Суеверия в вопросах секса 2 страница

лям: ложе не испытывает недостатка в мягких покрывалах, а если ночь выдастся холодной, она не поскупится на дорогой уголь. Басе (Anth. Pal., v, 125) останавливается на ценовой шкале более обстоятельно и с мрачным юмором заявляет, что он не Зевс, чтобы излиться золотом в открытое лоно возлюбленной, и не намерен произвести на нее впечатление уловками этого бога, который обратился в быка, чтобы умыкнуть Елену, и в лебедя — чтобы осчастливить Леду; он просто платит гетере Коринне «обычные» два обола, и дело с концом! Это, пожалуй, чрезвычайно низкая плата, и мы должны проявлять крайнюю осторожность при выведении подобных обобщенных умозаключений a posteriori. С этим не согласуются ни постоянные жалобы на алчность гетер, ни те весьма нелюбезные выражения, которыми их поминают. Так, Мелеагр (Anth. Pal., v, 184, 6) называет гетеру «злым постельным зверем» (κακόν κοίτης θηριον), а Македонии Гипат (ν, 244, 8) отзывается о гетерах как о «наемницах радующейся ложу Афродиты».

Если бы их средние дневные, а вернее, ночные доходы не были очень высоки, они, разумеется, не смогли бы себе позволить столь дорогие обетные дары, о которых уже говорилось выше; к этому следует добавить Некоторые сведения из «Палатинской Антологии». Симонид (ν, 159; Полемон у Афинея, xiii, 574с) — если эпиграмма действительно принадлежит ему — упоминает двух гетер, посвятивших Афродите украшенные вышивкой пояса; поэт обращается к некоему купцу и иронически замечает, что его кошелек знает происхождение этих дорогих даров.

Особенно часто мы слышим о посвятительных дарах гетер Приапу — и это вполне естественно, ибо Приап является богом чувственной любви. Согласно эпиграмме неизвестного поэта (Anth.· Pal., v, 200, 201), в память о священном ночном празднестве прекрасная Алексо посвятила перевитые шерстяными нитями венки из шафрана, мирры и плюща «сладостно-женственному Приапу». Другой — также безымянный — поэт говорит, что гетера Леонтида, наслаждавшаяся любовью с прелестным Сфением до восхода утренней звезды, посвящает лиру, на которой она играла, Афродите и Музам. А может, этот Сфений был поэтом, стихи которого доставили ей удовольствие? Возможно, оба толкования правильны, во всяком случае, текст не позволяет решить вопрос однозначно.

Отметим также эпиграммы Асклепиада и других (ν, 202, 203, 205 и т.д.), в которых речь идет о своеобразных дарах гетер.

Другому — к сожалению, также неизвестному — поэту принадлежит прекрасная эпиграмма (ν, 205), посвященная гетере Нико. В дар Афродите она принесла iunx — то магическое колесо,

...что ведает, как из-за моря

Мужа извлечь поскорей, из дому выманить жен,

Златом отделан искусно и выточен из аметиста...

Дар, перетянутый нитью из пряжи нежно-пурпурной...

[перевод М. Грабарь-Пассек]

В жизни гетеры чрезвычайно важную роль играла, конечно же, косметика в самом широком смысле этого слова, и из множества античных источников, трактующих эту тему, я приведу несколько особенно характерных примеров. В первую очередь, это эпиграмма Павла Силенциария (Anth. Pal., v, 208), из которой следует, что, посещая своих гетер, молодые люди особенное внимание уделяли тщательному подбору одежды. Они изящно завивали волосы, аккуратно подстригали и полировали ногти и надевали самую изысканную пурпурную одежду. Лукиан (xi, 408) высмеивает стареющую гетеру, желающую скрыть морщины на лице посредством всевозможных косметических ухищрений, красками для волос, свинцовыми белилами и румянами. «Не утруждай себя, — не без жестокости добавляет он, — никаким гримом из Гекубы не сделаешь Елены». От Лукилия (xi, 68) до нас дошла язвительная эпиграмма:

Лгут на тебя, будто ты волоса себе красишь,

Никилла, — Черными, как они есть, куплены в лавке они.

[перевод Л. Блуменау]

Фрагмент из Аристофана (фрагм. 320, у Поллукса, vii, 95; CAF, I, 474) содержит полный список тех вещей, что использовались женщинами в качестве вспомогательных и косметических средств, в котором помимо прочего перечислены: маникюрные кусачки, зеркала, ножницы, грим, сода, фальшивые волосы, пурпурные оборки, банты, ленты, румяна (т.е. алкана красильная), белила, мирра, пемза, нагрудные ленты (бюстгальтеры), ленты для ягодиц¹³², вуали, косметика, изготовленная из водорослей, ожерелья, краска для глаз¹³³, мягкие шерстяные платья¹³⁴, золотые украшенья, сетка для волос, пояс, мантилья, утреннее платье¹³⁵, платье, окаймленное пурпуром с двух сторон, и платье с пурпурной кромкой, платье со шлейфом¹³⁶, сорочки, гребни, сережки, колье с драгоценнны^ш камнями, простые серьги, серьги в виде виноградных гроздьев, браслеты, застежки для волос, пряжки, ремешки для лодыжек, цепочки, колечки, мушки, подкладки для волос, искусственные члены¹³⁷, драгоценные камни, крученые серьги и множество других вещей, о которых мы не знаем ничего, кроме названия.

Комедиограф Алексид (см. с. 102—103) в забавном отрывке описывает, сколь искусны гетеры в подаче своих существующих прелестей и имитации прелестей несуществующих.

¹³² Όπισθοσφενόόνη Возможно, их использовали для затягивания слишком полных ягодиц и уменьшения их объема, либо они обвязывались непосредственно вокруг ягодиц, поднимая их и делая их более выпуклыми У Поллукса (ν, 96) σφενδόνη обозначает женскую головную повязку или бинт, применяемый такими врачами, как Гален и Гиппократ, при менструации

¹³³ Так называемые ύπόγραμμο или στίμμι — пережженная и истолченная в порошок сурьма Они применялись для подведения глаз, а также для подкрашивания бровей и ресниц

¹³⁵ τρυφοκαλάσμος

¹³⁵1 ак я перевожу слово τρΰφημα, которое, насколько мне известно, обозначает предмет женской одежды только здесь

¹³⁶ ξυστίς — длинное одеяние для торжеств.

¹³⁷ όλισβοί

Профессия гетеры требовала не только тщательного пользования косметикой, но также большой ловкости в поведении, знания мужских слабостей и немалой находчивости в том, чтобы извлечь из этих слабостей как можно большую прибыль. Можно сказать, что со временем для гетер были созданы самые настоящие катехизисы, которые поначалу существовали в виде устной традиции, но со временем были зафиксированы в письменном виде. До нас не дошло ни одного из этих учебников гетер, но античные произведения содержат достаточно отрывков, чтобы позволить нам составить адекватное представление о композиции таких книг. Хорошо известно стихотворение Проперция (iv, 5), в котором сводня произносит настоящую лекцию о том, какими средствами девушка может вытянуть из своего любовника как можно больше денег. «Прежде всего, — говорит сводня, — тебе следует забыть само слово «верность»; ты должна овладеть искусством лжи и притворства и не обращать ни малейшего внимания на требования скромности. Веди себя так, словно у тебя есть и другие любовники: это держит мужчину в напряжении и питает его ревность. Ничего страшного, если любовник приходит временами в бешенство и таскает тебя за волосы; напротив, это дает свежий предлог для выуживания у него денег; немало поводов предоставляет также суеверие. Скажи ему, что сегодня день Исиды или какой-нибудь религиозный праздник, в который полагается воздерживаться от половых сношений. Вновь и вновь возбуждай его ревность: пиши при нем письма, и постарайся, чтобы он всегда видел следы укусов на твоей груди и шее — это заставит его поверить в то, что они оставлены другим. Возьми за образец не назойливую любовь Медеи, но гетеру Фаиду и те методы, с помощью которых она лущит своих любовников. Строго—настрого накажи своему привратнику: если ночью он услышит стук в дверь, пусть отпирает только богатым; для бедняков дверь должна оставаться закрытой. Не отвергай и тех, что принадлежат к низшим классам, — например, моряков и солдат; пусть их рука тяжела, зато деньги дает тебе именно она. Что касается рабов, то если они пришли с деньгами в своих карманах, ты не должна презирать их лишь за то, что когда-то они продавались на Форуме. Что возьмешь с поэта, который в стихах возносит тебя до небес, но не способен принести мало-мальски щедрого подарка? Пока по твоим жилам бежит горячая кровь, а щеки не покрыты морщинами, пользуйся временем и молодостью, которая так скоротечна».

Схожий катехизис сводни находим в «Любовных элегиях» Овидия (Amores, i, 8). После вступления, в котором мы знакомимся со старой сводней, ее тайными искусствами и чарами, ее отвратительным ремеслом, поэт, которому удалось подслушать ее наставления, вкладывает в уста старухи разработанную до мельчайших подробностей лекцию (προ-αγωγεια) о сводничестве. «Юноша влюблен в тебя, — говорит она девушке, — конечно же, из-за твоей красоты. Если бы только ты была столь же богата, сколь и красива, я, разумеется, была бы только в выигрыше. Впрочем, момент выдался благоприятный, и юноша не только мил, но и богат. Ты краснеешь? Румянец идет к твоему бледному телу, но краска стыда тебе не к лицу; оставь ее для скромных

матрон старого доброго времени. Помни вот еще что: скромность — привилегия старых дев. Даже образец целомудрия Пенелопа ценила истинную мужскую силу. Подумай о подкрадывающейся старости и о том, что мужчины будут пользоваться твоей красотой лишь до тех пор, пока она у тебя есть; чем больше любовников, тем лучше. Твой нынешний воздыхатель — всего лишь нищий поэт; гений — чепуха, самое главное, чтобы мужчина как можно больше платил. При этом условии ты можешь осчастливить даже раба. На меня не производит никакого впечатления ни знатность твоего утонченного и благовоспитанного господина, ни его красота, которой он может пользоваться в своих интересах. Все, что тебе нужно делать, — это как следует его доить; завлекай его любовью, но заставь платить; постоянно подпитывай его надеждами на то, что он получит желаемое, затем уступи — только бы он платил. Скажись больной, только не переборщи; в противном случае перепалкой ты ничего не добьешься. Не скупись на слезы и клятвы. Помни о главном: пусть всегда что-нибудь дает тебе, твоей сестре, матери или кормилице. Никогда не уставай изобретать поводы к этому. Не забудь разжечь в любовнике ревность — от этого любовь будет лишь крепче. То, что он не хочет тебе дарить, бери у него взаймы; вытяни это у него при помощи медоточивых слов, и тебе не придется возвращать взятое назад. Ты всегда будешь благодарна мне за мою науку». Здесь поэт взрывается словами негодования: «Только бы мне добраться до твоего увядшего тела, мерзкая сводня!», и проклятия на голову старухи заканчивают попытку Овидия изложить латинским стихом мотивы, заимствованные из комедии и элегии.

Последнее предложение подтверждает правомерность моего обращения к латинским источникам при изображении греческих нравов. То, о чем говорят здесь два римских поэта (Проперций и Овидий), является общим достоянием греков, отражением греческой жизни, какой ее подавала комедия и любовная элегия александрийцев; в конечном счете это достояние перешло на вооружение римской поэзии. Мне уже ранее представилась возможность рассмотреть (по крайней мере, сжато) катехизис греческой гетеры, составленный Герондом (с. 47—49); я также упоминал «Разговоры гетер» Лукиана (с. 46), в которых интересующий нас материал содержится в изобилии. Так, в шестом диалоге мы читаем следующие наставления, даваемые матерью дочери:

«КРОБИЛА: Ну вот, теперь ты знаешь, Коринна, что это не так уж страшно, как ты думала, сделаться из девушки женщиной, проведя ночь с цветущим юношей и получив целую мину, как первый заработок. Я тебе из этих денег сейчас же куплю ожерелье.

КОРИННА: Хорошо, мама, и пусть в нем будут камни огненного цвета, как у Филениды.

КРОБИЛА: У тебя и будет такое. Послушай только, что тебе нужно делать и как вести себя с мужчинами. Ведь другого пути у нас нет, дочка, и ты сама знаешь, как прожили мы эти два года после того, как умер твой отец. Пока он был жив, всего у нас было вдоволь. Ведь он был кузнецом и пользовался большой известностью в Пирее; послушать надо было, как все клялись, что после Филина уже не будет другого

такого кузнеца. А после его смерти сначала я продала клещи, и наковальню, и молот за две мины, и на это мы просуществовали месяцев шесть, а потом то тканьем, то пряденьем, то плетеньем едва добывали на хлеб, но все же я растила тебя, дочка, в единственной надежде.

КОРИННА: Ты имеешь в виду эту мину?

КРОБИЛА: Нет, я рассчитывала, что ты, достигнув зрелости, и меня будешь кормить, и сама легко приоденешься и разбогатеешь, станешь носить пурпурные платья и держать служанок.

КОРИΗНА: Как это, мама? Что ты хочешь сказать?

Кробила: Что ты должна сходиться с юношами и пить с ними и спать с ними за плату.

КОРИННА: Как Лира, дочь Дафниды?

КРОБИЛА: Да.

КОРИННА: Но ведь она гетера!

КРОБИЛА: В этом нет ничего ужасного. Зато и ты будешь богата, как она, имея много любовников. Что же ты плачешь, Коринна? Разве ты не видишь, сколько у нас гетер, и как за ними бегают, и какие деньги они получают? Уж я-то знаю Дафниду, клянусь Адрастеей, помню, как она ходила в лохмотьях, пока дочка не вошла в возраст. А теперь видишь, как она себя держит: золото, цветные платья и четыре служанки.

КОРИННА: Как же Лира все это приобрела?

КРОБИЛА: Прежде всего, наряжаясь как можно лучше и держась приветливо и весело со всеми, не хохоча по всякому поводу, как ты обыкновенно делаешь, а улыбаясь приятно и привлекательно. Затем она умела вести себя с мужчинами и не отталкивала их, если кто-нибудь хотел встретить ее или проводить, но сама к ним не приставала. А если приходила на пирушку, беря за это плату, то не напивалась допьяна, потому что это вызывает насмешки и отвращение у мужчин, и не набрасывалась на еду, забыв приличия, а отщипывала кончиками пальцев кусочки, ела молча, не уплетая за обе щеки; пила она медленно, не залпом, а маленькими глотками.

КОРИННА: Даже если ей хотелось пить, матушка?

КРОБИЛА: Тогда в особенности, Коринна. И она не говорила больше, чем следовало, и не подшучивала ни над кем из присутствующих, а смотрела только на того, кто ей платил. И за это мужчины любили ее. А когда приходилось провести ночь с мужчиной, она не позволяла себе никакой развязности, ни небрежности, но добивалась только одного: увлечь его и сделать своим любовником. И все за это ее хвалят. Так что если ты этому научишься, то и мы будем счастливы; ведь в остальном ты намного ее превосходишь. Прости, Адрастея, я не говорю ничего больше! Была бы ты только жива, дочка!

КОРИННА: Скажи мне, матушка, все ли, кто платит нам деньги, такие, как Евкрит, с которым я вчера спала?

КРОБИЛА: Не все. Некоторые лучше, другие уже зрелые мужчины, а иные и не очень красивой внешности.

КОРИННА: И нужно будет спать и с такими?

КРОБИЛА: Да, дочка. Именно эти-то и платят больше. Красивые

считают уже достаточным то, что они красивы. А тебе всегда надо думать лишь о большей выгоде, если хочешь, чтобы в скором времени все девушки говорили друг другу, показывая на тебя пальцем¹³⁸: «Видишь, как Коринна, дочь Кробилы, разбогатела и сделала свою мать счастливой-пресчастливой?» Сделаешь это? Знаю, что сделаешь и превзойдешь легко их всех. А теперь поди помойся, на случай, если и сегодня придет юный Евкрит: ведь он обещал» [перевод Б. Казанского].

В первом диалоге гетеры Гликера и Фаида беседуют о видном военачальнике, который прежде был любовником прекрасной Абро-тонон, затем Гликеры, а теперь непостижимым образом влюбился в уродку. С немалым удовольствием перечисляют они все ее уродства: жидкие волосы, бледные губы, тонкая шея с выпуклыми венами, длинный нос. Однако они достаточно справедливы, чтобы оценить ее высокую стройную фигуру и обольстительный смех. Единственное, на их взгляд, объяснение, почему бравого вояку подвел его вкус, — он околдован матерью девушки, проклятой ведьмой и отравительницей, которая знает, как совлечь луну с неба, а ночью летает по округе.

В вопросах секса, а вместе с тем и в практике гетер суеверие играет наиважнейшую роль, о которой я уже имел случай сказать, разбирая вторую идиллию Феокрита. То, что идеи просвещения не смогли одержать верх, но, напротив, суеверие оказалось неискоренимым, явствует, помимо всего прочего, из недвусмысленного предостережения против «фессалийских искусств», которое Овидий считает своим долгом высказать в «Искусстве любви» (Ars, ii, 99). Он говорит: «Все эти фокусы — гиппоманес (с. 79), магические травы, формулы и любовные напитки не имеют никакой силы, как показывают примеры Медеи и Кирки; обе были знаменитыми колдуньями, и тем не менее их черное искусство не сумело предотвратить измены мужей — Ясона и Одиссея». Однако такие просвещенные голоса оставались одинокими; массы твердо верили в колдовство — что имеет место и в наше время, — и племя гетер, для которых любовь была и должна была быть материальным содержанием жизни, никогда не могло полностью освободиться от суеверия.

Не притязая на то, что наше изложение будет пусть даже приблизительно полным, приведем здесь несколько дополнительных замечаний относительно греческого суеверия в том, что касается половой жизни. Согласно Плинию, сок растения κραταιόγονον (блошница дизентерийная) был самым действенным средством для того, чтобы родился мальчик, и с этой целью родители должны были пить этот сок по три раза в день, постясь в течение сорока дней. Главкий (у Плиния, хх, 263) приписывает

¹³⁸ Когда на человека показывали пальцем, это расценивалось не как осуждение, а скорее как комплимент; ср. Персии, i, 28: digito monstrari et dicier «Hie est».

то же действие чертополоху. Я уже указывал на то, что agnus castus (Плиний, xxiv, 59; Диоскорид, Mat. med., i, 134) ввиду его ослабляющего действия на половое влечение, раскладывался женщинами на ложе во время Фесмофорий (с. 78). Согласно Ксенократу (у Плиния, хх, 227), сок мальвы, как и связка из трех ее корней, возбуждали в женщине страсть. Зернышко мальвы, прикрепленное к мешочку на левой руке, служило защитой от поллюции. По Диоскориду (Диоскорид, М.т., ш, 131; Плиний, xxvi, 95; xxvii, 65) мужчины, желавшие иметь сына, должны были есть больший корень ятрышника (Knabenkraut), а женщины, желавшие иметь дочь, — его меньший корень. Если пить этот корень свежим в козьем молоке, половое влечение усиливается, если есть его высушенным — ослабевает. Если под мужчину подложить растение pesoluta (Плиний, xxi, 184), он становится бессильным. Возбуждающее действие имел также сатирион, если держать его в руке (Диоскорид, ш, 134; Плиний, xxvi, 98 и 96); считалось, что его корень имеет те же свойства, что и корень ятрышника. Корень дикого цикламена (Теофраст, «История растений», ix, 9, 3; Диоскорид, ii, 193; Плиний, xxv, 114), носимый в качестве амулета, ускорял роды; если беременная женщина наступала на него, он приводил к выкидышу. Этот корень использовался также в приготовлении любовных напитков. Всякий, кто принимает «морские розы» (водяные лилии), должен расплачиваться за это двенадцатидневной импотенцией (Плиний, xxv, 75). Если подложить под кровать габротон (кустарниковая полынь), следовало ожидать усиления полового влечения (Плиний, xxi, 162); он также являлся безотказным средством против чар, препятствующих зачатию. Человек, который носит как амулет корень аспарагуса, становится бесплодным (Диоскорид, 151).

Пепел растения brya (Плиний, xxiv, 72), смешанный с мочой быка, делал мужчину импотентом; по мнению магов, его можно было смешивать также с мочой евнуха. По Теокриту (ш, 28), растение telephilon (опийный мак) использовалось для любовных прорицаний; лист мака складывали мешочком и, держа его тремя пальцами, ударяли по нему ладонью; если раздавался громкий хлопок, это расценивалось как доброе знамение.

Для защиты от «злого волка» (кровотечения в районе ягодичных мышц) к ягодицам следовало приложить абстинтий (вермут)¹³⁹. Сердцевина ветвей гранатового дерева, о котором Феофраст рассказывает несколько невероятных историй, повышала половую потенцию (Плиний, xxvi, 99); другим средством добиться того же результата было ношение в браслете правого яичка осла (Плиний, xxviii, 261).

Если беременная ест яички, матку или сычужок зайца (Плиний, xxviii, 248), у нее рождается мальчик. Съев заячий эмбрион, можно исцелиться от бесплодия. Если курицы сбивались на крестьянском дворе в кучу, это являлось несомненным признаком того, что их хозяин находится под башмаком у жены (Schwartz, Menschen und Tiere im Altertum, «Люди и животные в древности», 1888). Так как петух помог

¹³⁹ Схолии к Аристофану, «Всадники», 1578; Катон, De agricultum, 159; Плиний, xxvi, 91.

Лето в ее тяжких родовых муках, его (Элиан, Hist, an., iv, 29) подносили к беременной для облегчения родов; с этой же целью до бедер роженицы дотрагивались собачьей плацентой, не соприкасавшейся с землей. Если женщина поедала яичко петуха непосредственно после зачатия, она могла быть уверена в том, что у нее родится мальчик (Плиний, ххх, 123); а если кто-нибудь мочился там, где до этого помочился пес, «сила его чресел убывала» и он становился бессильным (Плиний, xxix, 102; ххх, 143).

Примечательное суеверие было связано с гиеной (Плиний, viii, 105): полагали, что раз в год она меняет свой пол, — это представление оспаривал Аристотель (De generatione animalium, Hi, 66). Самка краба, истолченная в ступке и перетертая с водой и солью после полнолуния, якобы излечивала карбункулы и воспаления матки (Плиний, xxxii, 134).

Если мужчину требовалось сделать импотентом, его следовало выпачкать в мышином навозе (Плиний, xxxviii, 262). Если женщина носила с собой mullus (съедобная морская рыба), ее менструальная кровь теряла свое ядовитое действие (Плиний, xxviii, 82). Считалось, что ворон некогда имел сношение с женщиной посредством своего клюва; поэтому если ворона вносили в дом беременной, ее ожидали тяжкие родовые муки; если женщина поедала воронье яйцо, у нее происходил выкидыш через рот (Плиний, х, 32; Аристотель, De gen. an., Hi, 66; Плиний, ххх, 130). Если женщина во время зачатия поест запеченной телятины, приправленной травой aristolochia (Плиний, xxviii, 254), у нее родится мальчик. Верили, что зачатию способствует коровье молоко (Плиний, xxviii, 253).

Важное значение для суеверия имели также половые органы; Рисе (Realenzyklopadie, i, 85 ел.) собрал по этой теме огромнейший материал, среди которого находим следующее: «Обнажение женских половых органов — с каковым дейетвием связан такой непристойный жест, как кукиш, — разрушало магические чары, и вследствие этого их изображение или символ носили в качестве амулета. Выставление этой части тела напоказ было особенно действенным против града, плохой погоды, морской бури; эффект усиливался в том случае, если в этот момент у женщины были месячные; и действительно, когда такое «заклятие» использовалось с сельскохозяйственными целями — в частности, для уничтожения паразитов — наилучших результатов можно было ожидать только в том случае, если оно произносилось в период менструации, когда злые силы, приписывавшиеся женщинам в этом положении, могли вступить в игру самым активным образом. Плиний наряду с прочими весьма наглядным образом описывает пагубное воздействие на все окружающее менструирующей женщины. Стоит ей коснуться руты, и та увядает; один только ее взгляд на огурцы и тыквы высушивает их или, в лучшем случае, делает кислыми; молодая виноградная лоза ломается от ее прикосновения, ткани в корыте чернеют, бритвы тупятся, латунь ржавеет, у лошадей случаются выкидыши, а зеркало, в которое она посмотрится, тускнеет — хотя, если женщина будет после этого неотрывно смотреть на его тыльную часть, к нему вернется прежний блеск.

Особенно большим могуществом обладает женщина, менструирующая впервые в жизни или сразу после потери девственности; магическое действие имеют сами менструальные выделения, даже если они не вступают в контакт с объектом. Так, для предотвращения града выделения девушки сжигались на поле вместе с лавром; пропитанная ими тряпка, сжигаемая под любым ореховым деревом, заставляет дерево увянуть, а если ее расстелить вдоль дверного порога, все злые заклятия лишаются своей силы внутри дома.

Страшная сила была присуща также моче менструирующей женщины, однако свойство противодействовать любому магическому заклятию принадлежало любой моче, и в «Геопонике» говорится, что в случае некоторых лошадиных заболеваний Гиерокл предпочитал мужскую мочу¹⁴⁰. Раб одного из друзей Порфирия понимал, к примеру, язык птиц, но однажды ночью мать помочилась ему в ухо, чем лишила сына его дара. Плиний рассказывает далее, что действенность мочи как средства против заклятия повышается в том случае, если, помочившись, в нее плюнуть, и что собственная моча обладает несомненными исцеляющими свойствами. Смочив ее каплей макушку, исцелялись от укуса сороконожки; от змеиных укусов следовало пить либо собственную мочу, либо мочу мальчика, еще не достигшего половой зрелости; орехи перед посадкой помещались в нее на пять дней; менструальные пятна можно было вывести только при помощи мочи той женщины, которая их произвела; что же касается женского бесплодия, то здесь не было средства более действенного, чем моча евнуха.

Экскременты не обладали той же силой, что и моча, хотя, согласно Эсхину, в запеченном виде они использовались как лекарство от многих заболеваний, а кал новорожденного, введенный в матку, был средством от бесплодия.

Целительными свойствами наделялось также особенно материнское молоко, и пес, который однажды отведал молоко женщины, недавно родившей сына, никогда не заболеет бешенством. Молоко женщины, у которой родилась дочь, было только косметическим средством, но тот, кого лечили посредством бальзама, приготовленного из молока матери и дочери, на всю оставшуюся жизнь приобретал иммунитет от глазных болезней¹⁴¹.

Не лишено интереса то, что многие из этих народных снадобий вплоть до самого недавнего времени пользовались популярностью в европейской глубинке.

Мы имели уже случай указать — особенно в связи с нашими наблюдениями относительно фаллического культа, — на большое значение, придаваемое греками мужским детородным органам; данная тема

¹⁴⁰ Согласно Плинию (xxviii, 52) sordes virilitaris использовались также в качестве лекарства от укуса скорпиона, последствия которого, как говорится в том же месте, во время полового акта могли быть перенесены с мужчины на женщину.

¹⁴¹ Источники, излагающие эти и множество тому подобных суеверий, суть следующие: Плиний, «Естественная история», vii, 64 ел.; xvii, 266; xxviii, 38, 44, 52, 65, 67, 73, 77, 79, 81, 82, 84, 85; xxix, 65; Колумелла, Dererustica, χ, 358 ел.; xi, 3, 38, 50, 64; Кассиан Басе, «Геопоника», i, 15; χ, 2, 3, 64, 67; xii, 2, 5, 8, 20, 25; xvi, 2, 10; Порфирий, De abstinentia, iii, 3; Диоскорид, Materia medico, u, 99.

будет затронута также в последующих главах, так что здесь вполне достаточно сделать лишь несколько замечаний. Слово βασκαίνει ν воспроизведено в латинском fascinare; оба они обозначают «заклинать», но также и «разрушать заклятье». Заклятием, которого опасались в античности больше всего, был дурной глаз¹⁴², жертвой которого может стать каждый, даже если его обладатель не питает дурных или враждебных намерений. И действительно, можно сказать, что каждый, чьи глаза выглядели или были расположены необычным образом — особенно если это наводило на мысль о дурных замыслах, — считался способным оказывать пагубное воздействие на окружающих; даже в наши дни на юге боязнь «дурного глаза» весьма велика.

Средства защиты от этой напасти были в высшей степени многочисленными, и то, что их объединяет, — это предполагаемая способность отвращать нежелательный взгляд, отпугивая его или приводя в замешательство. Считалось, что самый действенный способ вызвать такое замешательство — это заставить обладателя дурного глаза взглянуть на изображения или слепки половых органов. Разумеется, идея заключалась не в том, чтобы «глаз немедленно отвернулся, устыдившись», но в том, что враждебный глаз будет заклят и зачарован видом непристойности, так что он будет видеть только срамное и на время окажется безвредным для всего остального. Этим объясняется, почему половые органы — предпочтительно мужские — рисовались или имитировались скульптурно повсюду, где особенно опасались действия дурного глаза. Таким образом, фаллос — иногда колоссальных размеров — можно было видеть почти везде: на домах и воротах, в общественных местах, на таких предметах повседневного пользования, как сосуды и светильники, на одежде и украшениях, на кольцах, застежках и т.п.; его носили за ручку и сам по себе; считалось, что его действие иногда усиливается, если он изготовлен в форме животного, с когтями и крыльями, или если к нему прикреплены колокольчики — звон металла рассматривался как действенное противоядие? от колдовства и всевозможных демонических существ. Этим и объясняется мода на фаллические амулеты, которая современному зрителю показалась бы верхом бесстыдства, не знай он ее истинных причин. Я уже подчеркивал тот факт, что еще и в наши дни фаллические амулеты легко увидеть и приобрести на юге.

Дата добавления: 2015-06-27