькую девочку, становился сам не свой, ржал, прыгал и не мог остановиться.

Отец удивился и тайком спросил у своей дочери:

- Скажи-ка, отчего это конь при виде тебя начинает прыгать и ржать? - Дочь рассказала всю правду, как она в тот раз шутя говорила с конём. Отец помрачнел и сказал:

- Вот беда, нельзя тебе несколько дней выходить во двор!

Отец любил коня, но разве мог он допустить, чтобы конь стал его зятем? И, чтобы уменьшить страдания животного, он подкрался тайком с луком и стрелами к конюшне и застрелил его. Потом содрал с него шкуру и разложил во дворе сушиться на солнце.

В этот день он отправился куда-то по делам, а дочь стала играть во дворе возле шкуры вместе с соседскими девочками. Она взглянула на шкуру коня, рассердилась, стала пинать её ногами и ругаться:

- Ах ты, скотина, всё ещё думаешь, что я стану твоей женой? Содрали с тебя шкуру, так тебе и надо!

Не успела она договорить, как шкура вдруг подпрыгнула с земли, обернула её и побежала вон со двора, закружила вихрем и вмиг исчезла далеко в степи. Подружки, увидев это, затряслись от страха, перепугались насмерть, никто не знал, как спасти её. Все ждали возвращения отца, чтобы рассказать ему о случившемся.

Отец обыскал все окрестности, но не нашёл даже тени дочери. Через несколько дней среди ветвей и листьев большого дерева он увидел свою дочь в конской шкуре, превратившуюся в животное, похожее на большого извивающегося червя, медленно покачивающего лошадиной головой и выплёвывающего изо рта длинную, блестящую, белую и тонкую шелковую нить. Любопытные люди примчались поглядеть на него и назвали это странное существо цань - «шелкопряд», потому что оно прядёт нити, а дерево - сан - «тутовник», потому что сан ещё означает «смерть», и люди хотели этим сказать, что на том дереве была загублена молодая жизнь.

Так появился нынешний шелкопряд. А потом девочка превратилась в богиню шелководства, но конская шкура так и осталась на ней навеки.

Жёлтый император победил Чи-ю, и богиня шелководства сама преподнесла Хуан-ди сделанные ею шелковые нити, поздравив его с победой. Император, увидев тонкие красивые нити, стал восхвалять их и повелел людям соткать из них ткань, лёгкую и тонкую, как небесные облака, прозрачную, как вода в горном протоке. Как не похожа она была на простое полотно! Сановник Жёлтого императора Бо-юй сшил из неё одеяние, и сам Хуан-ди взял её для своей парадной одежды и шапки. Жена его Лэй-цзу - самая уважаемая императрица (и в мире людей, и среди богов) - стала сама разводить шелкопрядов, чтобы они, подобно своей богине, приносили красивые шелковые нити, из которых можно соткать много-много материи, легкой и мягкой, как плывущие облака или струящаяся вода. Только Лэй-цзу начала разводить шелкопрядов, как люди повсюду стали подражать ей, и расплодилось шелкопрядов великое множество. Их становилось всё больше и больше, и скоро на богатой земле наших предков даже не осталось-места, где бы люди не знали шелководства. Собирание тутовых листьев, кормление шелкопрядов, тканье шелков - этот красивый труд стал постоянным занятием женщин древнего Китая.

Этот поэтический труд породил трогательные легенды о стремлении к свободе, любви и счастью,: «Историю Волопаса и Ткачихи» и «Историю почтительного сына Дун Юна и Седьмой небесной феи».

Рассказывают, что ткачиха Чжи-нюй была внучкой небесного императора; другие утверждают, что она была внучкой матушки ван-му; в конце концов это не так важно. Она была небесной феей и жила на восточном берегу Серебряной реки, Млечного Пути, и ткала на станке красивые слоистые облака из удивительного волшебного шёлка. Облака постоянно меняли свой цвет, и все называли то, что она ткала, небесными одеждами, потому что они прикрывали небо. А небо, как и человек, тоже должно одеваться, хотя лазурно-голубое, словно раздетое донага, ясное небо также имеет свою прелесть. Кроме Чжи-нюй, над одеждой для неба трудятся ещё шесть молоденьких фей, сёстры ткачихи-небесные мастерицы. Чжи-нюй - самая усердная, самая трудолюбивая из них.

А по другую сторону от прозрачной и блестящей Серебряной реки - мир людей. И жил в нём пастух по прозвищу Ню-лан - Волопас. Родители его рано умерли, вот и приходилось ему терпеть попрёки да побои жены старшего брата. Не выдержал Ню-лан, отделился от брата. Дали ему старого вола, и зажил он сам по себе.

Изо всех сил трудился юноша, да и старый вол помогал ему. Ню-лан распахал кусок пустыря, поросшего колючками да терновником, засеял его, построил домик. За год-другой все наладил, так что можно было жить, хоть и с трудом. Только ведь, кроме старого вола, который не умел говорить, в холодном доме не было никого,- скучно жилось юноше.

Но вот однажды старый вол вдруг заговорил человечьим голосом и поведал своему хозяину, что Ткачиха вместе с другими феями пойдет к Серебряной реке купаться, и велел в это время подкрасться и унести её одежду, сказав, что тогда он сможет сделать её своей женой. Изумлённый Ню-лан послушался старого вола, отправился в нужное время к берегу Серебряной реки, спрятался в зарослях тростника и стал поджидать, когда придёт Ткачиха со своими подружками.

Прошло немного времени. Ткачиха и небесные феи пришли купаться к Серебряной реке. Сняли свои лёгкие одежды, прыгнули в чистый поток, и в тот же миг на зеленоватой воде словно расцвели белые лотосы. Ню-лан выскочил из тростника и выхватил из кучи платьев, сложенных на траве на берегу реки, одежду Ткачихи. Испуганные феи выскочили из воды, натянули в спешке свои одежды и, словно птицы, разлетелись во все стороны. А на берегу Серебряной реки осталась только бедная Ткачиха, которая не могла убежать. Ню-лан сказал ей, что он вернёт платье, только если она согласится стать его женой. Ткачиха прикрыла грудь распущенным волосами, да делать нечего, стыдливо кивнула головой (на самом деле у неё уже давно родилась любовь к этому смелому, хотя и немного грубоватому парню). Так она и стала женой Волопаса.

После женитьбы муж стал пахать, а жена ткать, счастливо и прекрасно зажили они вдвоём. Вскоре у них родились сын и дочь. Супруги были рады: будет кому присмотреть за ними в старости.

Но небесный император и матушка ван-му, узнав об их женитьбе, пришли в ярость и послали одного из богов схватить Чжи-нюй и привести её в небесный дворец. Матушка ван-му боялась, что посланный не проявит должного усердия, и сама отправилась проследить за ним.

Горестно было расставаться Ткачихе с мужем и детьми, да пришлось отправиться во дворец в сопровождении посланца небес. Опечаленный Ню-лан посадил детей в корзины, перекинул их через плечо и отправился ночью догонять жену. Он думал перебраться через чистую Серебряную реку и достичь самого небесного дворца, да только кто мог знать, что там, где прежде была Серебряная река, уже и следов от неё не осталось. Поднял Ню-лан голову, смотрит,- а матушка ван-му уже перенесла реку на небо. В синем ночном небе видна Серебряная река, прозрачная, чистая, сверкающая, но в мир людей и богов ведут теперь уже разные дороги, и нельзя простому смертному подойти к Млечному Пути.

Ню-лан веднулся домой вместе с сыном и дочерью и стал горестно причитать и бить себя в грудь. Отец и дети собрались в кружок и плакали. И тут второй раз молвил старый вол из стойла человечьим голосом:

- Ню-лан, Ню-лан! Я скоро умру. Сдери тогда с меня шкуру, накинь себе на плечи, и ты сможешь подняться в небесный дворец.

Только успел старый вол произнести эти слова, как тут же упал и испустил дух. А Ню-лан накинул на себя его шкуру, посадил, как и в первый раз, детей в корзины и помчался на небо. А чтобы одна корзина не перевешивала другую, взял попавшийся под руку черпак для навоза и бросил в одну из них.

Поднялся Ню-лан в небо, вихрем пронёсся среди сияющих звезд, вот уже и Серебряная река видна вдалеке, и как будто можно разглядеть ткачиху Чжи-нюй на том берегу. Радостно смотрел вперёд Волопас, и дети махали руками и дружно кричали:

- Мама, мама!

Но как только они приблизились к Серебряной реке и хотели перейти её, откуда-то с высоты небес вдруг протянулась большая женская рука. Это матушка ван-му выдернула из головы золотую шпильку, провела ею вдоль Серебряной реки, и прозрачная гладь тотчас же превратилась в бурлящую Небесную Реку...

Волопас только горько плакал, глядя на Небесную Реку, и слёзы его струились потоком, подобно водам этой реки. Что он мог придумать?

- Отец, давай вычерпаем Небесную Реку ковшом для навоза,- настойчиво твердила наивная маленькая дочка, вытерев слезы и уставившись парой маленьких глазёнок на отца.

- Да, мы вычерпаем её,- согласился, не раздумывая, печальный Волопас.

Он и в самом деле взял черпак и раз за разом стал храбро выливать воду из Небесной Реки, пока не выбился из сил. Мальчик и девочка помогали отцу. Их решимость и стойкость в любви к родителям тронули в конце концов холодные сердца сурового небесного императора и матушки ван-му. И они позволили супругам встречаться один раз в год вечером седьмого числа седьмой луны на мосту, который строили сороки из своих хвостов. Встретятся они на сорочьем мосту и жалуются на свою печаль. Чжи-нюй, видя Волопаса, не может сдержать слёз печали, и в это время на земле часто моросит мелкий дождь. Женщины не могут не пожалеть её и говорят вздыхая:

- Опять плачет сестрица!

А Ню-лан с детьми так и живёт с тех пор на небе, и смотрят муж с женой друг на друга издали через Небесную Реку. Если уж совсем станет им грустно, то и у них есть выход - писать письма и передавать друг другу, обмениваясь новостями.

По обеим сторонам Небесной Реки, напоминающей белый шёлк, в ночном осеннем небе среди множества звёзд мы и сейчас можем увидеть две довольно большие сверкающие звезды - Волопаса и Ткачихи. Прямо за Волопасом две маленькие звёздочки - его дети: сын и дочь. Ещё дальше - четыре, образующие параллелограмм; говорят, что это ткацкий челнок, который Ткачиха бросила своему мужу. А неподалёку от Ткачихи три небольшие звезды, составляющие равнобедренный треугольник,- это воловий кнут, который Ню-лан бросил жене. Они привязывали письма к челноку и кнуту и так передавали вести друг другу. Скорее могли высохнуть море или истлеть камень, чем ослабеть их любовь.

После сказания о Чжи-нюй появилась история Цисяньнюй, Седьмой небесной феи, и юноши Дун Юна. Цисяньнюй тоже была небесной ткачихой, она была самой младшей среди сестёр Чжи-нюй. Заела её тоска на небесах, и она тайком спустилась в мир людей. По дороге она встретила Дун Юна, почтительного сына,- продавшего себя в работники в дом помещика Фу, чтобы на вырученные деньги похоронить отца. Фея полюбила его, попросила Ту-ди, божество земли, поженить их, пригласила в свахи старую акацию, и под сенью её ветвей она стала женой Дун Юна.

Они поженились и явились вдвоём работать в дом богача Фу. Только в бумаге о продаже было записано: «без скота, без семьи», а сейчас вдруг ни с того ни с сего появилась жена, вот господин Фу и не соглашался оставить её. Молодожёны долго просили и спорили и наконец порешили на том, что они соткут за одну ночь десять кусков облачной парчи. Если смогут сделать, трёхлетнюю работу Фу заменит ста днями, не смогут - к трём годах службы прибавит ещё три. Фея тотчас согласилась, а Дун Юн совсем загрустил.

В тот же день вечером Цисяньнюй уговорила мужа пораньше лечь спать, а сама взяла наньсян - «курительную свечу, зажигаемую в трудные времена», которую ей подарили сёстры, когда она спускалась в мир людей. Аромат свечи тотчас же достиг небес, и все феи почувствовали его. Услыхали они мольбу сестрицы и принялись за дело: потянули небесные нити, стали чесать шёлк, ткать основу. Искусные мастерицы-ткачихи небесных дворцов соткали за одну ночь десять кусков узорной, блестящей парчи, расшитой облаками.

На другой день супруги отдали облачную парчу хозяину. Можете себе представить, как он изумился. А когда минуло сто дней, они с радостью распрощались с помещиком и вернулись к себе домой. Раз уж был такой уговор, то хозяин не мог больше задерживать супругов. По дороге Седьмая фея сказала Дун Юну, что она ждёт ребенка. Услышал это муж, и радости его не было предела. Они мечтали о своей семье, о том, чтобы трудиться и счастливо жить, о том, что он будет пахать подобно Волопасу, а она ткать, как Ткачиха.

Однако небесный император узнал, что Седьмая фея спустилась в бренный мир, разгневалось его драконье сердце, немедля повелел он бить в барабаны и колокола и передать дочери, чтобы она к полудню вернулась в небесный дворец, а если ослушается, то император пошлёт небесное воинство схватить её, а Дун Юна прикажет изрубить на десять тысяч кусков. Так легко был разрушен красивый сон о счастье. Фея испугалась за жизнь своего мужа, и ей пришлось расстаться с Дун Юном у старой акации, под которой они стали мужем и женой.

Прежде крикнет Дун Юн,- откликнется ему старое дерево, а теперь кричи тысячу раз, хоть десять тысяч,- молчит. Немое бревно! Навеки разлучили любящих супругов. Какая трагедия во вселенной может быть печальнее? Но Цисяньнюй и Дун Юн уговорились, что на будущий год, когда распустятся лазоревые цветы персика, под старой акацией передаст она ему сына, а потом Дун Юн упадёт без чувств и поднимется к ней вслед за посланцем небес.

В битве при Чжолу племя великана Чи-ю было начисто истреблено. И только племя Куа-фу продолжало ещё существовать. Оно-то и создало потом государство Бофу. О нём упоминается в трактате Ле-цзы, в истории о великане, который передвинул гору в стране племени Куа-фу.

В Северных горах жил девяностолетний старик, которого люди называли Юй-гун - Глупый дед. Прямо напротив его дома стояли две большие горы - Тайханшань и Ванъушань, и ему было очень неудобно каждый раз обходить их. Он собрал всех своих домашних - стар и млад, и стал держать совет.

- До чего надоели эти горы, совсем закрыли нам дорогу.

А что если мы перенесём их в другое место?

- Конечно, конечно! - закричали сыновья и внуки Юй-гуна.

Только Сянь-и, жена старика, была порассудительнее.

Услышала она, что все собираются передвинуть горы, и говорит мужу:

- Опомнись, старик, в твои-то годы, пожалуй, даже такой холмик, как Куйфу, и то с места не сдвинуть, а ты хочешь передвинуть горы. Ну ладно, ты сдвинешь их, а куда же ты денешь столько камней и глины?

Глупые внуки Юй-гуна сказали:

- Отнесём к заливу Бохай, разве это не выход?

Все одобрили их предложение и порешили, что будут перетаскивать гору, и тотчас начали работу. Одни копали, другие таскали в корзинах глину, а большие комья и камни перетаскивали к заливу Бохай. У их соседки вдовы Цзинчэнши был мальчик, родившийся уже после смерти мужа, у него только-только ещё стали расти настоящие зубы, увидел он, что все трудятся с таким усердием, и вприпрыжку тоже побежал помогать. Люди, что носили землю к заливу Бохай, шли туда больше полугода, уже все сменят ватные куртки на лёгкие рубашки, а они только возвращаются. Увидел Чжи-соу - Мудрый старец из Хэцюя, как они трудятся, посмеялся над ними и отправился к Глупому деду, чтоб урезонить его.

- Утихомирься, старый, в твои-то годы, когда человек, точно свеча под ветром, вот-вот погаснет, что ты можешь сделать с этими горами?

- Прошу тебя, не нужно столько слов. Я погляжу, ты ещё глупее, чем та вдова и её маленький сын. Разве ты не понимаешь, что умру я,- так ведь есть сыновья, умрут сыновья,- останутся внуки, у внуков родятся дети, если мы из поколения в поколение будем трудиться, так чего уж там бояться, что не сравняем горы!

Ничего не ответил Мудрый старец, потому что не нашёл слов, чтобы спорить с ним. А слова эти случайно услыхал один бог, державший в руке змею. Испугался, что они действительно так сделают и от обеих гор ничего не останется, поспешил доложить об этом небесному владыке. Небесного владыку тронула решимость Юй-гуна, и он послал двух сыновей Куа-э взвалить на плечи эти горы и перенести одну из них на восток Шочжоу, а другую - на юг Юнчжоу. Прежде эти горы стояли рядом, а отныне раздельно: одна на севере, а другая на юге.

Два сына Куа-э - это, по-видимому, сыновья из рода Куа-фу: и те и другие великаны, обладающие огромной силой, да и слоги э и фу весьма сходны, так что стоит прислушаться к такому предположению. Ведь и старик Юй-гун, решивший передвинуть горы и тотчас же взявшийся за дело, по своему духу и решимости близок Куа-фу, гнавшемуся за солнцем.

После Чи-ю с Хуан-ди за трон верховного владыки боролся Син-тянь. Первоначально это был безымянный великан, но из-за того, что он боролся за трон с Жёлтым императором, тот отрубил ему голову, вот его и назвали Син-тянь - Отрубленная голова (Син-тянь - букв.: «наказание неба»). Мы не знаем во всех подробностях его историю, известно только, что Хуан-ди казнил его на горе Чанъяншань и что голова его была зарыта там же. Обезглавленный Син-тянь в страшном гневе сделал из своих сосков глаза, из пупа - рот, взял, как и прежде, в левую руку щит, в правую - топор и пустился кружиться в воинственном танце.

Через несколько тысяч лет, в IV в. н.э., великий поэт Тао Юань-мин в стихотворении «Читаю „Книгу гор и морей"» писал: «Син-тянь плясал со щитом и топором, смелость и воля его вечно будут жить». Великан был обезглавлен, но он проявил неукротимый боевой дух, и эти восхваления отнюдь не чрезмерны.

Люди создали различные легенды об изобретениях Жёлтого императора, победившего Чи-ю: по одним, Хуан-ди изобрёл повозку и лодку («История Хань»), по другим, выплавил двенадцать больших бронзовых зеркал («Трактат Хуан-ди о внутренних органах»), по третьим, научил людей строить дома, в которых можно было укрыться от ветра, дождя и холода («Новые беседы»), по четвёртым, изобрёл котёл и глиняный горшок для варки пищи («Разыскания по древней истории»), по пятым - самострел (там же). Ещё говорят, что он придумал игру в ножной мяч (Лю Сян, Отдельные записки) и велел четырёхглазому Цан-цзе придумать письмена (Хуайнань-цзы), приказал Лин-дуню создать музыку («Весны и Осени Люя»), а Данао - установить шестидесятилетний цикл, Лэй-гуну и Ци-бо поручил написать медицинские книги («Родословия императоров и ванов»). Из этих легенд, которые мы не будем пересказывать подробно, видно, что Жёлтый император стал почти всемогущим умельцем. Откуда у него могло быть столько свободного времени, чтобы заниматься этими делами? С двумя сановниками - Фэн-хоу и Чан-бо, один из которых нёс на спине книги, а другой - меч, он беззаботно отправился в путешествие. Много земель они обошли; и в Цинцю, и в Дунтине, и у гор Эмэйшань и Ванъушань - всюду оставили свои следы. Самыми интересными были удивительные происшествия в Великой пустыне на западе. Утром они отправились туда, а вечером уже вернулись обратно. В мгновение ока пронеслись они десять тысяч ли. Боги хотя и путешествовали по земле, были весьма отличны от людей.

Великую западную пустыню называли ещё Хуалю - Поток, потому что песок там был чрезвычайно лёгким и мелким и двигался словно водный поток. Только ступи ногой - и провалишься вниз, и глубине не будет предела. По-видимому, это и есть Люша - Зыбучие пески, о которых в стихотворении Цюй Юаня «Призывание души» сказано:

Повсюду там зыбучие пески,
Вращаясь, в бездну льются громовую,-

и которые описаны потом в романе «Путешествие на Запад» в эпизоде о том, как монах Ша-сэн создал реку Зыбучих песков длиной восемьсот ли, чтобы люди попадали в эту ловушку. Когда там начинался ветер, казалось, что поднялся непроглядный туман, в котором летало множество крылатых драконов, рыб и черепах; у простых смертных это вызывало страх, а у святых - только удивление. В Зыбучих песках росло удивительное дерево шицюй, каменный лотос, крепкий и лёгкий, но на нём было сто листков, а раз в тысячу лет распускался один цветок. Листья были, как и у других деревьев, зелёные, они плыли по ветру и покрывали песчаные волны. Дерево было необычайно красиво.

Жёлтый император повсюду путешествовал, а людей послал в горы Шоу-шань добывать медь, таскать её к подножию горы Цзиншань и отлить треножник в память о победе над Чи-ю, а вовсе не для того, чтобы варить в нём эликсир бессмертия, как предполагают некоторые. Ведь Жёлтый император был верховным владыкой и ему не к чему было, подражая даосам позднейших времён, искать лекарство бессмертия и добиваться вечной жизни. После битвы при Чжолу и казни Чи-ю Жёлтый император некоторое время еще оставался в мире людей и только потом вернулся на небо. Вот поэтому-то некоторые и считают, что Хуан-ди сперва постигал великий путь дао, а потом уже стал бессмертным.

А ещё рассказывают, что Жёлтый император долго отливал драгоценный треножник под горой Цзиншань. Получился он огромным, высотой один чжан три чи, а вместимостью больше даже, чем глиняный чан на десять даней зерна. На треножнике был вырезан дракон, парящий в облаках, по-видимому, Ин-лун, добрые и злые духи всех четырёх сторон да различные удивительные птицы и необыкновенные звери. Жёлтый император установил драгоценный треножник у подножия горы Цзиншань и устроил по этому случаю большой пир. В назначенный час собрались все небесные божества и люди восьми сторон света, народу было видимо-невидимо, шум, гомон.

В самом разгаре пира вдруг появился волшебный дракон, покрытый блестящим золотым панцирем, высунулся до половины из облаков и спустил свой ус прямо на драгоценный треножник. Хуан-ди понял, что это посланец из небесного дворца зовёт его вернуться на небо, и вместе с сошедшими в мир людей богами, которых было более семидесяти, тотчас исчез в облаках, уселся верхом на спину дракона и стал подниматься в небесную высь. Правители маленьких государств и простой народ, видя, что Жёлтый император оседлал дракона и поднялся ввысь, хотели последовать за ним, да не смогли вскочить на спину дракона, а только, толкаясь и давя друг друга, уцепились за драконовы усы. Усы не выдержали, оборвались и упали на землю. И даже драгоценный лук Жёлтого императора, который висел на усах дракона, и тот люди стащили вниз. Князья и простые люди, попадавшие на землю, горько плакали, обняв драгоценный лук и обхватив руками драконов ус. Впоследствии этот лук стали называть ухао - «тёмный плач», а местность, где всё произошло,- Динху, что значит «драконов ус на треножнике». (В некоторых книгах вместо ху - «усы» пишется знак ху «озеро», но это не поддаётся никакому толкованию. Что же до усов дракона, то говорят, что из них выросла трава, которую теперь называют лунсюйцао - «драконов ус».

Раз уж появились легенды о том, как Жёлтый император искал лекарство вечной жизни и в конце концов стал бессмертным, возникли подобные же легенды о поисках бессмертия и о людях, поднявшихся на небо средь бела дня. Среди них наиболее интересна легенда о том, как Ван Цзы-цяо проверял Цуй Вэнь-цзы.

Рассказывают, что Цуй Вэнь-цзы учился у Ван Цзы-цяо постижению пути бессмертных. Как-то Ван Цзы-цяо решил испытать его, действительно ли он постиг всю глубину учения, и, превратившись в белую цикаду, взял в лапу чашу с лекарством Цуй Вэнь-цзы. А тот страшно испугался, схватил попавшееся под руку копьё и принялся колотить странное создание. Чаша с лекарством упала на пол и разбилась, белая цикада исчезла, только на земле осталась пара туфель Ван Цзы-цяо. Цуй Вэнь-цзы испугался, что туфли тоже превратятся во что-нибудь страшное, и накрыл их плетёной бамбуковой корзиной. Разве мог он знать, что пройдёт немного времени и из корзины вдруг раздастся крик птицы? Приподнял корзину, и вдруг оттуда выскочила пара больших птиц, расправила крылья и унеслась в небо.

Так все учение Цуй Вэнь-цзы оказалось пустой затеей. Пришлось ему сделать вывеску из красной материи и отправиться по миру торговать лекарствами. Ведь он всё-таки несколько дней изучал путь бессмертных и руки его творили чудеса. Говорят, что его пилюли и травы вылечили немало больных во время мора. А про Ван Цзы-цяо рассказывают, что он был наследником чжоуского князя Лин-вана и имя ему было Цзинь. Он любил играть на шэне и подражал крику фениксов. Он очень давно начал постигать путь бессмертия у даоса Фу Цю-гуна. Однажды он сел верхом на белого аиста на вершине горы Коу-шишань, поднял руки, попрощался со своими домашними, и только через много дней исчез его след.

Есть ещё одна легенда о том, как князь области, что к югу от реки Хуай, и Тан Гун-фан средь бела дня поднялись на небо.

Рассказывают, что во времена династии Хань был в Хуай-нани князь по имени Лю Ань, увлекавшийся учением о бессмертных. К нему вдруг явились восемь старцев с белыми усами и бровями, которых так и называли ба-гун - восемь старцев, чтобы преподать ему это учение. Он настолько постиг учение о пути, что сделал сам пилюли бессмертия, принял одну и вместе с восемью старцами средь бела дня поднялся на небо. Пилюли свои он оставил дома в глиняной чаше, и их склевали куры и съели собаки. Лекарство подействовало на них сразу, и в тот же миг их и след простыл. Только с неба доносилось кудахтанье да было слышно, как тявкают собаки в облаках. Оказывается, глупые твари поднялись в небо и превратились в бессмертных куриц и собак.

История Тан Гун-фана, очень похожая на предыдущую, произошла будто бы во времена Ван Мана, немного позже истории хуайнаньского князя. Рассказывают, что он тоже сделал пилюлю бессмертия, проглотил её и поднялся в небо. Его собака и курица тоже попробовали пилюли и поднялись в небеса, курица кудахтала в небе, собака тявкала в облаках,- им повезло, как и животным хуайнаньского князя. Новое в легенде - это рассказ о том, что в доме осталась только крыса, которой не досталось чудесного лекарства бессмертия. Так как крыса была вредной тварью, то Тан Гун-фан специально спрятал от неё пилюли, и она не смогла подняться на небо. Рассвирепела крыса, и с тех пор каждый раз к концу месяца, когда мрак совсем скрывает луну, ей становится ещё тяжелее, от злости у неё начинается рвота, и она целиком выплёвывает желудок и кишки, а к следующему месяцу у неё вырастают новые внутренности. Говорят, что эта несчастная крыса из дома Тана передала свои удивительные свойства детям и внукам, вот люди с тех пор и стали называть этих крыс таншу -- крысы Тана. Эти легенды любопытны, но и только. Ведь в истории совершенно ясно сказано, что хуайнаньский князь Лю Ань покончил с собой, потому что кто-то донёс на него, обвинив в измене. Он испугался наказания и перерезал себе горло. Так что легенда о вознесении на небо средь бела дня ни на чём не основана. Разве не свалилась она, как говорится, с края облаков?

http://mifolog.ru/books/item/f00/s00/z0000001/st005.shtml

Глава V. Мифические императоры Ди-цзюнь, Ди-ку и Шунь

На территории Китая в древности проживали различные народности. У каждого народа были свои верховные правители, боги, которых они почитали, бесы и свои мифы. Различные народы, религии и культуры с течением времени изменялись и смешивались, число богов и злых духов увеличивалось, мифы, передаваемые из поколения в поколение, переделывались в историю, усложнялись, порой противоречили друг другу. Одно и то же деяние приписывали нескольким людям, один человек мог превратиться сразу в нескольких. Конкретным примером того, как один персонаж воплощается в Нескольких образах, служит легенда об императорах Ди-цзюне, Ди-ку и Шуне.

Ди-цзюнь - верховный император, почитаемый восточными иньцами (не следует смешивать его с восточным божеством Фу-си, о котором говорилось выше). Иероглиф цзюнь в надписях на костях изображался как или .

Существует множество написаний этого иероглифа, но в целом они сходны с приведёнными выше. Некоторые считали, что в первом случае изображена человекообразная обезьяна, другие на основании второго изображения предполагали, что это фантастическое существо с головой птицы и туловищем человека. Мы же придерживаемся иного толкования.

Взгляните на второй знак,- как будто нарисована птичья голова, и даже клюв явно выступает вперёд. Первый знак - то же, но в упрощенной форме. Хотя птичий клюв у него не столь явно заметен, но это тот же самый иероглиф. Очевидно, верхняя часть знака представляет собой изображение птицы, а не животного.

Дата добавления: 2015-06-27