Черный Сталкер 2 страница. – Хемуль! – позвал меня с опушки Енот

– Хемуль! – позвал меня с опушки Енот.

– Чего еще? – с неудовольствием откликнулся я.

– Подойди‑ка.

– Ну? – Я осторожно приблизился, стараясь не ступить в кромешной тьме в аномалию.

По дороге мне пришлось обогнуть труп Сотового. Темный сталкер был растерзан почти в клочья.

– Ерунда какая‑то получается. – Енот махнул лучом света в направлении груды радиоактивного мяса, высившейся в нескольких шагах от нас. – Я тут полазил с фонариком, посмотрел, что за чертовщина произошла… – Он недоуменно пожал плечами. – Хемуль, на них только химерьи укусы. На темных и на других тварях. Знаешь, такие треугольные, словно гидравлическими ножницами куски мяса выхвачены? И пулевые ранения. И все. Хемуль, твари не дрались друг с другом. Они все вместе, плечом к плечу, сражались с химерами.

– С химерами? – удивился я. – Их что, много было?

– Трех нашел, – сообщил Енот. – У одной острое отравление свинцом, несовместимое с жизнью. Наша работа. А вот двух остальных уделали другие мутанты. Там на них живого места нет. Но и химеры изрядно накрошили противника. Вокруг одной целый бруствер из трупов. – Он покачал головой. – Тот кровосос, который заорал первым, – он вовсе не нападал на темных. Он встал на пути у первой химеры, она врезалась в него, и они сцепились. А потом подоспели остальные – и с той, и с другой стороны.

– О как, – озадаченно проговорил я. – С какой радости химеры схватились с контролерами? Они обычно друг друга за версту обходят…

– Все еще хуже, – Енот снова покачал головой. – Это не контролеры.

Контролеры никогда не ходят вместе – как и химеры, кстати сказать. Но одному контролеру было бы не под силу удерживать под контролем такую прорву зверья. Способности этих полуразумных тварей, конечно, растут год от года – лет пятнадцать назад, по рассказам старожилов, они были способны только душераздирающе завывать в подвалах Агропрома и вызывать ураганную панику у забредших туда бродяг. Однако понемногу эти неудачные плоды генетических экспериментов научились брать под контроль чужой разум. Сначала их жертвой становился какой‑нибудь заблудившийся сталкер или слепая собака. Контролеры играли с ними, словно с живыми игрушками, а потом поедали заживо. Затем они научились брать под контроль два разума одновременно. Смекнув, что пара кабанов или зомби с автоматическими винтовками – неплохие телохранители, твари‑гипнотизеры осмелели, выбрались из катакомб и продолжили совершенствовать свои навыки, неторопливо разгуливая по просторам Милитари и берегам Янтарного озера. Сейчас средний контролер мог свободно удерживать небольшое стадо псевдоплоти, стаю слепых собак, нескольких кабанов или полтора десятка зомби. Попадались, конечно, уникумы, способные держать под контролем целый сталкерский клан, но такие самородки, к счастью, и появлялись уникально редко.

– Это не контролеры, – сказал Енот. – Вон там, – он ткнул пальцем в темноту, – четыре разорванных кровососа и два чернобыльских пса. Хемуль, эти твари никогда не поддаются контролерам, у них слишком сильная ментальная защита. Про химер уже и не говорю. И кроме того, я не нашел ни одного трупа контролера.

– Потеряв всю свою армию, они могли просто потихоньку затеряться в темноте, – сказал я. – Но все равно странно, ты прав.

– Странно?! – оскорбился Енот. – Да это просто караул! Расскажи кому – не поверят!..

Закусив губу, я сосредоточенно гонял в голове из угла в угол бильярдные шары мыслей. Две стороны, значит. Использующие тварей Зоны, значит. Вот оно как все аукнулось‑то. Вот он откуда, контролер в Чернобыле‑4. Выходит, ничего еще не закончилось, клянусь Черным Сталкером. Динку мы у темных отбили, но не факт, что это последнее приключение на сегодня.

А ведь тот, кто каким‑то образом сумел натравить химер на темных сталкеров, вовсе не пытался отобрать Динку у конкурента. Химеры – идеальные убийцы, но никудышные носильщики. Он послал их убивать. Уничтожить и темных, и мою подругу. А твари второго участника игры им помешали – может быть, и случайно, но скорее всего нарочно. Не исключено, что они уже давно сопровождали группу Ковригина на почтительном расстоянии – для подстраховки, раз уж большой отряд темных, который и должен был этим заниматься, весь лег возле Периметра.

Я задумчиво смотрел в темноту. Вот так вот, навскидку, я готов был назвать только одного крупного игрока, который умел контролировать тварей Зоны и мог иметь какой‑то интерес в происходящем. Болотный Доктор. И черт возьми, если это действительно было так, мне до смерти хотелось бы, чтобы он играл за нас. Чтобы он управлял не химерами, а тем зверьем, что встало у них на пути.

Однако даже в таком случае выходило, что он на стороне похитителей. Значит, ему важно, чтобы Динке не причинили вреда, но тащить ее в глубь Зоны он не мешает. Дьявол, как же все сложно‑то. И тогда на кой черт ему «Монолит»? Почему темные волокли Динку не на Болото, к северо‑западу, в логово Звериного Доктора, а на северо‑восток – к Радару? В конце концов, кто второй игрок – настолько могущественный, чтобы взять под контроль трех матерых химер? Полгода назад я в первую очередь подумал бы о Нестандарте, руководителе научного лагеря на Янтарном озере. Но сейчас Нестандарт был мертв, а новая смена ученых больше была занята восстановлением разгромленного лагеря, чем всякими безумными исследованиями.

Из кустов донеслись два одиночных выстрела – Патогеныч с Мухой добивали смертельно раненных мутантов.

– У нас есть потери? – поинтересовался я, возвращаясь к насущным вопросам.

– Барсук, – лаконично отозвался Енот.

Твари Зоны были слишком заняты химерами, на нас они стали бросаться только тогда, когда последняя химера была растерзана. Поэтому наши потери оказались невелики – и то Барсук погиб из‑за нелепой случайности: в кромешной темноте влетел в мясорубку. Сейчас его обгорелое тело лежало в центре широкого выжженного круга, а Гусь с Бахчем, отчаянно ругаясь, пытались его оттуда выволочь, но прозрачная плазменная полусфера над черным кругом земли, не разрядившаяся до конца, отгоняла их трескучими сиреневыми молниями, не собираясь отдавать свою жертву. В принципе защитный костюм должен был смягчить электрическое поражение, но заряд, видимо, оказался слишком велик.

О как. Барсук, значит. А ведь я готов был голову поставить, что среди всех отмычек Бороды он погибнет последним. Что ж, сталкер предполагает, а Хозяева Зоны располагают. Хорошо, что я не люблю заключать пари. И теперь мне, похоже, придется подыскивать себе другого второго номера.

К нам с Енотом подошел Варвар. Его лицо, которое осветил фонарем Енот, совершенно ничего не выражало – ни сожаления, ни удовлетворения.

– Нет времени, – сухо проговорил он.

Нам срочно надо было укрыться от приближающегося выброса. Поэтому никого хоронить мы не стали: времени действительно не оставалось. Не по понятиям вышло, конечно, но сегодня весь день с утра был такой – не по понятиям. Единственное, что мы могли сделать, – вернуться сюда после выброса и попытаться похоронить Барсука, если к тому времени от трупа что‑нибудь останется. Тем более что малолетки так и не сумели вытащить его тело из мясорубки, как ни пытались.

К счастью, долго искать не пришлось. Спустившись в ложбину, мы сразу выбрели на недостроенный фабричный корпус с обширным подвальным помещением. Там мы и решили заночевать.

Глава 12

Подвал был длинным и узким, с двумя пустыми провалами дверей в дальнем конце и голыми бетонными стенами, из которых там и тут торчала незачищенная арматура. В углах из широких трещин с промокшими краями сочилась вода. Типичный советский недострой. Дверной проем, которым заканчивалась лестница, ведущая наружу, мы забаррикадировали большим железным корытом для цементного раствора, которое обнаружили в подвале.

Под лестницей Патогеныч с Енотом оборудовали небольшой временный схрон, в котом спрятали трофейное оружие темных. Тайник вышел не самый удачный, раскрыть его было пара пустяков, однако на следующей неделе мы договорились принести сюда еще патронов и аптечек и оборудовать полноценный схрон по всем правилам диверсионного искусства. Наш клан давно нуждался в новом схроне возле Радара после того, как предыдущий разорили мародеры.

Для костра мы с отмычками наломали массивных деревянных ящиков, которые в изобилии валялись вокруг. Сталкеры явно нечасто пережидали здесь выброс, приближаться к Радару и к Рыжему лесу желающих было мало, так что на ночь тары нам вполне должно было хватить. Мы обнаружили лишь смутные следы предыдущих стоянок – два черных круга на полу, оставшиеся от кострищ, и нацарапанное на стене на уровне человека, сидящего на корточках, слово «Штырь». Возможно, отмороженный сталкер из «Греха» когда‑то заночевал здесь, а может, это был другой Штырь – малолетки почему‑то обожают эту кличку и часто ее себе присваивают. Другое дело, что почти ни к кому она надолго не прилипает.

Бывалый охотник Муха умело соорудил костер, и отмычки тут же сгрудились вокруг него – греться. Полупрозрачный белый дым вытягивало в зарешеченное окошко под потолком. Хорошо, сухое дерево. Можно было вскипятить чайку, но мы все были уже настолько вымотаны, что ни у кого не возникло даже мысли об ужине. Сбросив пропотевшие прорезиненные куртки, сталкеры начали выбирать себе места под стенами, где можно было бы расположиться на ночлег.

Я сам вызвался дежурить собачью вахту – два часа перед рассветом. Даже из названия ясно, что это самое неудачное дежурство. Лучшее дежурство – первое: организм еще вполне бодр, а после спокойно спишь шесть часов подряд и в ус не дуешь. Средние вахты – хуже: тебя будят посреди ночи, и ты два часа караулишь с вытаращенными глазами, героически сражаясь со сном. Однако потом, отстояв вахту, можно снова уснуть. Самый сладкий сон, как известно, приходит после того, как тебя разбудили среди ночи, а потом снова дали поспать.

Худшая вахта – последняя, перед рассветом. Тебя будят, когда ты еще категорически не выспался, и больше в эту ночь заснуть тебе уже не удастся. Впереди тяжелый и слишком долгий день – и неизвестно, когда удастся прикрыть глаза в следующий раз.

Тем не менее первый караул я сегодня не потянул бы точно: меня так мутило и клонило в сон, словно я бодрствовал последние трое суток, причем провел все это время на броне движущегося БТРа. Насчет ночных вахт я тоже сомневался – после контузии организм вряд ли достаточно восстановился бы за пару часов отдыха. Оставалась последняя, самая неудобная – но зато перед ней я успел бы отдохнуть шесть часов и хоть немного пришел бы в норму. Патогеныч, взявшийся распределять дежурства по праву самого матерого самца в стае, хотел вообще исключить меня из списка как наиболее пострадавшего при бомбардировке, благо нас было девять человек, но я потребовал, чтобы от дежурства освободили нашего проводника. Варвар хмыкнул – он понял, что я по‑прежнему совершенно ему не доверяю, – однако подчинился.

Итак, первую смену дежурили Муха с Енотом. Вторую – Борода с Патогенычем. Третью – Бахчисарай с Гусем. Четвертую – мы с Вовой. Я все еще злился на Вову и не был до конца уверен, не нанесу ли ему нечаянно в ходе дежурства каких‑нибудь тяжелых телесных повреждений, поэтому попросил Патогеныча немного переиграть смены. Патогеныч пожал плечами и поменял Вову на Гуся. Ну и ладушки.

Енот потащил к костру два ящика, чтобы не сидеть на голом полу, а я из таких же ящиков соорудил для Динки уютное гнездышко в углу и сам прикорнул рядом на рулонах рубероида. И меня тут же срубило – словно кто‑то, подкравшись сзади, треснул меня со всей дури по затылку прикладом АКМК. Только вспыхнула напоследок перед глазами ослепительная линия жидкого огня.

Разбудил меня Бахчисарай. Я поднял голову и инстинктивно зажмурился. Однако вопреки ожиданиям жестокая боль не пронзила череп от виска до виска. Я сел, опершись спиной о стену. Чувствовал я себя на удивление сносно. Никаких признаков сотрясения мозга не осталось – то ли организм оперативно с ним справился, то ли сотрясения этого и не было вовсе. Мышцы еще побаливали, но не ощущалось того тупого зависалова, которое непременно настигает тебя наутро после таких приключений. Контузия, надо сказать, здорово изменяет взгляд на мир: когда голова тяжелая, думается с трудом, а в ушах звенит, все воспринимается по‑другому. Примерно как с похмелья. Так вот, сейчас похмелья почти не было. Похоже, шесть часов блаженного отдыха сотворили со мной чудеса.

Гусь уже занял позицию возле костра. Я накинул на спящую Динку свою куртку, взял автомат, кое‑как утвердился на ногах и тоже двинулся к костру.

– Порядок, брат? – поинтересовался Гусь.

– Лучше не бывает, – отозвался я, присаживаясь на ящик напротив.

Бахчисарай с Вовой заняли освободившиеся спальные места и мгновенно провалились в сон: последние сутки у них выдались беспокойные.

– Все тихо? – на всякий случай поинтересовался я, растирая лицо ладонями.

– Выброс наверху бушует, – отозвался отмычка. – По полной программе.

Ах, вот оно что. Вот почему так страшно зудят и чешутся кончики пальцев.

Шум выброса почти не проникал в подвал. Если не прислушиваться, можно было решить, что это воет где‑то очень далеко свирепая зимняя вьюга. Однако снега снаружи не было, и ветра тоже. Сейчас там происходил сильнейший выброс аномальной энергии, эпицентром которого являлась Чернобыльская АЭС. Во время этого локального катаклизма Зона меняет декорации: исчезают старые ловушки и возникают новые на чистых местах. После каждого выброса привычные маршруты вновь становятся смертельно опасными лабиринтами, в которых каждый шаг дается с огромным трудом и большим риском.

Ни один из людей, оказавшихся во время выброса на улице, до сих пор не выжил. По крайней мере, я не знал ни о чем подобном. Однако пересидеть его можно в любом закрытом помещении, желательно ниже уровня грунта. Ясно, что самое разумное – это пережить его за пределами Периметра, но многие бродяги все равно упорно шли в Зону незадолго до очередного катаклизма и пережидали его в схронах: по окончании выброса появлялось много новых артефактов, которые следовало ухватить раньше конкурентов. Большинство перестрелок и разборок возникали здесь как раз в это время – банды сталкеров и мародеров схватывались не на жизнь, а на смерть за право первыми обчистить плантацию. Основной хабар, впрочем, все равно доставался темным и монолитовцам, потому что они жили в Зоне и поспевали в нужные места чаще других.

Пронзительно пискнул портативный компьютер на запястье у Гуся, и тот, задрав рукав, принял какое‑то сообщение.

– Сигнал отключи у своего ПДА, – сказал я. – Или убавь звук. Перебудишь всех на хрен… – Я помолчал, глядя в огонь. – Кстати, если снаружи выброс, то сталкерская сеть работать не должна. Откуда письмо?

– А, – переведя свой портативный комп в бесшумный режим, Гусь махнул рукой. – Семецкий в очередной раз погиб. Не думаю, что эти сообщения из сети поступают.

– Ну да, ну да.

Завибрировал и мой коммуникатор. Похоже, привет от Семецкого упал и мне. Что ж, хорошая примета. Если тебе пришло сообщение о смерти Вечного Сталкера, значит, в ближайшие полчаса с тобой точно ничего не случится.

Многие удивляются, почему Монолит так криво осуществил мечту Семецкого насчет бессмертия. Все‑таки ежедневная многократная гибель – это совсем не то же самое, что вечная жизнь. Другие призраки Зоны, правда, тоже не получили счастья от осуществления своих желаний, однако их желания все же исполнялись в точности, пусть и с подлыми закавыками: Черный Сталкер хотел выжить какой угодно ценой, Оборотень мечтал быть чутким, как псевдоплоть, Болотный Доктор желал облагодетельствовать всех живых тварей, Призрак пытался любым способом избавиться от своего дьявола‑хранителя… И в общем, можно сказать, что все эти желания сполна были удовлетворены Монолитом; другой вопрос, что он потребовал взамен. А вот с Семецким получилась какая‑то нестыковка. Никак нельзя сказать, что он получил именно то, что хотел.

Хотя мне вот кажется, что Семецкий на самом деле просил у Монолита не бессмертия. Славы он желал, популярности, вот чего. Вечной памяти. Чтобы ни один сталкер в Зоне ни на один день не смог забыть, что топтал когда‑то эти места такой Живчик Семецкий, который всех перехитрил и добрался однажды до Монолита. Таким было его сокровенное желание, которое он, возможно, прятал даже от самого себя. Если дело действительно обстояло так, выходит, Монолит исполнил все в точности.

– Хемуль, а почему вы все говорите «ПДА»? – поинтересовался малолетка. – Это же английская аббревиатура и, значит, должна читаться как «пи‑ди‑эй»… – Он осекся и задумался.

– Именно, – сказал я, подбрасывая в костер пару досок. – Пиди, эй. Многие бродяги, услышав такое, могут серьезно напрячься – решат, что это ты к ним обращаешься.

– Ну, тогда КПК, – не сдавался отмычка. – Карманный портативный компьютер.

– На КПП очень похоже, – сказал я. – Да и вообще, тебе не все равно? Ты еще спроси, почему мы мясорубки мясорубками называем, хотя они ничего не рубят.

– Почему, кстати? – осторожно поинтересовался молодняк.

– Сам не знаю! – вполголоса рявкнул я. – Так исторически сложилось, салага. Все, засохни, не мешай мне думать…

Что‑то тихонько загремело в глубине помещения, в одной из темных комнат – словно кто‑то задел ногой валявшуюся на полу железяку или кафельную плитку. Гусь встрепенулся, по‑птичьи повертел головой, и я внезапно понял, за что ему дали боевую кличку.

– Тихо, тихо, – проговорил я. – Ни к чему поднимать тревогу по пустякам. Может, это жадинка сработала…

– Мы же вечером осматривали те помещения, за дверями, – зашептал Гусь. – Они совершенно пустые, и из них нет другого выхода!

– Вот именно.

Тем не менее мы оба развернули автоматы, направив их на ближний к нам дверной проем. За ним было тихо.

– Сходи, посмотри, – распорядился я.

Гусю идея явно не понравилась. Он пощелкал фонариком, кряхтя, поднялся на ноги. Однако возражать не рискнул.

– Не надо никуда ходить, – негромко донеслось из темноты. – И стрелять не надо, бродяги, только народ перебудите.

Тьма в дверном проеме колыхнулась. На мгновение мне показалось, что она хлынула из дальнего помещения к нашему костру. Однако через мгновение наваждение пропало. Отделившись от массива тьмы, к нам шагал невысокий молодой сталкер в легком снаряжении с небольшим рюкзаком за плечами. Он ничем не отличался от обычного бродяги: встретишь такого за Периметром – внимания не обратишь. Вот только и его одежда, и снаряжение, и даже цевье «калаша», который он нес на плече, были густо‑черного цвета. Чернее, чем волосы моей Динки. Временами казалось, что он просто расплывается перед глазами, словно чернильная клякса, и приходилось смаргивать, чтобы убедиться, что это просто обман зрения.

Гусь по‑прежнему сосредоточенно держал гостя на мушке. Хорошо хоть палить не начал с перепугу, когда тот заговорил из темноты. Я ладонью осторожно отвел ствол его автомата в сторону, и малолетка наконец опустил оружие.

– Здравствуй, Рэд, – сказал я. – Какими судьбами?..

– Гулял… – Шухов устало опустился рядом со мной на ящик, скинул с плеча «калаш», прислонил его к стенке. Сбросил с плеч лямки рюкзака.

– Ну и как там сейчас, на улице? – поинтересовался я.

– Красиво, – отозвался Рэд, протягивая руки к огню. От него ощутимо тянуло леденящим холодом, словно он только что выбрался из морозильника.

Гусь сидел с распахнутым ртом и вытаращенными глазами, не в силах отвести взгляда от гостя. Похоже, он встретился с этой легендой Зоны впервые. Ну, и немудрено: большинству не удается увидеть его ни разу за свою сталкерскую карьеру. Не каждому довелось пересечься с ним полтора десятка раз, как мне. И отмычка наверняка чувствовал этот могильный холод, который не могло перебороть даже высокое пламя костра.

– Водку будешь, Дим? – негромко поинтересовался я.

– «Черный Сталкер»? – Гость хмыкнул, чернота лениво плеснула в его бездонных глазах без зрачков. – Не откажусь.

Своей водки у меня, разумеется, не было. Повисла пауза. Я сделал знак Гусю, тот наконец ожил, засуетился, непослушными пальцами начал отстегивать с пояса заветную флягу. Протянул над костром мне, проговорил сипло:

– Только у меня это… «Борщаговка».

– Пойдет. – Я забрал у него фляжку и передал ее Черному Сталкеру.

– Твое здоровье, Хемуль. – Тот примерился, коротко дыхнул и припал к фляге. Кадык его заходил ходуном. – Ядреная, – оценил он, возвращая мне посуду.

– Так ведь «Борщаговка» же, – пояснил я. – Сорок восемь градусов. – Я взболтал флягу. – Ну, за твое здоровье пить бесполезно, я полагаю. Стало быть, чтобы тебе хорошо лежалось… – Я отхлебнул.

Шухов фыркнул.

– Спасибо, лежится мне хорошо. Весело лежится. Скучать не дают.

Он щелкнул пальцами, и я снова отдал ему флягу. Количество огненной воды в ней продолжало стремительно сокращаться.

– Ты по делу зашел или так, у костра посидеть? – осторожно поинтересовался я после того, как мы надолго замолчали, бездумно глядя в огонь. – Предупредить о чем хочешь?

– Мимо шел… – вяло ответил Черный Сталкер и снова умолк.

Некоторое время мы сидели в молчании. Температура в помещении понемногу понизилась на несколько градусов. Я старался особо не надоедать легенде болтовней, Гусь, по‑моему, вообще забыл, как дышать. Не так часто доводится сидеть лицом к лицу у костра с самым могущественным призраком, который бродит по Зоне уже без малого два десятка лет – с тех самых пор, как его замуровали заживо у Четвертого энергоблока ЧАЭС. Но замуровали, похоже, слишком близко от Монолита, потому что после смерти простой сибирский паренек обрел невероятное могущество – правда, только в пределах Периметра. Дима Шухов, по кличке Рэд, очень редко показывался на глаза сталкерам и почти никогда не делал этого без какой‑нибудь важной причины: предостеречь от ловушки, спасти от гибели, вывести на верный путь – либо, наоборот, наказать за нарушение неписаных законов Зоны, предупредить насчет недопустимого поведения, порой даже прикончить за какое‑нибудь вопиющее западло. Впрочем, никакой системы в его появлениях не было – далеко не всегда он помогал правильным ребятам, хотя мог бы, далеко не все подонки были им наказаны. Однако сама возможность его появления заставляла честных бродяг относиться к себе и соблюдению клановых законов построже.

– Хемуль, – вдруг шевельнулся Шухов, – ты бы это… показал девчонку‑то.

– Динку? – удивился я.

– Ну. Такой шухер из‑за нее…

Я поднял взгляд. Чуть прищурился.

– Дим, что ты знаешь? Кому она понадобилась?..

Черный Сталкер опрокинул в себя остатки «Борщаговки», перевернул флягу горлышком вниз, задумчиво ее потряс. Закрутил.

– Так покажешь, что ли? – осведомился он.

– Она спит.

– Ничего. Не разбудим…

Мы тихонько приблизились к моей девочке, которая крепко спала у стены на двух составленных вместе ящиках.

– Красивая, – сказал Шухов. – Понимаю теперь…

– Дима, что? – осторожно произнес я, не дождавшись продолжения. – Какого черта? Что за шухер‑то? Рэд, скажи мне…

– Береги ее, Хемуль, – серьезно проговорил Черный Сталкер, глядя мне в лицо своими бездонными нечеловеческими глазами, в которых слоями перемещалась тьма. – Точно тебе говорю, береги. Обидно будет, если…

Он резко отвернулся.

Все. Раз Рэд обрубил разговор, из него больше ничего клещами не вытянешь.

Мы вернулись к костру. Не присаживаясь, Дима Шухов неторопливо надел рюкзак, подхватил автомат.

– Значит, так, – деловито проговорил он. – Патогенычу скажи, что тайник он себе плохой придумал. Снорки его растащат через неделю. Мухе передай, когда в следующий раз будет перелезать через железнодорожную насыпь, пусть сперва внимательно посмотрит направо – увидит много интересного и скорее всего жив останется. Муха мне нравится, пускай еще погуляет на этом свете. Бубне передай вот что: сколько раз встречу в Зоне, столько раз убью…

– Дим, Бубна давно ноги потерял, – проговорил я. Это я пояснял Черному Сталкеру уже несколько лет, при каждой нашей встрече, и каждый раз без толку. – Он больше не ходит в Зону.

– Легко отделался, падла… – Рэд поморщился. – Мой недосмотр. Все равно рано или поздно убью. Сколько раз поймаю, столько раз убью. Гусь, хорошо стреляешь, парень, – он ткнул пальцем в моего напарника по дежурству. – Молодец, в жизни пригодится. Передай Вове, чтобы остерегался ближайшую неделю: может попасть под колесо. Ну, вроде все, побежал я. Спасибо за гостеприимство.

– Рэд, послушай… – Я ухватил его за предплечье, и ладонь обожгло, словно я прикоснулся к сухому льду. Никогда так не делайте. Задерживать Черного Сталкера, когда он уже собрался идти, и вообще хватать его – умопомрачительная дерзость, но я должен был, я обязан был узнать, что происходит. – Ты меня не раз выручал. Я надеюсь, мы друзья… Кто охотится за Динкой? На черта? Кому это все на хрен надо?!

Шухов обернулся через плечо, искоса посмотрел на меня. Я поспешно выпустил его руку, но пальцы так и остались скрюченными – я никак не мог разогнуть их до конца, словно после поражения током.

– Не уверен, что тебе это понадобится… – нехотя проговорил он. – Но запомни на всякий случай, бродяга: ноль триста пятьдесят четыре. Всякие случаи бывают, так что запомни. Сумеешь?

– Чего же тут не суметь, – я сглотнул. – Триста пятьдесят четвертый год нашей эры – родился Блаженный Августин, знаменитый христианский теолог.

– Да не триста пятьдесят четыре! – с досадой произнес Черный Сталкер. – Ноль триста пятьдесят четыре. Запомнил? Ноль. Может пригодиться.

– Запомнил, Дима.

– И еще… Борисычу передай, когда увидишь, что на хрену я его вертел. Повтори.

– Ты вертел на хрену Борисыча. Дим, я не знаю никакого Борисыча.

– Ничего, познакомишься, если случай выйдет. Только крепко подумай, прежде чем в кукурузу лезть. Сам понимаешь… – Шухов не договорил, сокрушенно махнул рукой. – Впрочем, чепуха. Разве тебя отговоришь? Бывай здоров, сталкер.

Призрак Зоны зашагал к пустому дверному проему и мгновенно слился с темнотой.

Гусь осторожно прокрался следом за ним, заглянул в проем. Включил фонарик, покрутил им по сторонам.

– Испарился! – тревожным шепотом поведал он. – Нет никого! – Он вернулся к костру, потрясенно опустился на свой ящик. – Там даже окошка нет…

– Привыкай, – усмехнулся я. – В Зоне еще и не такое можно увидеть.

Мысли мои уже были далеко. Я мучительно размышлял над тем, что сказал мне Черный Сталкер. Ноль триста пятьдесят четыре. Борисыч. Кукуруза. Кипятить твое молоко, как же я иногда завидую мультяшному страусу! Мне бы его проблемы…

– Хемуль, он что же – мертвый? – снова вклинился в мои размышления отмычка.

– Кто ж его знает. – Я покачал головой, разминая пострадавшую руку. Понемногу к пальцам начинала возвращаться чувствительность. – Тела, по крайней мере, пока не нашли. Впрочем, и не искали – кто же ради этого попрется к Саркофагу. Но живые люди на такие трюки точно не способны…

Ну да. И этот трюк – еще не самое потрясающее, что он когда‑либо демонстрировал.

– Он нас с Вовой знает! – возбужденно прошептал Гусь.

– Ну, еще бы. Вашей популярности в Зоне даже я завидую.

Малолетка надулся и наконец оставил меня в покое. Вообще говоря, внутри Периметра едва ли есть что‑нибудь, чего бы не знал покойный Дима Шухов.

Итак, у меня появилась очередная порция пищи для размышлений. Значит, Черный Сталкер в курсе шухера, происходящего вокруг Динки. Даже пришел посмотреть, ради кого поднялся шухер. Любопытство одолело ледяного призрака. Только ни на один вопрос по этому поводу он мне так и не ответил. Из Шухова вообще бесполезно вытягивать информацию, если он сам не хочет ею поделиться. А поскольку обычно он настроен ко мне вполне дружелюбно, его нежелание поделиться сведениями выглядит довольно занятно.

– Хемуль, – снова подал голос Гусь, – а ты про теолога этого откуда знаешь? Ну, когда он родился?

– А, – я отмахнулся, по‑прежнему думая о своем. – В школе по малолетству пытался произвести впечатление на одну девчонку своей невероятной эрудицией… Самое смешное, дату до сих пор помню. А вот лица ее – уже давно нет…

– Ну и как девчонка? – заинтересовался отмычка. – Ответила взаимностью?

– Предпочла одного спортсмена, – сказал я. – Вот тогда я и записался в свою первую секцию…

Остаток ночи прошел без происшествий. Гусь оказался болтливым малым и вскоре конкретно меня утомил; я пару раз велел ему заткнуться, но через какое‑то время его прорывало снова, и я махнул на него рукой.

Когда Патогеныч объявил всеобщую побудку, наверху по‑прежнему завывала свирепая энергетическая буря.

– Похоже, мы тут прилипли на какое‑то время, – проворчал Борода. – Надо бы перекусить…

Еды у его команды оказалось мало – они уже возвращались из Зоны, когда я подал сигнал о помощи. Тем не менее всю еду они выложили на ящик и поделили на всех. Привыкаем работать в команде, как говорит в таких случаях один страус. А вот воды вообще почти не осталось: выжрали вчера после горячего боя. Поскольку водки тоже было мало, следовало что‑то делать – сушняк стоял нешуточный.

– Фигня, – сказал Енот. – Сейчас сообразим.

Он пошел в угол и тщательно изучил одну из трещин, из которых сочилась вода. Прежде чем нырнуть крошечным ручьем в отверстие в полу и провалиться в преисподнюю, вода образовывала в углу небольшую лужицу, которая и стала основным объектом внимания Енота. Он поводил ладонью над лужицей, потом встал на четвереньки, осторожно приблизил к ней лицо и понюхал. Поверхность воды вдруг заколыхалась, и от нее к лицу сталкера стремительно прозмеились миниатюрные багровые молнии. Енот едва успел отдернуть голову.

Дата добавления: 2015-06-28