Тест по биографии и творчеству А.А.Блока. 1 страница

Эпилог

Пролог

При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу! Имейте совесть. Уважайте чужой труд!

Перевела Анастасія Терендій (kaktusiXa ) специально для vk.com/world_of_different_books

Реактор – Екатерина Тарануха.

Книга написана по сериалу, который можно посмотреть в этой группе. – vk.com/reigncw_rus

Северная Франция, 1559 год.

— Обещай мне, что вернешься, как только сможешь. - сказала Кенна, глядя в серые глаза Баша. За последние недели она влюбилась в его черты. То, как его темные волосы опускались на брови. Густую щетину над его верхней губой. То, как он всегда начинал напряженно смотреть, как будто он щурился, чтобы увидеть ее лучше.

— Конечно, вернусь. - сказал Баш. - Я надеюсь, что мы получим ответы в Визигарде. Тьма терроризировала лес слишком долго. Кто может найти ее быстрее, как не главный конный егерь?

Он ухмыльнулся и Кенна засмеялась. В последнее время он притягивал ее к себе, бормоча этот выдуманный титул. Ей нравилось то, что он шутил с ней. То, что он всегда хотел быть рядом с ней. То, что он прислонял лицо к ее шее и дышал в нее закрыв глаза, как будто он наслаждался каждым мгновением.

Баш опустился на колени, чтобы поговорить с Паскалем.

— Место, в котором тебя держала Тьма... это было в заброшенном селе за потоком, к югу от горного хребта, не так ли? Город, название которого начинается на В?

Мальчик кивнул. Прошло всего несколько недель, после того как Баш нашел его одного в лесу, всего в крови. Он сказал, что человек с острыми зубами похитил его и удерживал в течение нескольких дней в месте, называемом Визигард. Баш знал, что это была Тьма - монстр, который скрывался в тенистых лесах, языческий бог, которого можно было удовлетворить только кровью невинных. В последние дни Паскаль и Кенна сблизились; она ухаживала за ним, как мать. Это всегда удивляло Баша, когда он наблюдал, как Кенна расчесывала волосы маленького мальчика или завязывала ему шнурки. Она становилась все милее с каждым разом.

— Это продолжается слишком долго. - сказал Баш, похлопывая мальчика по плечу. - Мы найдем монстра в лесу. Мы не вернемся, пока не сделаем этого.

— Мы должны выйти до заката. - крикнул Нострадамус, стоявший на дворцовой лужайке. Баш повернулся к нему и увидел, что он уже сел на коня. Баш планировал идти в одиночку, но Нострадамусу была нужна его собственная месть. Тьма пытала и чуть не убил его любовь, Оливию.

Баш схватил руку Кенны, сильно сжимая ее. Но вдруг увидел Паскаля и охранников за ним, стоявших возле задних ворот дворца. Он не мог поцеловать ее здесь; это могло показаться позорным. После всего, что она пережила с его отцом, он был достаточно осторожен, чтобы не приближать ее к себе перед людьми и ни в коем случае не подразумевать, что она была лишь объектом вожделения.

Он посмотрел на ее сладкое в форме сердца лицо, желая обнять и поцеловать. Вместо этого, он только сказал:

— Я буду скучать по тебе, Кенна.

— Я тоже буду скучать по тебе. - сказала она. Потом она обняла его за шею и поцеловала сильно, страстно. Это выбило весь воздух из его тела. Он старался не поддаваться на это, но он хотел ее...всю ее. Одного поцелуя было не достаточно.

Когда она, наконец, оторвалась, он почувствовал облегчение. Пьянящее, дикое чувство одолело его. Он сел на коня и улыбаясь, посмотрел на нее вниз. Он быстро ударил один раз уздой и ускакал в сторону деревьев.

Глава первая

Безонво, Франция

13 августа 1517 года

— Хорошая работа, Клод. - сказала его мать, глядя на поднос со свежеиспеченными булочками. Он сложил тесто так, как она его учила, загибая концы вниз в форме X. Теперь они были пухлыми и выглядели вкусно. Во всем домике пахло теплым хлебом.

Клод легко прошел по кухне, помогая маме перемешать тушеное мясо и отсортировать зелень, которую он нашел на берегу реки. Его младшие братья, Энзо и Жак, играли на полу лошадками, которые Клод вырезал для них из дерева. Клод наслаждался этим отвлечением, эти крошечные моменты, на которых он мог сосредоточиться. Вещи казались такими простыми: сложить тесто, помыть горшки, сделать то, сделать это. Когда он был поглощен этой работой, он мог почти игнорировать крики снаружи.

Почти...

— Я быстрее всех! - закричал Энзо, толкая коня перед Жаком. - Я могу украсть и ускакать далеко отсюда! Никто не сможет меня поймать! Никто!

Клод взволнованно посмотрел на мать. Он попытался проигнорировать это, вместо того, чтобы взять булочки и положить их в корзину. Только вчера мужчину поймали в городе с оловянными подсвечниками. Он украл их из соседнего храма, преступление, которое наказывали смертью. Теперь все горожане собрались на площади. Они были там в течение нескольких часов, взволнованно ожидая, когда выполнят наказание. Даже при том, что ему было почти семнадцать, Клод не мог смириться с мыслью об этом. Когда-то его отец заставил его идти смотреть на казнь, он убежал от толпы, как только голова мужчины упала с плахи, а лесной пень покрылся густой кровью. Он убежал за сарай «мастера серебряных дел» и его тошнило, пока в нем ничего не осталось.

— Если можешь, просто разрежь тот последний кусок козьего мяса. - сказала мама, указывая на большой кусок розового сырого мяса на деревянной стойке. На нем по-прежнему было немного кожи.

Клод пошел к нему, не осмеливаясь вдохнуть тяжелый аромат мяса. Он держал нож над ним, желая воткнуть его в мясо, но он не мог остановить тошноту, которая подходила к горлу. Он все еще слышал людей на площади. Их смех стал громче и стих за несколько минут. Мужчина, кто бы он ни был, был мертв.

Клод закрыл глаза, когда он сделал первый разрез. Он почти прошел через мясо, когда входная дверь в доме с шумом распахнулась. Вошел его отец, его кожа покрылась потом. Когда он увидел Клода, который стоял там, сгорбившись над стойкой, отец усмехнулся.

— Парень, что я тебе говорил? - спросил он. - Это женская работа. Я не хочу больше видеть тебя на кухне.

Клод вытер руки о перед штанов, затем присоединился к своим братьям на полу. Он сделал вид, что его интересуют их игрушки, но его плечи были напряжены. Он знал, что Энзо и Жак тоже почувствовали это. Они стали тише, когда отец вошел, они почти шептали.

Их отец двигался неуклюже по кухне, открывая шкафчики и хлопая, закрывая их. Он был великаном, с широкими плечами и огромными, мясистыми руками. Его волосы были густыми и жирными, и от него всегда пахло прокисшим вином. Он наклонился к нижнему шкафчику и, наконец, нашел свою бутылку рома. Он сделал несколько быстрых глотков, а затем кинул накидку на кухонной стол.

Было так трудно отвести взгляд от него. Это был мешок из мешковины в темно-коричневых пятнах. Были отверстия для глаз и тонкая струна, которая бежала вокруг шеи, поддерживая равновесие. Глупая шутка, подумал Клод. Все горожане знали, что его отец был палачом, не так ли? Зачем притворяться? Его отец всегда тратил деньги на необходимые вещи (куры, рис, ткани...ром) на следующей недели после казни. Он использовал те же монеты, которые ему только что заплатили. И даже если бы он их не использовал, он все равно был своеобразным. Эта неравномерная, полупьяная походка, которая была обычной для него. Как кто-то мог перепутать палача с кем-то другим?

— Что ищешь, парень? - спросил отец, увидев, что Клод смотрит на накидку. - Она пугает тебя, ведь так?

— Артур, пожалуйста, оставь его в покое. - тихо сказала мать Клода. - Пожалуйста.

Его отец сделал еще два глотка из бутылки рома, пристально глядя на своего старшего сына.

— Всегда защищаешь его...

Клод знал, что произойдет, и он взял себя в руки, как будто его отец уже держал его. Он схватил руку Энзо и повел его к задней двери.

— Иди дальше играй. - сказал он, толкая плечом Жака. - Иди, сейчас же. Не возвращайся, пока я не скажу.

Самые маленькие мальчики были еще не за дверью, когда его отец начал.

— Ты знаешь, что горожане думают о тебе? - спросил он. - Они думают, что ты ничего не стоишь. Ты ничто. Их сыновья помогают отцам на полях. Некоторые из них собираются воевать. А ты даже не можешь смотреть на то, как отрубают голову человека, без приступов рвоты в кустах.

Клод не отрывал глаз от пола. Энзо оставил одну из деревянных лошадок там, и он уставился на нее, заметив, как свет из окна бросает тень на пол. Он всегда возвращался мыслями в одно и то же воспоминание, которое могло унести его отсюда. Лили стоит у ручья и собирает цветы. Лили, смотрит на него и видит, что он тоже смотрит на нее, глядя в ее бледно-голубые глаз и на ее черные волосы, заметив, что ее корсет, намок спереди. Лили улыбается ему в ответ.

Она была на три года моложе его, дочь деревенского кузнеца. Ее родители не осуждали бы брак, когда ей исполнилось бы пятнадцать, но он был уверен, что она была предназначена для него. Каждый раз, когда они проходили по деревенской площади или он встречался с ней взглядом в церкви, он был еще уверенней. Однажды, они будут вместе. Однажды, она будет принадлежать ему.

Клод услышал некоторые из слов: бесполезный, трус, ни на что не годится. Его мать пыталась защитить его (да благословит ее Господь, она всегда старалась), но ничто не могло изменить мнение его отца, как только он решил его. Клод не ответил. Он закрыл глаза, пытаясь представить Лили в тот день возле потока, но это только разозлило его отца еще больше. Потом он встал возле стола, сняв свой ремень, и складывая его в руке. Он поднял руку для первого удара, когда они услышали крик мальчиков снаружи.

— Мама! Папа! - кричал Энзо. - На помощь, папа, на помощь!

Так как он был пьян, их крики разбудили отца от гнева. Он направился к задней двери, которую Клод и его мама закрыли. Когда они вышли на улицу, вечерний солнечный свет пробивался сквозь деревья. Энзо и Жак стояли на краю леса, глядя на двух мужчин, которые приехали на лошадях. Клод никогда не видел их раньше - они наверное были из другой деревни, прокладывали свой путь через лес. Один из мужчин был еще на коне, но другой упал на землю.

— Боже мой, что случилось? - спросила мама Клода, глядя на мужчин. Мужчина, который лежал на земле, изгибался от боли. Его кожа была странного розоватого цвета, а кровь из носа капала на траву.

— Он болен... - сказал мужчина на лошади. Клод мог сказать, что он даже умирает; его пальцы были черно-зеленые. У него были гигантские, опухшие шишки на шее. - Пожалуйста, нам нужна...

Он пытался что-то сказать. Клод осматривал леса за ними, зная, что они, должно быть, пришли из леса. Полутораэтажный дом их семьи сталкивался с деревьями, блестящие зеленые холмы исчезали за ними. Он слышал о чуме, которая уничтожала все столетиями раньше. С тех пор были рецидивы, но была ли это она? Откуда он мог знать, как она выглядит вблизи?

— Черная смерть... - прошептала мать.

— Держитесь подальше от нас. - кричал отец людям. - Мы не можем вам помочь. Вернитесь туда, откуда вы пришли.

Клод побежал к своим братьям и оттащил их подальше от мужчин.

— Вы их не трогали, не так ли? Как близко вы подошли к ним? - спросил он, подталкивая свою семью обратно к дому. Он закрыл рот и нос своей рубашкой, показывая жестом братьям сделать то же самое.

Жак выглядел испуганным. Он показал руку, на которой была кровь человека.

— Я пытался помочь... - прошептал он грустно.

— Мама, мы пытались помочь им! - повторил Энзо. Потом он посмотрел на своих родителей. Лицо его матери превратилось до неузнаваемости. Слезы потекли по ее щекам.

— Мама? - спросил Энзо. - Мама, почему ты плачешь?

Глава вторая

29 августа 1517 года

Клод нес два ведра в одной руке, слушая, как они ударяются друг о друга, когда он шел. Он, возможно, уходил навсегда. Через лес, мимо потока, все дальше и дальше вниз по склону. Часть его не хотела возвращаться домой. Было ли это не правильно? Был ли он плохим человеком, потому что хотел уйти так далеко отсюда, как только мог? Он не мог, он бы не стал... но он хотел.

Когда он подошел ближе к реке, он остановился на мгновение, глядя сквозь деревья. Здесь ли он видел Лили в тот день, или это было дальше по берегу? Он хотел, чтобы она появилась из ниоткуда, с ведром в руке. Он не видел ее с тех пор, как началась чума. Однажды, когда он покупал козье молоко в городе, он услышал, что ее младшие сестры были больны. Он не спрашивал никого, заболела ли она, хотя он знал, что, скорее всего да. Всякий раз, когда он думал об этом, он пытался откинуть все эти мысли, но они всегда возвращались. Лили могла заболеть, Лили могла умереть...

Клод опустошал одно из ведер на берегу. Он наклонился ко второму, когда ветер изменился. Запах был незамедлительным. Он привык к вони разлагающихся трупов, у которых был тяжелый, язвительный аромат, который заполнил его ноздри и перешел в его горло. Он прикрыл рот, чтобы не блевать.

Он посмотрел вверх, где кто-то оставил трупы. Три трупа, два меньше, чем Жак. Не все хоронили умерших. Некоторые боялись прикоснуться к ним, поэтому использовали вилы и лопаты, чтобы закинуть их в тачки. Тогда они складывали их, как только могли, везде, где могли. Клод не мог сказать, почему он не заразился, проведя последние недели в доме. Он ждал, когда чума придет за ним, но она все никак не приходила. Его шея не опухла и он не слишком уставал. Теперь он знал, что он был запасным. По какой причине? Почему? Разве это не худшая судьба, жить, когда все умирают?

Он смотрел на свое отражение в воде, копна светлых волос проплыла мимо. Крошечный красный носок зацепился за гнилое бревно. Он шел по берегу, пытаясь обойти тела, чтобы прийти к чистой воде, но в нескольких шагах он увидел женщину, которая лежала лицом вниз на берегу. Она было на расстоянии всего тридцати метров.

Клод повернулся к дому, надеясь, что он мог бы принести только четверть ведра из старого колодца в лесу. Он пошел длинным путем, который окружал город. Когда он добрался до конца полутораэтажных домов, он услышал крики женщины. Она сбивчиво кричала слова умирающего. Это бессмысленно.

— Джеймс! - кричала она, ее голос срывался. - Я хочу поехать с тобой, но мир, Джеймс! Мир!

Клод услышал, как мужчина пытался успокоить ее, слишком тихо, чтобы услышать. Где-то внутри плакал ребенок. Держи голову вниз, подумал он, глядя за землю под ногами. Не смотри на них.

Только так можно было сейчас пройти по городу. Везде были могилы, и люди кричали из окон, выпрашивая еду. Некоторые задавались вопросом, были ли у него какие-то специальные лекарства, которые он принимал. Как он не болен? Почему некоторые люди живут, а другие умирают? Как он мог им помочь?

Когда он подошел ближе к городской площади, он услышал пение язычников. Лошадь издавала ужасные звуки, будто умирала от потери крови - визги, нытье. Он склонил голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как она корчится от боли. Язычники привязали ее копыта к платформе, и она не могла свободно пинаться. Кровь была повсюду.

— Наш католический бог отвернулся от нас! - крикнул Жерар, парень на четыре года старше Клода. Он был одним из самых жестоких ровесников Клода. Он всегда был первым, кто пинал его или плевал на него, когда он проходил мимо. - Мы должны дать больше жертв, чтобы успокоить языческих богов. Мы должны попытаться закончить это!

Несколько выживших окружили его. Женщина плакала.

— Но это уже третья лошадь, которую мы приносим им в жертву. - сказала она. - Ничто не остановит это. Чего они хотят от нас?

— Мы должны продолжать приносить им жертвы. - объявил Жерар. - Мы должны...

Он замолчал, сомневаясь. Когда Жерар посмотрел на толпу, его глаза встретились с глазами Клода. Его верхняя губа изогнулась в зловещей улыбке. Он все еще держал кинжал, которым он перерезал горло кобылы, на конце он был темно-красным. - Мы будем делать все возможное! Им нужно больше, чтобы успокоиться.

Кобыла издала ужасный звук. Она все еще боролась. Клод отвернулся, не в силах смотреть. Вместо этого, он ускорил шаг, почти пробегая мимо крошечной католический церкви, которую уже забыли. Ничто не остановило чуму, и оставшиеся в живых потеряли веру в своих молитвах. Вместо этого они повернулись к деревенским язычникам, надеясь, что они смогут дать им ответы.

Когда Клод пришел к колодцу, он быстро сделал свою роботу, стараясь забыть вид умирающей кобылы. Он пытался забыть тела возле реки и груду мертвых коз рядом с каменным алтарем. Если бы только он мог забыть, как два дня назад он похоронил и Жака, и его маму в лесу за домом. Он поставил по одному деревянному кресту на каждой из могил. Он должен был верить в какую-то высшую силу... Это все, что у него сейчас было.

В ведре был только один дюйм (2.54 см) воды, но он принес его в любом случае, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы смочить горло. Энзо лежал на матрасе на полу. Его шея распухла, ногти стали черными. Он ворочался во сне. Клод окунул тряпку в ведро и приложил ее к губам Энзо, а затем к его горячему лбу.

— Вода для тебя. - сказал он, когда вошел в заднюю комнату. Он встал на колени около кровати отца. Он выглядел хуже, чем Энзо. Чума заразила его за два дня до мальчика, и у него была худшая стадия. Он не мог говорить. Он едва смог открыть глаза, чтобы посмотреть на Клода.

Клод окунул тряпку в ведро, затем сжал ее, позволяя каплям влаги упасть в рот его отца. Он попытался сглотнуть, но не смог. Он хрипел, в его легких была жидкость, из-за которой он трудно дышал. Клод много раз желал, чтобы его отец умер, но теперь он знал, что никогда не имел ввиду это. В последние дни на него было трудно смотреть.

— Я здесь, сейчас. - сказал Клод, пытаясь успокоить его. - Я с тобой. Будь в мире, папа, будь в мире.

Он ускользал. Клод знал, что его вид сейчас подразумевает. Он знал, что все в организме замедлялось, что все останавливалось. Он видел такое у мамы и Жака. Он убрал волосы отца с лица. Тогда Клод взял влажную ткань и сжал ее, снова позволяя последним каплям воды из колодца упасть в рот отца.

Глава третья

22 сентября 1517 года

Клод вынес грязную, пропитанную потом одежду из дома и бросил ее на окровавленные простыни. Там были рубашки его отца, кисти его матери из конских волос, детская обувь и игрушки. Он выкинул все эти вещи, поскольку так приказали горожане. Он зашел внутрь, схватил одну из свечей, а затем поджег все эти вещи.

Он почувствовал некое облегчение, когда увидел, как все это сгорает. Любимые красные штаны Жака. Фартук мамы. Шарфы, которыми она завязывала волосы во время готовки. Куклы из веревок Энзо, который называл их солдатами, хотя Клод был уверен, что они предназначались для девочек. И одежда его отца… среди которой была и накидка палача. Нет, ему не было грустно, когда огонь поглотил все это.

Дом был одним большим напоминанием о том, что он потерял. Живя в одиночестве последние недели, он все время вспоминал. Вот здесь Жак сказал свои первые слова. Вот тут, в углу стола, мама дала Клоду в детстве фигурки из глины, которыми он играл. В том углу спальни Клод спал вместе с Энзо, который все время говорил во сне.

Были и друге воспоминания… страшные, которые появились тогда, когда Клод ожидал их меньше всего. Он готовил рис на огне, когда он услышал голос отца, который насмехался над ним. Он наклонился к полу, ссутулился, чтобы взять что-то, и поморщился, подумав о том, как отец бил его ремнем. Несмотря на то, что Артур умер несколько недель назад, Клод все еще чувствовал его угрюмое присутствие. Он, казалось, иногда управлял Клодом, много раз он выпивал ром из бутылок своего отца, чтобы забыться.

Когда огонь уменьшился, Клод услышал мычание умирающей лошади. Они продолжали приносить животных в жертву. Две лошади, 3 козы, корова. Иногда было даже больше животных за неделю. Они перепробовал уже все, но боги все никак не успокаивались. Чума распространилась и на другие города, так что у Клода не было шансов сбежать.

Он вошел в дом, снова заметив веревки, которые висели в углу кухни. Его мать сушила на этих веревках вещи после стирки. Они были достаточно плотными… достаточно длинными. Просто можно было бы привязать их к балкам в задней спальне или может быть к дереву в лесу. Он мог бы закончить это прямо сейчас, завтра, в любой момент, когда боли и одиночества станет слишком много. В любом случае, какой в этом был смысл? Какая сейчас у него была здесь цель? Кем он был без семьи?

Он услышал шаги снаружи. Там было несколько мужчин, возможно Жерар – он только слышал голоса. Они постучали, прежде чем войти.

Клод прижался к стене, увидев как заходит Жерар вместе с Луи, мужчиной на несколько лет старше. Они, как и он, потеряли семьи из-за чумы.

— Я говорил вам, – сказал Клод – что отдал все припасы, которые у меня были. Можете проверить кладовую. – он указал на шкафы в углу, где у него был последние рис и мука. Он спрятал некоторые припасы в лесу, закопал их в ящике, в случае, если у него закончится еда. Они заходили все чаще в последние недели. Они хотели забрать у него все.

Жерар осмотрел маленький дом. Он, казалось, заметил, что все полки, шкафы были очищены. Он уставился на пустой стол, пять деревянных стульев, коврик, где играли Энзо и Жак.

— Нам не нужны твои припасы. – сказал Жерар, не смотря на Клода. – Мы ищем твоего отца. Он нам нужен для кое-чего…

— Мой отец умер. – сказал Клод. – Я сам его похоронил. Зачем он вам? – Это было странно, как быстро Жерар мог заставить его чувствовать себя ребенком – напуганным, беспомощным, умоляющим не бить его.

Луи, толстый, покрасневший мужчина, улыбнулся во все тридцать два зуба.

— Боги не успокоятся из-за крови животных. Нам нужно принести им в жертву человека, чтобы остановить чуму.

— Вы хотели принести его в жертву?

Жерар рассмеялся.

— Нет, парень. Он – палач. Мы хотели попросить его об убийстве. Оно бы не стало для него первым. Но я думаю, ты можешь сделать это – ты же сын палача.

— Я – не мой отец. – пробормотал Клод. – Я не могу сделать это, я не буду.

— Тебе хорошо заплатят. – сказал Луи. – Мы забрали деньги умерших семей. Мы должны закончить это.

— Это не поможет. – сказал Клод, его голос сорвался. – И мне не нужны деньги. Или припасы. Мне нужен покой и я не буду пытаться обрести его, перерезывая горла невинным.

Жерар покачал головой.

— Мы все обретем покой, это единственный способ.

Пока Клод не начал спорить дальше, Луи подошел к нему сзади и связал ему руки. Он был огромным парнем, где-то в три раза больше, чем Клод. У Клода не было шансов.

— Мы приведем тебя к дому. – сказал Луи. – Трое внутри него уже умирают от чумы. Ты должен убить одного из них и повесить их вверх ногами, пока не прольется кровь из последнего.

Клод пытался вырваться из веревки на его запястьях.

— Я не сделаю этого, вы не можете заставить меня.

— Ты можешь и сделаешь это. – рявкнул Жерар. – Ничего уже не спасет их. Ты окажешь им услугу.

— Это убийство. – сказал Клод, когда Жерар схватил его за руку. Они вытащили его из дома. – Почему я? Почему вы не можете сделать этого? Вы приносили все предыдущее жертвы.

— Нет способа узнать, как боги поймут это. – сказал Жерар. – Грех или знак вечной преданности?

— Мы отпустим тебя, когда ты закончишь. – проворчал Луи.

Клод начал дрожать. Они тащили его из дома к другой стороне площади. Он мгновенно понял это возле дома Лили. Он столько раз проходил мимо него, несколько месяцев до чумы, проходил медленно, надеясь, что она выйдет из-за какого-то поручения или выглянет из-за дверей. Но сейчас все окна были заколочены. Кто-то стучал по одному окне, пытаясь выбраться.

— Пожалуйста, Жерар, я умоляю тебя. – сказал Клод практически в слезах. – Не делай этого. Убийство не остановит чуму. Не остановит.

— Увидим! – Жерар распахнул дверь и одним быстрым движение Луи разрезал веревку на запястьях Клода. Они затолкнули его внутрь, закрывая за ним дверь. Они взяли доски и заколотили дверь.

Внутри было темно, воздух вонял мочой и кровью. Женщина позади него рыдала, но Клод не мог повернуться.

— Пожалуйста, не делайте этого! – закричал он, ударив кулаком в дверь. – Выпустите меня, пожалуйста! Выпустите меня!

Но Жерар не ответил. Он продолжал заколачивать дверь, пока не исчез последний луч света.

Глава четвертая

25 сентября 1517 года

Клоду пришлось закрыть уши. Он больше не мог слушать эти стоны, которые срывались с губ Лили, они звучали слишком похоже на те стоны, которые срывались с губ его мамы, за день до того, как она умерла. Она умирала. Каждый вдох был борьбой. "Закончи это." – подумал Клод, обхватив голову руками. "Закончи это."

Тела ее родителей были в задней комнате. Он перенес их туда, как только они умерли от чумы. Он завернул их в простыни и пытался сделать что-то с их волосами, как он бы сделал для своих родителей. Но сейчас вонь заполнила весь дом. Клод продолжал закрывать свой нос, задыхаясь при каждом вдохе. Снаружи пение становилось все громче. Выжившие язычники окружили каменный дом и подгоняли его. "Убей, убей, убей!" – кричали они на своем языческом языке. – "Успокойте нашего бога!"

Клод посмотрел на три знака, которые он вырезал в стене. Один порез – для каждого восхода солнца, который он видел через тонкую щель в окне на задней стене. Три восхода, четыре дня. Он не мог спать здесь, не мог есть. Они не давали ему пить. К полудню воздух в доме стал таким горячим и вонючим, что Клода начало тошнить. Он сказал им, что он не сделает этого, он не сможет, но это должно было закончиться. Почему это не заканчивалось?

Клод вытер пот с глаз. Лили смотрела на него из угла. Ее было невозможно узнать. Он хотел, чтобы она перестала смотреть на него таким взглядом. Она свернулась калачиком, положив голову на мешок с мукой. Ее шея опухла и стала красной. Ее ногти почернели. Каждые несколько секунд она сворачивалась от боли, болезнь взяла контроль над ее мышцами.

— Пожалуйста, Лили. – умолял он. – Я обещал, что никогда не наврежу тебе. Я не наврежу тебе сейчас. Перестань смотреть на меня так, словно я сейчас сделаю это.

Почему она не переставала смотреть? Почему они выбрали его, хотя он так и отличался от своего отца? Чем он заслужил такой ад? Он хотел, чтобы это закончилось, так почему же оно не кончалось?

Она скрутилась, повернулась и пение стало громче. Оно смешалось с умирающими стонами. "Я не убью ее." – подумал он. "Я не убью, я не смогу." Но с каждым восходом солнца, он становился все более неуверенным. Что случиться сейчас, когда ее родители мертвы? Что случиться, когда Лили тоже умрет? Отпустят ли они его тогда? Или приведут в другой дом, в другую ловушку, где они будут петь и плакать, пока он будет смотреть, как другие люди становятся жертвами чумы.

"Я не убью ее." – повторил Клод себе. Но пение снаружи стало еще громче. Лили посмотрела на него и ее губы начали немного двигаться. Она молилась? Что она хотела сказать ему здесь, наедине?

Он убрал руки от ушей и подошел ближе к ней. Она была и в сознании, и без сознания последние четыре дня., иногда говорила сама с собой, говорила вещи, которые Клод не понимал. Но сейчас она казалась более осознанной. Она была более сосредоточенной, чем до этого, и казалось, она улыбнулась, когда он опустился возле нее на колени.

Она зашептала снова.

— Тот день возле ручья. – сказала она. – Я все еще думаю о нем.

Клод наклонился, пытаясь увидеть девушку, которую он когда-то знал. Красивую девушку с пурпурными глазами возле ручья.

— Я думаю о нем тоже. Часто. Это спасало меня время от времени.

Она сделала глубокий вдох, ее легкие прохрипели.

— Это все еще спасает меня. – она закрыла глаза, скатилось несколько слезинок. – Лили из долины… красивые, цветущие цветы…

Ему понадобилось время, чтобы узнать старую песню. Она была из их детства, они пели ее, когда бежали в лес. Он хорошо знал Лили, когда они были младше, но в последние годы, когда она превратилась в молодую девшуку с лицом в форме сердца, он только видел ее на улице. Она была той девушкой позади него в церкве. Девушкой, на которую он украдкой смотрел по дороге в булочную. Он вспоминал ее, когда в его жизни не оставалось ничего хорошего.

— Эту песню пел мне папа. Она помогала мне заснуть.

— Да, я помню эту песню из нашего детства. – сказал Клод. Но как раз в тот момент, за стенами дома голоса язычников стали громче. Было невозможно игнорировать их. Если она и боялась его, она не показывала этого. Она ни разу не пряталась, когда он подходил ближе.

Она покачала головой. Когда она снова посмотрела на него, ее глаза были полны слез.

— Просто сделай это. – сказала она. – Они убьют тебя, если ты не сделаешь этого. Я уже мертва.

— Что ты имеешь ввиду? – спросил Клод. Он знал, что она имела ввиду, но ему нужно было услышать это от нее. Он не хотел осознавать это.

Именно тогда ее тело напряглось, а голова повернулась в сторону.

— Я не могу больше терпеть боль. – сказала она, ее голос срывался от рыданий. – Это будет услуга. Ты поможешь мне обрести покой.

Клод отступил от нее, не желая верить в то, что она просила. Но он продолжал слышать то настойчивое скандирование. "Убей, убей, убей." Вокруг него был кислый запах смерти. Девушка делала свои последние вдохи, когда он пошел на кухню и взял самый острый нож, который там был.

Дата добавления: 2015-06-28