Фамусов. Никто не приглашает вас;

Чацкий

Фамусов

Чацкий

Фамусов

Чацкий

Фамусов

Чацкий

Фамусов

Чацкий

Никто не приглашает вас;

Я только, что спросил два слова

Об Софье Павловне: быть может, нездорова?

Тьфу, господи прости! Пять тысяч раз

Твердит одно и то же!

То Софьи Павловны на свете нет пригоже,

То Софья Павловна больна.

Скажи, тебе понравилась она?

Обрыскал свет; не хочешь ли жениться?

А вам на что?

Меня не худо бы спроситься,

Ведь я ей несколько сродни;

По крайней мере, искони

Отцом недаром называли.

Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?

Сказал бы я, во‑первых: не блажи,

Именьем, брат, не управляй оплошно,

А, главное, поди‑тка послужи.

Служить бы рад, прислуживаться тошно.

Вот то‑то, все вы гордецы!

Спросили бы, как делали отцы?

Учились бы, на старших глядя:

Мы, например, или покойник дядя,

Максим Петрович: он не то на серебре,

На золоте едал; сто человек к услугам;

Весь в орденах; езжал‑то вечно цугом:

Век при дворе, да при каком дворе!

Тогда не то, что ныне,

При государыне служил Екатерине.

А в те поры все важны! в сорок пуд…

Раскланяйся – тупеем не кивнут.[11]

Вельможа в случае[12]– тем паче;

Не как другой, и пил и ел иначе.

А дядя! что твой князь? что граф?

Сурьезный взгляд, надменный нрав.

Когда же надо подслужиться,

И он сгибался вперегиб:

На ку́ртаге[13]ему случилось обступиться;

Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;

Старик заохал, голос хрипкой;

Был высочайшею пожалован улыбкой;

Изволили смеяться; как же он?

Привстал, оправился, хотел отдать поклон,

Упал вдруго́рядь – уж нарочно,

А хохот пуще, он и в третий так же точно.

А? как по‑вашему? по‑нашему – смышлён.

Упал он больно, встал здорово.

Зато, бывало, в вист[14]кто чаще приглашён?

Кто слышит при дворе приветливое слово?

Максим Петрович! Кто пред всеми знал почёт?

Максим Петрович! Шутка!

В чины выводит кто и пенсии даёт?

Максим Петрович. Да! Вы, нынешние, – ну‑тка! –

И точно, начал свет глупеть,

Сказать вы можете вздохнувши;

Как посравнить, да посмотреть

Век нынешний и век минувший:

Свежо предание, а верится с трудом;

Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;

Как не в войне, а в мире брали лбом;

Стучали об пол, не жалея!

Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,

А тем, кто выше, лесть, как кружево плели.

Прямой был век покорности и страха,

Всё под личиною усердия к царю.

Я не об дядюшке об вашем говорю;

Его не возмутим мы праха:

Но между тем кого охота заберёт,

Хоть в раболепстве самом пылком,

Теперь, чтобы смешить народ,

Отважно жертвовать затылком?

А сверстничек, а старичок

Иной, глядя на тот скачок,

И разрушаясь в ветхой коже,

Чай, приговаривал: – Ах! если бы мне тоже!

Хоть есть охотники поподличать везде,

Да нынче смех страшит и держит стыд в узде;

Недаром жалуют их скупо государи. –

Ах! боже мой! он карбонари![15]

Дата добавления: 2015-06-28