Новые вершины 1 страница

Эпилог

ФЛЕР

Что ты знаешь о себе, Флинн?

Эррол Флинн Грехи мои тяжкие

Глава 28

Телефонный звонок службы безопасности разбудил Флер в четыре часа утра. Она выслушала пространные объяснения и сказала:

— Моего брата не будите.

Потом положила трубку, повернулась на живот и натянула одеяло на голову.

Едва ей снова удалось заснуть, как позвонили в дверь. Прищурившись и взглянув на часы, она подумала, что если в шесть утра явился цветочник с белыми розами, то ей наплевать, она не пойдет с ним объясняться. Звонок прекратился, а через несколько минут снова затрещал. Флер засунула голову под подушку, пытаясь уснуть, но внезапно чья‑то рука резко сдернула ее с головы. Флер закричала и рывком села в постели.

Над ней стоял Джейк, одетый в джинсы и спортивную куртку на молнии, под которой виднелось голое тело. Волосы лохматые, лицо небритое, глаза пустые, но в глубине их затаилась какая‑то мысль.

— Что с тобой случилось? — завопил он. — Где ты была?

Почему не отвечала на звонок?

Флер выхватила у него подушку и ткнула ею Джейка в живот.

— Да сейчас шесть утра! — закричала она. — Ты меня испугал, — В шесть утра ты обычно бегаешь. Где ты была?

— В постели!

— А чем ты недовольна? Откуда мне знать, что ты спишь? — Он засунул руки в карманы. — Когда я выглянул в окно и тебя не увидел, я подумал, что‑то случилось.

Флер отбросила одеяло, пытаясь посмотреть на факты трезво.

Этот день нельзя больше откладывать. Джейк не притворился, что он совсем не заметил ее оголившееся бедро. Она потянулась, чтобы выключить кнопку электрического одеяла; потом зажгла свет, ставя при этом ноги так, чтобы вытянуть носки. Несмотря ни на что, ни на какие проблемы и трудности, она думала только о том, как предстать перед Джейком Корандой в самом лучшем свете.

Флер встала, не глядя на него, с полным отвращением к себе. Да как она может думать о сексе в такое время? Но что делать, если она думает об этом с того самого момента, как Джейк снова ворвался в ее жизнь. Если она хочет лечь, с ним в постель, надо взять и прямо сказать ему. А не унижаться, играя в старые женские игры. Может, ей начать коллекционировать мужчин, как Кисеи? Перепробовать всех привлекательных, которые попадутся на пути? Никаких условностей, привязанностей, просто хороший грязный секс. Начать надо прямо сейчас, с Джейка Корапды! Разве не в этом настоящая свобода? Женщины не должны больше играть в, свои дурацкие игры!

Выдавливая зубную пасту на щетку, Флер решила, как поведет себя, вернувшись в спальню. Точно так, как обыкновенный агрессивный мужчина, увидевший хорошенькую женщину. Она посмотрит Джейку прямо в глаза и скажет, чего хочет. Она хочет… Но тут Флер заколебалась. А какие слова она найдет для этого? «Пойдем в постель»? Слишком плоско и невыразительно. «Займемся любовью»? Слишком многозначительно. «Совокупляться» — грубо.

«Трахаться» — просто ужасно.

Она пыталась придумать что‑то. Она не собиралась отказываться от задуманного только из‑за отсутствия точного слова. Как поступил бы мужчина, опытный соблазнитель? Например, Джейк Коранда? А почему, кстати, ему бы это сейчас не сделать? Флер Прополоскала рот и вернула щетку на место. Он показался ей таким злым. Может, он ее вовсе и не хочет, пытается избежать трудностей, которые могут возникнуть?

Флер велела себе вернуться в спальню и поцеловать Джейка.

Она встанет перед ним, обнимет, прикоснется губами, а потом природа возьмет свое.

Она выскользнула из ночной рубашки, надела халат на голое тело, завернулась в него, глубоко вздохнула и открыла дверь.

Джейк ушел.

На самом деле он никуда не уходил. Он просто вышел на кухню, и Флер не подозревала об этом, пока не надела джинсы, носки и старый лыжный свитер. Он же, оторвав глаза от яиц, которые разбивал на сковородку, казался выше обычного; плечи распирали свитер по швам, отчего Джейк выглядел ужасно агрессивно настроенным.

Флер поняла, ей не надо проявлять инициативу, делать первый шаг.

Если он действительно хочет ее, он справится сам. Все очень просто.

Внезапно ее осенила другая мысль, и она спросила его:

— Как ты вошел? Я знаю, двери были заперты, я проверила вчера перед сном.

— Ты хочешь омлет или глазунью?

— Джейк…

— Слушай, Цветик, я не самый лучший в мире повар, правда?

И я не могу говорить и готовить одновременно. Ты, между прочим, могла бы помочь, вместо того чтобы стоять, как королева.

Типичная мужская манера нападать, подумала Флер, но не одернула его. Никто из них никуда сейчас не спешил. Наконец они накрыли на стол.

— Ты опять добрался до моей секретарши, да? — спросила Флер. — Ты сделал дубликат с ее ключа!

Джейк ковырял вилкой в тарелке.

— Ну, признайся, другого способа нет, ключ есть у секретарши, у меня и у Майкла. Ну как еще…

Он перестал жевать и посмотрел на нее.

— Ключ дал твой брат, — сказал Джейк. — В тот вечер, когда ты устроила званый ужин. Он мне рассказал о вашем отце.

Майкл беспокоится о тебе, Цветик. Я тоже не могу сказать, что меня все это не волнует, поэтому, когда ты утром не вышла на Пробежку и не отвечала на звонок в дверь…

Флер швырнула вилку.

— Алексей ничего мне не сделает. Физически. Майкл должен это знать. Его игра заключается в другом. Он хочет, чтобы я жила, страдая. И вообще, это никого из вас не касается. Разве тебе мало своих проблем?

— Мне это не нравится, Цветик.

— Я сама не пляшу от радости. Но пока не вижу способа положить этому конец.

Они молча ели, потом Джейк спросил Флер, всегда ли она ходит на работу в джинсах и кроссовках.

— Я должна сопровождать упаковочные клети в отель, — сказала она. — За мной заедут через час. Поэтому я и хотела выспаться. Сегодня у меня очень тяжелый день. Кроме того, я не могу выйти из дома, пока все это здесь.

Джейк указал на узкие деревянные клети, занимавшие большую часть кухни.

— Может, скажешь, что в них? Или я должен сам догадаться?

— Это коллекция Майкла, — пояснила Флер. — Образцы.

И Флер рассказала Джейку о фабрике, о звонке в четыре утра.

— Охранники не могут понять, каким образом включилась противопожарная система, кто ее вывел из строя. Но все платья на складе оказались мокрыми.

Джейк кивнул в сторону клетей.

— Мне показалось, ты говорила, что платья в них.

— Да, конечно. На фабрике висит просто тряпье.

Она встала и попыталась ощутить удовлетворение оттого, что перехитрила Алексея. Но ей никак не удавалось. Флер понимала: пора снова начинать волноваться, Алексей Савагар должен сделать следующий шаг.

— Если ты меня извинишь, я позвоню Майклу, а то он поедет на фабрику и его хватит сердечный приступ.

— Погоди минутку, — остановил ее Джейк. — А ты разве не сказала ему, что все перевезла сюда?

— Это не его забота, Джейк. Я изрубила «бугатти», за мной охотится Алексей. А Майклу и так хватает причин для волнения.

Джейк впал в ярость.

— А если бы отец послал сюда одного из своих бандитов, что бы ты тогда делала? Можешь ты мне сказать или нет?

— А зачем ему посылать сюда? Фабрика кишела охранниками. Как он мог заподозрить, что образцы здесь?

— Ты знаешь, в чем твоя проблема? Ты не думаешь!

Джейк резко встал, и Флер заметила, что карман его куртки глухо ударился о край стола. Он засунул руку внутрь, и Флер впервые обратила внимание, что правый край куртки свисает ниже левого. Может, она не задумалась бы о причине, если бы Джейк не взглянул на нее быстро и обеспокоенно, прежде чем взять тарелку и понести ее к раковине.

Флер положила телефонную трубку на место.

— Что у тебя в кармане?

— Не важно.

Она почувствовала, как у нее заныл позвоночник.

— Я хочу знать.

— Отстань, ладно?

— Скажи, Джейк.

Сначала она подумала, что он собирается уйти. Потом он пожал плечами.

— Двадцать второй, автоматический.

Флер удивленно посмотрела на Джейка:

— Что?

— Пистолет.

— Ты спятил?! Как ты можешь приносить сюда оружие? Боже мой! Это же не Вьетнам и не съемки фильма. Это мой дом!

Джейк отмахнулся от нее — Твой отец не в игрушки с тобой играет, я понятия не имел, что увижу, когда сегодня спускался сюда, Он выдержал ее взгляд; ему показалось, что сейчас она видит его в образе экранного героя.

Флер отвернулась, внезапно вспомнив о массовых убийствах, о девочке в рубашке с желтыми утятами. О том, чего она не могла выносить.

Джейк молча вышел, но через двадцать минут вернулся, одетый в теплую куртку и вельветовые брюки. Уже появились белые розы, и Флер стало ясно, что Алексей не подозревает о провале его плана Но Джейку это было не важно Он прервал ее разговор с братом. Выдернув у Флер из рук трубку, проворчал в нее:

— Майкл, я отправляюсь на грузовике с Чудо‑Женщиной. А потом уже давайте, ребята, без меня.

Джейк не отходил от Флер, пока разгружали грузовик; он стоял на углу, надвинув бейсбольную кепку на глаза, изо всех сил стараясь не привлекать внимания, остаться незаметным Но разве мог на это рассчитывать Джейк Коранда? Очень скоро его кто‑то узнал, и поклонники быстро окружили своего кумира. Они совали клочки бумаги, квитанции из химчистки, и Джейк покорно раздавал автографы. Флер знала, как люто ненавидит все это Коранда, но он терпел, придавленный бременем славы, пока она не вошла в отель вслед за клетями с платьями. Когда она вышла поблагодарить Джейка, он уже испарился.

За кулисами царил хаос. Майкл чуть не впал в истерику, обнаружив, что некоторые платья помяты. Флер с трудом сохраняла спокойствие, заставляла себя улыбаться и излучать уверенность.

Слишком много зависело от нескольких ближайших часов. Несмотря на большой интерес к работам Майкла, они решили продемонстрировать коллекцию всего два раза. Один раз днем и один раз поздно вечером.

Как и положено, для каждой из моделей предназначили отдельный закуток, где все вещи были разложены в том порядке, в каком она должна надевать их, там же были все необходимые аксессуары. Обычно такие закутки оборудовались накануне показа. Но Флер не собиралась выпускать платья из‑под охраны, поэтому все пришлось делать второпях и в последнюю минуту искать недостающие аксессуары. С обувью вышла неразбериха, едва не обернувшаяся настоящей паникой.

Сколько мрачных взглядов было брошено в сторону Флер! Но как бы то ни было, дело двигалось, телевизионщики устанавливали оборудование, чтобы снять на видеокамеру коллекцию Майкла Савагара и разослать кассеты в лавки, магазинчики, универмаги.

Наконец, когда все было готово, и вовремя, Флер переоделась в платье, привезенное с собой. Пришлось долго повозиться с молнией, потому что пальцы дрожали. Она выбрала одно из первых платьев Майкла, придуманных для нее. Только увидев платье, Флер сразу же решила оставить его на сегодня. Ярко‑красное, с двумя разрезами, один начинался от шеи и убегал ниже груди, другой шел снизу и до колена. Бабочки, обшитые бисером, украшали плечи, и такие же, но чуть поменьше, красовались на носках атласных туфель на высоких каблуках.

Появилась бледная, напряженная Кисеи.

— Это ужасная идея, Флер. Не понимаю, почему ты думаешь, что она сработает? Должно быть, у меня простуда, а может, даже и температура.

— Просто нервы, Кисеи. Тебя трясет от напряжения.

Несколько раз поглубже вдохни, и все пройдет.

— Нервы? Да у меня все нутро словно клюют грифу.!

Флер, рассмеявшись, заботливо и очень осторожно обняла Кисеи, опасаясь что‑нибудь помять.

— Ну что, Магнолия, ни пуха ни пера.

Флер вышла из‑за кулис и смешалась с толпой. Она говорила с десятками людей, с репортерами, позировала фотографам; кончики ее пальцев совершенно онемели от нервного напряжения. Она взяла маленький позолоченный стул возле подиума и сжала руку Чарли Кинкэннона.

Он наклонился к ней, шепча:

— Я слышал разговоры, Флер. Дизайнерам не нравится твой брат, они называют его работы вычурными и претенциозными.

— Это значит только одно, Чарли: они чертовски ревнуют. В его вещах женщины похожи на женщин.

Да, хотелось бы ей на самом деле чувствовать такую уверенность, с которой она произнесла эти слова! Но правда заключалась в том, что любой новый дизайнер, смело отважившийся на показ коллекции, как Майкл, подвергал себя опасности. Его можно было разбить в пух и прах: для этого существовали мощные средства в очень закрытом, кастовом мире моды. Майкл ступал на территорию, уже и без того слишком перенаселенную.

Она посмотрела через зал на репортершу из журнала «Повседневная одежда для женщин» и заметила, какое злое у нее лицо. Флер вдруг поняла, что имела в виду Кисеи, когда говорила про грифов.

Зазвучала печальная музыка в ритме блюза, и Флер снова заволновалась, но уже о другом. Сложные театральные постановки, вроде той, которую она придумала для показа моделей Майкла, вышли из моды; теперь демонстрации проходили просто: подиум, манекенщицы, платья.

Снова они как бы плыли против течения. На этот раз по ее вине. Это была ее идея. Она уговорила Майкла согласиться.

Понемногу разговоры стихли, музыка зазвучала громче. Свет в зале потускнел, на сцене за подиумом зажглись огни. За прозрачным сероватым занавесом, похожим на дымку, был экран. На сцене стоял уличный фонарь, торчали пальмовые ветки, валялись сломанные жалюзи и металлические перила. Глядя на все это, зрители должны были мысленно перенестись в новоорлеанский дворец во влажную летнюю ночь.

Появились модели в дымчатых платьях. Тонкая ткань облегала грудь, локти, колени; они казались утрированно острыми, как на рисунках Томаса Харта Бентона. Они принимали невероятные позы: откидывали назад голову, тянули руку к пальмовым листьям‑веерам и замирали, наклоняясь, словно ветви плакучей ивы так, что волосы спускались до пола. Зрители зашептались, украдкой оглядываясь по сторонам, желая увидеть реакцию других. Но было совершенно ясно, что никто не решится обнародовать собственное впечатление, пока не станет ясно, к чему все это.

Вдруг одна фигура отделилась от остальных и вышла в лужицу голубого света. Моргая, она смотрела на зрителей, будто пытаясь понять, можно ли довериться этим людям, потом заговорила. Она говорила о потерянной плантации, о Стэнли Ковальски, этом недоноске, за которого ее дорогая сестра вышла замуж. Голос звучал взволнованно и устало, лицо казалось измученным. Наконец девушка умолкла и протянула к собравшимся руку, словно умоляя понять ее. В зале наступила звенящая тишина, потом снова зазвучал блюз, как бы прогоняя девушку назад, к теням.

После ошарашенного молчания раздались робкие аплодисменты, потом все более энергичные. Зрители узнали монолог Бланш Дюбуа[31], Кисеи прекрасно исполнила его. Флер почувствовала, как Чарльз с облегчением расслабился.

— Она понравилась им, да? — прошептал он.

Флер кивнула и задержала дыхание. Если бы им так же понравились работы Майкла! Как бы хорошо Кисеи ни исполнила свою роль, в конце концов не это главное. Здесь важнее всего мода.

Музыка стала более быстрой. Модели одна за другой разрушали свои статичные позы, оживали и выходили из‑за прозрачного занавеса на подиум. Все были одеты в легчайшие летние платья, вызывавшие в памяти ароматы цветов, южные жаркие вечера, старые трамваи под названием «Желание». Линии платьев мягкие, женственные, без всякой вычурности, специально скроенные для женщин, уставших походить на мужчин. Ничего подобного Нью‑Йорк не видел уже много лет.

Флер прислушивалась к бормотанию вокруг себя, к скрипу перьев в блокнотах, шепоту. Аплодисменты за первые несколько вещей были вежливыми, потом, по мере того как одно платье сменяло другое, они становились увереннее. Красота, придуманная и воплощенная Майклом, постепенно доходила до людей; аплодисменты становились громче, энергичнее, пока наконец не переросли в общий гул, охвативший большой зал. Флер почувствовала, как ее пальцы свело судорогой, и догадалась, что впилась ими в колено Чарли.

Когда последняя модель удалилась с подиума, Чарли длинно выдохнул.

— За эти пятнадцать Минут, кажется, я прожил целую жизнь.

Флер надела на лицо холодную уверенную улыбку и присоединилась к аплодисментам.

— Только одну, — прошептала она ему.

Были показаны еще две живые картины; вторая имела даже больший успех, чем первая. Дождливый влажный лес из «Ночи Игуаны» послужил декорацией для второго монолога Кисеи. Потом на подиум высыпали девушки в разноцветных ярких ситцевых повседневных платьицах. И наконец Кисеи изобразила потрясающую кошку Мэгги на фоне силуэта обширного изголовья медной кровати. Эта сцена стала прологом для показа экзотической коллекции платьев, украшенных перьями и бисером, вечерних туалетов, пробуждавших сладкие декадентские воспоминания. На сей раз зрители не просто аплодировали, они делали это стоя.

Показ закончился. Флер, глядя, как Майкл и Кисеи кланяются, думала, что отныне для брата и подруги начнется совершенно другая жизнь. Обнимая Чарли Кинкэннона, она поняла, что и у нее уже не будет прежней жизни. Теперь можно не волноваться о приближающемся феврале. Что ж, она сделала доброе дело, она помогла Кисеи и Майклу продемонстрировать свой талант обществу. Кисеи — в благодарность за искреннюю дружбу, а Майклу — как извинение за многолетнюю и, по большому счету, беспричинную ненависть. Совершенно неоправданную.

Зрители покидали свои места, подходили к Флер. Непонятно почему, она вдруг обернулась и увидела Джейка Коранду, стоявшего у самой двери. Он восхищенно поднял оба больших пальца.

Следующие несколько дней телефон в офисе Флер разрывался.

«Повседневная одежда для женщин» поместил материал о коллекции Майкла под названием «Новая женственность».

Журналисты, пишущие на темы моды, выстраивались в очередь, чтобы узнать о его планах на будущее. Майкл спокойно перенес пресс‑конференцию, организованную Флер, а потом увез сестру на ужин в таверну. Они сидели у стеклянной стены Хрустального зала и улыбались друг другу, глядя поверх меню.

— У этих Савагаров не так уж плохо идут дела, так ведь, старшая сестричка?

— Совсем неплохо, младший братик.

Они смущенно улыбнулись, а потом Майкл принялся изучать меню.

— Я думаю, мы закажем заливную индейку, — сказал он.

— Ничего не стану есть с крыльями.

— Тогда холодную осетрину.

— А теплое филе?

— Ну правда, Флер, у тебя вкус как у коккер‑спаниэля. — Он драматично вздохнул. — Я думаю, мы пойдем на компромисс и остановимся на телятине.

С того вечера, когда они ели устриц с жареной картошкой в придорожном ресторане, у них вошло в привычку заказывать одинаковую еду. Но перед этим минут десять они спорили, выбирая блюда, хотя вкусы их не слишком разнились. Однажды, когда Флер по рассеянности сразу согласилась на закуску, предложенную Майклом, он показался таким обиженным, что она поклялась никогда больше не совершать подобной ошибки. Не желая его разочаровывать, она продолжила спор:

— Я не буду есть корову, так что забудь о телятине. А как насчет каплуна?

Майкл покачал головой и заметил:

— Чересчур утонченно. Может, мясо молодого барашка?

— Ой, они такие хорошенькие! — воскликнула она. — Свиные отбивные!

Майкл содрогнулся.

— Каплун, — заявила Флер. И со смехом коснулась рукава его поплиновой куртки‑сафари, которую он надел с рубашкой цвета бургундского вина, с французским военным свитером и галстуком швейцарской армии. — Я люблю тебя, Майкл. Очень. Все забываю тебе сказать.

— Я тоже. Даже еще больше. — Он умолк, потом наклонил голову набок так, что волосы коснулись плеча. — А тебя не раздражает, что я гомик?

— Надеюсь, ты спрашиваешь не потому, что я предложила каплуна.

Он улыбнулся.

— Нет, просто совпадение.

— Будь у меня волшебная палочка, — сказала она, — я с ее помощью кое‑что изменила бы. Как бы я хотела видеть тебя счастливым с кем‑то, кто мог бы подарить мне целую армию племянниц и племянников. Но поскольку это не грозит, я хочу, чтобы ты был в надежных отношениях с человеком, достойным тебя.

— С кем‑то вроде Саймона Кэйла?

— Ну раз уж ты упомянул…

Майкл опустил меню и печально посмотрел на Флер.

— Ничего не выйдет, Флер. Я знаю, ты бы хотела, но не получится.

Она смутилась.

— Слушай, Майкл, давай забудем об этом. Я переступила черту. Это не мое дело.

Он улыбнулся.

— Да, не твое. Но ты меня любишь, ты обо мне заботишься.

Как же мне всегда хотелось, чтобы наконец кто‑то любил меня независимо от того, счастлив я или нет, удачлив или нет.

— Осторожно, Майкл, а то я подумаю, что ты даешь мне право вмешиваться в твою жизнь.

— Ну, я рискну. — Он хотел было скрестить руки на груди, но передумал.

Флер заметила, что он нервничает.

— Саймон — особый человек, — сказал Майкл, — между нами крепнет дружба, которая важна для обоих. Как у вас с Кисеи.

Но это все, что между нами может быть. Замечательная дружба.

Саймон сильный, и я сильный. Мы оба независимые и самодостаточные, Саймон, знаешь ли, по‑настоящему ни в ком не нуждается.

— А для тебя очень важно быть нужным? Да?

Майкл кивнул.

— Я знаю, тебе не нравится Дэймон. Ты права, он может быть эгоистичным, он не самый лучший из тех, кого я встречал. Но он меня любит, Флер. Я нужен ему.

Флер пыталась справиться с разочарованием.

— Нельзя сказать, что у Дэймона плохой вкус.

Майкл весело улыбнулся.

— Я заметил в списке закусок зобную железу. Как ты смотришь на это сладкое мясо?

В городе Заговорили не только об успехе Майкла, пронесся слух о таланте Кисеи. Четыре продюсера сразу захотели пригласить ее на пробу. Кроме того, Флер обратила внимание, что несколько человек, упорно обходивших ее стороной, нашли время позвонить ей. Неужели дни, когда она была парией, закончились? Да, но скорее всего до тех пор, пока Алексей не предпримет новый шаг, думала Флер.

В течение нескольких недель она занималась Кисеи. Флер составила расписание ее проб в кино и на телевидении. К Дню благодарения суматоха улеглась и Кисеи подписала контракт на «Пятое июля». Теперь ей предстояло лететь в Лондон, чтобы попробоваться на роль в высокобюджетном приключенческом фильме, который, Флер была убеждена, сделает ей имя. Они обе были слишком заняты и могли себе позволить лишь разговоры по телефону или торопливый совместный ленч. Только в пятницу, поздно вечером, они наконец договорились посидеть как следует. Кисеи появилась в дверях с пиццей и большой бутылкой «Тэб».

— Давай скорее снимай телефонную трубку.

— Уже.

Флер поставила кассету с «Иглз»[32]и пошла на кухню за бокалами. Кисеи разделывала пиццу на новом кофейном столике в гостиной.

— Ну прямо как в старые добрые времена, Флеринда! — крикнула она, стараясь перекрыть звуки музыки. — С той только разницей, что теперь мы богатые и известные. Может, нам уже следует перейти на белугу? Хотя не понимаю, как можно променять всеамериканскую пиццу с перцем на рыбу.

— Мы будем пить «Тэб» из баккара. И мы соединим два лучших из миров!

Флер появилась на верху лестницы с двумя наполненными льдом бокалами и пачкой салфеток.

— Ты думаешь, мы лицемерки, что пьем это с пиццей? Мы ведь можем позволить себе все что угодно.

— Ладно, ты философствуй, Флеринда, а я пока поем. С самого завтрака во рту не было ни крошки.

Кисеи впилась в кусок пиццы, только что вынутый из коробки, и сыр лентой потянулся изо рта.

— Вряд ли когда‑нибудь я была такой счастливой, как сейчас, — жуя, бормотала она.

— Боже мой, до чего же ты любишь пиццу.

— Я не про пиццу. — Кисеи еще раз надкусила. На этот раз она прожевала, прежде чем заговорить. — Я про пьесу, про кино, вообще про все. Боб Фосс вчера со мной поздоровался совсем не так, как раньше. Тогда он говорил: «Эй, детка, привет!» А теперь:

«Привет, Кисеи». Боб Фосс! Боже мой! — Кисеи то и дело откусывала пиццу и вываливала на Флер события последних недель.

Слушая рассказ подруги о первых неделях репетиций и ее невероятно противоречивые оценки собственной игры, Флер испытывала настоящее удовольствие. Несмотря на яркий талант Кисеи, ничего такого не случилось бы без ее участия. Внезапно перед глазами Флер вспыхнуло лицо Белинды. Удовольствие сразу исчезло, и она подумала: неужели мать испытывала похожие чувства по отношению к ней самой?

Они заговорили о фильме, в котором Кисеи собиралась сниматься в Лондоне. Подруга нервничала и поэтому стала расспрашивать Флер о ее опыте с «Затмением». Наконец они добрались до Джейка.

— Что‑то, ты о нем почти ничего не говоришь в последнее время, — начала Кисеи.

Флер пожала плечами.

— Я его почти не вижу. Он много работает, а когда я поднимаюсь в мансарду проверить, как он там, он на меня даже не смотрит.

— Значит, если сказать по‑другому, вы с ним не спите.

— Боже мой. Кисеи, в отношениях между мужчиной и женщиной есть кое‑что еще, кроме секса.

— Ах, оставь, Флеринда, ты сейчас говоришь с лучшей подругой.

— Не стану тебе врать, Кисеи, он мне все еще нравится. Может быть, он всегда мне будет нравиться. Но это ничего не меняет Один раз я уже обожглась и снова не хочу. Он мне не подходит.

— Ты уверена?

— В конце концов, он был любовником моей матери!

— А это не твое дело. Белинда, может, немного испорченная женщина, но красивая и соблазнительная. Она понравилась Джейку. Вы же не были его любовницами одновременно? Чем бы они с Белиндой ни занимались в постели, это тебя не касается. Ясно?

— Она должна была понять, какие чувства я к нему испытываю! — воскликнула Флер. — Но она все равно прыгнула к нему в постель.

— А он‑то при чем? — Кисеи подвернула под себя ноги на кушетке. — Слушай, ты все еще веришь в ту чепуху насчет Джейка, что он соблазнил тебя лишь ради спасения своего фильма? Я видела его всего несколько раз, но даже мне ясно: это не в его стиле. Уверена, у него есть недостатки, но среди них нет слепого тщеславия.

— Да, у него есть недостатки, верно. Он очень непорядочный человек в том, что касается чувств.

— С чего ты взяла?

— Он не подпускает близко к себе. Немножко приоткроется, а. потом будто накрепко захлопывает дверь. Это хорошо для дружбы, но для любви очень тяжело.

Кисеи положила корочку от пиццы, которую только что подняла, собираясь отправить в рот, и уставилась на подругу. Флер почувствовала, что к лицу прилила жаркая волна.

— Я рассуждала вообще, Кисеи. Ради Бога, не подумай, что о себе самой. Я не влюблена в него, Кисеи. Конечно, мне многое в нем нравится. Он умный, интересный, с ним мне не надо притворяться. Понимаешь, для меня быть с Джейком — все равно что быть с тобой.

— Только не так безопасно.

— Да, не так безопасно.

Они помолчали. Потом Флер сказала:

— Я не могу позволить его себе. В моей жизни было слишком много нечестных и непостоянных людей, мне не нужен еще один. Я никогда не прошу о любви. С меня хватит на три жизни. Я горжусь тем, что у меня есть. Кисеи. Я сама себя сделала. И никого не прошу меня любить.

— Ну конечно, не просишь.

Кисеи видела, как взволнована Флер, и, сжалившись, сменила тему разговора. Они поболтали о неврозе Оливии Крейгтон, обсудили, что из одежды Кисеи стоит взять в Лондон. Наконец Флер показалось, что Кисеи больше не может терпеть: от нее исходило возбуждение, которое она старательно подавляла. Вдруг до Флер дошло, что за весь вечер с губ подруги ни разу не слетело имя Чарли Кинкэннона.

— Давай, Кисеи, выкладывай. Тебе же не терпится мне рассказать Так что приступай.

— Что выкладывать? Ну какая ты грубая, Флер.

— Ну давай, краса южной ночи, не ходи вокруг да около. В чем дело? Это связано с Чарли, да?

Кисеи колебалась.

— Гм… Ну, в общем‑то я тебе ничего не сказала, потому что боялась, что ты воспримешь это как очередную глупость. — Она принялась накручивать локон на палец, а потом посмотрела на Флер, ожидая ее реакции.

— Кисеи, нам утром в понедельник надо быть на работе. Как насчет того, чтобы успеть рассказать до конца уик‑энда?

— В общем‑то, — поспешно сказала Кисеи, — думаю, я влюбилась.

— А почему ты думаешь, что я назову подобное признание глупостью?

— Если вспомнить мое прошлое, разве Чарли подходящий мне партнер?

Флер улыбнулась.

— Скажу тебе, что я всегда считала вас с Чарли прекрасной парой. Ты сама никогда не соглашалась со мной.

Теперь, когда Кисеи сообщила новость, она торопилась выложить свои ощущения, пока не струсила.

— Я чувствую себя такой дурой, Флеринда. Он самый прекрасный человек на свете, но я слишком давно не встречала мужчину, который хотел бы от меня чего‑то другого, кроме секса…

Я даже не знаю, как вести себя с ним. Я пыталась его соблазнить, а ему нравилось разговаривать. О Кьеркегоре[33], о дадаизме[34], бог знает о чем. И слушать — тоже не важно что. Он никогда не проявляет превосходства в беседе на любую тему, он не выступает, как другие, передо мной, он искренне хочет услышать мое мнение. Он будто вызывает меня на соревнование. Чем больше мы говорим, тем больше я проникаюсь уважением к себе, какая я умная на самом‑то деле! — В глазах Кисеи заблестели слезы. — Флер, это такое приятное ощущение.

Дата добавления: 2015-06-27