Животные представители духа хлеба 2 страница

В других случаях дух хлеба в образе козла якобы умерщвляется во время молотьбы. Жители округа Траунштейн (Верхняя Бавария) полагают, что Овсяный козел скрывается в последнем снопе овса. В роли козла выступают старые грабли, всаженные одним концом в землю, а головой ему служит старый горшок. Убить этого Овсяного козла поручают детям.

Дух хлеба в облике быка, вола или коровы. Часто хлебный дух принимает также форму быка, вола или коровы. Когда ниву колышет ветер, жители Коница (Западная Пруссия) обыкновенно говорят: «Это бычок бежит по ниве». Об отрезке поля, на котором колосья поднялись густо и высоко, крестьяне в некоторых районах Восточной Пруссии говорят: «В этом хлебе залег бык». О том, кто захромал от чрезмерного усердия в работе, в округе Грауденц (Западная Пруссия) говорят: «Его забодал бык». А жители Лотарингии в подобном случае выражаются так: «Он заполучил быка». Смысл обоих этих выражений одинаков: кто‑то из крестьян нечаянно напоролся на священного духа хлеба, и в наказание тот поразил непрошеного гостя хромотой. О жнеце, который поранился серпом, французские крестьяне в районе города Шамбери говорят, что он нанес себе «воловью рану». Жители округа Бунцлау (Силезил) иногда придают последнему снопу, набитому паклей и обвернутому хлебными колосьями, форму рогатого быка. Прозвище этого чучела ‑Старик. В некоторых частях Богемии последнему скопу придают черты сходства с человеком и дают прозвище Буйвол. На этих примерах можно проследить смешение человеческой ипостаси духа хлеба с животной.

Приходит на память обычай принесения в жертву кастрированного барана по прозвищу Волк, Крестьяне по всей Швабии зовут последние хлебные колосья, оставшиеся в поле, «Коровой». О том, кто сжинает эти колосья, говорят, что он «заполучил корову». За таким человеком закрепляется прозвище Корова или, смотря по возделываемой культуре, Ячменная корова, Овсяная корова и т.д. За жатвенным ужином такому человеку причитается букет из хлебных колосьев, а также изрядная доля выпивки. Зато он становится предметом насмешек и подтруниваний, так что Коровой никто быть не хочет. В некоторых случаях в роли коровы выступало чучело женщины из колосьев и васильков. На усадьбу его приносит человек, который сжал остаток зерна. За ним вприпрыжку бежала детвора, а соседи останавливались посмеяться над ним, пока он не передавал «Корову» владельцу усадьбы. В этом случае также имеет место явное смешение человеческой и животной ипостасей духа хлеба. Жители различных частей Швейцарии кличут жнеца, срезавшего остаток колосьев, Пшеничной коровой, Хлебной коровой, Овсяной коровой или Хлебным бычком. Такой человек становится мишенью для многочисленных шуток. Если в округе Розенгейм (Верхняя Бавария) кто‑то из крестьян отстает во время жатвы от своих соседей, те ставят на его участке так называемого Соломенного быка. Последний представляет собой гигантских размеров чучело быка, изготовленное из деревянного каркаса, обвязанного соломой, украшенного листьями и цветами. К «быку» приделана табличка, на которой нацарапаны нескладные стишки, в которых высмеивается хозяин поля.

Иногда хлебного духа в образе быка или вола убивают на поле в конце жатвы. Когда дело доходит до жатвы последних колосьев, в селении Пуйи (близ Дижона) по полю в сопровождении целой толпы танцующих жнецов водят вола, украшенного лентами, цветами и хлебными колосьями. Потом человек, переодетый дьяволом, сжинает последние колосья и тут же убивает вола. Часть мяса убитого животного съедают за жатвенным ужином, а другую часть засаливают и хранят до начала сева. В поселке Пон‑а‑Муссон и в других местах вечером в последний день жатвы вокруг приусадебного участка трижды обводят теленка, украшенного цветами и колосьями. Его либо подманивают травой, либо погоняют палками, либо хозяйка просто тащит его на веревке. Для этого обряда выбирают теленка, который первым родился на ферме весной этого года. За ним в полном составе следуют жнецы с серпами. Теленка спускают с привязи, и жнецы бросаются за ним в погоню. Человеку, который настигает теленка, дают прозвища Телячий король. В заключение теленка торжественно убивают. В селении Люневиль роль палача выполняет местный еврей‑торговец.

В других случаях дух хлеба прячется на гумне среди сжатого хлеба и является во время обмолота в образе быка или коровы. Так, Ячменной, Овсяной, Гороховой коровой и т.д. в селении Вурмлинген (Тюрингия) зовут человека, нанесшего последний удар на молотьбе. Его с головы до ног обвязывают соломой и увенчивают палками на манер рогов. Два парня на привязи ведут его к колодцу на водопой. По дороге к колодцу этот человек должен по‑коровьи мычать. Прозвище Корова закрепляется за ним на долгое время. Когда к концу подходит обмолот в селении Обермедлинген (в Швабии), каждый молотильщик всячески старается не ударить цепом в последнюю очередь. Неудачник, как говорится, «заполучает корову», то есть соломенное чучело, одетое в старую, изодранную юбку, чепец и чулки. Чучело взгромождают этому человеку на спину и привязывают соломенной веревкой. Лицо неудачливого молотильщика вымазывают сажен. Привязав соломенными веревками к тележке, жнецы катают его по всему селению. Здесь опять‑таки имеет место смешение животной и человеческой ипостасей духа хлеба, которое мы отметили на примере других обычаев. В Швейцарии (в кантоне Шлаффгаузен) человеку, который обмолачивает последний сноп, дают прозвище Корова, в кантоне Тургау – Хлебный бык, а в кантоне Цюрих – Молотильная корова. В последнем из вышеупомянутых кантонов такого человека заворачивают в солому и привязывают к едкому из фруктовых деревьев в саду. В венгерском Араде неудачливого молотильщика оборачивают соломой и коровьей шкурой с рогами. В селении Пессниц (Дрезденский округ) человек, нанесший на молотьбе последний удар цепом, получает прозвище Бык. В его обязанность входит изготовить соломенное чучело и выставить его перед соседским окном. В данном случае, как и во многих других, дух хлеба, как эстафету, передают соседу, еще не окончившему обмолот зерна. В селении Гербрехтинген (Тюрингия) на гумно крестьянину, заканчивающему обмолот позже других, подкидывают чучело старухи в лохмотьях. Человек, бросающий его, кричит: «Вот тебе твоя корова». Молотильщики, если им удается поймать этого человека, в отместку лишают его возможности принять участие в жатвенном ужине, заперев его на всю ночь. Здесь мы вновь сталкиваемся с тем же смешением человеческой и животной форм хлебного духа.

В иных случаях дух зерна в образе быка, по поверью, убивают во время молотьбы. Обмолачивая последний сноп, жители Оксерра 12 раз выкрикивают: «Мы убиваем быка». В окрестностях Бордо, где сразу же по окончании жатвы мясник режет вола прямо в поле, о человеке, нанесшем последний удар цепом, говорят: «Он убил быка». В Шамбери его прозвище – Сноп молоденького бычка. К нему бегут наперегонки все участники жатвы. Окончив обмолот, местные жители заявляют, что «бык убит». Сразу же после этого человек, отставший на молотьбе, закалывает настоящего вола. Мясо этого быка молотильщики съедают за ужином.

Как мы имели возможность убедиться, молодой дух зерна, задача которого – способствовать росту урожая будущего года, появляется на свет на поле жатвы в облике Хлебного Младенца. Аналогичное поверье бытует в Берри. Молодой дух зерна, по представлениям тамошних жителей, появляется на свет прямо в поле в образе теленка. Когда у местного вязальщика нет достаточно веревки, чтобы связать в снопы весь хлеб, он откладывает остаток пшеницы в сторону и мычит, подражая корове. Делается это для того, чтобы «сноп произвел на свет теленка». Когда вязальщик (или вязальщица) не поспевают за жнецом, жители Пюи‑де‑Дом говорят: «Да он (или она) телится». При таких же обстоятельствах жители некоторых районов Пруссии кричат женщине: «Бык идет» и издают звук, похожий на мычание быка. Женщина в этих примерах выступает в роли Хлебной коровы (старого духа хлеба), а теленок – в роли Хлебного теленка (другими словами, молодого духа хлеба). В некоторых частях Австрии крестьяне верят, что весной некий сказочный теленок прыгает среди хлебных всходов и бодает детей. Когда хлеба колышутся на ветру, они говорят: «Это теленок резвится». По верном. наблюдению Маннхардта, этот весенний теленок ничем не отличается от теленка, которого убивают во время жатвы.

Хлебный дух в обличье коня или кобылицы. В иных случаях дух хлеба принимает облик коня или кобылицы. Когда ветер пригибает колосья к земле, жители района между Кальвом и Штутгартом говорят: «Да там конь бежит». В Болингене (близ Радольфцеля, в земле Баден) за последним снопом овса сохраняется прозвище Овсяный жеребец. В Хартфордшире в конце жатвы справляется – или справлялся – обряд под названием «вызов кобылицы». Последние колосья, оставленные в поле на корню, связывают в пучок по прозвищу «кобылица». Жнецы выстраиваются на некотором расстоянии к бросают в пего серпами. Тот, кому удается подрезать «кобылицу», получает награду под приветственные возгласы других жнецов. После этого жнецы трижды громко выкрикивают: «Она у меня», на что другие трижды отвечают: «Что у тебя?» – «Кобыла, кобыла, кобыла». – «А чья она?» – «Такого‑то». – «А куда ты ее пошлешь?» – «К такому‑то». При этом называют имя соседа, еще не кончившего жатву. В этом обычае хлебный дух в образе кобылы переходит с поля, на котором жатва закончилась, на поле, где она еще идет и где, следовательно, может без труда угнездиться дух хлеба. Аналогичный обычай существует в графстве Шропшир. Фермеру, окончившему жатву последним и поэтому не имеющему возможности переслать «кобылу» кому‑нибудь другому, односельчане советуют держать ее у себя всю зиму. Иногда в ответ на сделанное в насмешливой форме предложение «принять кобылу» менее проворный фермер делает вид, что воспользуется ее услугами. Один местный старик сказал этнографу: «А когда мы сидели за ужином, явился человек с уздечкой и забрал ее с собой». В одном месте отставшему в жатве посылали живую кобылицу. Правда, прием, который оказывали жители усадьбы прискакавшему на ней всаднику, естественно, радушием не отличался.

Представление о духе зерна как о лошади отчетливо прослеживается у крестьян, живущих в районе города Лилля. Про участника уборки урожая, уставшего от работы, они говорят: «Его одолела лошадиная усталость». Первый сноп (так называемую «конскую крестовину») они кладут на гумне, на поперечину самшитового дерева, а на нее ступает самый молодой конь в усадьбе. Вокруг последних колосьев жнецы водят хоровод, восклицая: «Глядите‑ка на лошадиные останки». Сноп, сделанный из этих колосьев, местные жители скармливают самой молодой лошади в околотке. По верному замечанию Маннхардта, эта молоденькая лошадка служит воплощением хлебного духа будущего урожая; пережевывая остатки убранного зерна, она вбирает в себя дух старой Хлебной кобылы, который, как считалось, находит свое последнее пристанище в последнем снопе. Про того, кто обмолачивает последний сноп, говорят, что он «колотит лошадь».

Дух хлеба в обличье свиньи (борова, кабана). Перейдем к разбору последнего животного воплощения духа хлеба, а именно свиньи или кабана. Когда ветер колышет хлеба, жители Тюрингии иногда говорят: «Это по хлебам проносится вепрь». Эстонцы острова Эзель зовут последний сноп Ржаным кабаном, а того, кто его срезает, приветствуют криком: «У тебя на спине Ржаной кабан!» В ответ тот затягивает песню, в которой просит о ниспослании изобилия. В селении Колервинкель (близ Аугсбурга) в конце уборки урожая последние колосья жнут по очереди все жнецы. Тот, кто срезает последний колос, становится «обладателем свиньи» и предметом насмешек. «Обладателем свиньи» или «обладателем Ржаной свиньи» зовут такого человека и в других швабских селениях. В селении Болинген (вблизи Радольфцеля, в Бадене) последний сноп, смотря по возделываемому злаку, зовут Ржаной или Пшеничной свиньей. А в Рёрнбахе в том же Бадене человека, который приносит последнюю охапку колосьев, зовут Овсяной или Ржаной свиньей. В Фридингене (в Швабии) жители зовут Свиньей того, что наносит последний удар цепом; точнее, в зависимости от посева – Ячменной, Пшеничной свиньей и т.д. В Остметтингене про человека, который наносит последний удар цепом, говорят, что он «заполучил свинью». Такого человека часто обвязывают колосьями и таскают по земле на веревке. Этот обычай распространен по всей Швабии. Впрочем, в Швабии неудачливый молотильщик может отделаться от оскорбительного титула: для этого ему достаточно сплавить отличительный признак своего «свинства» (жгут из соломы) соседу. Для этого он подкрадывается к дому соседа и с криком: «Вот, получите свинью» – запускает в него этим жгутом. Все обитатели дома пускаются за ним в погоню. Если им удается его настичь, они его дубасят, на несколько часов запирают в свиной хлев и заставляют забрать «свинью» назад. В обязанность человека, который окончил обмолот последним, в разных частях Верхней Баварии входит нести чучело свиньи или связку соломенных жгутов. Он направляется с этим грузом к соседней усадьбе, на которой еще продолжается молотьба, и бросает его на гумно. Попадись он в руки молотильщиков, ему не поздоровится: те его отколотят, вымажут лицо сажей или грязью, привяжут ему на спину свинью и т.п. Если попадается женщина, ей остригают волосы. За жатвенным ужином или обедом крестьянин, который нес свинью", получает одну или несколько клепок в форме свиньи. Когда служанка подает ему эти клецки, все участники застолья, как бы подзывая свиней, кричат: «Зюц, зюц, зюц». В иных случаях после еды человеку, который «нес свинью», вымазывают лицо сажей. В таком виде приятели сажают его на телегу и в сопровождении толпы людей, выкрикивающей «зюц, зюц, зюц», как свинью, возят его по всей деревне. После этой прогулки его нередко бросают в навозную кучу.

Дух хлеба в облике свиньи фигурирует не только во время жатвы, но и во время сева. Когда к севу ячменя приступают в селении Нейаутц (в Курляндии), хозяйка усадьбы, отварив филейную часть и хвост свиньи, приносит их в поле сеятелю. Тот съедает свинину, а хвост отрезает и зарывает в поле. Считается, что хлебные колосья достигнут той же длины, что и хвост. Свинья в данном случае предстает перед нами в виде духа хлеба, чья воспроизводящая способность, как иногда предполагают, скрывается прежде всего в хвосте. Дух в образе свиньи во время сева зарывают в землю, и в том же качестве он во время жатвы вновь появляется среди спелых хлебов. Эстонцы, как мы видели, называют последний сноп Ржаным кабаном. Сходные обычаи бытуют в Германии. Жители Зальцского округа (около Мейнингена) употребляют в отношении одной из свиных костей прозвище «еврей на веялке». Во вторник на масленой неделе они варят мясо, содранное с этой кости, саму же кость держат в золе до дня святого Петра, то есть до 22 февраля, когда соседи дарят их друг другу и кладут в семенное зерно. На Сретенье или в среду Великого поста жители Гессена, Мейнингена и других областей Германии едят гороховый суп со свиными ребрами. После трапезы ребра собирают, и они висят в комнате до наступления времени сева, когда их втыкают в засеянное поле или кладут в мешок с семенами льна. Это считается безошибочным средством от листоедов и кротов, благодаря ему высоко поднимается лен.

Нигде представление о воплощении духа хлеба в обличье свиньи не проявляется столь отчетливо, как в скандинавском обычае «святочного вепря». На Рождество шведы и датчане выпекают каравай в форме кабана и дают ему прозвище «святочный вепрь». На выпечку этого «вепря» часто идет зерно из последнего снопа. Каравай простаивает на столе в течение всего Рождества. Нередко его хранят до начала весеннего сева, во время которого часть «святочного вепря» подмешивают к семенному зерну, а другую в надежде на хороший урожай дают съесть пахарю, тягловым лошадям или рабочим быкам. В этом обычае хлебный дух, пребывающий в последнем снопе, в середине зимы фигурирует в виде кабана, приготовленного из зерна последнего снопа. А его ускоряющее воздействие на рост посевов находит выражение в том, что одну часть «святочного вепря» примешивают к семенному зерну, а другую съедает пахарь и тягловый скот. Как мы видели, в середине зимы, то есть в то время, когда начинает чувствоваться отдаленное дыхание весны, крестьяне также прибегают к услугам Хлебной свиньи. В прошлом на Рождество приносили в жертву настоящего кабана, а возможно, и человека в образе «святочного вепря». По крайней мере, на такой вывод наталкивает рождественский обычай, который продолжают соблюдать до настоящего времени шведы. Завернутый в шкуру человек держит во рту клок сена, который топорщится, как кабанья щетина. Имитируя жертвоприношение, на него замахивается ножом старуха с вымазанным сажей лицом.

В ночь под Рождество эстонцы острова Эзель выпекают пирог удлиненной формы с приподнятыми краями. Этот пирог, который называют «рождественским вепрем», простаивает на столе до новогоднего утра, когда его скармливают скоту. В других частях острова «рождественский вепрь» не пирог, а мартовский поросенок, которого хозяйка откармливает втайне, часто без ведома других членов семьи. В ночь под Рождество поросенка тайком закалывают, поджаривают в печи и подают к столу стоящим на всех четырех ногах; в этой позе он выстаивает несколько дней. Другие жители острова не называют пирог «кабаном» и не пекут его в такой форме, но хранят его до Нового года, после чего распределяют половину пирога между всеми членами семьи и четвероногими. Другую половину пирога они хранят до начала сева, она также идет в пищу людям и на корм скоту. В других частях Эстонии «рождественского вепря» выпекают из ржаной муки, приготовленной из зерна первого снопа. Речь идет о пироге конической формы с крестом, начерченным на нем костью свиньи или ключом или с тремя вмятинами, сделанными пряжкой или куском угля. Этот пирог в течение всех рождественских праздников стоит рядом с лампой. В первый день нового года и на Крещение до восхода солнца небольшой кусок пирога размешивают с солью и скармливают скоту. Остаток пирога хранят до весны, когда скот выгоняют на пастбища. В такое время пастух кладет его в свой подсумок и, чтобы оградить скот от магических чар, вечером кормит им скот. В других областях Эстонии батраки и рабочий скот съедают «рождественского вепря» во время сева ячменя, чтобы он поднялся выше и был гуще.

Воплощения духа хлеба в животной форме. Вот и все о воплощениях хлебного духа в образах животных в том виде, в каком они предстают перед нами в народных обычаях крестьян Северной Европы. В них отчетливо проявляется ритуальный характер жатвенного ужина. Дух хлеба, как считается, находит воплощение в священном животном, это животное убивают, и жнецы вкушают его плоть и кровь. Во время ритуальной трапезы жнецы, к примеру, съедают петуха, зайца, кота, козу, вола и т.д., а пахари – свинью. В иных случаях для ритуальной трапезы идет не мясо самого священного животного, а каравай или клецки, приготовленные по его образу и подобию. Так, жнецы употребляют в пищу клецки, сделанные в форме свиньи, а пахарь и его тягловый скот весной съедают каравай, выпеченный в форме кабана («святочный вепрь»).

Читатель, вероятно, заметил, что между человеческими и животными воплощениями хлебного духа имеется полный параллелизм. Напомним вкратце, в чем он состоит. Когда хлеба от ветра волнуются, крестьяне говорят, что это по ним пробегает Мать Хлеба, Хлебный волк и т.д. Ребятишек предостерегают против прогулок по полям, потому что там‑де скрывается Хлебная Мать, Хлебный волк и пр. Эта Хлебная Мать, Хлебный волк обитают якобы в последнем сжинаемом или обмолачиваемом снопе. Хлебной Матерью, Хлебным волком и т.д. зовут также сам последний сноп, которому придают форму женщины, волка и т.п. Старухой или Волком в зависимости от прозвища самого последнего снопа кличут и того, кто его сжинает, вяжет и обмолачивает. Жители одних местностей придают последнему снопу человеческий облик, зовут его Девой, Матерью Маиса и т.д. и хранят его до следующей жатвы, чтобы обеспечить непрерывность благодати, исходящей от духа хлеба. Жители других местностей с той же целью сохраняют до следующей жатвы Жатвенного петуха или козлятину. В одних местах крестьяне весной подмешивают к семенному зерну зерно последнего снопа, чтобы собрать обильный урожай, в других они с той же целью хранят до весны и примешивают к семенному зерну петушиные перья (в Швеции «святочного вепря»). Как в одних областях Европы часть Хлебной Матери или Девы скармливают скоту на Рождество (или лошадям перед началом первой вспашки), так в других часть «святочного вепря» весной идет на корм тягловым лошадям и рабочим волам. Наконец, смерть духа хлеба символизирует умерщвление – или инсценировку умерщвления – его представителя в образе человека или животного. Что касается верующих, то они совершают ритуальное причащение либо кровью и плотью представителя бога, либо хлебом, которому придана должная форма.

Дух хлеба может также облекаться в форму лисицы, оленя, косули, овцы, медведя, осла, мыши, перепела, аиста, лебедя и коршуна. На вопрос о том, почему считается, что дух зерна является в форме какого‑нибудь одного животного или многих различных животных, можно ответить, что простого появления животного или птицы среди хлебов для первобытного человека было достаточно, чтобы допустить наличие между этим существом и хлебом некой таинственной связи. А если к тому же вспомнить, что поля в старину не обносили оградами и по ним могли свободно разгуливать животные, то не покажется удивительным, что за хлебного духа принимали даже таких крупных животных, как лошадь или корову, которых лишь в исключительных случаях можно наблюдать на полях современной Англии.

Объяснение такого рода лучше всего приложимо к весьма распространенному представлению о том, что животное воплощение хлебного духа таится в последних колосьях, оставшихся на корню. Дело в том, что такие звери, как зайцы, кролики, куропатки, во время жатвы действительно вытесняются на последний участок несжатого хлеба и, когда его скашивают, спасаются бегством. Это случается так часто, что жнецы и другие крестьяне, вооруженные палками и ружьями, нередко обступают последнюю несжатую делянку и убивают животных, которые стремглав выскакивают из своего последнего убежища. Первобытный человек, которому магические изменения формы кажутся чем‑то само собой разумеющимся, находит вполне естественным то, что дух хлеба, изгоняемый из своего убежища среди колосьев, принимает при бегстве форму животного.

Отождествление духа хлеба с животным ничем не отличается, таким образом, от его отождествления с прохожим чужаком. С точки зрения первобытного человека, неожиданного появления чужака вблизи поля жатвы или тока достаточно для того, чтобы отождествить его с духом зерна, спасающимся бегством от сжинаемого или обмолачиваемого хлеба, так же как неожиданного появления животного, выскакивающего из скашиваемого поля, достаточно для того, чтобы увидеть в нем дух хлеба, покидающий свой разрушенный кров. Оба эти отождествления столь сходны, что в отрыве друг от друга практически не поддаются объяснению. Поэтому всякий, кто захочет выдвинуть теорию, альтернативную предложенному здесь объяснению последнего отождествления, должен будет доказать, что его теория покрывает также факты, относящиеся к первому отождествлению.

Глава XLIX

Дата добавления: 2015-06-28