Я уничтожу вас. 4 страница. Всё валилось из рук, всё не ладилось

Всё валилось из рук, всё не ладилось. На уроках я сидела, глядя в окно на серые тучи, тяжело плывущие по небу, и на мёрзлую землю, покрытую пожухлой листвой и яркими красными ягодками рябины – словно каплями крови. Приходя домой, брала в руки книгу, неважно какую, наугад, забиралась с ней и лампой под стол, прячась ото всех, и читала, читала взахлёб всю ночь напролет. Утром мама ругала меня, находя спящей под столом с книжкой в обнимку, а в школе учителя ругали за то, что с утра до обеда я не могла даже просто оторвать голову от парты. Они не понимали или не хотели понимать, что мне плохо. Хмурая осень высасывала все соки, мне требовалась эмоциональная подпитка, а Макса рядом не было. Поэтому я черпала её из книг, отдавая им физические силы и взамен забирая душевное равновесие. Но, в конце концов, перестало помогать даже это.

Хоть убей, но точно не помню, что такого случилось в тот день. Поругалась ли с кем-то, что-то испортила, или кто-то обидел меня... Всё стерлось. Но сил на то, чтобы разобраться с проблемой или дать сдачи просто не нашлось. И я просто позорно сбежала. После звонка на урок схватила рюкзак и выбежала из класса, едва не сбив с ног входящую учительницу. Мне срочно требовался свежий воздух; казалось, если я не сделаю сейчас хоть глоток кислорода, то упаду в обморок и больше никогда не встану. Я вышла на крыльцо и прислонилась к стене. Никого. Тишина, урок только начался. Я одна единственная стояла во дворе школы, и казалось, что этот двор и есть целый мир и больше, кроме меня, в нём нет никого. Вот только воздух не помог, легче не стало ни на грамм. Надо было уходить, пока не столкнулась с кем-нибудь из учителей.

Я поправила рюкзак и, спустившись со ступеней, свернула за угол школы. Здесь тяжелым маревом висел сигаретный дым, оставшийся со времени только что прошедшей перемены. Я глубоко вдохнула его – до кончиков пальцев ног – и почувствовала, как тугой узел, которым были завязаны все внутренности, немного ослаб. Но я знала – это временное облегчение. Мне нужно было нечто другое. Не это.

Я пошла дальше курилки, к заброшенному крыльцу. Это была старая, наполовину разрушенная лестница, зачем-то пристроенная прямо к зданию школы. Ступенек у неё не хватало, и, поднимаясь, приходилось прыгать, чтобы не грохнуться в кучу сваленных под лестницей сигаретных пачек, упаковок от чипсов, баночек Ягуара и шприцов. Но зато, взобравшись на площадку и присев на пол, можно было скрыться от всего мира: лестница изворачивалась так хитро, что закрывала тебя ото всех проходящих мимо людей. Вот туда-то я и направлялась. Привычно миновав все опасные места на ступенях, я шагнула на площадку и тут же плюхнулась на колени. Облако взвившейся пыли окутало меня, я почувствовала под собой тонкий слой мелких осколочков, но всё это показалось неважной мелочью. Я прижалась спиной к стене, выставив вперед ноги, и за лямки притянула к себе рюкзак. И наконец-то поняла, что же мне было нужно.

Из кармана я достала чистый платок, а со дна рюкзака то, за что половина парней школы меня уважала и считала крутой, а вторая половина обходила стороной и крутила пальцем у виска. Маленький, но заточенный, словно острейшая бритва, нож-выкидуха. Да. Я носила с собой в школу нож. Да и не только в школу. Он был со мной всегда и везде. Скажете, сумасшедшая, правда? Спорить не буду, может, оно и так. Называться нормальной у меня никогда не хватало наглости. Да вот только на этом лезвии, кроме моей крови, иногда оказывалась еще и чужая, если поймете, о чём я. Если не поймете, то просто утвердитесь в мысли, что я ненормальная, и закроем уже эту тему.

Аккуратно раскрыв нож, я тщательно протерла лезвие платком: получить заражение крови не входило в мои планы. Потом закатала рукав куртки и хорошенько примерилась. Нет, резать вены желания не было, да и заниматься суицидом тоже – захоти я этого, то выбрала бы место получше, чем грязная заплеванная лестница.
Нет. Я собиралась себя лечить.

То, что я порой творила с собственным телом, когда бывало слишком уж плохо, никогда не понимал даже Макс. Помню, когда он в первый раз увидел мою окровавленную руку, то чуть шею мне не свернул. Честно. И даже потом, когда я ему как-то с горем пополам всё объяснила, его по-прежнему передергивало от моих шрамов. Но как можно выжить по-другому, я не знала. Ведь я резала руки и другие части тела не там, где можно было задеть артерии и вены. Умирать в мои планы никогда не входило. И показывать свою крутость тоже. Я резала себя в тех местах, где никто не смог бы увидеть порезы. И где было больнее всего. Забирая у организма психологическую боль, которую он не умел отторгать самостоятельно, давала ему взамен физические раны. Чтобы он тратил силы на их заживление, а не на саморазрушение изнутри. Не знаю, сможет ли кто-то понять и не осудить. Но это неважно, потому что выживать по-другому я всё равно не умела, да и, честно сказать, не научилась до сих пор.

Так, приложить, прижать остриём… Резкий взмах – и запястье рассекла тончайшая ярко-алая черточка. На фоне руки бело-синего цвета красная кровь казалась символом жизни и умиротворения, а не смерти и страха. Но всё же этого было мало. Рядом с первой чертой легла сначала вторая, а затем третья, точно такие же. Нет, не то. Еще не то. Слишком мало крови. Я же предпочитаю заливать горечь и боль не алкоголем, как многие мои сверстники, а именно кровью. Собственной кровью. И чем её больше, тем лучше.

Из-под закатанного рукава обнажилось худенькое, совсем еще детское плечо. Вот здесь будет в самый раз. Я даже вскрикнула, так глубоко врезалось лезвие. Кровь сразу заполнила пойму длинной раны, и, проступив сквозь края, потекла по руке тоненькой струйкой. Чёрт, может, задела артерию? Да нет, вроде всё цело. Просто глубоко.

- Так не надо.

Я резко подняла голову и едва не вскрикнула второй раз. Это насколько же надо было погрузиться в себя, чтобы не заметить поднявшегося по ступенькам человека? Не успев сориентироваться в ситуации, я невольно начала отодвигаться к стене, хотя и так уже прижималась спиной вплотную. Крепко сжатое в руке лезвие сильнее прижалось к коже…

-И так тоже не надо.

Человек наклонился ко мне, присев на корточки, и потянулся к ножу. Я снова попыталась отстраниться, но всё равно оказалась с ним лицом к лицу. И только сейчас начала вглядываться в него.

Парень. Высокий. Достаточно крупный. Крепко сложенный и подтянутый. Одет в майку-безрукавку, широкие штаны какого-то болотного цвета и большие черные кроссовки. На поясе завязана спортивная куртка. Отсутствие рукавов выгодно подчеркивает накачанные бицепсы. Да и вообще всё тело выглядит очень даже тренированным, парень здорово напоминает солдата из американских боевиков. Образ дополняют внимательные карие глаза и длинные русые волосы, собранные сзади в хвост.

-А лучше вообще никак не надо.

Он протягивает руку и выхватывает у меня нож, да так быстро, что я и заметить не успеваю.

-Отдай!

Никакого внимания. Двумя точными движениями парень руками вытирает кровь с лезвия, а потом, по-прежнему не глядя на моё возмущенно-удивленное лицо, раскрывает мой рюкзак и убирает нож… на самое дно, туда, куда я его обычно и кладу. Застёгивает молнию и бросает взгляд на мою изрезанную руку, но в глаза по-прежнему не глядит.

Он протянул было руку к моему плечу, но тут уже я не выдержала. Быстрым движением дернула рукав куртки вниз, и он разом скрыл все порезы. Про себя я досадливо поморщилась – из-за этого чудика теперь придется стирать куртку, да еще и прятать её от мамы. Вся ведь кровью пропитается.

Он взглянул на меня слегка удивленно.

-У тебя там кровь.

-Да уж не томатный кетчуп! – раздраженно буркнула я, пытаясь отодвинуться подальше и мысленно составляя план по тайной стирке куртки. Однако план не составлялся, а двигаться было решительно некуда. Парень по-прежнему сидел на корточках и внимательно изучал, я бы даже сказала, сканировал меня снаружи и изнутри. Под столь пристальным взглядом стало как-то неуютно.

-Чего уставился? – спросила я зло и раздраженно, даже не подозревая, что уже в тот момент могла бы хорошенько получить за такую манеру общения. Но тогда я, конечно, об этом даже не подозревала.

-Просто так, - сказал он тихо и вдруг резко поднялся на ноги. Взглянул на меня сверху вниз и начал медленно спускаться по лестнице. Я отрешенно смотрела ему вслед, мысленно не поспевая за столь быстрой сменой действий. Он спустился и пошел было дальше, по дорожке вдоль школы, как вдруг остановился, повернулся и кивнул, словно говоря «Иди за мной».

Кулаки сжались. Эт-то что еще такое? Этот… Этот… Да он же просто копирует меня, чёрт возьми! Только мне позволено так вести себя и делать всё молча, говорить без слов, командовать, в конце концов! Это… Это же нечестно…

Но раздражение вдруг исчезло. Что-то внутри меня улыбнулось, и на место злости пришло любопытство. Ну что ж, не всегда же лишь мне вести за собой. Интересно ведь, как это, когда ведут тебя. Когда ведомая – ты.

Я поднялась на ноги, отряхнулась от пыли и, быстро закинув рюкзак на спину, пошла за странным парнем. Вскоре я догнала его, и дальше мы двигались уже наравне. Куда именно мы шли, да и была ли вообще какая-то конечная цель, я, честно говоря, понятия не имела. Мы даже шагали отдельно друг от друга, сами по себе. Вроде бы и рядом, но кажется, будто один в любой момент свернет, а второй пойдет дальше. Не разговаривали, не перекидывались даже взглядами, словом, каждый существовал сам по себе.

Через какое-то время он свернул с асфальта на земляную дорожку, ведущую в сторону деревни. Не колеблясь ни секунды, я пошла в ту же сторону. Почему-то я была совершенно спокойна и даже не думала о том, куда он меня приведет и что там со мной может случиться. Я просто шла, то ли за ним, то ли сама по себе, а он по-прежнему молчал и, не вынимая рук из карманов (моя же привычка!) продолжал быстро шагать вперёд.

Но вот на холме показались деревянные и кирпичные остовы недостроенных крыш, и я поняла, куда он шёл. К заброшенным домам. Как ни странно, это лишь добавило мне уверенности. В любой промзоне, любых заброшках я всегда была как дома, а уж в этих-то и подавно, ведь лазила здесь в одиночку и со Змеем всё своё детство. И стоит только захотеть, как я смогу исчезнуть из его поля зрения так быстро и бесшумно, что никогда-никогда ему меня не найти. Подумав об этом, я ускорила шаг, и вскоре мы уже шагали по одной из мёртвых улиц.

Всё здесь было другим, даже воздух. Совершенно иной мир, ступая за пределы которого ты тут же незримо меняешься. В этих развалинах жило нечто дикое, первобытное, и крошащиеся стены были отличным аналогом девственных джунглей, куда почти не ступала нога человека. Ветер мёл по земле белую пыль, и вокруг стояла тишина, лишь изредка нарушавшаяся поскрипыванием веток деревьев. Жутковато, да. Но для меня эта жуть была всё равно что вторым домом. Я внимательно вгляделась в спину ушедшего вперед парня и с уколом ревности ощутила – не только моим домом. Он двигался не менее уверенно, чем я сама.

Но вот он наконец остановился перед одним из домов, скалившихся тёмными провалами окон, свернул с дорожки и, по-прежнему не оборачиваясь, потопал прямо к входу. Я же на секунду задержалась.

Это был самый обычный заброшенный дом, ничего примечательного. Я таких повидала немало. Три этажа, с первого на второй – деревянная лестница, со второго на третий – по кирпичам. Если, конечно, не знаешь секретов этого дома. Я – знала. В своё время каждая царапина здесь была мною исследована, и сейчас, без малейшего колебания, я направилась вперед за светловолосым парнем.

Если ты задумал зло, то прямо здесь за это и расплатишься. Потому что это место принадлежит мне, и этот дом – на моей стороне. Если ты обманешь моё доверие, то целым и невредимым отсюда точно не выйдешь.

Вот с такой мыслью я и поднялась вверх по плитам, и вступила в само помещение. Дом был не очень большим, но шаги внутри раздавались гулко, слегка тягуче. После света темнота некоторое время казалась непроницаемой, но этот морок развеялся очень быстро. Сверху, через маленькое окошко на втором этаже, которое, вероятно, задумывалось как будущий витраж, внутрь лился неяркий свет осеннего солнца. Он едва доходил до пола в середине комнаты, а я так и вовсе стояла в темноте. В белёсом свете было хорошо заметно, как кружится и вновь оседает на пол белая строительная пыль. Здесь было тихо и величественно, совсем как в соборе.

Я подняла голову и увидела, что парень ждет меня уже на втором этаже. Смотри-ка, быстро поднялся. Наверное, действительно тренированный.

Я постаралась наверстать упущенное время и поднялась по шаткой лесенке так скоро, как только смогла. И стоило лишь оказаться на площадке рядом с ним, как он тут же вновь отвернулся и пошел к кирпичным развалинам, тому месту, где с очень большим трудом можно было попасть на третий этаж. Я хмыкнула. Выходит, мне это место всё же роднее. Может, ты и бывал здесь, но своим домом это место, как я, не называл. Что ж, думаешь, ты один можешь вести за собой? Тогда придется поставить тебя на место, мальчик.
Я сделала шаг назад и исчезла в темноте.

На крышу существовал и второй путь, куда более быстрый, но в сотню раз более рискованный. Нужно было шагать по кирпичам вверх вдоль внешней стены дома. Безо всякой опоры, на уровне двух с половиной этажей от земли. Стоит только пошатнуться, и всё. Хвататься здесь не за что. Это и в самом деле было очень опасно. Но если ты уже поднимался по этому пути несколько раз, то одновременно и очень быстро.

Я долго тренировалась, прежде чем сумела отточить технику подъема до совершенства. Привязывала верёвку к торчащему на крыше штырю арматуры, обвязывалась ей и поднималась. Один раз, два, сотню. И падала. Много раз срывалась, чертила голыми локтями и коленями по неровной стене. Проклинала дурацкие кривые ноги и идиотский вестибулярный аппарат. Клялась, что больше не приду сюда никогда. Но приходила, и всё начиналось заново. А потом я вдруг неожиданно перестала падать. Просто перестала и всё тут. Казалось, я могла подняться вверх по этим чёртовым кирпичам безо всякой веревки и опоры с завязанными глазами. И так оно, в общем-то, и было.

Потом было много других тренировок, удачных и не очень, в других домах, но урок вот этого дома я выучила твёрдо. Потому что он был самым-самым первым.

В этот раз я поднялась так же легко, как и во все предыдущие. И уже через пару минут стояла на крыше и глубоко вдыхала свежий воздух, успокаивая колотящееся сердце.

Вот из темноты второго этажа, что клубилась подо мной (я стояла возле спуска вниз), показалось что-то белое. Ладонь. Она сжала острый кирпичный выступ возле моих ног, и тут же рядом с ней появилась вторая. Парень резко подтянулся, оттолкнулся от опоры, что была внизу, и почти что выпрыгнул на крышу из темноты. И оказался нос к носу со мной.

Если бы я не успела схватить его за руки, он бы тут же свалился спиной назад – от неожиданности он едва не упал обратно в провал. Как ни странно, я даже обрадовалась этому, ведь за последний час смогла увидеть хоть какое-то проявление эмоций. И пусть это были испуг и удивление, но живые и настоящие. Он быстро пришёл в себя и вдруг глянул на меня очень пристально. Я отпустила руки и сделала шаг назад, пропуская его, но он вдруг быстро шагнул ко мне и схватил за подбородок. Я даже испугаться не успела. И лишь через секунду поняла, что больно мне не было. Он не хотел причинить боль. Только посмотреть в глаза.

В это странно поверить, но никогда прежде я не смотрела в глаза человеку, стоящему так близко. Чувствуя его дыхание. И этот взгляд… Уже тогда я заметила, каким он был острым. Разве что еще не таким злым, но всё равно – холодным и колючим. Кажется, будто тебя насквозь прошивает лазерный луч сканера, хозяйничает в теле и разуме, и ничего от него не скроешь и не спрячешь. Неприятное ощущение. Очень. Но в тот момент я почему-то не замечала всего этого. Меня больше поразила другая вещь. Впервые в жизни на меня смотрели, как на достойного соперника. Вернее, соперницу. На меня глядел человек, которого никто и никогда был не в силах победить хоть в чём-то. И вдруг первый раз в жизни он оказался не на спине своего противника, вжимая того в пол, а на этом самом полу, на котором ему еще ни разу не доводилось бывать. На меня смотрели как на равную.

Но вот он опустил руки, отошел. Медленно, будто с неохотой. Оглянулся – влево, вправо. И спросил:

-Как?

Я молча кивнула в сторону, где с внешней стороны дома были те самые кирпичи. Он подошел к краю крыши и взглянул вниз. Я не видела его лица. Постояв так пару минут и внимательно изучив всё, что хотел, он обернулся. Мельком взглянул на меня и тут же отвернулся вновь. По этому жесту и по быстрому взгляду я поняла, что заинтересовала его еще больше. Так-так. Значит, у меня появился не знакомый и не друг. Соперник?

Да, тогда я не знала… Тогда я и предположить не могла, что у меня появился самый настоящий враг.

Но в тот момент я действительно об этом даже не подозревала. Мне было радостно от того, что этот парень (который, в свою очередь, заинтересовал и меня тоже) смотрел на меня как на равную себе. На равную.

А потом… Потом мы долго сидели на крыше. Не помню, говорили ли мы о чём-то или всё так же молчали. Это было неважно. Я только запомнила, что закат в тот день был таким, каким я его еще никогда не видела. Ярко, до боли алым. Словно впервые пролитая в жизни чужая кровь.

С того-то дня всё и началось. Не сказать, чтобы моя жизнь сразу как-то круто изменилась. Она, конечно, поменялась, но поначалу незаметно. А когда я смогла осознать эти перемены, менять что-либо было уже бесконечно поздно.

В тот вечер нам так и не удалось узнать имена друг друга. Лишь потом, на следующий день, или тот, что шёл за ним, мы чётко обозначили свои сущности.

«Я – Ниакрис. Я всегда сама по себе. Держись от меня подальше».

«А я – Клык. И ты скоро узнаешь, что мне от тебя нужно».

Ничего этого не было сказано вслух, да говорить и не требовалось. Мгновенно понимать друг друга без слов мы научились еще там, на крыше.

С того дня Клык стал моей тенью. Я видела его везде: в отражениях зеркал и окон, за своим плечом и за каждым углом. Возвращаясь домой, я никогда не оборачивалась – знала, что он ступает за мной след в след. Тогда это еще совсем не пугало. Как всегда, было просто всё равно. Я вообще считала, что скоро ему окончательно прискучит следовать за мной, и меня снова оставят в покое. А там наконец выздоровеет Макс.

Однако, к удивлению своему, я ошиблась. Клык вовсе не думал менять линию поведения. Прошло уже почти две недели, а я по-прежнему видела его везде, стоило лишь обернуться. Не заметить самого сильного и крупного парня в школе вообще было довольно трудно. Меня это еще тогда очень удивляло: я думала, он старше всего на класс, на год. Оказалось – нет. Всем его одноклассникам было по 15 лет. Ему – без месяца 17. До сих пор не знаю, что он делал в таком возрасте в десятом классе, ведь во всём, что касалось учёбы, Клык был без малого гением, и это правда. Только вот получать хорошие оценки казалось ему до безумия скучным, а на уроках он появлялся только тогда, когда ему вздумается, то есть почти никогда.

Мы мало говорили. Но «мало» не значит, что не говорили совсем. Иногда Клык подходил или подсаживался ко мне, и мы начинали перебрасываться незначительными (а может, как раз наоборот) словами. Это было похоже на игру в мяч. Удар – отбив. Удар – отбив. Странно то, что Клык никогда не позволял мне заканчивать эту игру. Я могла игнорировать его, молчать, отворачиваться, если не было настроения. Тогда он просто молча смотрел на меня или уходил, но уж если я ему отвечала, то последнее слово в разговоре всегда оставлял за собой только он. Сначала это было немного неприятно, а потом я просто-напросто перестала обращать внимание. Зато меня обеспокоила другая вещь.

Я вдруг стала замечать то, как смотрят на меня люди, в том числе и те, кого я могла бы назвать приятелями или знакомыми. Они ничего не говорили, но почти совсем перестали подходить ко мне и разговаривать о чём-то. Будь я более эмоциональной натурой, то даже, возможно, сказала бы, что они начали обходить меня стороной. Но я по-прежнему оставалась спокойной и старалась не обращать внимания на взгляды, со всех сторон направленные на меня и на то место за спиной, где неизменно стоял Клык. Слева. Ровно в трёх шагах. Он всегда стоял за спиной, и, наверное, именно поэтому я в те времена не видела, как исчезают люди там, где он появляется. Наверное, если бы всё-таки увидела, то успела бы что-то изменить. А быть может, и нет.

Глава 7.

Не доверять, но верить.

... и если ты откажешь,

то прижмись спиной к стене,

сожми покрепче кулаки –

другой дороги нет.

(Lumen)

Через несколько дней я привыкла к Клыку окончательно. Да и сложно было к нему не привыкнуть. Он вошел в мою жизнь так легко и незаметно, как игла входит под кожу, обколотую обезболивающими препаратами. И лишь когда действие лекарства рассеивается, человек начинает чувствовать, насколько сильно болит это место. Но пока оно внутри, ты пребываешь в блаженном неведении и неощущении.

Наверное, это неведение могло длиться еще очень-очень долго, если бы в мою жизнь снова ни вошел (вернее, вернулся) очередной фактор, вновь круто всё изменивший. Через очередную пару дней наконец-то выздоровел Максим.

Надо сказать, что всё то время, пока он болел, мы не виделись – Макс запретил приходить к нему. Видимо, не хотел заразить меня столь нелюбимой мною простудой, да и просто, по его выражению, не желал «представать в соплях, с красным носом и горой носовых платков». Глупый. Но, так или иначе, почти две недели мы общались только вечером по телефону: я пересказывала школьные новости, Макс – книжные и телевизионные, проще говоря, всё то, на что убил очередной день.

Его возвращение в школу стало для меня поистине сюрпризом. За день до этого он ни словом не намекнул на то, что завтра мы увидимся, да к тому же появился не на первом уроке, а на перемене после него, придя сразу из поликлиники. Никогда не забуду, как мы встретились в тот день. Я шла по коридору первого этажа, думая о чём-то, не глядя ни под ноги, ни по сторонам. Я привычно знала, что увижу, если мне захочется поднять глаза. Это могло быть только одно лицо, одни черты, те самые, которые я постоянно видела уже столько дней подряд. И вдруг мысль об этом лице разом вылетела из головы. Позади я услышала тихий голос, показавшийся таким родным и знакомым:

-Ань-ка-а-а-а!

Я обернулась так быстро и резко, как только смогла, и сразу же буквально врезалась взглядом в своего друга. Макс стоял в нескольких шагах от меня, раскрасневшийся, в куртке нараспашку, со съехавшим на плечо рюкзаком. Я хотела шагнуть к нему, но не успела. А через миг поняла, что это Максим успел быстрей меня. И теперь я, а не он, была крепко прижата к его груди обеими руками, не имея никакой возможности пошевелиться.

-Анька-а-а, - снова выдохнул Макс и лишь крепче обнял меня. Я молчала. Мне казалось, что если открою рот, то впервые за долгое время совершенно по-девичьи разревусь. Я разом вспомнила, как мне его не хватало, как скучала по нему, и как мне было плохо.

Только звонок и смог вновь разделить нас на две половинки. У меня впереди была самостоятельная (и я знала, что сегодня снова напишу её так же хорошо, как писала прежде), а у Макса – важная лабораторка. Он и так много пропустил, и опаздывать еще и на эту работу было совсем нежелательно.

Я легонько подтолкнула его, – «иди» – он, помахав мне рукой, быстро понесся по лестнице. Я вздохнула и быстрым шагом пошла в противоположную сторону. Мысли были то ли совсем пусты, то ли заполнены так, что более невозможно было втиснуть ни одну лишнюю. И в тот момент я совершенно не обратила внимания на то, что в зеркалах и окнах, окружавших меня со всех сторон, кроме моего лица, впервые за последние две недели ни одного другого больше не отражалось.

До самого обеда нам больше не удалось пересечься даже на переменах. В тот день было много самостоятельных, и сидели мы над ними до последнего, а затем в оставшиеся минуты перемены со всех ног летели в другой кабинет, на очередную контрольную. Но всё когда-нибудь заканчивается, даже вот такие сумасшедшие дни. После седьмого урока, последнего по счёту, я вышла из кабинета с чувством полного самоудовлетворения и совершенной опустошенности.

Сил не осталось ни моральных, ни физических, поэтому первым же важнейшим стратегическим решением, которое я приняла, было пойти в столовую. Я знала, что Макс обязательно найдет меня там, если не увидит в коридоре или раздевалке. И, подхватив поудобнее рюкзак, быстрым шагом направилась туда, куда запланировала.

В столовой было светло. Яркое осеннее солнце так и просилось в свежевымытые окна. Оно было мягким и чуть-чуть приглушенным, именно таким, которое я люблю. Да и вообще весь день был каким-то очень тёплым и светлым. Народа в помещении почти не было – первая смена уже уходила, а вторая еще не появилась. Я взяла тарелку супа и устроилась за столом, что стоял ровно посередине, не в темноте и не на самом свету. Солнце грело спину, отражаясь в блестящей ложке, а тёплая еда приятно согревала желудок. Настроение стремительно поползло вверх, и от избытка чувств я даже пустила на потолок несколько солнечных зайчиков.

Вдруг в левое ухо совершенно неожиданно ткнулся наушник. Я даже не стала оборачиваться, прекрасно сознавая, кому он принадлежит. Была у Клыка такая манера. Если он хотел, чтобы я что-то послушала, то никогда не спрашивал разрешения. Просто подходил сзади, как обычно, молча вставлял в моё ухо наушник и ждал реакции. Если музыка мне нравилась, я обычно дослушивала до конца, но если нет, то вытаскивала наушник за провод и возвращала его владельцу. Клык только кивал, словно принимая безмолвную оценку к сведению, и исчезал. Но такое случалось редко. Обычно вся музыка, которую он приносил послушать, была действительно хорошей и нравилась мне. Особенно в последние два дня. В это время он приносил песни какой-то одной группы, которые неожиданно сильно меня зацепили. Я слушала трек за треком, улыбаясь и постукивая в такт, а он смотрел на меня и кивал каким-то своим мыслям. А на следующий день приносил всё новую музыку. В конце концов я поинтересовалась, что это за группа, на что Клык, не отвечая прямо, внезапно спросил: «Хочешь послушать их вживую?». Я удивилась так сильно, что даже не успела остановить мгновенно кивнувшую голову, а когда немножко пришла в себя, Клык уже, как водится, исчез. Всё это случилось вчера, а сегодня он снова появился из ниоткуда, и в моём ухе тут же оказался наушник, играющий новую песню той самой группы – вокал я уже узнавала. Я попыталась прислушаться, ведь музыка и в самом деле была хорошая, но никак не получалось. Даже отдельные слова не желали собираться в голове, ведь в данный момент она была занята мыслями об одном единственном человеке. И этим человеком явно был не Клык.

Я виновато взглянула на него, аккуратно вынула наушник из уха и протянула владельцу. Клык только пожал плечами, вроде бы равнодушно, но, как мне показалось, слегка удивленно и обиженно. Но не ушел. Обойдя стол с противоположной стороны, скинул с плеча лёгкий рюкзак и сел на скамью, прямо напротив меня. Я уже успела привыкнуть к этому взгляду, неподвижному, проникающему внутрь, в самую суть, словно острейший скальпель. Казалось, он мог сидеть вот так и смотреть на тебя часами. Говорить этому человеку «Отвернись!» было бесполезно, я никогда даже и не пыталась. Нужно было просто научиться не замечать этот взгляд, как обычно не замечаешь того, что твои легкие постоянно наполняются воздухом, а по венам течет ярко-алая кровь. Просто привыкнуть.

Бывали моменты, когда этот взгляд меня безумно раздражал. Иногда я его даже боялась. Но сегодня… Сегодня мне было всё равно, кто на меня смотрит и как. Я рассеянно улыбнулась Клыку, и мысли снова куда-то улетучились. За две секунды я успела позабыть обо всём на свете, в том числе и о нём.

Ну где же ты, Макс? Где?..

Если бы я в тот момент присмотрелась к Клыку чуть внимательнее, то уже тогда смогла бы увидеть произошедшие в нём перемены. Еще вчера этого не было, а сегодня… Сегодня на дне его глаз остро поблескивала тихая, затаившаяся злость, ожидающая своего часа. Но разглядеть её мне было не суждено, потому что…

-Вот ты где есть! – Макс всегда появлялся в тот самый момент, когда я начинала думать, что он совершенно обо мне забыл. Вот как сейчас.

Голос запыхавшийся, видно, задержали на последнем уроке, вот и бежал сюда со всех ног. А я, как всегда, начала заранее разводить внутреннюю панику.

Топот Макса, бегущего прямо к моему столику, гулко отдавался в полупустом помещении. Бух, бух – глухо бухали его шаги. Мне лень было оборачиваться, ведь Макс сейчас сам окажется рядом, и я наконец-то смогу насмотреться на него. Но вдруг шаги оборвались. Так резко, будто Макс врезался в невидимую стену или исчез. Я даже немного испугалась и, волей-неволей, всё-таки обернулась. Да так и застыла в полуобороте.

Никогда… Никогда я еще не видела у Максима такого выражения лица. Это невозможно было передать словами. Чудовищная, гротескная смесь ужаса, страха, отвращения и неверия. Неверия своим собственным глазам. Я тут же сама словно заразилась от него этой долей страха, начала панически соображать, вспоминать, что со мной не так, что такого я сделала, как вдруг поняла, что Максим смотрит вовсе не на меня. А на Клыка. Я резко повернулась обратно… И уткнулась взглядом в поразительно, до боли спокойные тёмные глаза. Клык тоже смотрел на Макса, но ни один мускул не дрожал на его лице. Оно было таким же неподвижным, как и в первый день нашего знакомства. Тихая ярость, которую я должна была заметить, но так и не заметила, была запрятана глубоко, на самое дно, так, что и сейчас я по-прежнему не смогла ни о чём догадаться. Снова резкий поворот к Максу. Я не знала, что он, он -то её видел. Вот эту ярость, и злобу, и ненависть. Потому что глядя на него, Клык её не прятал. Наоборот, позволял ей сверкать так ярко, насколько это было возможно. Без слов.

Дата добавления: 2015-06-28