Мистическое как опыт

Признаки мистических состояний.

1. Радикальность. Её можно понимать как способность открывшейся реальности полностью захватить внимание индивида, поглощая собой обыденную действительность без остатка.

2. Невыразимость. Воспринимая открывшийся мир как весомый и объективный, осознавая малейшие детали происходящего, мистик как правило не в состоянии передать содержание своего опыта посредством языка.

3. Кратковременность. Мистик не в состоянии контролировать время нахождения в новой реальности, как и интенсивность собственных переживаний. Обычно это переживается как краткий миг необычайной полноты, попытки продлить который просто невозможны.

4. Тотальная трансформация субъекта. Меняется не только окружающий мир, но и сам субъект, его воспринимающий, поскольку всё то, что человек знал о себе раньше, в области мистического опыта перестаёт быть, а взамен оказывается нечто иное, также невозможное для адекватного описания в словах.

5. Мистический гносис. Это можно понимать как способность к безграничному знанию обо всём сразу, без каких бы то ни было опосредований законами или даже словами.. Мистический же опыт, например богоявление, или самадхи йогинов, сатори чань-буддистов и т.д. представляет собою сферу переживаний чего-то субстанционального (или кажущегося таковым) и поэтому относится скорее к области философии, поскольку иные, менее широкие горизонты дискурса будут для мистического опыта чем-то вроде прокрустова ложе. Кроме того, именно философия ставит в качестве предмета собственного дискурса запредельные понятия, что в какой-то степени роднит ее с мистикой.

Мистический опыт, как форма отношения человека к Божественной реальности, выступает в качестве исходной предметности исследования мистико-религиозного знания, где это знание предстаёт в своёй очевидной данности. В литературе нередко принято разделять религиозное от мистического. Наиболее "очевидным" здесь представляется то, что мистическое может носить и внецерковный характер. Но если признать, что для любой формы мистики и религиозного опыта важнейшим признаком выступает вовсе не те или иные идейно-организационные формы, но сакральное отношение к некоторой Абсолютной реальности, то становится понятным, что религия и мистика выступают лишь некоторыми разновидностями сакрального знания. Более того, выступая опытом непосредственного контакта с Высшей реальностью (контакта, в силу своей природы, "самоудостоверяющегося"), мистика утверждает себя в виде безусловно-оправдательной парадигмы всякой религиозности вообще.

Само возникновение мистического означает, что человек начинает преодолевать архаический хаос своего бытия. И упорядочивание этого хаоса исторически началось через уподобление его с миром сакральным, постигаемым с помощью мистического озарения. Символическим (и в то же время инструментальным) преодолением границы сакрального и профанного выступали "обряды перехода", ритуалы, предполагающие не только психофизиологическое действо, но и мировоззренческую позицию, выступая, в то же время, определенной основой зарождающихся этнокультурных традиций. Шаманы, волхвы, духовидцы разных народов во время этих обрядов в состоянии транса могли говорить от имени высшей силы, временно вытесняющей личность, либо вступающей с ней в диалог. Это озарение, опыт мистического, переживался древним человеком как "внутренний свет", явление сакральных Абсолютов, воспринимался как онтологические самохарактеристики мира, открывавшиеся человеку с помощью специальных практик (ясновидения и т.п.). Изначально же было известно, что механизм подобных "истин-откровений" весьма капризен: они чаще всего "являются" лишь посвященным, не поддаются предварительной эмпирической и логической верификации, опираясь единственно и только на веру. Неудивительно, что с самой древности были известны в этой области знания как случаи явного фальсификаторства подобных эзотерических истин, так и "самообмана". Однако толпы лжепророков могут спекулировать на мистическом лишь на том основании, что сами по себе этот феномен всё же существуют.

Это важнейший вывод из проблемы мистического опыта, который не должен заслоняться её спекулятивным контекстом. Другое дело, что необходимо разделять те феномены знания, которые пока лишь нераскрыты ("загадки природы", "секреты", "научные проблемы"), и потому кажутся нам - до поры до времени - "мистическими", от "неистребимо" иррационально-мистического в знании, неизбывности тайн в нашей жизни. Современность вовсе не уничтожает мистическое. Оно просто модифицируется, распадаясь на тайны природы, изучаемые жрецами естественных наук, и тайны человеческого бытия, определяемые, кроме уже отмеченной причины, и потребностью человека компенсировать "сверхрационализм" современной жизни. Изучать эти тайны нашего бытия - в силу их иррациональности, нестационарности и т.п. - наука в целом пока отказывается, находя в себе лишь силы бороться - по инерции борьбы за господствующий дискурс - с религиозным мистицизмом как таковым. Но борьба с мистицизмом (как с самодовлеющим способом объяснения мира) не должна нам мешать изучению и использованию природы мистического - как в познании, так и в жизнедеятельности, пониманию его как одного из предельных случаев расширения предметного поля эпистемологических исследований. Кризис современного научного знания заставляет, как справедливо утверждает И.Т. Касавин, отважиться на вывод: "прогресс науки выявил её потребность в знании, которое существенно отклоняется от современных критериев научности".

Дата добавления: 2015-06-27