Чем отличаются аргазиды?

О том, что аргасовые клещи отличаются от иксодовых внешними формами, уже говорилось. Существенно различаются эти семейства и по образу жизни. Есть также различия в цикле индивидуального развития. Вплоть до превращения личинки в нимфу аргазиды развиваются так же, как и иксодовые клещи. Нимфа же после линьки в большинстве случаев переходит не сразу во взрослую форму, а в следующую нимфальную стадию, она несколько крупнее предыдущей. Точно неизвестно, сколько раз нимфы линяют, прежде чем наконец превращаются в половозрелого клеща. Это зависит, во-первых, от температуры среды и, во-вторых, от количества выпитой нимфами крови. Нимфальная стадия может повторяться два — четыре, а то и более раз. Поэтому весь цикл развития аргазидов оказывается более длительным, иногда он растягивается на много лет.

Долголетие — еще одна отличительная особенность экологии аргазидов. В литературе даже описан опыт, в котором клещи Ornithodoros papillipes доживали в лаборатории до 20–25 лет! Долголетию аргасовых клещей способствует и то обстоятельство, что они весьма невосприимчивы к ухудшению внешних условий и к голоданию (выдерживают без пищи несколько лет).

Собственно акт сосания крови животных-хозяев у аргазидов проходит тоже своеобразно. Только личинки присасываются надолго, остальные стадии развития клеща питаются непродолжительное время — от силы полчаса или час, но часто многократно. Поэтому они держатся вблизи от хозяев, в их укрытиях — норах и гнездах, — в местах ночевки и тому подобное. Нападают на хозяев преимущественно ночью, а на день прячутся где-нибудь в мелких трещинах и щелях. Если попытаться сравнить их образ жизни с повадками какого-то другого известного всем мучителя-кровососа, то лучшего примера для сравнения, чем клопы, не найти.

Указанное отношение к хозяевам обусловлено тем, что аргазиды обитают в основном в их гнездах (т. е. это нидикольные клещи), а если хозяин не строит себе постоянного гнезда, то по крайней мере в непосредственной близости от хозяина, например в местах сбора летучих мышей и т. п. Эти повадки клещи сохранили также в отношении человека и хозяйственных животных.

Когда началось одомашнивание диких животных, клещи из первоначальных гнезд и нор перебрались вслед за хозяевами в голубятни и курятники, в хлева и овчарни, а потом и прямо в жилища людей. И это совсем необязательно глиняная туземная хижина где-нибудь в тропиках. Клещи проникли и в современные большие города в умеренных широтах и, даже не поступившись своими требованиями, нашли там вполне подходящие условия для жизни. Примером может служить голубиный клещ (Argas reflexus), встречающийся также в Праге и других городах и подчас причиняющий человеку уйму неприятностей.

Голубиный клещ — первоначально паразит сизого голубя, а когда того одомашнили, поселился поблизости от человека. В природе он сейчас встречается лишь в некоторых районах Южной Европы и Северной Африки в гнездовьях на скалах и местах ночевок голубей и других птиц. Гораздо чаще появляется в синантропных гнездах одичалых голубей и галок на чердаках высоких городских зданий, костелов, замков и дворцов, на карнизах или декоративных фасадах. Оттуда голуби заносят его в голубятни городского типа, где клещ может очень сильно расплодиться. При чрезмерном размножении или при недостатке птиц-хозяев клещи пробираются даже в жилые помещения и, пытаясь найти запасного хозяина, нападают и на человека. Очень похоже ведет себя, особенно в восточной части ЧССР, и другой паразит голубей, Argas polonicus. В списке мест его обитания значится даже кафедральный собор в Кошице.

Таким образом, голубиный клещ часто заявляется к людям непрошеным гостем сам или же любители голубей находят его при чистке голубятни, где клещи могут искусать их, и нередко — довольно чувствительно. А вообще остальные виды аргазидов живут скрытно, и человек даже и не подозревает, что они неподалеку от него. Об этом свидетельствует и курьезная история с поисками клеща Ornithodoros lahorensis в Македонии.

Все виды рода Ornithodoros — явно теплолюбивые клещи, приспособленные к обитанию в тропиках и субтропиках, где чрезвычайно вредят человеку и животным как переносчики инфекции. В Европе род представлен всего двумя видами: Ornithodoros erraticus водится в Испании, a Ornithodoros lahorensis был обнаружен в Македонии. Стало быть, Македония — ближайшее от ЧССР место, где можно встретить этот вид. Но в литературе о нем есть лишь очень скудные сведения. По сути, было одно сообщение, появившееся в начале второй мировой войны, а в других ссылались на него.

Естественно, Македония к 70-м годам была уже настолько непохожа на довоенную, что уместен был вопрос, а не канули ли в прошлое и случаи появления клеща Ornithodoros lahorensis. И поэтому, когда мы вместе с югославскими специалистами проводили в Македонии доскональное исследование инфекций, передаваемых паразитическими членистоногими, нам хотелось получить ответ и на этот вопрос. Нам было известно лишь название деревни и еще то, что клещей когда-то нашли в овчарне.

Мы пустились в путь, который оказался почти детективным. Найти деревню было нетрудно. Там мы обошли дом за домом и каждому хозяину, державшему овец (а они были практически у всех), терпеливо задавали один и тот же вопрос: не видел ли он случайно в своей овчарне или, может быть, на овцах вот такого клеща, как на этом рисунке? Все до одного качали отрицательно головой и энергично объясняли, что на пастбищах клещей — пропасть, но в овчарне ничего подобного на глаза не попадалось.

На краю деревни мы оглянулись и на потеху всем направили свои стопы назад. На сей раз нас интересовали уже только сами овчарни. Хлева из кирпича-сырца давно уже бесследно исчезли, на их месте появились добротные постройки из обожженного кирпича, гладко оштукатуренные и чисто побеленные. В них мы долго не задерживались. Но потом нашли несколько овчарен, где цоколь был из бутового камня. Известковых скал вокруг не счесть, и, если наломанный камень хорошенько обтесать, получается отличный строительный материал. Правда, щели между камнями все же больше, чем в кирпичной кладке, и не всегда идеально заполнены раствором.

Каменные цоколи были нашим шансом. Мы заметили несколько трещинок в штукатурке, а когда расширили их, нашли под ними малые пустоты в швах между камнями. Тут пошли в дело длинные, тонкие стержни и скребки, которые мы для этой цели изготовили. В общем, не на шутку позабавили хозяев, выскребая из щелей мелкий песок и крошечные обломки строительного раствора, пока среди них не появились первые клещи. За ними тут же последовали и другие. Удивлению не было конца. Впервые хозяин видел клещей, пивших кровь овечек прямо под его крышей.

Мы уже упоминали, что в мире известно около 100 видов аргасовых клещей, распространенных от тропиков до умеренного пояса. И во многих случаях невольно поражаешься необычным ситуациям, в которых можно обнаружить их. Такие находки подчас кажутся счастливой случайностью, на самом же деле за ними обычно стоит опыт специалистов, приобретаемый не иначе, как длительным пребыванием в природе с открытыми глазами.

Клещей можно найти у самых разных птиц — от гнезд грифов на скальных карнизах до гнезд цапель в тропических мангровых зарослях — и у млекопитающих, начиная с нор нильской крысы (Arvicanthis niloticus) и кончая норами бородавочника (Phacochoerus porcus) в восточноафриканских саваннах. Расскажем подробнее хотя бы о нескольких случаях.

В главе, посвященной иксодовым клещам, говорилось о сильных популяциях вида Ixodes uriae, который наводняет птичьи базары в высоких географических широтах. Аналогичные колонии морских птиц — крачек, фрегатов, чаек, бакланов и других — имеются и в теплых областях, не исключая субтропиков и тропиков. И там правят бал уже аргазиды из рода Ornithodoros. Казалось бы, ну и пусть себе! Какое людям дело до клещей на неведомом островке или утесе, где нам все равно никогда не бывать? А у сотен тысяч и даже миллионов птиц хватит крови и для неисчислимого множества клещей, так о чем же беспокоиться! Дело в том, что птицы и клещи передают друг другу вирусы, а это уже не может не волновать медработников, ведь после выведения птенцов птицы разлетятся во все концы.

Опустевшие птичьи гнезда смоют тропические ливни, а те, что были расположены ниже, затопит морской прибой. Раскаленные скалы снова пустынны, без признаков жизни, и единственным движением будет там дрожание знойного воздуха над их поверхностью. В таких условиях действительно неимоверно трудно искать клещей. Наверно, уместно будет поделиться опытом, который мы приобрели в ходе совместного чехословацко-кубинского исследования вирусов, переносимых клещами на Кубе.

Предметом нашего интереса была обширная колония крачек (Sterna anaethetus, Sterna fuscata и Anous stolidus) на Кайо-Моно (Сауо Mono) — Обезьяньем утесе, — скалистой полосе не больше 300 м в длину и 100 м в ширину, затерявшейся в море, с зеленой верхушкой кустов, обнесенных стеной карликовых опунций.

С баркаса пересаживаемся в небольшую лодку из слоистого пластика, потому что, даже когда море спокойно, баркасу не подойти близко к утесам, ощетинившимся острыми выступами. «Собачьи зубы» — так называют кубинцы эти известняковые скалы, разъеденные морской водой и отшлифованные волнами в острые иглы и лезвия. Стоит лодке удариться о них — грозит пробоина, а споткнешься — больно поранишься. «В полдень кончаем!» — доносится до нас голос капитана. Это начинает давать о себе знать прибой, а он и при спокойном море может вызвать при возвращении с островка немало осложнений.

Большая часть островка — голая скала. Именно эта зона вскоре станет птичьим базаром. Сейчас здесь тишина, зимние бури смели и смыли все следы старых гнезд. Не будь у нас опыта предыдущей экспедиции, мы были бы в замешательстве — где искать этих клещей! Бросаемся к обломкам скалы, опрокидываем их и ищем в отсырелых местах — там, где лежали обломки. Под небольшими камнями ничего нет. Разве что отдельные жгутоногие из класса паукообразных, но они к птицам и вирусам не имеют никакого отношения. Но и под большими валунами признаков жизни не видно. И только детальный осмотр приносит первые находки. Клещи забрались в тонкие трещины и пустоты, которым счету нет в разрушенном известняке. Где сидит один клещ, а где — целая компания.

Время летит быстро, а выудить клещей из узких щелок — дело затяжное. А поспешишь, можно повредить их. Солнце поднимается, мы топчем собственную тень, а с баркаса подают сигнал, что уже пора возвращаться. Прибой нарастает, и надо поторопиться с отходом. Возвращаемся на судно, слегка задетые острыми «собачьими зубами».

В последний момент собрали в полотняный мешочек несколько первых попавшихся камней. Разбили их уже на палубе баркаса. Эта каменотесная работа вполне оправдала себя — помогла нам весьма ощутимо пополнить трофеи: в одном камне обнаружили малую пустоту размером не более 6 см, и она была битком набита клещами. Насчитали их 400! А в обломке коралла величиной с пресс-папье для письменного стола оказалось почти 200 штук. А всего на Кайо-Моно для вирусологического исследования собрали свыше 1500 клещей Ornithodoros denmarki.

Не менее интересной была и наша экспедиция за кубинскими клещами, обитающими вместе со своими хозяевами — летучими мышами Mormopterus minutus — в кронах пальмы, научное название которой (Copernicia vespertilionum; vespertilio по-латыни означает «летучая мышь») отражает эту тесную взаимосвязь.

Из деревушки El Estero Real сначала плыли в утлой лодке по каналу с илистым дном — вода отдавала неприятным запахом, — а дальше пробирались по дикому краю (вот уж где прямо рай комарам), пока не нашли интересовавшие нас пальмы. Под одной был круг помета летучих мышей. Хотели взобраться на пальму, чтобы отсечь сухие листья, образующие под зеленой верхушкой кроны что-то наподобие коричневой юбочки — в ней днем и находятся летучие мыши. Но крестьянин-кубинец, оказавшийся поблизости и наблюдавший за нами, подбежал с топором и проблему решил по-своему. Так нам представился случай выяснить, сколько клещей может быть в кроне одной пальмы среднего роста: их было более 600, относились они к виду Ornithodoros tadaridae, который 15 лет назад был найден впервые на Кубе и описан паразитологами из ЧССР.

Летучие мыши фауны Кубы помогут нам охарактеризовать также весьма интересную группу клещей родов Antricola и Parantricola, населяющих так называемые теплые пещеры — cuevas calientes, — характерные для этой области. Температура в них достигает 37 °C при влажности воздуха 100 %. Долго царили разные догадки, чем обусловлен своеобразный температурный режим этих подземных творений природы. По одной из них, источником тепла служат гнилостные процессы в гуано — помете летучих мышей, — покрывающем нижнюю часть большинства таких пещер. Однако точные микрометеорологические измерения опровергли это. Высокую температуру обусловливают большие — до сотен тысяч особей — колонии летучих мышей Phyllonycteris poeyi, имеющих ту особенность, что питаются нектаром и пыльцой цветков. Она занимают пещеры, полости которых отделены от остальной части пещерной системы таким узким входом, что в них практически нет циркуляции воздуха. Так образуются обширные массы теплого воздуха, нагреваемого невообразимым множеством летучих мышей и до предела насыщенного водяными парами и газообразными продуктами разложения гуано. При входе в пещеру человека обдает таким жаром, словно он попадает в растопленную печь.

Но удивляет здесь не только этот зной. Пожалуй, более сильное впечатление производит обилие жизни на поверхности толстых наносов гуано. Там, где начинает повышаться температура, пол в пещере, а часто и стены просто усыпаны сплошным слоем насекомых. Больше всего здесь тараканов, нередко настоящих гигантов длиной до 7 см. А в одной пещере нас поразило несметное множество жуков кукуйо, парные пятна на щите у них ярко сверкали в темноте желто-зеленым светом. В других местах было видимо-невидимо жуков- хрущаков. Но тараканы преобладали везде. Стоило потушить фонарь, и появлялось такое ощущение, что шелестит все вокруг, каждый кубический сантиметр воздуха. Казалось, зазвенел даже потолок над нами. И каждый миг сопровождается треском раздавленных тараканов — не наступить на них было просто невозможно.

А вот в этом месте надо согнуться, ползти на четвереньках и даже на животе: это и есть вход в теплую пещеру. Он служит и как бы ее затвором. Температура резко повышается, воздух начинает дрожать, словно от шума подземного водопада. Это тысячекрылые тучи всполошенных светом летучих мышей сорвались с места и пытаются вылететь как раз через этот единственный низкий вход. Природные эхолокаторы, позволяющие им всегда различать малейшие препятствия, в возникшей толчее перестают действовать. В замешательстве летучие мыши наталкиваются на незваных гостей и ранят себя о включенный прожектор.

Наконец, мы достигли самой теплой части пещеры — теплого салона, как говорят кубинские спелеологи. На поверхности гуано здесь уже не увидишь тараканов и большинства других насекомых. Здесь царство особых клещей из родов Antricola и Parantricola. Только в стадии личинки один раз в жизни напиваются они крови летучих мышей, а потом питаются уже лишь жидкими компонентами их помета. У этих клещей довольно тонкое тело, спереди вытянутое в виде тупого кончика и покрытое бугорками, из которых растут реснички. Но, как правило, о внешнем виде клещей судить трудно: они со всех сторон укрыты гуано так, что обнаруживают себя только своим шевелением.

Но в теплой пещере человек может пробыть недолго. Надо наполнить ведра гуано, взятым с поверхности толстого слоя, вынести их наружу и уже при дневном свете спокойно и внимательно разобраться, что к чему.

Для названных клещей характерна высокая степень эндемизма. Это означает, что они встречаются только в небольшой и очень четко ограниченной области, в которой под влиянием местных условий они дифференцировались как самостоятельные виды. Среди них есть и узкоэндемичные виды, обитающие только в одной пещере или в одной пещерной системе. Пещера — это их мир: его своеобразные условия сформировали эти виды и поддерживают их существование. С изменением условий безвозвратно прекратится и существование данных видов.

В этом мы сами убедились в пещере Cueva de Colon, где 15 лет назад на каждом квадратном метре гуано копошилось около 2000 особей Parantricola marginatus. По оценке кубинских зоологов, тогда в пещере жило около 150 тысяч летучих мышей Phyllonycteris poeyi, причем вместе с ними обитали там и другие виды. Спустя 15 лет мы проходили по огромным залам пещеры, пролезали сквозь ее узкие входы, но это уже была холодная пещера. Ее покинули летучие мыши, и как свидетельство после них остались лишь отложения и холмы гуано, разумеется, без признаков жизни. Мы не нашли ни клещей, ни других эндемичных членистоногих, встречавшихся только в этом месте. Посетили мы и обширные пещеры в ближайшей округе — Cuerva del Pirata и Cuerva Tres Dolinas, — но и там застали ту же картину. Все эти пещеры находятся на территории, объявленной в 1966 г. резерватом, но что-то изменилось, и в результате животный мир стал беднее еще на несколько видов.

Дата добавления: 2015-06-28