В долгу, как в шелку

В первый же вечер после того, как Сашка выписался из больницы, дядя Вася зашел к нему в комнату, сел на табурет, пригладил ладонью редкие волосы, сквозь которые просвечивала розоватая лысина, и сказал:

— Ну, друг милый, надо нам с тобой выяснить отношения.

— Какие отношения, дядя Вася? — недоумевающе улыбнулся Сашка — он уже осмотрел все свои аквариумы и убедился, что за его рыбками квартирант ухаживал как положено. Вот только скалярий и тернеций стало поменьше, да кто их там считал... Может, взял несколько, а может, сами подохли — экая важность...

— Обыкновенные отношения, деловые.— Дядя Вася повел носом, сморщился.— Сам знаешь: дружба дружбой, а табачок врозь. Получается так, сынок, что ты теперь вроде как мой должник.

— Какой должник? — растерялся Сашка.— О чем вы, дядя Вася?

— Обыкновенный должник, сынок,— тяжело вздохнул дядя Вася, будто куда как неприятно было ему заводить этот разговор, да что поделаешь — надо!..— Значит, так… Перво-наперво, мать незадолго до того, как в больницу лечь, у меня сто рублей одолжила. Какой из нее отдатчик теперь — сам знаешь, ходил небось сегодня навещать. Врачи говорят — еще не меньше полгода пролежать ей придется. Правда, это долг такой, что ты можешь его на себя и не принимать, ты за мать не отвечаешь, ну, а если по совести...

— Принимаю,— перебил его Сашка.— Все принимаю. Вы маме сколько за квартиру платили? Пятнадцать в месяц? Вот и живите семь месяцев бесплатно...

— Так я и думал,— удовлетворенно кивнул дядя и прикурил папиросу, зажав между коленями спичечную коробку.— Но это еще не все, мил человек.— Он достал! верхнего кармана записную книжечку и ловко открыл? большим пальцем.— Ты, когда под машину попал, две банки с моей рыбой угробил. Нет, я, конечно, понимаю! несчастный случай и все такое, но сам посуди — ради какого лиха мне убытки терпеть? А было там, если помнишь, два десятка скалярий да десяток жемчужек. На тридцать пять рубликов, а, Сашок? Ну, пятерку я тебе спущу, я ж понимаю, что ты не нарочно... А тридцатка остается, так?..

Сашка потер шрам над губой и натянуто улыбнулся.

— Дядя Вася, а если б меня совсем убило, кто б вам за этих рыбок заплатил?

— Ксения Александровна, понятно, а кто ж еще,— пожал плечами дядя Вася, сделав вид, что не уловил упрека. — Я, сынок, долги никому не прощаю, ни живым, ни мертвым, не в моем это характере — долги прощать...— Он облизнул тонкие губы и снова заглянул в книжечку.— Пойдем Дальше?

Сашка отвернулся.

— Пойдем...

— Значит, так... За это время тебе и матери на всякие там апельсины-мандарины потратил я пятьдесят семь рубки сорок две копейки. Сюда, конечно, и за такси плата входит, не пешком же мне было к вам ходить, концы неблизкие. А кто мне на это дело средства отпускал? Думаешь, профсоюз? Дудки, брат, мы с тобой кустари-одиночки, нам, кроме как на свои карманы, надеяться не на кого. Тут у меня расписано до копеечки, возьми проверь, если хочешь...

— Не хочу я проверять, дядя Вася,— глухо ответил Сашка, почувствовав, как к горлу подкатывает приступ тошноты.— Ну, зачем вы так — сорок две копейки?..— выдохнул он.— Я ж к вам — как к отцу...

— Так и я ж к тебе — как к сыну, милый.— Дядя Вася захлопнул книжечку и сунул в карман.— Да только что ж ты поделаешь, Сашок, жизнь — штука тяжелая, а денежки, они счет любят. Не так-то их и много у меня, сам знаешь — пенсия небольшая. Тут и про сорок две копейки вспомнить не грех. Проживешь с мое — сам таким станешь... Теперь дальше считай — целый месяц я за твоими аквариумами ухаживал. Нормально ухаживал, так ведь, ничего не скажешь. Всю рыбу тебе сохранил, а она запросто передохла б за это время... Вот ты и положи мне за труды, ну, скажем, сорок рублей — очень даже божеская цена.

— Божеская,— кивнул Сашка, лихорадочно прикидывая, что уже набирается сто двадцать семь рублей сорок две копейки, не считая одолженных матерью.— Я за вашими аквариумами два года ухаживал — ни разу о деньгах не заикнулся, а вы...

— А я обучал тебя за это.— Дядя Вася аккуратно стряхнул в блюдечко на столе пепел.— Наука, она, брат, тоже расходов требует, за нее платить надо. Так сколько там у нас получается? Сто двадцать семь сорок две?.. Теперь, значит, так: есть-пить тебе надо, мать навещать тоже надо. А у тебя, как я понимаю, в одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи. И чтоб не думал ты, что я какой-нибудь там живодер, вот тебе еще полсотни на расходы. Когда-нибудь отдашь. Мне что важно? Мне принцип важен,— чтоб знал, что ты — мой должник. А нос вешать нечего — возьмешься за работу, в деньгах у тебя нужды не будет.

Он положил на стол пять десятирублевых бумажек, подвинул их к Сашке и уже совсем другим тоном — участливо, сердечно — сказал:

— Не куксись, Сашок, не обижайся. По миру я тебя не пущу, будешь оставлять, сколько себе и матери надо, а из остальных расплачиваться. Заведи себе живородок побольше, живородки теперь в моду входят, особенно ситцевые разноцветные, да цену покрепче держи, а то ты больно иногда жалостлив бываешь — тому гривенник уступишь, тому полтинник... Нам эта жалостливость ни к чему.

— Не по мне это, дядя Вася.— Сашка сгреб со стола деньги и сунул в карман: не хотелось, а что поделаешь, если и вправду ни копейки нету.— За деньги спасибо, действительно, без них мне бы сейчас труба была, а с вами я рассчитаюсь. И года не пройдет — рассчитаюсь. Только рыбок я буду разводить каких захочу, вы мне, пожалуйста, не командуйте. Может, я за неонов возьмусь, что мне с живородками делать, их вон Анна Михайловна столько на рынок, приносит — девать некуда...

— Твое, твое дело, сынок,— поспешно ответил дядя Вася, довольный тем, что Сашка безропотно принял его подсчеты. — Я ведь это только к тому говорю, чтоб не ждать мне больно уж долго. Ну, а там хоть ты не живородок, а египетских крокодилов разводи, мне-то что до этого...

Дядя Вася ушел к себе, надвинув на лоб зеленую потертую шляпу, а Сашка закрыл за ним дверь, сел на кровать и задумался.

С улицы в раскрытую форточку доносился радостный визг детишек — видно, лепили снежную бабу. Не успеешь оглянуться, и — весна, в прудах «пыль» появится, циклопы, дафнии... Работы будет — невпроворот, самое время рыбок на нерест отсаживать. А о них и думать тошно. Какой смысл возиться, если все равно деньги к дяде Васе уплывут... Ну и человек... Не поймешь, то ли выручил, то ли обобрал... Шутка сказать — с теми, что сейчас оставил, сто семьдесят семь рублей долгу. Это же сколько рыбок, сколько водорослей нужно продать, чтоб их выручить...

«Правильный мужик»,— вспомнил Сашка слова Кожара, и зябко ему стало — торопливо захлопнул форточку.— Что ж это за «правильный»?! Жила, скупердяй, а каким добреньким прикидывается... Хотя кто его поймет: денег все-таки занял, не просил ведь я у него, сам предложил, знает, что мне к матери завтра идти, надо купить что-нибудь... Темный он все-таки какой-то, липкий... Слушаешь его — и вроде тебя паутиной опутывает, начни барахтаться — еще глубже завязнешь... Живородок, говорит, разводи... Нет, на меченосцах да на пецилиях я с ним и за год не рассчитаюсь! — Сашка зло прикусил губу.— Скалярий надо на нерест отсадить пары три, подрастить мальков как следует, чтоб можно было по рублю за штучку взять. А главное — неонов попробовать развести. Удалось бы с неонами, в два счета из кабалы выбрался бы. Хорошо еще, что дядя Вася моих неонов не тронул...»

У Сашки было три пары неоновых рыбок. Подарил их мальчику дядя Сережа, тот самый летчик, что когда-то у них квартировал. Узнал про Сашкино увлечение и однажды привез из Москвы в большой трехлитровой банке.

О красоте неонов среди аквариумистов ходили легенды, кроме Сашки в городе их имели всего два-три любителя, дядя Вася и Анна Михайловна. Одна была беда: никому из них не удалось вырастить от неоновых рыбок мальков.

«Ну что ж, значит, я буду первым»,— упрямо решил Сашка.

Впервые он прочел о неоновых рыбках в книге известного московского аквариумиста Федора Михайловича Полканова. Там рассказывалось, как еще в 1935 году один француз, по фамилии Рабо, отправился в Южную Америку охотиться на крокодилов. В ту пору кожа крокодилов очень ценилась, из нее делали модные дамские сумки, пояса, чемоданы, шляпки...

Рабо мечтал настрелять столько крокодилов, чтоб сразу разбогатеть. Но предприимчивому французу не везло. Слишком много охотников, как и Рабо, мечтавших о золоте, бродило у Амазонки и ее притоков. Они беспощадно истребляли крокодилов, и когда Рабо появился в этих местах, он понял, что на удачливую охоту надеяться трудно.

Долго бродил Рабо по джунглям в поисках «страны непуганых крокодилов». Чтобы не помереть с голода, он ловил тропических бабочек и продавал их европейским коллекционерам. В непроходимых чащобах его подстерегали дикие звери и ядовитые змеи, но он был смелым человеком, и из самых опасных переделок выходил невредимым.

Однажды Рабо забрел на маленькую речку Укаяли. Здесь с ним случилась беда. Не кровожадные ягуары, не страшные змеи анаконды — гроза Амазонки — чуть не погубили отважного искателя страны «непуганых крокодилов», а крошечный малярийный комар. Жестокий приступ тропической лихорадки свалил одинокого француза в безбрежных джунглях.

Рабо лежал под огромным мангровым деревом, облизывал потрескавшиеся пересохшие губы и с отчаянием думал о том, что никогда не вернется на родину, что все его мечты о богатстве оказались призрачными, как туман, который стелется над неширокой извилистой Укаяли.

Но Рабо повезло. Обессиленного, умирающего, его подобрали индейцы. Они не знали, кто этот белый — друг или враг, не знали, зачем он забрел в джунгли; они просто видели, что человек умирает, и пришли ему на помощь.

Несколько недель Рабо метался в жару между жизнью и смертью. Заботливые индейцы поили его отваром целебных трав и выходили.

День своего выздоровления неудачливый охотник на крокодилов запомнил на всю жизнь. В хижине, где он лежал, царил полумрак. Невесомая пыль мерно колебалась в редких лучах солнца, сочившихся сквозь невидимые щели. Вдруг послышались чьи-то легкие шаги, и вошла пожилая женщина. Она негромко произнесла какую-то фразу, поставила перед больным глиняный кувшин с водой и вышла.

Рабо хотелось пить. Он дотянулся до кувшина, наклонил его и... вдруг почувствовал себя здоровым и полным сил: он увидел в воде призрак несметных сокровищ, о которых мечтал всю жизнь.

В кувшине плавала крохотная рыбешка. Она сияла, как, наверное, не сияет ни один драгоценный камень в мире. Это сияние излучала широкая сине-зеленая полоска на боках рыбки, особенно заметная в полумраке хижины. Полоска тянулась через глаз до хвоста рыбки, а под ней горела другая, вишнево-красная полоска, похожая на язычок пламени. Спинной плавничок окаймляла молочно-белая линия, нижние были прозрачными, как тончайший хрусталь.

Подлечившись, Рабо отправился в Европу. С собой он захватил несколько сот неонов.

Аквариумистов разных стран неоны просто поразили – никто никогда не видел таких удивительных рыбок, каждому хотелось их купить. Рабо сразу разбогател. Но он еще долго хранил тайну Укаяли; скрываясь от всех, ездил и ездил в приамазонские джунгли и привозил все новых и новых рыбок, пока другие искатели наживы не выследили его.

И тогда неоны хлынули в Европу потоком. В 1955 году появились они и у нас в стране. Но еще несколько лет неоны были редчайшими рыбками — никому не удавалось научиться разводить их в аквариумах. Стоило неонам выметать икру, как она тут же погибала или погибали крошечные, не успевшие подрасти мальки.

Долгие годы продолжались попытки приучить капризную рыбку размножаться в неволе. И когда наконец московским любителям удалось сохранить первое потомство неонов, это стало настоящим событием. О нем писали в газетах, говорили не только аквариумисты, но и ученые-ихтиологи и сотни других людей, никогда не увлекавшихся разведением рыбок.

Пробовали развести неонов и местные любители. Попробовали и махнули рукой: ничего не вышло.

Вот за какое нелегкое дело взялся Сашка Королев. Пожалуй, при других обстоятельствах он не решился бы зря тратить время, рисковать теми рыбками, что у него были Но теперь он знал твердо: удастся разгадать тайну разведения неонов, тогда ничто не страшно — не только выплатит дяде Васе долг, а и обойдет его. Не удастся — придется плясать под квартирантову дудку. Это чепуха, что он сам когда-то присвоил Сашке звание короля Кисловки, известно, кто там настоящий король. По той дани, которую все дяде Васе платят, известно...

В книгах про аквариумных рыбок, которые Сашка взял у дяди Васи и раздобыл в библиотеке, о неонах писалось мало. «Для того чтобы содержать и особенно разводить неоновых рыбок, нужен большой опыт» — вот и все, что он нашел в первой. «Разведение трудно из-за чувствительности мальков к свету, а также к бактериальной инфекции и инвазии инфузориями» — во второй. Еще была одна старая книга, но там про неонов вообще не упоминалось. Не густо, особенно если учесть, что Сашка и понятия не имел, что это такое «инвазия инфузориями» и как с ней бороться.

Он часами валялся на кровати и, закрыв глаза, пытался представить себе загадочную реку Укаяли, где неоны живут и разводятся без всяких хлопот и забот. Как разгадать тайну, надежно упрятанную непроходимыми джунглями?

Однажды Сашке показалось, что он нашел ответ. Вечером, не зажигая света, он сидел перед аквариумом, в котором плавали неоны, и любовался ими. В сумерках сине-зеленые и красные полоски призрачно вспыхивали среди темных кустов валлиснерии и людвигии — рыбки проворно сновали по всему аквариуму.

А зачем им эти полоски, подумал Сашка. Зачем они им, такие нарядные полоски, хищных рыб приманивать, что ли? Но тогда они уже давно погибли бы! Вот у барбусов суматранусов черные полосы и красные плавнички — это Для маскировки. И поперечные полосы у скалярий — тоже чтоб легче от врагов прятаться. Станет в траву — и не видно. Макроподы сами коричневые, а полоски зеленые — попробуй их в илистой воде на рисовом поле рассмотреть! А неоны так и светятся... Впрочем, а как бы они иначе находили друг друга? Укаяли ни на одну реку в мире не похожа, течет по джунглям, по таким чащобам, куда и солнечный луч не всегда пробьется. Не зря ведь большинство рыбок мечет икру на восходе солнца, а неоны — чуть-чуть светать начнет. В книге так и написано: икра и мальки боятся света.

Значит, прежде всего нужно хорошенько затемнить аквариум. Ну что ж, это сделать не трудно. А еще? Tепло там, известно — тропики, вода градусов двадцать пять… И температуру такую дать не трудно. А может, все дело в самой воде, в ее составе? Она же там по болотам течет, Укаяли,— не случайно Рабо малярией заболел,— вода в ней, наверно, мягкая, кисловатая... Написано — жесткость воды при разведении неонов должна быть от 0,5 до 4 градусов при рН 5,5—6,5. А что это за градусы такие, что за рН?.. Темный лес, да и только...

В вечерней школе химия была последним уроком. С трудом досидев до конца занятий, Сашка подошел к учителю Марку Тимофеевичу и спросил, как приготовить литров сорок воды, чтоб жесткость ее была, скажем, три градуса при рН равном 6.

Чего угодно ожидал Марк Тимофеевич от Сашки Королева, но только не такой любознательности. Он-то и обычный урок выучить ленился, когда ни поднимешь — двойка, а тут... Учитель чуть очки не уронил от неожиданности и так растерянно посмотрел на Сашку, словно тот попросил его помочь изготовить в домашних, условиях, например, атомную зажигалку.

— Повтори, повтори! — воскликнул Марк Тимофеевич и откинулся на стуле.— Сорок литров воды при жесткости три градуса и рН, равном шести? А какие тебе градусы нужны — немецкие, русские, французские, английские, американские? А что такое «рН», ты знаешь? Зачем тебе это?

— Я рыбок хочу вывести, для них такая вода нужна,— пробормотал Сашка.— Помогите, Марк Тимофеевич...

— Ах, рыбок,— довольно прищурился учитель.— Теперь ты понимаешь, что это за наука — химия? Без нее, оказывается, и рыбок вывести нельзя...

— Понимаю,— улыбнулся Сашка. Учитель был влюблен в свой предмет, и Сашка решил ему польстить.— Я теперь, знаете, как химию зубрить буду...

— И зря.— Марк Тимофеевич надел очки и взял со стола портфель.— Химию, друг мой, любить и понимать надо, зубрежка в ней — пустое дело. Ну-ка, пошли в лабораторию.

... Уже давно ушли домой не только ученики, но и уборщицы, а Сашка и Марк Тимофеевич все еще сидели в лаборатории и колдовали над пробирками и колбами. Вернее, колдовал только учитель, Сашка стоял у него за спиной и всякий раз, когда Марк Тимофеевич поворачивался, торопливо кивал: понятно, мол, чего там,— хотя абсолютно ничего не соображал.

Сначала учитель исследовал водопроводную воду. Он налил ее в колбу, добавил каких-то реактивов, взболтал, потом еще добавил... Вода стала вишнево-красной, затем лиловой, синей с зеленоватым оттенком... Сашка смотрел на Марка Тимофеевича, как на фокусника в цирке,— широко распахнув глаза. Наконец учитель поставил пробирку в штатив и взялся за подсчеты. Чем больше цифр он выписывал на бумажке, тем понятнее становилось Сашке, почему никому из местных любителей еще не удалось развести неонов. Да для них только воду приготовить — химический институт окончить надо! А что, скажем, дядя Вася знает, если он класса четыре только, может, одолел?..

Закончив считать, Марк Тимофеевич посмотрел на Сашку из-за толстых очков.

— Так вот, молодой человек, наша обычная водопроводная вода имеет жесткость девять русских, они же и немецкие, градусов. Легче всего ее смягчить добавлением дистиллированной воды. Чтобы приготовить воду жесткостью три градуса, на каждый литр обычной воды надо добавить 2000 миллилитров дистиллированной. Понятно?

— Понятно,— поспешно ответил Сашка.— Марк Тимофеевич, а сколько это — 2000 миллилитров воды? Ведро?..

Учитель рассмеялся.

— Эх ты, рыбовод... Два литра, вот сколько. Теперь давай определять рН. Этими буквами обозначают активную реакцию воды. Зависит она от концентрации водородных ионов, от наличия в ней свободной кислоты. И не качай, пожалуйста, головой, мы этого еще не проходили! Так вот, воду при рН от 6 до 7 называют очень слабокислой. У нашей водопроводной воды рН примерно равен 6,3, так что она вполне тебе подойдет. Только дай ей хорошенько отстояться.

Сашка провожал учителя домой и думал о том, что первый шаг к разгадке тайны реки Укаяли он уже сделал: воду приготовить сумеет. Какой же следующий шаг? Бактерии... Надо уберечь мальков и икру от болезнетворных бактерий. Может, приспособить для рыбок цельностеклянный аквариум, без железного каркаса? Ведь на каркасе чаще всего и остаются бактерии, его не вымоешь так, как стекло. А стеклянный аквариум можно так продезинфицировать — ни один микроб не выживет...

Небольшой цельностеклянный аквариум у Сашки был. Правда, вмещалось туда не сорок литров воды, а литров двадцать, но он решил попробовать. Купил в аптеке дистиллированной воды. Потом старательно вымыл приготовленный аквариум крепким раствором марганцовки, залил водой из-под крана, добавил дистиллированной, закрыл толстым стеклом и закутал тяжелой плюшевой скатертью, чтоб не проникал даже лучик света.

Целую неделю простоял аквариум в темноте, кристально-прозрачной стала в нем за это время вода. Потом Сашка опустил туда кустик перистолистника, отобрал пару рыбок и с вечера отсадил их на нерест.

В ту ночь он не сомкнул глаз — в темноте наблюдал за рыбками. Две сине-зеленые светящиеся полоски неутомимо плавали по аквариуму. А когда за окном стало сереть и аквариум осветился слабым рассеянным светом, Сашка вдруг заметил на дне какие-то беловатые прозрачные точки. Это были икринки.

Увидев икринки, Сашка чуть не заплясал от радости; когда он доставал и отсаживал взрослых рыбок, у него дрожали руки. Отсадил и снова надежно закутал аквариум скатертью.

Как ни чесались руки, в первый раз, осторожно отогнув уголок скатерти, он заглянул в аквариум лишь через пять дней, когда из икринок уже должны были появиться мальки.

До ломоты в глазах вглядывался Сашка в прозрачную воду, надеясь рассмотреть крохотных рыбешек, но ничего не видел. В отчаянье он хотел было снять с аквариума скатерть, хорошенько осветить его, чтобы наверняка уже узнать, что вся икра погибла и надеяться больше не на что, как вдруг к боковому стеклу, сквозь которое он глядел, из дальнего угла выплыла какая-то закорючка, величиной с булавочную головку.

Радостный вопль замер у Сашки на губах: есть мальки! Загадка реки Укаяли разгадана! Правда, впереди еще много опасностей: можно занести с инфузориями или с циклопами инфекцию, нечаянно слишком ярко осветить аквариум, может еще случиться эта самая «инвазия», но ведь всего того может и не случиться...

Дата добавления: 2015-06-28