Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Исчезнувшая 6 страница




Но на этот раз удаленное расположение нашей семьи сыграло на пользу, поскольку позволяло видеть всю картину праздника целиком. Нетерпеливо переминающаяся толпа, мэр, взобравшийся на бело-голубой помост. Летели громкие слова: гордость, прибыль, процветание, успех. Все мы стали солдатами на поле битвы за права потребителя, вооруженными чековыми книжками в виниловых обложках и стегаными кошелками. И вот двери распахнулись. Рывок в охлажденную кондиционерам и атмосферу. Музыка, улыбающиеся продавцы, многие из которых были нашими соседями. Мой отец превзошел самого себя в этот день, отстояв очередь, чтобы купить нам по запотевшему бумажному стаканчику с напитком «Оранж Джулиус».

На протяжении четверти века «Риверуэй молл» оставался местом для прогулок и отдыха. А потом обрушился кризис, уничтожая один за другим торговые центры, пока целый городок магазинов не обанкротился. Сейчас на двадцати миллионах квадратных футов живет только эхо минувших дней. Ни одна фирма не претендовала на освободившиеся площади, ни один бизнесмен не рискнул вложить деньги в возрождение комплекса, никому не нужны стали люди, некогда там работавшие. Включая мою мать, потерявшую место в«Шу-би-ду-би». Два десятка лет, проведенные на коленях за сортировкой коробок и примеркой обуви на влажные ноги, а потом увольнение без всяких церемоний.

Крушение, постигшее торгово-развлекательный центр, обанкротило и весь Карфаген. Люди теряли не только рабочие места, но и жилье. И никто не предвидел улучшения в обозримом будущем. Никто не взялся бы предсказать, чем все закончится. В детстве нам с Го никогда не удавалось увидеть финал, но теперь, похоже, получится. У всех получится.

Всеобщее банкротство как нельзя лучше соответствовало состоянию моей души. Вот уже несколько лет я маялся от скуки. И было это не временной скукой непоседливого ребенка (хотя я немногим и отличался от него), а всеобъемлющей, всепоглощающей безнадегой. Казалось, я никогда не увижу ничего нового и интересного. Эпоха открытий миновала. У нас совершенно деривативное общество (хотя употребление слова «деривативное» в критическом значении само по себе дериватив). Мы первое поколение, котороеникогда ничего не увидит в первый раз. Таращимся на чудеса света, но замылившийся глаз не позволяет восхищаться ими по-настоящему. Мона Лиза, пирамиды, Эмпайр-стейт-билдинг. Звери в джунглях охотятся, айсберги тают, вулканы извергаются. Но я не могу припомнить ни одного по-настоящему удивительного события, которое видел бы своими глазами, а не в кино или по телевизору. Проклятые рекламные ролики. Вы помните эту кошмарную слащавую песенку «Se-e-en It All»? Я-то как раз все вижу. И самое страшное — отчего буквально едет крыша — это то, что вторичное восприятие всегда кажется благом. Картинка ярче, угол зрения самый выгодный, ракурс камеры и саундтрек управляют эмоциями особым образом, который недоступен в реальной жизни. Не знаю, являемся ли мы в тот момент людьми, все те, кто составляет обычное большинство, выросшее перед телевизором, а теперь окунувшееся в Интернет. Если нас предают, мы знаем, что должны сказать. Если умирает любимый человек, мы знаем, что должны сказать. Если хотим изобразить остряка, или дурака, или жуткого умника, мы знаем, что должны сказать.

Все мы работаем по одному старому заезженному сценарию.

Очень трудно в наше время быть личностью, просто реальной, настоящей личностью. Каждый из нас собирает по штриху от разных образов, коим несть числа, — вместо того,чтобы оставаться самим собой.

И среди всеобщего притворства как можно говорить о родстве душ? Ведь у нас нет настоящих душ.

Доходило до того, что я порой задавался вопросом: реальный ли я человек или нечто иное? Я бы что угодно совершил, чтобы снова почувствовать себя настоящим человеком.

Джилпин, открыв дверь, впустил меня в ту самую комнату, где мы беседовали ночью. Посреди стола стояла коробка в серебристой упаковке — подарок Эми.

Я опешил, уставившись на нее, настолько зловещей показалась мне эта вещь в новой обстановке. В сердце закрался страх. Почему я не обнаружил ее раньше? Я должен был обнаружить ее раньше.

— Пройдите, пожалуйста, — сказал детектив. — Нам бы хотелось, чтобы вы взглянули на это.

Я развернул упаковку так осторожно, будто ожидал обнаружить там отрезанную голову. Но нашел только конверт из плотной синей бумаги. Первый ключ.

— Представьте себе наше замешательство, — усмехнулся Джилпин. — Разыскиваем пропавшего человека и вдруг находим тут записку с загадкой.

— Моя жена любила играть в охоту за сокровищами…

— Точно! В годовщины вашей свадьбы. Ваш тесть упоминал об этом.

Я открыл конверт и вынул лазурный листок бумаги — из письменных принадлежностей Эми, — сложенный пополам. Горечь подступила к горлу. Все эти охоты за сокровищами в конечном итоге сводились к одному-единственному вопросу: «Кто же такая Эми?» (О чем думает моя жена? Какие события истекшего года показались для нее значимыми? Какие случаи осчастливили ее? Эми, Эми, Эми… Думать нужно только об Эми.)

Первый ключ я читал со стиснутыми зубами. И без того небось кошмарно выгляжу, а тут еще воспоминания об атмосфере, в которой прошел последний год нашей супружеской жизни.Хочу быть твоей ученицей,Учитель, красавец, мудрец.Отдам тебе разум и тело,Не нужно букетов, за дело.Зови на ковер в кабинетСкорей, доказать я хочу —Чему-то и я научу.

Как привет из другой жизни. Если бы дела разворачивались по замыслу моей жены, то вчера она вертелась бы неподалеку от меня, пока я читал бы эти стишки, и сгорала от нетерпения, как от лихорадки. «Ну, разгадай… Ну, разгадай меня».

И в завершение она непременно спросила бы: «Итак?»

— О! Я, кажется, разгадал загадку! — воскликнул я. — Скорее всего, она имеет в виду мой рабочий кабинет в колледже. Я там преподаю. Ха! Думаю, это правильный ответ. — Прищурившись, я перечитал записку. — В этом году она решила не слишком мудрить с заданием.

— Если хотите, я вас отвезу, — сказал Джилпин.

— Не стоит, я взял машину Го.

— Тогда я поеду следом.

— По-вашему, это важно?

— Конечно. Нам нужно узнать о ее передвижениях за день-два до исчезновения. Это совершенно необходимое дело. — Он взглянул на бумагу. — А знаете, это, должно быть, приятно. Как в кино — поиски клада. Мы с женой дарим друг другу открытки и что-нибудь вкусное. Но в вашей семье, похоже, все обстоит куда лучше. Вы не теряете романтикув отношениях.

После этого Джилпин потупился и, глядя на носки туфель, позвенел ключами от автомобиля.

 

Руководство колледжа выделило мне кабинет размером с гроб, где с трудом помещались письменный стол, два стула и несколько полок. Мы с детективом пробирались туда сквозь толпу студентов с летних курсов — и совсем юных (скучающих, но деловых, живо нажимающих кнопки телефонов, вводя сообщения или скачивая музыку), и людей взрослых, серьезных, — должно быть, уволенные сотрудники молла пытались строить новую карьеру.

— А что вы преподаете? — спросил Джилпин.

— Журналистику. Работу в редакции журнала.

Девочка, набиравшая на ходу эсэмэску, едва не врезалась в меня. Шагнула в сторону, даже глаз не оторвав от мобильника. Неужели я такой старый и неинтересный?

— Я думал, вы больше не занимаетесь журналистикой.

— Кто умеет — делает, кто не умеет — учит других, — улыбнулся я.

Отперев двери, я ступил в затхлую, пыльную атмосферу кабинета. Из-за летних каникул я не был здесь уже несколько недель. На столе лежал конверт — несомненно, вторая загадка.

— Ключ вы всегда при себе носите, с другими? — спросил Джилпин.

— Ну да.

— Как Эми могла завладеть им, чтобы войти сюда?

Я надорвал край конверта.

— У нас дома есть запасной. — Эми сделала дубликаты со всех моих ключей — я вечно забывал, где их оставил; это относилось и к кредитным карточкам, и к мобильным телефонам. Но признаваться в этом сыщику не хотелось. — А почему спрашиваете?

— Просто интересуюсь, мог ли кто-нибудь видеть, как она сюда прошла. Сторож или еще не знаю кто…

— Тут не живет Фредди Крюгер, я бы заметил.

— Не видел ни одного фильма о нем, — сообщил Джилпин.

Внутри конверта лежали две сложенные бумажки. На одной нарисовано сердечко, а на второй — ключ.

Две записки. Мои кишки скрутились в узел. Один бог знает, что Эми хотела сказать. Я развернул бумагу с сердечком и, не дожидаясь, когда детектив приблизится, впился глазами в строки.

Мой любимый муж!

Думаю, прекрасной идеей было использовать этот храм знаний для того, чтобы сказать тебе, какой ты замечательный. Не буду излишне многословна. Я восхищаюсь твоим умом — загадочная статистика и анекдоты, странные факты и поразительная способность цитировать кинофильмы, остроумие и логика. Прожив несколько лет вместе, супруги могут позабыть, какими замечательными они считали друг друга вначале. Я помню, как мы повстречались впервые, как ты ослепил меня, поэтому хочу уделить минутку и заверить, что я все помню и не устаю повторять: ты ВЕЛИКОЛЕПЕН.

Я сглотнул слюну. Джилпин, читавший через мое плечо, вздохнул:

— Славная женщина. — А потом откашлялся. — Гм… а это ваше?

Незаточенным концом карандаша он подцепил предмет женского нижнего белья — красного цвета шелковые кружевные трусики, которые висели, приколотые кнопкой под кондиционером.

— Ох, черт побери. Весьма неловко…

Но Джилпин ждал объяснений.

— Понимаете… мы с Эми… Ну ладно, вы же прочли ее записку. Мы некоторым образом… Ну, знаете, иногда в отношения стоит внести немного остроты.

— О, я понял! — Детектив сверкнул улыбкой. — Похотливый профессор и непослушная студентка. Я понял. Вы в самом деле поступаете правильно.

Я потянулся к белью, но Джилпин уже выудил из кармана прозрачный пакет и сунул трусики туда.

— Простая предосторожность, — пояснил он.

— Только не это! — взмолился я. — Эми умрет, если… — Я оборвал фразу.

— Не волнуйтесь, Ник, это всего лишь положенная процедура. Вы даже не представляете, насколько мы связаны правилами. Перестраховка на перестраховке, до смешного доходит. Так что же говорит наша подсказка?

Я снова позволил ему прочитать записку поверх моего плеча. Запах свежести, исходящий от сыщика, мешал сосредоточиться.

— Так что же из этого следует? — повторил он.

— Понятия не имею, — соврал я.

 

Избавившись наконец-то от Джилпина, я бесцельно проехал по шоссе, а потом набрал номер на мобильном. Звонок не приняли. Сообщение я не стал оставлять. Прибавил газку, как будто куда-то тороплюсь, и через сорок пять минут вернулся в город, чтобы встретиться с Эллиотами в гостинице «Дэйз». Прошагал через вестибюль, битком набитый участниками съезда Среднезападной ассоциации аутсорсинговых компаний по расчету заработной платы — везде, где только можно, стояли дорожные сумки, а их владельцы попивали бесплатные прохладительные напитки из пластмассовых стаканчиков, хрипло смеялись и обменивались визитками. Поднялся в лифте с четырьмя лысеющими мужчинами в летних рубашках, с круглыми животами женатиков, туго обтянутыми ремнем.

Мэрибет открыла дверь, не прекращая разговаривать по мобильному. Кивнула в сторону телевизора и шепнула мне:

— Там есть лоток с колотым льдом. Если хочешь, бери, дорогой.

А потом направилась в ванную и закрыла за собой дверь, продолжая болтать.

Она присоединилась ко мне через несколько минут, успев как раз к началу пятичасовых новостей из Сент-Луиса. Выпуск был посвящен пропаже Эми.

— Великолепная фотография, — прокомментировала Мэрибет, глядя на экран, откуда взирала на нас моя жена. — Люди увидят ее и поймут, какова Эми на самом деле.

Портрет Эми удался на славу, спору нет, но использовать его все же не следовало. Казалось, что женщина с фотографии следит за тобой, как со старинного портрета в доме с привидениями, и даже поводит глазами слева направо.

— Нужно передать полиции несколько простых фотографий, — сказал я. — Обычных бытовых фотографий.

Эллиоты одновременно кивнули, но ничего не сказали, глядя в экран. Когда передача закончилась, Ранд проговорил:

— Что-то тошно мне.

— Я тебя понимаю, — заверила его Мэрибет.

— А ты как себя чувствуешь, Ник? — спросил Ранд, наклоняясь вперед и опираясь руками о колени, будто хотел встать с дивана, но не было сил.

— Сказать по правде, я в полном разладе. Никогда не чувствовал себя таким беспомощным.

— Все хотел спросить: как насчет ваших работников? — Ранд все-таки поднялся, подошел к мини-бару и налил себе имбирного пива. — Кто-нибудь чего-нибудь хочет?

Я покачал головой, а Мэрибет попросила содовой.

— Может, чуть-чуть джина, детка? — Голос тестя раскатисто завибрировал на последнем слове.

— Да. Конечно. Непременно. — Мэрибет закрыла глаза и сложилась пополам, опустив голову между коленями, глубоко вздохнула и вернулась в прежнюю позу, как будто выполнив упражнение йоги.

— Отдал полный список, — сказал я. — Но вряд ли стоит искать среди них — бизнес у нас вполне спокойный.

Ранд приложил ладони к щекам и поднял, собирая кожу складками ниже глаз.

— Само собой, Ник, мы проделаем то же с нашими бизнес-партнерами.

Мэрибет и Ранд упрямо именовали свою книжную серию «Удивительная Эми» бизнесом, что не могло не казаться мне сущей глупостью. Детская книжка о девочке, на обложке которой нарисована мультяшная версия моей Эми. Но несомненно, для них книжная серия являлась семейным предприятием, крупным капиталовложением. На этих книгах в течение двух десятилетий воспитывались младшие школьники, главным образом из-за контрольных опросов в конце каждой главы.

Например, в третьем классе Эми взяла в оборот своего приятеля Брайана, который перекармливал черепаху из живого уголка. Вначале пыталась урезонить его самостоятельно, но мальчишка продолжал упорствовать в своем заблуждении. У Эми не оставалось иного выхода, как накапать учительнице: «Миссис Тибблиз, я не хочу показаться ябедой, но не знаю, как быть. Я пробовала убедить Брайана, однако пришло время посоветоваться с кем-то из взрослых…»

Варианты ответа:

1. Брайан заявляет Эми, что она плохой товарищ, и перестает разговаривать с ней.

2. Ее робкая подружка Сьюзи говорит, что Эми не должна жаловаться учителю, а пусть лучше тайком от Брайана убирает лишнюю еду.

3. Главная соперница Эми, Джоанна, уверяет, что Эми просто ревнует и хочет сама кормить черепаху.

4. Эми ничего не желает слушать — она уверена, что поступила верно.

Какой ответ правильный?

Можно не ломать голову — Эми всегда права. И не думайте, что я не приводил этот аргумент в спорах с моей Эми. Приводил, и не раз.

Контрольные опросы — написанные двумя дипломированными психологами, которые вдобавок такие же родители, как и вы! — щекотали тщеславие покупателей, а их целью было выявление личностных черт ребенка. Кто ваш малыш? Неисправимый эгоист, невосприимчивый к критике, вроде Брайана? Бесхребетное существо, как Сьюзи? Завистница, похожая на Джоанну? Или само совершенство, точно Эми? Книги стали чрезвычайно модными среди возрождающегося класса яппи. Они казались наипрочнейшим оплотом системы воспитания. Кубиком Рубика от педагогики. И Эллиоты разбогатели. Достаточно привести один пример: каждая школа Америки желала заполучить книгу об Удивительной Эми всвою библиотеку.

— Вы полагаете, что этот случай может быть как-то связан с бизнесом «Удивительная Эми»? — спросил я.

— Да есть несколько человек, которых не лишне было бы проверить, — начал Ранд.

— Вы думаете, — хохотнул я, — что Джудит Вёрст похитила Эми для Александра и теперь у него не будет «ужасных, кошмарных, невыносимых и отвратительных дней»?

Ранд и Мэрибет повернули ко мне вытянувшиеся лица. Да, зря я выдал эту безвкусицу, но мой мозг часто рождал и не такие глупости в самый неподходящий момент. Не всегда получается контролировать извержение психических газов. Вот точно так же я напевал про себя «Бони Морони», стоило увидеть приятельницу из полиции. «Тоща, как макароны», — гремело в голове, в то время как детектив Ронда Бони убеждала меня в необходимости обыскать реку. Защитный механизм, внушал я себе, непредсказуемый защитный механизм. И рад бы прекратить…

Я принял изысканную позу и заговорил со всей вежливостью и осторожностью, как будто мои слова — тончайший и драгоценный фарфор.

— Простите меня, пожалуйста, сам не понимаю, зачем я это сказал.

— Мы все устали, — заключил Ранд.

— Мы потребуем, чтобы полиция взяла под наблюдение Вёрст, — сказала Мэрибет, пытаясь шуткой смягчить ситуацию. — И за этой стервой Биверли Клири тоже.

— Мне следует кое-что вам сказать, — начал я. — Копы обычно в таких случаях…

— Начинают поиск преступника с мужа, — прервал меня Ранд. — Я сказал им, что это напрасная потеря времени. Они задавали много вопросов…

— И были очень настойчивы, — добавила Мэрибет.

— Так они уже говорили с вами? Обо мне? — Я подошел к мини-бару и небрежно плеснул в стакан джина. Глотнул три раза подряд и тут же почувствовал себя еще хуже. Желудок пополз вверх, к горлу. — О чем спрашивали?

— Не причинял ли ты Эми боль когда-нибудь, не жаловалась ли Эми, что ты ей угрожаешь, — перечислила Мэрибет. — Не обманывал ли ты ее с любовницей. Разве это похоже на Эми? Я ответила, что ни о чем подобном мы не слышали вообще.

— Ник, — Ранд положил ладонь мне на плечо, — вот что мы хотим сказать тебе в первую очередь. Мы знаем, что ты никогда не причинил бы Эми и малейшего вреда. Я даже поведал детективам историю, как ты спасал мышь в пляжном домике, когда она попалась в ловушку-липучку. — Он глядел на Мэрибет, словно она не знала об этом случае, и теща слушала с преувеличенным вниманием. — Целый час вылавливал, а потом вынес паршивого грызуна за город. Разве такой парень способен сделать больно своей жене?

Я почувствовал накатившую волну стыда и в течение секунды был готов разрыдаться.

— Ник, мы любим тебя, — закончил Ранд, сжимая напоследок мое плечо.

— Это так, Ник, — эхом вторила Мэрибет. — Ты нам как сын. Мы слишком расстроены исчезновением Эми — не позволим, чтобы на тебя упала хотя бы тень подозрения.

Мне не понравилось словосочетание «тень подозрения». Предпочитаю выражение «стандартная проверка» или «пустая формальность».

— Они спрашивали насчет твоей оговорки с рестораном «Хьюстон», — сообщила теща, косясь на меня.

— О моей оговорке?

— Будто бы ты сказал им, что вы собирались ужинать в «Хьюстоне». Они проверили: столика ты не заказывал. Складывается впечатление, что полиция заинтересовалась тобой после этого.

Я не заказывал столика и не покупал подарка для Эми. Но если бы я запланировал убийство жены в тот день, то наверняка позвонил бы в ресторан и заранее приготовил подарок. Именно так поступают прагматичные убийцы.

А я прагматичен до одури — друзья могли бы подтвердить это сыщикам.

— Мм… Нет-нет, я не заказывал столика. Наверное, меня неправильно поняли. — Я уселся на диван напротив Мэрибет.

Не хотелось, чтобы Ранд снова притрагивался ко мне.

— Ну ладно-ладно… — покивала она. — А Эми подготовила… Она подготовила для тебя охоту за сокровищами? Ну, прежде чем… — Ее глаза снова покраснели.

— Да, сегодня я получил первый ключ, от копов. Вместе с Джилпином мы нашли второй в моем кабинете в колледже.

— А можно нам взглянуть? — спросила моя идеальная теща.

— У меня его нет с собой, — соврал я.

— Но ты… ты попробуешь разгадать?

— Обязательно, Мэрибет. Я его разгадаю.

— Даже думать не хочется, что вещи, которых она касалась, где-то лежат совсем одни…

Заиграл мой телефон, я отклонил звонок, едва глянув на экран. Мне бы избавиться от этой штуковины, но я пока не мог этого сделать.

— Сейчас нужно отвечать на каждый звонок, — сказала Мэрибет.

— Я знаю этот номер. Фонд выпускников моего колледжа деньги собирает.

Ранд уселся рядом со мной на диван. Старая мебель с изношенными пружинами глубоко просела под нашим весом, придвинув нас друг к другу. Я опять прикоснулся к руке распрекрасного тестя. Он из той породы, что, едва увидев тебя, заверяет в самой искренней дружбе, позабыв поинтересоваться наличием ответного чувства.

— Мы не исключаем, — Мэрибет вернулась к деловому разговору, — что Эми мог похитить увлеченный ею человек с психическими нарушениями. — Она глядела на меня, словно ища поддержки. — Нам уже случалось иметь дело с такими субъектами.

Эми любила вспоминать о запавших на нее мужчинах. Не раз пересказывала эти истории за бокалом вина во время нашей совместной жизни. О мужчинах, только о ней и думавших и всегда вожделевших ее. Я подозревал, что всякий раз она сильно преувеличивала. Мужчины всегда получались опасными до известного предела: я успевал встревожиться, но надобности звонить в полицию не возникало. Короче говоря, моя жена вела игру, чтобы я мог почувствовать себя неустрашимым героем, который отстаивает честь своей дамы. Но Эми оставалась слишком независимой, слишком современной, чтобы на самом деле допустить нечто подобное. Ей просто хотелось играть в беззащитную деву, которой нужен защитник.

— А недавно?

— Нет, новых случаев не было. — Мэрибет пожевала губами. — Но вот в школе с ней училась одна девочка, очень подозрительная.

— В смысле?

— Она была одержима Эми. Ну ладно, Удивительной Эми. Звали ее Хилари Хэнди. Она отождествляла себя с лучшей подругой Эми из книг, Сьюзи. Вначале, наверное, это была просто игра. А потом девочке захотелось большего — подражать самой Эми. Хилари одевалась, как она, перекрасилась в блондинку, бродила вокруг нашего дома в Нью-Йорке. Однажды, когда я шла по улице, она догнала меня, крепко обхватила руками и сказала: «Я хочу стать вашей дочерью. Я убью Эми и стану вашей дочерью. Вам-то какая разница? У вас все равно останется Эми». Будто наш ребенок — это фрагмент книги, который можно переписать.

— Окончательным предупреждением для нас прозвучало, когда она в школе столкнула Эми с лестницы, — добавил Ранд. — Очень подозрительная особа. Подобная мания сама собой не проходит.

— А еще Дези, — вспомнила Мэрибет.

— И Дези, — согласился Ранд.

О Дези знал даже я. Эми училась в Массачусетсе, в школе-интернате под названием «Академия „Уикшир“». Я видел фотографии Эми в юбке для лакросса и в лентах, всегда с красивой природой на заднем плане, как будто школа располагалась за чертой города, а не внутри. Октябрьская природа.

Дези Коллингс учился в школе-интернате для мальчиков, которая находилась рядом с «Уикширом». По рассказам Эми, он был бледной романтической натурой. Его ухаживание разнообразило интернатские будни. Футбольные матчи на свежем воздухе и душные танцевальные залы, сиреневые корсажи и катание на винтажном «ягуаре» — этакое условное Средневековье.

На протяжении года Эми довольно серьезно увлекалась Дези, а потом он стал нервировать ее. Парень вел себя так, будто они уже женаты, прогнозировал число будущих детей и их пол. Хотел, чтобы у него было четыре сына, никак не меньше. Все это весьма подозрительно смахивало на собственное семейство Дези, особенно когда приезжала егомамаша. Встретившись с ней, Эми убедилась в поразительном сходстве между собой и миссис Коллингс. Женщина сдержанно ткнулась губами в ее щеку и прошептала: «Желаю удачи». Эми так и не поняла, пожелание это или угроза.

Когда Эми порвала с Дези, он продолжал бродить по окрестностям «Уикшира» — бесплотный призрак в темном блейзере среди зимних облетевших дубов. Однажды в феврале, вернувшись поздно вечером с танцев, Эми нашла его на своей кровати поверх одеяла — голого, да еще наглотавшегося каких-то таблеток до полусмерти. Вскоре после этогослучая его выгнали из школы.

Но Дези названивал ей даже сейчас, несколько раз в год присылал пухлые конверты, которые Эми вначале показывала мне, а потом выбрасывала не раскрывая. Согласно почтовому штемпелю они шли из Сент-Луиса. Сорок минут езды отсюда.

— Это просто досадная случайность, — пояснила Эми.

Родственники со стороны матери Дези жили в Сент-Луисе. Вот и все, что она знала, не заботясь о том, чтобы выяснить больше. Один раз я раскопал мусорное ведро, чтобы прочитать залитое соусом альфредо письмо. Оно показалось совершенно банальным: что-то о теннисе, путешествиях и других развлечениях золотой молодежи. О спаниелях, например. Я попытался представить себе этого субтильного денди, в галстуке-бабочке и черепаховых очках, который врывается в наш дом, круша мебель в гостиной, хватает Эми мягкими наманикюренными пальцами, бросает в старинный автомобиль и увозит в антикварный особняк, скажем, в Вермонте. Нет, разве можно обвинить Дези в похищении?

— А Дези сейчас живет как раз поблизости, — сказал я. — В Сент-Луисе.

— Ну и ну! — встрепенулся Ранд. — А почему копы еще не у него в гостях?

— Кто-то должен его навестить, — ответил я. — Пойду, пожалуй. Встретимся здесь же завтра.

— Очевидно, полиция считает, что надо искать поблизости от дома, — сказала Мэрибет, задержав на мне взгляд на секунду дольше, чем следовало, а потом тряхнула головой, будто отгоняя непрошеные мысли.

Эми Эллиот-Данн

23августа 2010 года.

Страницы дневника.

 

Лето. Птички. Солнышко. Я весь день гуляла туда-сюда по Проспект-парку. Кожа у меня тонкая, кости хрупкие. Борюсь с депресняком. И это еще прогресс, ведь предыдущие три дня я провела дома, не снимая грязной пижамы, с нетерпением дожидаясь пяти часов, чтобы глотнуть спиртного. Пытаюсь вспомнить, что там в Дарфуре стряслось. Взглянуть, так сказать, на мир со стороны. Но что-то мне подсказывает: я лишь эксплуатирую беды дарфурского населения.

Столько всего произошло за последнюю неделю! Думаю, в том, что все навалилось разом, в одночасье, есть какой-то знак, поэтому даю волю чувствам. Месяц назад Ник потерял работу. Официоз твердит, что финансовый кризис пошел на спад, да только, похоже, всем на это плевать. Вот Ник и вылетел. Второй этап сокращений, как он и предсказывал, последовал через несколько недель после первого. «Упс, мы маловато выгнали в прошлый раз». Придурки.

Поначалу мне казалось, что с Ником все в порядке. Он составил длинный перечень дел, в основном всякой мелочевки. Он меняет батарейки в часах и устанавливает точное время, монтирует новый сифон под раковиной, перекрашивает комнаты, цвет которых нам не слишком нравился. В общем, делает много полезного. Самое подходящее время заняться тем, до чего раньше руки не доходили. А потом он замахивается вообще на подвиг. Представьте только: он решает прочесть «Войну и мир»!

От безделья Ник ходит на уроки арабского. Не жалеет времени на попытки спрогнозировать, какие знания и навыки будут востребованы в последующие десятилетия. Эти потуги разбивают мое сердце, но я притворяюсь, будто мне все нипочем.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Вначале задаю вопрос серьезно, когда мы пьем кофе лицом к лицу, рука в руке. Потом пробую спросить ненавязчиво, легко, как бы между прочим. Потом — нежно поглаживая его волосы, лежа в постели.

Ответ всегда один и тот же:

— Да, в норме я. Но говорить об этом, вообще-то, не хочется.

Я написала опросник на злобу дня.

Как вы справляетесь с вынужденным перерывом в работе:

а) сижу дома в пижаме и ем мороженое — дурацкие поступки успокаивают;

б) пишу гадости о моем бывшем начальнике на форумах — так я даю выход негативным чувствам;

в) пока не отыщется новая работа, пытаюсь с пользой проводить свободное время, например изучить востребованный язык или прочитать «Войну и мир».

Правильный ответ, конечно же, в). Это мой комплимент в адрес Ника. Но он только криво улыбнулся, прочитав опросник.

Прошло несколько недель, и бурная деятельность утихла, пропало желание что-то делать, как будто однажды утром он проснулся под пыльным ветхим постером: «К чему вся эта гребаная суета?» Взгляд его потух. Теперь Ник смотрит телик, проклятую порнуху он смотрит по ящику. Заказывает много еды с доставкой на дом. Пенополистироловые коробочки уже переполнили мусорное ведро и громоздятся под раковиной. Со мной не разговаривает, как будто сам процесс беседы доставляет ему физическую боль, а я просто мерзавка, что требую от него общения.

Когда я завожу речь о его увольнении, лишь пожимает плечами. Например, на прошлой неделе.

— Это просто гаплык, — сказал он. — У тебя хотя бы деньги есть, голодная смерть не грозит.

— Это наши общие деньги. Но мне нравилась моя работа.

— Ты не сможешь всегда получать то, что хочешь…[4]— запевает он. Фальшиво, надтреснутым голосом, при этом приплясывает на заплетающихся ногах. Я вижу, что он пьян.

Дело близится к вечеру, на исходе прекрасный густо-синий день. В доме сыро, сладковато приванивает гнилой китайской едой. Занавески полностью задернуты. Я хожу из комнаты в комнату, открывая окна, чтобы проветрить, отдергиваю шторы, поднимаю облака пыли и, когда попадаю в особенно темную берлогу, спотыкаюсь о сумку, стоящую на полу. Затем цепляюсь еще за одну, и еще, и еще… Дальше я уже шагаю, как кот из мультфильма, которому надо пересечь комнату, заполненную мышеловками. Включив свет, вижу десятки пакетов из магазинов, и вовсе не из таких, куда уверенный в себе мужчина не пожелает заходить. Узнаю эмблемы брендовых мужских бутиков, ателье, где продавцы индивидуально обслуживают покупателей, развалившихся в мягких кожаных креслах. Я имею в виду, все это дерьмо сделано на заказ.

— Что это, Ник?

— Для собеседований. Вдруг где-нибудь начнут набирать персонал.

— А зачем же столько?




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 287; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.01 сек.