REALITY LAB 4 страница

Сталкер вынырнул опять - без оружия, истошно вопя, в метре от того места, где пропал.

- Что с ним?! - Никита повернулся к бассейну.

Злой орал, как Илья Львович, когда того покалечило взрывом. Из-за насыпи показались головы, Шрам выстрелил, они убрались обратно. Злой добрался до плота, ухватился, вползая… Нижней половины тела у него не было, лишь красные лохмотья и кости, по которым ползали, извиваясь, множество тонких серебристых тел; из воды потянулись красные нити сухожилий, длинные лоскуты кожи…

- Это пираньи? - изумился Никита.

- Мутанты какие-то, - ошарашенно пробормотал я. Серебряная вода вокруг плота бурлила, гибкие тела сновали, то и дело выныривая на поверхность. Крик Злого со рвался на визг, захлебнулся, и сталкер замер рядом со вторым телом, в такой же позе: лицом вниз, разбросав руки.

. - Почти так же кричал Стрелок, когда только пришел в себя, - произнес вдруг Шрам.

- Стрелок? - я перевел на него недоуменный взгляд.

- Когда его вытащили из того грузовика. Стрелок, ему задание было: убить Стрелка.

- Что?

Шрам не шевелился, глядя будто в себя, - глаза его, и без того необычные, стали совсем уж нечеловеческими.

- Сбой в Системе вышел. Система так настроена: самые сильные из тех, кто в центр Зоны стремится, доходят до выжигателя мозгов. Становятся зомби и назад бредут, нападая на других, которые, как и они, до Монолита хотят дойти. Монолит для того и создан - приманивать, это защита такая у Зоны. Самые сильные и умные, кто сможет выжигатель пройти и Радар, - тех Монолит в оборот берет. Потом попадают в лаборатории под ЧАЭС. Система одних убивает там, других кодирует на задания разные. Самым опасным Стрелок был. - Шрам закрыл глаза. - Но сбой вышел. В любой сложной Системе они бывают. О-Сознание пропустило его, когда он в плен попал, не поняло, что он - это он. От Стрелка давно избавиться хотели. Его закодировали на убийство самого себя и назад в Зону отправили.

- А ты что же? - спросил я, завороженный его равнодушным мертвым голосом…

- Я из солдат, из срочников. Сбежал от дедов, потом… Многое было. Я с Клыком и Призраком как-то сцепился, теми, которые Стрелку помогали, когда он захотел узнать правду о себе. Потом к Монолиту попал, а потом… - Он раскрыл глаза, повернул голову, и я отпрянул, увидев, что зрачки его стали черными дырками. Другим, более высоким, почти детским голосом Шрам произнес: - Мы заинтересовались пузырями. Они нарушают работу. Они меняют Структуру. Они ведут наружу. Мы собираем сведения. Ты помог нам. Мы не забудем. Мы ничего не забываем. Жди - найдем тебя.

- Ты чего?! - изумился Никита. - Шрам, эй, что с тобой?! Андрюха, чего он зенки вылупил? Это что…

Голова сталкера упала на руки, и он замер. Покосившись на изумленного Пригоршню, я прокричал:

- Медведь, эй!

Шрам поднял голову - глаза его стали прежними - и произнес обычным голосом:

- Что дальше будем делать? - Не слушая, я повторил:

- Медведь!

- Химик, ты? - донеслось из-за насыпи.

- Как здоровье, Медведь?

- Это ты с той горы скатился?

- Кто ж еще? - Он помолчал.

- А почему сверху по нам не шмалял?

- Да мне не из чего было.

Я услышал, как за насыпью сталкер громко и смачно плюнул - в звуке этом явно слышалось презрение.

- Ты даже без ствола! - обвинил он.

- Ну! Как допер? - Он опять плюнул.

- Ты безоружен! Я - всегда вооружен.

- И что с того? - крикнул Никита.

- Сидели б тихо, вы оба! Нет - лезут на рожон! Куда лезете?!

- Так за тобой следом.

- Идиоты! Я люблю идиотов.

- Почему?

- Вас легко убивать.

- Было бы легко, мы б сейчас не болтали тут. - Воцарилась тишина, потом он вновь подал голос:

- Вас трое осталось.

- Точно, до трех считать умеешь. А до шести?

- Умею. Нас - шестеро.

- Да, слишком мало, - согласился я, - нам вас легко убить будет.

- Уходите, Химик.

- Уходить? - удивился я. - Куда уходить?

За насыпью произошло движение, и Шрам с Пригоршней приникли к автоматам. Голос капитана Пирсняка прокричал с акцентом:

- Отходите, дайте нам перебраться. Мы уйдем - потом вы уйдете.

Я покачал головой, хотя они не могли видеть этого.

- Шутишь, солдатик? Вы нас за собой не выпустите. Шестеро, говорите? Но из них одна - девчонка, второй - шкет, который стрелять не умеет.

- Я есть умею стрёлить! - выкрикнул Уильям Блейк.

- А ты молчи, иуда! - заорал на него Пригоршня. - Предатель!

- Я есть сделал это от любви, - растерянно ответил Уильям.

Я толкнул Никиту в бок, и он склонился ко мне.

- Поговори с ними. С Медведем, с капитаном… С Медведем лучше: расспроси, что ему было нужно от Картографа, как тогда дело было. Может, не захочет отвечать, но ты все равно тормоши его, спрашивай…

- А ты? - прошептал он.

- Я сверху видел кое-что… туда поползу, а ты их отвлекай. Появилась одна идейка, сейчас нет времени рассказывать. Вернусь - у нас еще где-то минута будет. Тогда растолкую. Ну, давай, не молчи!

- Медведь! - заорал Пригоршня. - А мы вычислили, кого ты в том домике на склоне видел. Слышишь, умник?!

Я шепнул Шраму: «Нож у тебя есть? Дай сюда. И контролируй здесь». Получив оружие, сунул ломик за ремень, прополз мимо сталкера и стал передвигаться за камнями, вдоль подножия горы, с вершины которой недавно обозревал дно пещеры, - в противоположную от военных сторону, краем уха прислушиваясь к разговору.

- Легко догадаться было, - ответил Медведь напарнику. - Даже такие идиоты, как вы с Химиком, могли.

- Точно! - не стал спорить Никита. - И то, как ты, урод, ребят Курильщика положил, - об этом тоже догадались.

- Он сам виноват. Надо было дать мне, что я просил, но людей своих не навязывать.

- Да он тебя просто хорошо знает. Хрен бы ты с ним барышом от поля артефактов поделился.

- Полем? Каким… - Медведь вдруг хрипло рассмеялся. - Ты всерьез, Пригоршня? Я не поле здесь искал!

Я отполз уже достаточно далеко, крики теперь звучали тише, да еще эхо разносило голоса по пещере, будто перемешивая отдельные слова, отчего их трудно было разобрать.

- У Картографа пробойник и стрелка! - пояснил Медведь. - Я их увидел, когда в первый раз сюда…

- Какие еще Стрелка с Белкой?

- Пробойник реальности. Не знаю, как назвать. А стрелку Картограф из артефактов смастерил. Вроде компаса, который показывает слабые места… ну, такие, где стоит пробойник использовать. Можно самому пузыри создавать, можно с места на место по Зоне перескакивать… Это ж могущество! Какое там поле, зачем, если ты такими вещами владеешь?

- А, так вот для чего ты сюда снова пожаловал… Картограф ведь тебя спас в первый раз - вывел отсюда, а ты, значит, так его отблагодарить решил?

Я преодолел уже две трети расстояния. Один из горящих прожекторов стоял неподалеку от моей цели, и резкий белый свет его слепил глаза - я полз будто по выцветшему черно-белому миру, попадая то в глубокие, как океан, тени, то в слепящий свет.

- Одного не пойму, Медведь! Как вы с Троповым здесь в первый раз прошли, мимо чудищ всех этих? Да ты ж еще и раненый, он же тебя вез…

- А ты его видел? Он не как человек, он… Ни звери его не трогают, ни мутанты, никто… Он мимо них… как проскальзывает, они не замечали ни его, ни меня, а если замечали - отворачивали морды.

Что-то здесь не так, решил я. С чего Медведь такой словоохотливый? Он, вообще-то, угрюмый мужик, может, не настолько диковатый, как Шрам, но все же. С чего он вдруг там разливается соловьем, рассказывает все…

Я понял причину и застыл посреди черно-белого пространства, став одной из его теней. До круглой дыры было совсем недалеко. Теперь я видел, что прожектор на покосившейся треноге стоит почти точно над ней. Толстый кабель тянулся, завиваясь широкими кольцами, к бассейну, исчезал в ртутной жидкости - должно быть, освещение было подключено к источнику энергии где-то в лаборатории. Я лежал, замерев, лишь зрачки двигались из стороны в сторону.

И наконец я заметил его: капитан Пирсняк полз вдоль бассейна.

* * *

Вот почему Медведь так охотно стал отвечать на вопросы: они, как и я, под прикрытием разговора решили провернуть кое-что. Капитан - самонадеянный тип, не отдал приказ солдату, сам пополз. Они знали: нас всего трое. Ему достаточно было обогнуть бассейн, подобраться со стороны, откуда мы никого не ждали, и пристрелить одной длинной очередью…

Он приподнял голову, глядя над бортиком в ту сторону, где остались Никита со Шрамом. Воспользовавшись этим, я прополз немного в сторону, оказавшись под прожектором. Дыра в полу была совсем близко: черная и бездонная.

Опустив голову, капитан вновь пополз - теперь нас разделяло лишь несколько метров. На спине его была короткоствольная винтовка неизвестной мне модели, что-то модерновое, навороченное, с рычажками и верньерами. Лежа на боку, лицом к водоему, я застыл, даже моргать перестал. Прожектор гудел над самой головой, направив в сторону лаборатории слепящий белый столб. Тот казался материальным - будто колонна из белоснежного мрамора, опрокинувшаяся на бассейн, дальним концом упирающаяся в борт плавучего сооружения и частично погруженная в серебряную воду. Нож Шрама я сжимал в правой руке. Не армейский - просто большой выкидной нож на пружинке. Кривая рукоять удобно лежала в ладони. Ломик был вдет за ремень на спине, чтоб не звякнул о камни, сейчас его не достать так, чтобы капитан не заметил. Но он и не нужен, хватит ножа: когда Пирсняк будет проползать между мною и бортиком, до которого всего-то полтора метра, выщелкну лезвие и вобью ему между лопаток.

Противник остановился. В обычных условиях он бы давно заметил меня, но прожектор слепил, делая пространство очень контрастным: трудно было понять, что находится вокруг, потому что тени ломали очертания предметов, меняли их.

Мы застыли в метре друг от друга: я лежа на боку лицом к капитану, сжимая нож, он - на животе, подняв голову. Я глядел на него, он - вдоль бортика. Я не дышал и не моргал. Он чуть слышно посапывал, едва заметно раздувая крылья прямого тонкого носа. Я ждал одного - чтобы он пополз дальше. Как только это произойдет, воткну нож ему в спину, главное при этом не попасть по ружейному стволу, который сейчас, когда капитан поднял голову, почти уперся в его затылок. Пирсняк прислушивался к чему-то, не шевелясь. Время остановилось, изломанный черно-белый мир, контрастный и резкий, замер, погруженный, как в соляную кислоту, в инфернальное гудение прожектора.

Клянусь всеми демонами Зоны: я не издал ни звука! Капитан не мог услышать - но он вдруг обернулся и уставился мне в глаза.

И тут же перекатился на бок, подавшись ко мне, выдергивая пистолет из кобуры на поясе. Я вдавил кнопку, замахиваясь. В ноже что-то сорвалось, клацнуло. На переносицу Пирсняка обрушилась зажатая в кулаке рукоять: лезвие не выскочило. Пистолет уже был в его руке, ствол поворачивался ко мне, и я, выпустив нож, вцепился капитану в запястье, дернул изо всех сил и перекатил через себя.

Капитан выстрелил - звук был глухим, потому что ствол оказался зажат между телами. Наши ноги ударили по треноге, одна из опор подогнулась, с хрустом переламываясь в наиболее проржавевшем месте, там, где металл стал спрессованной рыжей трухой.

Оказавшись спиной к бассейну, прямо перед собой я увидел дыру, ведущую будто в лишенный звезд космос или, быть может, за изнанку черно-белого мира. Слишком глубокая, слишком бездонная… Может, она - не провал в пещеру, расположенную ниже, но конец той трубочки, через которую выдули этот пузырь? Пробой, но ведущий не наружу, не в Зону… в какое-то другое место!

Я толкнул Пирсняка, который очутился между дырой и мною, а он попытался ухватить меня за шиворот. Капитан упал на спину, расставив руки и ноги, упираясь в края дыры. Вырвавшись, я встал на колени и врезал ему кулаком в живот.

Капитан провалился. В последний миг он извернулся, хватаясь за край, но не сумел удержаться и полетел вниз. Еще несколько мгновений его освещал проникающий сквозь дыру свет; Пирсняк летел, как сорвавшийся с трапеции акробат, но глядел он не на меня - повернув голову, смотрел куда-то в первозданную тьму с ужасом на лице, словно видел, как чьи-то когтистые лапы тянутся к нему оттуда, - а потом тело пропало, мрак сомкнулся над ним.

По животу текла кровь: пуля из пистолета прошла вскользь, распоров кожу. Прижав к ране ладонь, я обернулся. Прожектор все это время медленно заваливался вбок, отчего тени удлинялись, меняли очертания, и пространство вокруг будто сдвигалось, ломая структуру, корежась, - а теперь он со звоном упал и перевернулся. Протянувшаяся от него гудящая колонна света качнулась, сначала уперлась в бортик - казалось, сейчас она расплавит камень, - затем сдвинулась, прочертив полосой сияния все пространство между бассейном и стеной пещеры, после чего заскользила кверху и стала вертикальной, соединив дно с далеким сводом.

Мигнула.

И погасла.

На другом конце бассейна два прожектора еще горели, но для меня, ослепленного, мир погрузился во тьму. Не видя ничего, моргая слезящимися глазами, я рванул ремешки на груди, бросил контейнер перед собой, стал отодвигать крышечки, припоминая, где лежит нужный артефакт…

Раздались крики, застучал автомат - и смолк очень быстро, когда последние патроны в рожке исчезли.

Голой рукой, понимая, что это может быть смертельным, я выхватил из ячейки шрапнель. Из другой достал слизь, соединил их, сжал… Сколько у меня времени? Пять секунд, три? Я-то собирался обмотать - шрапнель лозой, слизь прилепить сверху, как-то закрепить на бортике… лоза позволила бы вернуться к напарнику со Шрамом, объяснить им, что сейчас произойдет, приготовиться.

Глаза привыкали к новому освещению, и я различил фигуры, бегущие от насыпи к груде камней. Налепил шрапнель на борт, схватив контейнер, вскочил и ринулся вдоль водоема.

В обычных условиях шрапнель разлетается сотнями колючих комочков, пробивающих сантиметровую доску. Но слизь заморозила реакцию с одной стороны артефакта, переместив вектор приложения сил в противоположное от себя направление, так что когда шрапнель сработала, это напоминало кумулятивный взрыв, направленный в бортик.

Артефакт взорвался, послав в воду и над ее поверхностью фонтан каменных осколков. Успев набросить на плечо ремешок контейнера, я упал, тут же вскочил. Ломик выскользнул из-под ремня, но я подхватил его на лету. По ртутной жидкости пошла волна, ударила в плавучую лабораторию, едва заметно качнув ее, отхлынула…

С шумом вода устремилась наружу, покидая бассейн сквозь широкий пролом, клокоча, развернула прожектор и утянула за собой - поток стал вливаться в дыру, куда провалился капитан Пирсняк.

- Никита, туда! - что было сил заорал я на бегу, тыча рукой в сторону лаборатории. - К ней давай! На палубу, слышишь!!!

Уровень жидкости уменьшился вдвое, вода продолжала стремительно покидать бассейн. Я видел бьющиеся, как рыба в неводе, серебристые тела, видел плот с двумя трупами - качаясь, он плыл мимо…

Раздался пистолетный выстрел, в ответ застучал автомат. Я вскочил на бортик. Дно усеивали трущиеся друг о друга скользкими боками рыбопиявки, безглазые существа с едва заметными тонкими плавниками и узкой пастью, полной мельчайших зубов-игл. Они дергались, извиваясь, - мерзкая осклизлая масса, покрывшая бетонное дно.

Воды почти не осталось. Три или четыре фигуры уже бежали к лаборатории, и вдруг одна из них с воплем упала. Тут же человека накрыла шевелящаяся груда тварей. Выдернув ломик, я прыгнул с борта на плот, прокатился между мертвецами, выпал с другой стороны, барахтаясь среди скользких влажных тел, которые чавкали и лопались подо мной, давя их коленями и локтями, видя зубастые пасти прямо перед лицом, отмахиваясь ломом. Вскочил, рванулся вперед, краем глаза заметив несущегося со всех ног Никиту, оттолкнулся от бетонного дна, чуть ли не взлетев, переставляя согнутые ноги по вертикальному борту, добрался почти до верхнего края и вцепился в стойку ограждения, как раз когда сила тяготения рванула тело вниз.

Я повис на одной руке, сжимая ломик во второй. Напарник еще мчался по шевелящейся массе, скользя, почти падая, а Медведь уже лез по штормтрапу, и позади всех тяжело бежал Уильям Блейк, несущий Марьяну на руках.

Упершись ступнями в борт, я оттолкнулся и перебросил тело через ограждение. И увидел то, что заметил с вершины каменной горы, чего невозможно было разглядеть снизу: на середине палубы стоял пробойник реальности.

Глава 11

Пушка с гусеничной платформы, вроде той, утопленной в болоте посреди базы военных. Значит, на базе они действительно проводили опыты по искривлению пространства или испытывали новые модели глубоковакуумного оружия!

Тогда мне показалось, что пушка куда больше, хотя теперь стало видно, что ее мог бы, пожалуй, поднять один человек. Остатки турели упирались в верхнюю стенку большого фанерного ящика. Ствол, из которого торчал пучок тонких золотистых стержней, был направлен в сторону одной из надстроек, точно на пролом в ее стене. За проломом виднелись оштукатуренные стены, край стола, перевернутый стул, ковер на полу. С задней части пушки свешивался черный кабель, уходящий в дыру, прорубленную позади ящика… Скорее всего, Картограф подсоединил устройство к какому-то трансформатору внутри плавучей лаборатории.

Раздался стук подошв по доскам борта. Я выглянул над пробойником, и взгляду открылся зияющий на другой стороне палубы прямоугольный проем с низкими железными перильцами. Из него торчала голова огромного ящеропса со светлыми кругами на месте глаз - большими, будто основания круглых башен. Раньше поверх перил тянулась решетка, теперь от нее остались лишь обломки прутьев.

Когда я очутился возле пушки, шаря взглядом по задней панели, где было несколько кнопок и круглый зеленый таймер, над бортом показался Медведь. Он что-то прорычал, исчез из виду, появился вновь, сжимая ограждение одной рукой, второй ударил кого-то, находившегося ниже.

Доски палубы застонали: ящеропес выпрыгнул из вольера. Вот кому бюреры приносили жертвы! Я успел разглядеть несколько висящих на колючке мертвецов: большинство были обычными людьми, но один, хоть и с человеческим телом, и даже в белом лабораторном халате, принадлежал к тому же виду, что и труп, подвешенный на лестнице возле каменной дороги.

Вытянув шею, зверь зашипел. С правой стороны скула была проломлена, внутри шевелились серебристые тела пиявок, ползающих по его деснам и гортани.

Медведь тяжело перевалился через ограждение, а я вонзил палец в кнопку. В таймере что-то щелкнуло, и пушка загудела.

Прожекторы вокруг бассейна погасли, на мгновение в пещере воцарился первозданный мрак, лишь мерцал круглый зеленый глаз на панели. Они загорелись вновь, и за это время вокруг кое-что изменилось: ящеропес теперь бежал в обход надстройки, в которую была нацелена пушка, Медведя я не увидел вообще, а над бортом с автоматом в руках показался Никита. Он вылез, качаясь, по разбитому лицу текла кровь. Шагнул вперед.

Торчащие из ствола золотистые стержни налились красно-оранжевым сиянием. Ящеропес, разинув пасть, прыгнул. Никита выстрелил в него, рухнул на палубу и вдруг начал палить между ног зверя, вдоль самых досок. Оказывается, Медведь успел переместиться к вольеру - напарник метил в него.

Зверь перелетел через Пригоршню, извернулся в воздухе, лязгнул зубами над спиной напарника, обдав его, будто ртутными брызгами, потоком пиявок, и рухнул за борт.

От гудения затряслась вся лаборатория, и прожекторы вновь потухли, на этот раз окончательно.

На зеленом поле таймера проступили три ярко-красные восьмерки, мгновенно сменились на шестерки, потом - на нули. Крайний слева погас, остальные стали двумя цифрами: 25.

Пушка выстрелила светом. Конус золотого сияния уперся в пролом над палубой - и пространство внутри домика расплавилось, очертания мебели потекли, меняясь…

Что-то другое возникло там.

А цифры стали меняться: 24, 23…

Что это означает? Через двадцать две секунды она отключится?

В автомате напарника закончились патроны. Медведь, в которого попало две или три пули, корчась, полз к надстройке. Выпрямившись, Никита пошел ему навстречу. За проломом между ними золотой свет выжег реальность, открыв путь в иное пространство.

За бортом раздался рев ящеропса, а потом на палубу выбрался Блейк. Протянул руку, помогая вылезти Марьяне.

Доносящийся из пушки гул превратился в рев, дрожала вся пещера, казалось, сейчас ее дно провалится вместе с бассейном и лабораторией.

20, 19…

Золотой конус пульсировал в такт смене цифр - я мог считать секунды, не видя таймера.

18, 17…

Никита взглянул на меня, а я шагнул к нему вдоль ствола, так, чтобы плечо не попало в конус света. Говорить не имело смысла, и я показал рукой. Он кивнул, склонился к пролому. Марьяна, выпрямившись на краю палубы, подняла пистолет и трижды выстрелила в спину напарника. Тело Никиты сломалось. Он сделал еще шаг и боком свалился в конус ревущего света. А тот пульсировал:

15, 14…

Закричав, я бросился к Пригоршне. Блейк удивленно оглянулся на девицу, схватив ее за руку, поволок вперед, и тут сзади возникла голова пса. Он прыгнул, цепляясь когтями за деревянный борт. Выбраться на палубу ему не удалось, но челюсти сомкнулись на бедрах Марьяны. Сквозь гул я услышал истошный крик; Блейк отшатнулся, а девушка, до груди покрытая пиявками, лезущими из головы зверя, обхватила парня за шею, словно желая обнять в последний миг своей жизни. Пес рухнул обратно, и Блейк с Марьяной, заключив друг друга в объятия, исчезли за бортом.

12, 11…

Оказавшись сбоку от пролома, я наклонился, заглядывая. Пахнуло ночной прохладой, влажным тряпьем, ржавым металлом и бензином… Знакомый запах! Внутри не было стен, ковра, мебели - лишь темнота, посеребренная тусклым светом звезд, льющимся откуда-то сверху, будто в широкий колодец…

- Никита! - я присел, собираясь нырнуть туда.

9…

Меня ударили в спину - что-то твердое обрушилось между лопатками. Упав на бок, я увидел Медведя, грудь которого была залита кровью. Он использовал приклад автомата, в котором, скорее всего, не было патронов. Когда я попытался встать, сталкер врезал носком сапога мне в живот, потом кулаком в лицо. Я рухнул под стеной надстройки, далеко от пролома, а Медведь, бросив оружие, шагнул к нему.

Плюнув - слюна была красной и густой, - я поднялся на ноги. Темные космы сталкера свешивались на плечи… Вот почему я всегда коротко подстрижен: чтобы в драке нельзя было сделать то, что сейчас сделал я. Когда Медведь оказался перед проемом и нагнулся, собираясь нырнуть в него, я схватил его за волосы, дернул из всех сил.

И ударил ломиком. Конец вонзился в плечо, будто раздвоенный наконечник стрелы, пробил мясо и, судя по тому, как дернулся металлический стержень в руке, ключицу. Запрокинув голову, Медведь упал на спину, влипнув затылком в доски. Я перешагнул через него. Пролом был прямо передо мной. Осталось четыре или пять секунд.

В бедро впился нож, и я упал. Большой армейский нож с широким лезвием, кровостоком и зазубринами в нижней части клинка - он вошел глубоко, почти до самой рукояти. Дергаясь от боли, размахивая руками, я перевернулся на спину. Бьющий из пушки свет оказался надо мной. Рядом лежал Медведь, весь залитый кровью, текущей из груди и плеча. Глядя на меня остановившимся взглядом, он что-то шептал, обеими руками сжимая нож, пытаясь вдавить его глубже в мою ногу. Золотой свет гудел, плескался, по нему пробегали разводы, волны свечения - казалось, распирающее конус напряжение вот-вот сломает его нематериальные стенки и разольется вокруг, уничтожив пространство.

Я взмахнул ломиком. Загнутая часть ударила по нижнему краю пролома, проникнув наружу. Раздвоенный конец вонзился во что-то, и я стал подтягиваться, сгибая руки, втаскивая тело в пролом. Медведь что-то шептал, кривя рот, не отпускал рукоять, пытаясь удержать меня, - но я полз, таща его за собой. Если бы сталкер вонзил нож так, чтобы плоскость лезвия была расположена вдоль ноги, я не смог бы тащить его: клинок прорезал мясо, пока не застрял бы в колене. Но он вошел параллельно подошвам, и я полз, волоча Медведя.

Сначала руки, потом голова достигли пролома. Мне показалось, что, находясь внутри большого мыльного пузыря, я просунул голову сквозь его стенку. Что-то неслышно лопнуло, пространство пошло рябью - текстура его изменилась, иными стали воздух и запахи… Я лежал частично внутри и частично снаружи, соединив своим телом разные места.

Картина за проломом стала размытой, нечеткой. Я дернулся, сгибая ноги, - голова и руки Медведя оказались с моей стороны. Позади него золотой свет бушевал, затапливая пузырь. Отпустив лом, я схватился за железяку, торчащую из рыхлой влажной земли, подтянулся вновь - и выволок Медведя по плечи. Он все еще сжимал рукоять ножа, хотя теперь казалось, что сталкер мертв: опущенная голова подскакивала на усеивающих землю камешках. Я повернулся, увидел, что держусь за погнутую автомобильную ось, обхватил ее обеими руками, прижался - и целиком выпал сюда.

Золотой свет взорвался, залив глубокую яму, на дне которой мы находились.

Я зажмурился. Потом раскрыл глаза - пролом исчез. Вообще все исчезло… Лежа в полной темноте, я захрипел, дергаясь. Тело горело, вибрировало от переизбытка адреналина, глаза вылезли из орбит, пальцы ходили ходуном, живот содрогался в мучительных спазмах.

Глаза стали привыкать к новому освещению, и в небе над головой медленно проступили звезды, свет их разлился вокруг. Сталкер рядом со мной лежал неподвижно - вернее, полсталкера - торс и голова без ног. В том месте, где его разделило напополам, был ровный запекшийся срез, никакой крови. Пальцы сжимали рукоять торчащего из ноги ножа.

В глубине обступившей меня темноты что-то зашевелилось, раздался приглушенный лязг, скрип ржавого металла. Стены ямы состояли из земли и разнообразного мусора. И запах, запах! Специфический дух этого места не перепутаешь ни с чем.

Знакомый голос выругался, потом сказал:

- Химик?

Я с трудом разжал пальцы Медведя, отполз от него, стащил с плеча ремешок контейнера и лег на спину. Тело все еще била дрожь, хотя напряжение покидало его, уступая место боли. Куртка давно превратилась в лохмотья, зато от рубахи еще что-то осталось. Кое-как я расстегнул последнюю целую пуговицу и потянул края воротника в стороны. Поднял голову, скосив глаза.

В моей груди пылала душа.

Глава 12

- Химик! - позвал Пригоршня чуть ли не жалобно. - Это ты?

- Здесь, - сказал я.

- А! Ранен?

- Как тебе сказать…

- Мы на Свалке.

- Вижу, - пробормотал я. - Вернее, чую. Никита, слушай…

Он завозился, должно быть, пытался встать.

- Чего?

- Я думал, ты мертв. Марьяна тебе три пули в хребет всадила.

- Не в хребет, Андрюха. У меня ж контейнер на спине. Не такой здоровый, как у тебя, но все равно… Если б она из чего посерьезней стреляла, тогда ладно, но «тэтэшник»… Э, а ты свой контейнер не потерял? - вдруг забеспокоился он.

- Нет. Но артефактов там не так много осталось, как хотелось бы.

- Ничего, разберемся.

Я запахнул рубаху. Душа - редкий и дорогой артефакт. Я прилепил его себе под сердце, когда лежал за столом возле управляющей автоклавами машины, перед тем как вылезти оттуда и выстрелить в брюхо пса-пулеметчика. Без души я бы не смог скакать по всем этим лестницам и каменным полкам, носиться на мотоцикле, объезжая препятствия, да еще и паля в бюреров, волочь за собой Медведя, вонзившего нож мне в бедро, не смог бы бегать с обожженными ногами…

Ноги. Они болели. И внизу, где к коже пристали сплавившиеся с подошвами стельки, и вверху, где из бедра торчал нож.

Я вытащил его, пока душа не перестала действовать. Сейчас, когда я расслабился, артефакт «ощутит» это, и влияние его прекратится буквально за несколько минут, и вот тогда-то…

Я застонал, предвкушая, что испытаю вскоре.

- Что, что? - в полутьме на фоне звездного неба возник силуэт Пригоршни.

- У меня мороженое еще осталось, - сказал я. - И кровь камня. И слизняк там есть, кажется.

- А у меня только ломоть мяса в одной ячейке.

- Никита, я сейчас… сейчас сдохну от боли. Минут через пятнадцать… Наверх надо, слышишь? Спирта тут не достать, но бензин можно раздобыть, из канистры какой-нибудь слить старой, найти… Да хотя бы керосин. Тряпки в нем вымочить, завернуть кровь камня с ломтем - и на раны. Но вначале - мороженое, ты ж видел, как я с ним, когда Львовича…

- Я понял, понял, Химик! Ты давай, полежи чуток, я быстро выберусь, огляжусь и сразу тебе помогу наверх залезть. А то еще на крыс наткнемся, это ж Свалка, тут…

- Давай, лезь, - сказал я.

Он заспешил к склону.

- Эй, а Шрам где? - окликнул я его, и звук шагов стих - воцарилась озадаченная тишина.

- Блин… - сказал напарник. - А я забыл про него совсем! Ты его больше не видел, что ли?

- Вы с ним оставались, когда я уполз.

- Ну да… Так, значит, мы рядом лежали, когда у тебя там рвануло и прожектор свалился… Вода стала утекать, вояки помчались… Я тоже вскочил, побежал. И он. Или нет? Он, кажется, на месте остался. Или тоже… но тогда… Не помню, блин! Все, не помню, не приставай ко мне!

Что-то бормоча, Пригоршня ушел, и я остался один. Стало чуть светлее, звезды в небе гасли. Я не сказал ему про душу, которая уже потухла, отвалилась от кожи высохшим, сморщенным комком. Она много дала мне, но и многое отняла - пару лет жизни как минимум. Ни ее, ни слизь нельзя использовать вот так, прикладывая к голому телу. Для этого есть специальные тонкостенные контейнеры, которые ослабляют, но не целиком глушат влияние артефактов, либо повязки, пропитанные особым травяным раствором на спирту. Но это было мое решение - испытать душу на себе, так же, как тогда, в туннеле, его решением было поднять старика и тащить прочь от преследователей.

Дата добавления: 2015-06-28