Есенин в санаторном отделении клиники. Его побег из санатория. Доктор А. Я. Аронсон. Диагноз болезни Есенина. Его отъезд в Ленинград

На дворе уже стоял морозный декабрь 1925 года, столица жила полной жизнью. В домах и учреждениях работало паровое отопление, сугробы снега увозили на грузовиках, кое-где, особенно на Тверской, перед магазинами тротуар посыпали песком. Горожане ходили одетые в зимние шубы и пальто. На улицах появились в своих бросающихся в глаза костюмах продавщицы «Моссельпрома» с красивыми лоточками. Правительство ставило на ноги советский червонец, а банда валютчиков все еще кружилась на Ильинском бульваре вокруг памятника-часовни павшим воинам Плевны, взвинчивая цены на доллары, стерлинги, царские золотые десятирублевки, подставляя ножку нашему червонцу и ловко зарабатывая на хлебном займе. В народившихся, как грибы после дождя, ночных ресторанах и кабаре процветали дивы с крошками собачками, обезьянками, а нэпачи, растратчики, спекулянты купали их в золоте, – фигурально, а реально, как когда-то замоскворецкие купчины, – в наполненных шампанским ваннах. Открывались клубы, где играли в рулетку, и крупье с прилизанными волосами, с пробритыми проборами, восседали, как боги, и громким голосом четко объявляли:

«Игра сделана! Ставок больше нет!». В те дни возвращались с фронтов гражданской войны истинные сыны республики – бойцы и командиры, своей грудью отстоявшие родину от четырнадцати держав. Эти достойные люди с презрением смотрели на круговорот жадных людишек, перед которыми маячил мираж обогащения…

Клинику на Большой Пироговской возглавлял выдающийся психиатр П. Б. Ганнушкин. Он был создателем концепции малой психиатрии и основоположником внебольничной психиатрической помощи. В его клинике впервые был открыт невропсихиатрический санаторий, где и находился Есенин.

Я приехал в клинику в тот час, когда прием посетителей закончился, и ассистент Ганнушкина доктор А. Я. Аронсон объяснил, что у Есенина уже было несколько посетителей, он волновался, устал, и больше никого к нему пускать нельзя. Я попросил доктора передать Сергею записку. Аронсон обещал это сделать и посоветовал приехать в клинику через три дня, чуть раньше приема посетителей, чтобы первым пройти к Есенину. Через два дня я зашел по делам в «Мышиную нору» и глазам своим не поверил: за столиком сидел Сергей, ел сосиски с тушеной капустой и запивал пивом. Разумеется, я поинтересовался, как он попал сюда.

– Сбежал! – признался он, сдувая пену с кружки пива. – Разве это жизнь? Все время в глазах мельтешат сумасшедшие. Того и гляди сам рехнешься.

Я спросил, как же он мог уйти из санатория. Оказалось, просто: оделся, пошел гулять в сад, а как только вышла из подъезда первая группа посетителей, пошел с ними, шагнул в ворота и очутился на улице.

Он плохо выглядел, в глазах стояла тусклая синева, только говорил азартно. Может быть, обрадовался свободе?

– Сейчас один толстомордый долбил мне, что поэты должны голодать, тогда они будут лучше писать, – сказал он. – Ну, я пустил такой загиб, что он сиганул от меня без оглядки!

– Я, Сережа, кое-что из наших разговоров записываю. Это запишу.

– А мои загибы тоже записываешь?

– Я их и так помню!

Желая его развеселить, я вспомнил, как он, выступая на Олимпиаде в Политехническом музее, читал «Исповедь хулигана» и дошел до озорных строк. Шум, крик, свист. Кто-то запустил в Есенина мороженым яблоком. Он поймал его, откусил кусок, стал есть. Слушатели стали затихать, а он ел и приговаривал: «Рязань! Моя Рязань!» Дикий хохот! Аплодисменты!

Смеясь, Сергей напомнил мне: когда в консерватории по той же причине не дали ему читать «Сорокоуст», Шершеневич, как всегда, закричал во все горло, покрывая шум: «Меня не перекричите! Есенин все дочитает до конца!» Крики стали утихать, и кто-то громко сказал:

– Конечно, не перекричишь! Вы же – лошадь, как лошадь!..

Наверно, с полчаса мы вспоминали курьезные случаи прошлого, потом из часов выскочила кукушка и прокуковала время. Сергей сказал, что ему нужно идти. Я проводил его до дверей и увидел, как капельки пота выступили на его лбу.

Потом писали, что в санатории Есенин поправился и чувствовал себя хорошо. Не верю! Нужно быть нечутким, чтобы не видеть того трагического надлома, который сквозил в каждом жесте Сергея. Нет, санаторий не принес ему большой пользы! И это подтвердилось через несколько дней.

Ко мне пришел домой врач А. Я. Аронсон. Он был взволнован, озабочен, но говорил, осторожно подбирая слова. За эти дни он обошел все места, где, по мнению родственников, друзей и знакомых Есенина, мог он находиться. Меня доктор не мог застать ни дома, ни в клубе Союза поэтов, ни в «Мышиной норе». Есенин ушел из санатория клиники самовольно, а это может привести к большой беде. Я спросил, чем, собственно, болен Сергей. Доктор объяснил: что профессор Ганнушкин поставил точный, проверенный на больном диагноз: Есенин страдает ярко выраженной меланхолией.

Впоследствии я узнал, что в переводе с греческого это слово значит – «черная желчь», которой древнегреческие врачи объясняли возникновение этой болезни. Меланхолия – психическое расстройство, которому сопутствует постоянное тоскливое настроение. Поэтому любые размышления больного протекают как бы окрашенными в черный цвет. Очень часто появляются бредовые идеи, особенно касающиеся самообвинения в поступках, о которых другой человек и не вспоминает. Но самое опасное это то, что меланхоликов типа Есенина мучает навязчивая мысль о самоубийстве. Естественно, все это усиливается во время одиночества.

Однако я хочу предостеречь читателя от тех мемуаристов, которые пишут, что Есенин неоднократно покушался на самоубийство. Если бы так было, про это, безусловно, знали бы сестры Есенина Катя и Шура, Галя Бениславская, Вася Наседкин. Это стало бы известно мне и другим. Нет! Покушение на самоубийство в «Англетере», подстегнутое одиночеством, было единственным и трагическим. Предостерегаю читателя и от тех мемуаристов, которые приписывают решение Сергея покончить с собой тому, что он попал в пятый номер «Англетера», где несколько лет назад жил вместе с Дункан. Вот, дескать, пробудившаяся тоска по Изадоре и дала толчок к его погибельному шагу. Но, во-первых, известно, что Дункан и Есенина очень быстро перевели в другой номер, потому что пятый оказался очень холодным.^[111]

А, во-вторых, после приезда из-за границы у Есенина от чувства к Изадоре ничего не осталось. Иначе мы прочитали бы о ней в его стихах. А ведь уже были циклы стихов, навеянные А. Л. Миклашевской, «Персидские мотивы» – Шаганэ Тальян, поэма «Анна Снегина» – Лидией Кашиной.

Нелишне привести и разговор Есенина с Галей Бениславской осенью 1923 года, о чем она пишет в своих «Воспоминаниях»:

«Говорил (Есенин. – М. Р.) также о своем отношении к ней (Дункан. – М.Р.):

– Была страсть и большая страсть. Целый год это продолжалось. А потом все прошло и ничего не осталось, ничего нет. Когда страсть была, ничего не видел, а теперь! Боже мой, какой же я был слепой?! Где были мои глаза? Это, верно, всегда так слепнут…»

– Извините, – сказал я Аронсону, – для чего вы ищете Сергея Александровича?

– Я хочу его уговорить вернуться в санаторий и пройти весь курс лечения, который предписан профессором. Об этом же прошу всех, кто с ним может увидеться.

Я сказал, где в последний раз встретился с Есениным, как протекала беседа и как он вел себя.

– Вот видите! – воскликнул врач. – Сергею Александровичу противопоказано одиночество. Он нуждается в общении, поддержке. Если он останется на некоторое время один, это может привести к прискорбному шагу.

– Скажу вам правду, доктор, – решил я говорить начистоту. – Сергей Александрович покинул ваш санаторий потому, что ежедневно видел сумасшедших, и к тому же многие из них покушались на самоубийство.

– Это верно! – признался Аронсон. – Мы очень неудачно выбрали для него комнату. Все время мимо нее проходили больные, служащие, посетители. Теперь нам представляется возможность дать Сергею Александровичу изолированную комнату, – И спросил: – Вы не знаете, где сейчас он может находиться?

Я посоветовал наведаться к Софье Андреевне Толстой, у которой (по словам Сергея) находились его вещи. Я дал Аронсону адрес, он оставил мне домашний и служебный телефоны, прося позвонить ему, если узнаю о местопребывания Есенина.

Я излагаю все это подробно, так как мемуаристы, пишущие о последнем годе жизни Сергея и об его пребывании в Ленинграде, приписывают Есенину всяческие психические заболевания, вплоть до мании преследования или галлюцинации, чего при меланхолии, или, как ее теперь называют, депрессии, не бывает. (Кстати, теперь термин «мания преследования» устарел.)

Диагноз болезни Есенина, сделанный таким авторитетным психиатром, каким являлся профессор Ганнушкин, проясняет всю картину поступков Сергея, которые произошли в ленинградской гостинице «Англетер». С вечера он был один. Ночью Сергей стучался в дверь номера своих хороших друзей Устиновых, но они крепко спали. А Вольф Эрлих, которому Есенин передал накануне свое стихотворение «До свиданья, мой друг, до свиданья…» прочитал его только на следующий день, после смерти Сергея. По совести: будь Сергей в Москве, никогда, никогда бы его не оставили в одиночестве да еще на весь вечер и на всю ночь!..

Чтобы помочь доктору Аронсону поговорить с Есениным, я позвонил по телефону всем имажинистам и знакомым Сергея, но за последние дни никто его не видел. Оставался Мариенгоф, у которого телефона дома не было. Я знал, что он с женой навещал Сергея, когда тот находился в невропсихиатрическом санатории. Я пошел в Богословский переулок.

Двери открыла теща Мариенгофа – маленькая, низенькая, тщедушная, но очень симпатичная старушка. Она вызвала ко мне Мариенгофа, а потом сказала, что уходит в магазин, и чтобы он присмотрел за сынишкой Киром. Анатолий повел меня в свою комнату, и я увидел, что в уголке за небольшим круглым столом сидит Есенин. Был он очень бледен, его волосы свалялись, глаза поблекли. Я поздоровался, он ответил улыбкой. Я только сел на стул, как закричал Кир. Мариенгоф вскочил и побежал к сынишке.

– Мотя! – позвал меня Сергей.

Я подошел к нему и спросил:

– Ты опять собираешься в Константиново?

– Нет, подальше! – он обнял меня и поцеловал. – Я тебе напишу письмо или пришлю телеграмму, – добавил он.

Вернулся Мариенгоф, лицо у него было светлое: он очень любил своего Кирилку.

Я поговорил с Анатолием о выступлении в «Лилипуте», попрощался с Есениным. Анатолий пошел меня провожать. Я спросил, был ли у него доктор Аронсон, он ответил, что заходил.

– Воспользуйся подходящей минутой, Толя, потолкуй с Сережей!

– Он и слышать не хочет о санатории, – ответил Мариенгоф.

– Ему же дадут изолированную комнату.

– Все равно флигель сумасшедших отовсюду виден!..

Это был последний раз, когда я видел Есенина…

В издательстве «Современная Россия» я разговаривал с Грузиновым, когда туда зашел Василий Наседкин, в то время уже муж старшей сестры Есенина – Кати. От него мы узнали, что Сергей уехал в Ленинград к Вольфу Эрлиху и собирается там редактировать госиздатовский журнал. Вася сказал, что он скоро поедет к Есенину, с которым договорился сотрудничать в том же журнале.

Меня немного обескуражило, что Есенин поехал к Вольфу Эрлиху. После приезда Есенина из-за границы, когда еще не сгущались грозовые тучи над «Орденом имажинистов», трио «воинствующих имажинистов» разговаривало со мной о затеваемом ими журнале, а потом посылало мне письма по поводу материала.

Что же представляли из себя эти три «воина» имажинизма? Григорий Шмерельсон был тщедушный, низенький, ершистый. Еще живя в Нижнем Новгороде, он выступал со своими стихотворениями. Одно из них начиналось так:

Только я,

Только я хорош,

Остальные – вошь!

Когда Есенин прочитал эти строчки, он хохотал:

– Ох, сукин кот! – приговаривал он. – Ох, сукин кот! Вот и купи его за рупь двадцать!

Вольф Эрлих был честнейшим, правдивым, скромным юношей. Он романтически влюбился в поэзию Сергея и обожал его самого. Одна беда – в практической жизни он мало понимал. «Милый мальчик», – говорил о нем Есенин, и, пожалуй, лучше не скажешь!

Из трех «воинствующих» ленинградцев человеком с волей, со знанием жизни был Владимир Ричиотти. Моряк со знаменитой «Авроры», он в числе других брал приступом Зимний дворец, воевал на фронтах гражданской войны. Он любил поэзию Есенина, мог, когда нужно, постоять за него, однако в стихах бросал задорный вызов:

Ни к чему мне Сергей Есенин,

Ричиотти не меньший черт!

Вл. Ричиотти. Осьмины. Л., стр. 9.

Я дал Владимиру Ричиотти телеграмму, прося ни на минуту не оставлять Есенина одного. Увы! Телеграмма вернулась обратно с пометкой: «Адресат выбыл».

27
Смерть Есенина. Вечера и сборники его памяти. Всеволод Иванов о Есенине. Два слова о «Романе без вранья»

29 декабря я сдавал мой очерк заместителю редактора «Вечерней Москвы» Марку Чарному. Он сказал мне, что в «Англетере» покончил жизнь самоубийством Есенин. Я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги, и плюхнулся на диван. Марк подал мне стакан воды. Слезы подкатывали к горлу, я с трудом добрался до раздевалки и там, забившись в угол, заплакал.

Мне пришло в голову, что, может быть, Сергей только покушался на самоубийство, и его спасли. Я вышел из редакции, бежал до первого извозчика, и он, понукаемый мной, быстро довез меня до «Мышиной норы». Я застал там Мариенгофа. Услыхав страшную весть, он побледнел. Мы решили ее проверить, стали звонить по телефону в «Известия», но не дозвонились. Мы отправились по Неглинной в редакцию газеты и по пути, в Петровских линиях, встретили Михаила Кольцова. Он подтвердил, что «Правда» получила то же самое сообщение о смерти Есенина. Я увидел, как слезы покатились из глаз Анатолия…

Тяжело и больно писать о Мариенгофе: от стихов он перешел к пьесам, сохранив лицо своего лирического героя – шута, искателя правды. Он был способный, острый драматург, но сбылись слова Есенина: литературная удача повернулась к Анатолию спиной. К несчастью, и в семейной жизни его постигло величайшее горе, которое выпадает на долю отцов: его любимый сын шестнадцатилетний Кир, который писал стихи, рассказы, пьесу «Робеспьер» и т. п.,^[112] покончил с собой буквально таким же способом, как Есенин в «Англетере»…

Дальше все шло, словно в кошмарном сне. Мои записи становятся отрывистыми, сумбурными.

После похорон Сергея по всей стране начались посвященные его памяти вечера. В Минске выступили еврейские поэты Харик, Аксельрод, Ауслендер, Бронштейн и др. В Москве один из первых организовал вечер памяти Есенина Всероссийский союз поэтов. Он состоялся в Политехническом музее, вступительное слово говорил нарком просвещения А. В. Луначарский. Мне пришлось заехать за ним и его женой артисткой Н. А. Розенель. Анатолий Васильевич спросил, почему произошла трагедия с Сергеем в Ленинграде. Я объяснил.

Во вступительном слове Луначарский охарактеризовал Есенина как поэта большой душевной тонкости. Анатолий Васильевич сказал, что Сергей «убил в себе хулигана, чтобы сохранить в себе поэта». Луначарский с большой искренностью объяснил, что все в большей или меньшей степени виноваты в гибели Есенина, нам следовало крепко биться за него.

На этом вечере с воспоминаниями выступили В. Шершеневич, А. Мариенгоф и пишущий эти строки.

Такой же вечер под председательством Г. А. Шенгели состоялся в аудитории Коммунистической академии.

Подобные же вечера устроили Всероссийский союз писателей в МХАТе, Дом печати, Камерный театр под председательством А. Я. Таирова. «Крестьянская газета» организовала доклад С. Городецкого о Есенине.

Каждый понедельник в «Мышиной норе» артисты читали стихи Есенина. И в тот же день имажинисты выступали в кинотеатре «Лилипут» с воспоминаниями о Сергее, которые потом были опубликованы.

Первой книжкой об Есенине в 1926 году была «Памятка» о нем, которую с хроникой, иконографией и автобиографией Сергея срочно выпустило издательство «Сегодня», во главе которого стоял писатель С. И. Вашенцев. Составил ее В. Вольпин, но дополнял и редактировал И. Грузинов. В его комнате от сильных морозов лопнула батарея парового отопления, и он работал за моим письменным столом.

Всероссийский союз поэтов выпустил сборник памяти Есенина. Так же поступил Госиздат, наконец-то, после смерти Сергея, начавший издавать его четырехтомное собрание сочинений…

В июне того же года я встретил Всеволода Иванова на Тверском бульваре, поздоровался, а он, не выпуская моей руки из своей, подвел меня к лавочке, и мы сели на нее. Наша беседа шла о причинах трагического конца Есенина. Поглощенные скорбью, мы несколько минут сидели молча.

Было жарко, мимо нас проходили женщины, подняв над головой белые зонты; военный с двумя шпалами на петлицах провел на поводке вывалившую язык овчарку; карапуз в красном картузике проехал на трехколесном велосипеде. Он налетел на камень, упал, заревел. Всеволод подбежал к нему, взял на руки, успокоил, дал ему конфетку, мальчонка снова закрутил педали.

– Есенин до последней поры был веселым человеком, – проговорил Иванов, снова садясь на скамейку. – Когда я ему про это сказал, он ответил: «Не я веселый, а горе мое веселое!»

Однажды, рассказывал мне Всеволод, Сергей пришел и нему домой и застал у него красивую женщину. Не успела она уйти, как Есенин заявил, что теперь Иванов обязан его вызвать на дуэль. Но Всеволод не видел для этого повода и наотрез отказался. Однако Сергей стал заходить чаще, настаивать на своем и доказывать, какой это будет примечательный случай в истории советской литературы, как об этом будут говорить и писать современники и потомки. Иванов отделывался шутками, а Есенин пересказывал ему кодекс дуэли пушкинских времен и уговаривал быть спокойным: как оскорбленный, Всеволод будет иметь право первого выстрела.

Я припомнил, что несколько лет назад акмеист Осип Мандельштам, автор прекрасной книги стихов «Камень», и имажинист Вадим Шершеневич, автор нашумевшего сборника «Лошадь, как лошадь», поспорили друг с другом о достижениях своих поэтических школ и разругались. Рассерженный Мандельштам вызвал на дуэль хладнокровного Шершеневича, а тот отчеканил: «Жду ваших секундантов». Есенин немедленно вызвался быть главным секундантом, ходил и ездил по знакомым, разыскивая два старинных пистолета для дуэлянтов. Кто-то посоветовал ему обратиться в Большой театр, где раз в неделю именно из таких пистолетов стреляют друг в друга Евгений Онегин и Владимир Ленский. В театре Сергею указали адрес любителя-коллекционера старинного оружия. Он нашел два желанных пистолета. Однако, думая о том, как торжественно обставить дуэль, Сергей совсем забыл о дуэлянтах. В назначенное утро поединка наши герои проснулись, позавтракали и, одумавшись, уехали из Москвы, да еще в разном направлении.

– Есенин часто говорил со мной о Пушкине, – сказал Всеволод. – Вы видели на его руке кольцо с сердоликом? Перстень с таким же камнем носил Александр Сергеевич (Перстень-талисман, подаренный Пушкину княгиней Воронцовой).

Каждая строка Есенина и о нем будет дорога для поколений нашей страны и всего мира.

В конце 1926 года «Общество имажинистов» подсчитало свои денежные запасы и решило издать сборник, посвященный Есенину: его еще не опубликованные стихи и частушки, письма, записки, хранившиеся у нас. Кроме того, стихи, так или иначе связанные своим появлением, переработкой с его именем и сопровождаемые комментариями; воспоминания о нем, которые следовало расширить. Анатолий сказал, что дополнит свои «Воспоминания».^[113]

Когда в следующем году сборник был составлен, вышел «Роман без вранья» Мариенгофа.

…Заседание «Общества имажинистов» происходило в клубе Союза поэтов, вел его Рюрик Ивнев. Присутствовали все, кроме Мариенгофа, у которого был болен сынишка.

Георгий Якулов сказал о «Романе без вранья»:

– Я был в Париже и читал статью Ивана Бунина о «Романе». «Это они сами пишут о себе? – задавал он вопрос. – Что же напишут о них другие?»

Георгий отказался оформлять сборник, в котором будет участвовать Мариенгоф.

Шершеневич начал с очередного каламбура:

– «Роман» Мариенгофа не книга воспоминаний, – сказал он, – а воз поминаний Есенина, творящего неприглядные дела. Я выступлю по поводу «Романа» с лекцией «Этика поэтика». В остальном присоединюсь к Жоржу.

Грузинов заявил:

– «Роман без вранья» написан под влиянием Василия Розанова. В нем разлиты ушаты цинизма. Участвовать в сборнике не буду.

Рюрик Ивнев говорил:

– Ради сенсации Мариенгоф писал о невероятных эпизодах из жизни Есенина. Очень много злых карикатур на живых людей. События искажены!

Борис Эрдман присоединился к мнению Георгия Якулова. Николая Эрдмана на заседании не было, поэтому, когда я писал эти воспоминания, спросил его мнений о «Романе».

– По-моему, Мариенгоф иначе писать не умеет! – ответил он.

В этом есть зерно истины. Посмертные воспоминания Анатолия тоже написаны, правда, в меньшей степени, в том же стиле, что и его «Роман». И все же нашелся умный, с хорошим вкусом редактор, который сумел из рукописи отобрать страницы и опубликовать их в журнале «Октябрь».^[114]

Значит, еще дело было и в редакторе издательства «Прибой», выпустившего «Роман». Как тут не вспомнить рассуждения Есенина о редакторе!

Но все-таки причину неудачи «Романа» надо искать и в другом: в «Романе» и в опубликованных посмертных воспоминаниях в «Октябре» Мариенгоф пишет об одном и том же: «Прошу прощения, хронологию я не соблюдаю».^[115]

Ах, если бы вопрос шел только о хронологии!

Помню, он заболел и прислал мне записку с братом его жены, художником, прося занести сборники воспоминаний о Сергее, какие у меня есть. Потом, прочитав их, стал задавать мне вопросы, и я понял, что он просто-напросто забыл некоторые факты или сохранил в памяти какие-то части их, своеобразно преломленные. Приведу только один пример из «Романа без вранья».

Доцент Московского университета Николай Львович Шварц больше десяти лет писал «Евангелие от Иуды», но ни одно издательство не одобрило рукопись. Он постучался в двери «Ассоциации вольнодумцев». В 1920 году на читке «Евангелия» присутствовали Есенин, Мариенгоф и наши издательские работники.

Мариенгоф пишет, что

«приват-доцент Шварц кончил читать и в необычайном волнении выплюнул из глаза монокль. Есенин дружески положил ему руку на колено… и разнес его «Евангелие от Иуды» в пух и прах. И безнадежно махнув рукой, продолжает Анатолий, Есенин нежно заулыбался. Этой же ночью Шварц застрелился».^[116]

Далее Мариенгоф рассказывает о том, как голубоглазый красноармеец, ехавший в теплушке, застрелил из винтовки бегущую по насыпи собаку и добродушно заулыбался.^[117]

И ниже строкой Анатолий пишет, как водопроводчик сел со своим юродивым сынишкой в поезд, а когда ребенок заснул, вышел из вагона и поехал в обратную сторону. При этом Мариенгоф подчеркивает, что все это ему рассказал сам водопроводчик-отец «с тою же улыбкой, в ласковости своей хорошо мне знакомой».^[118]

Одним словом, улыбающиеся убийцы, в том числе и Есенин!

Что же на самом деле произошло со Шварцем? В двадцатые годы с ним была в дружеских отношениях поэтесса Нина Леонтьевна Манухина, ныне вдова Г. А. Шенгели.

Я написал ей письмо, прося рассказать о кончине Н. Л. Шварца. Вот ее ответ:

«Уважаемый Матвей Давидович!

На Ваше письмо о Николае Львовиче Шварце могу ответить следующее: многие годы я была дружна с ним и, уехав на полгода из Москвы, переписывалась с ним.

Кстати, этот «приват-доцент» Московского университета всегда носил пенсне и никогда не «выплевывал» монокль!

Я в 1920 г., живя в Кашине, получила от Николая письмо, в котором он сообщал о чтении «Евангелия от Иуды» Есенину и Мариенгофу. Он писал, что их резко отрицательный отзыв не произвел на него никакого впечатления…

Через месяц (подчеркнуто мною. – М. Р.) после этого «памятного» чтения Шварц не застрелился, а отравился кокаином, которым в последние месяцы он сильно злоупотреблял.

Олег Леонидов, в квартире которого Н. Л. занимал комнату, рассказывал мне, что Шварц мучился несколько дней, но спасти его было уже невозможно.

Никаких «предсмертных» записок Николай Львович Шварц не оставил.

Сердечный привет

Н. Манухина-Шенгели

4 мая 1963 г.».

В 1925 году я был избран в члены правления «Литературного особняка», председателем которого был Олег Леонидов, и он рассказывал мне то же самое…

Я говорил об этом эпизоде и о других фактах Мариенгофу летом 1927 года, и он обещал во втором издании «Романа» все исправить, но резко встреченная критикой книга не была переиздана.

Встретился я с Анатолием потому, что в это время мы решили ликвидировать «Общество имажинистов» и передали нашу «Мышиную нору» и кинотеатр «Лилипут» государству.

Да, по чести, неказисто выглядели мы, имажинисты, без Сергея Есенина, молодого советского Пушкина, который покинул воспетую им родину в полном расцвете своего великолепного дарования.

Москва, 1963–1970 гг.

^[1] Воспоминания о Сергее Есенине. М., «Московский рабочий», 1965, стр. 245.

^[2] Сергей Александрович Есенин. ГИЗ, 1926, стр. 68

^[3] С. Есенин Собр. соч., т. 5, стр. 364

^[4] Ханжа — 1) Здесь: всякий суррогат алкогольных напитков. Один из множества известных нам словарей «блатной музыки» фиксирует слово ханжист — «употребляющий денатурат». Ср. также надпись на плакате 20-х годов: «Выгоним из дома вон ханжу и самогон!»

2) В другом значении ханжа (ханшин) по Ушакову — китайская хлебная водка желтого цвета. (На Амуре в начале века — ханшин в значении «китайская водка»; ханшинник — пьяница.) Примеры из классики свидетельствуют о качестве этого продукта: «…Раздобыл бутылку ханжи, очищенной нашатырем» (А. Н. Толстой); «…Дьявольскою китайской сивухой — ханшином» (В. В. Вересаев). По более позднему свидетельству С. Владимирова, ханжа — «гаоляновый самогон»; в 40-е годы популярный в Китае напиток.

^[5] ЦПА ИМЛ, ф. 76,оп. 4, д. 571, л. 1.

^[6] Конница бурь. Сб. первой и второй. Изд-во МТАХС и ДИВ, 1920

^[7] «Мой путь с песней». М., изд-во «Таир», 1930

^[8] И. Нестьев. Звезды русской эстрады. М., «Советский композитор», стр. 89

^[9] А. Есенина. Родное и близкое. М., «Советская Россия» 1968, стр. 65

^[10] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 82

^[11] И. Соколов. Имажинистика. М., «Орднас», 1921

^[12] И. Соколов. Имажинистика, стр. «в»

^[13] См.: «Гостиница», № 4; И. Грузинов, «Литературные манифесты»

^[14] А. Мариенгоф. Роман без вранья. Л., «Прибой», 1927; стр. 102.

^[15] С. Есенин, Собр. соч., т., 5, стр. 147

^[16] Ин. Оксенов. Лариса Рейснер. Л., «Прибой», 1927, стр. 40

^[17] Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 134

^[18] Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 75

^[19] Сергей Александрович Есенин. Воспоминания, М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 178

^[20] Там же, стр. 161.

^[21] Сергей Александрович Есенин. Воспоминания. М.—Л., Госиздат, 1926, стр. 237

^[22] Л. Сейфуллина. Собр. соч., т. 4. M., 1968, стр. 217

^[23] Д. Руднев, С. Цыбов. Следователь республики. — «Волга», № 5, 1967, стр. 114

^[24] «Вопросы чести». — «Литературная Россия» 30 мая 1969 г.

^[25] Воспоминания о Сергее Есенине. М., «Московский рабочий», 1965, стр. 298

^[26] Новые стихи. Сборник второй. Изд. Всерос. союза поэтов, 1927, стр. 99

^[27] Журнал «Знамя» № 9, 1921

^[28] Конский сад. М., Изд-во «Имажинисты», 1922

^[29] Память и время. М., «Советский писатель», 1969

^[30] См.: «Лысая гора». — В кн.: «Красная новь», 1923, кн. 5, стр. 385

^[31] Вадим Шершеневич. Итак, итог. М., изд. автора, 1926, стр. 42

^[32] С. Спасский. Маяковский и его спутники. Воспоминания. Л., «Советский писатель», 1940, стр. 147

^[33] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 388

^[34] Поэты наших дней. Изд. Всерос. союза поэтов, стр. 123.

^[35] Библиотека им. В. И. Ленина, отдел рукописей, ф. 218, картон 686, ед. хр. 10

^[36] Памяти Есенина. Изд. Всерос. союза поэтов, 1926, стр., 116–117

^[37] Г. Окский. В кафе поэтов. — «Литературная Россия», 1 октября 1965 г., стр. 10–11.)

^[38] Любовь к трем апельсинам, — Журнал Доктора Дапертутто, 1915, кн. 1-2-3, стр. 118–119

^[39] В. Маяковский. Полн. собр. соч., в 13-ти т. Т. 12, стр. 309–310

^[40] Памяти Есенина. М., изд. Всерос. Союза поэтов, 1926, стр… 87

^[41] Большой футбол. М., «Молодая гвардия», стр. 192

^[42] С. Есенин. Письмо к женщине. — Собр. соч., т. 2, стр. 203

^[43] С. Есенин. Письмо к женщине. — Собр. соч., т. 2, стр. 203

^[44] Ленинская библиотека, отдел рукописей, ф. 218, Мариенгоф: «Почему Есенин сделал это?»

^[45] «Журнал журналов», № 22,1915

^[46] Эмиль Антуан Бурдель. Искусство скульптуры. М., «Искусство», 1968, стр. 75–76

^[47] И. Шнейдер. Встречи с Есениным. Воспоминания. М., «Советская Россия»,1965, стр. 53–54

^[48] ЦГАЛИ, ф. 190, on. 1, ед. хр. 145

^[49] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 167

^[50] Октябрь», 1965, № 11, стр. 80

^[51] Там же.

^[52] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 172

^[53] Там же, стр. 160

^[54] Там же, стр. 166

^[55] С. Есенин. Собр. соч., т. 4, стр. 266

^[56] Там же, стр. 258

^[57] С. Есенин. Мой путь. — Собр. соч., т. 3, стр. 215

^[58] Там же, т. 5, стр. 156

^[59] П. В. Толстая-Крандиевская. Сергей Есенин и Айседора Дункан. Воспоминания о Сергее Есенине. М., «Московский рабочий», 1965, стр. 331

^[60] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр, 174–175

^[61] Там же, стр. 190

^[62] А. Воронский. Литературно-критические статьи. М., «Советский писатель», 1963, стр. 273

^[63] ЦГАЛИ, ф. 190, on. 1, ед. хр. 122, машинопись

^[64] ЦГАЛИ, ф. 190. on. 1, ед. хр. 105, машинопись

^[65] «Русская литература», Л, «Наука», № 3, стр. 167

^[66] «Жизнь искусства», 1925, № 4

^[67] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 206

^[68] Там же, стр. 290

^[69] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 171

^[70] Там же, стр. 172

^[71] В. Белоусов. Сергей Есенин, часть П. М., «Советская Россия»,1970, стр. 290

^[72] В. Перцов. Советская поэзия в «обработке» Ольги Кардейл. — «Литературная газета», 28 мая 1969 г.

^[73] В. Маяковский. Полн. собр. соч., в 13 т. Т. 12, стр. 366. На диспуте в Коммунистической академии 13 февраля 1927 года

^[74] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 177

^[75] «Современные записки». Париж, 1926, кн. 27, стр. 292–322

^[76] Сергей Есенин. Стихотворения 1910–1925 гг. Париж, 1950

^[77] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 84

^[78] «Литературная Россия», № 30 от 22 июля 1966 г.

^[79] «Правда», 19 сентября 1936 г.

^[80] Воспоминания о Сергее Есенине. М., «Московский рабочий», 1965, стр. 349

^[81] С. Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 102

^[82] «Нева», 1964, № 5, стр. 180

^[83] Демьян Бедный. Где цель жизни? (Ответ Поле Рыбаковой). — «Правда», 28 апреля 1927 года

^[84] Е. Л. Карпов. С. А. Есенин. М., «Высшая школа», 1966, стр. 41–43

^[85] Весенний салон поэтов. М., «Зерна». 1918

^[86] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 173

^[87] С. Есенин. Инония. — Собр. соч., т. 2, стр. 37

^[88] Напечатано в моей книжке стихов «Пальма». Изд. Всерос. союза поэтов, 1925

^[89] Николай Вержбицкий. Встречи с Есениным. Изд-во «Заря Востока», стр. 11–17

^[90] Имажинисты. Изд. Авторов, 1925

^[91] Бывший иер. Илиодор, Сергей Труфанов. «Святой черт», М., 1917

^[92] П. Юшин. Поэзия Сергея Есенина. Изд-во МГУ, 1966, стр. 227

^[93] Там же

^[94] Там же, стр. 236

^[95] Сергей Александрович Есенин. Госиздат, 1926, стр. 57

^[96] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 104 и 108

^[97] П. Ф. Юшин. Сергей Есенин. Идейно-творческая эволюция. Изд-во МГУ, 1969

^[98] «Вопросы литературы», 1967, № 7

^[99] «Литературная Россия», 1971, № 2, стр. 7

^[100] П. Ф. Юшин. Сергей Есенин, 1969, стр. 189

^[101] П. Ф. Юшин. Сергей Есенин, 1969, стр. 186–197

^[102] С. Есенин. Собр. соч., т. 4, стр. 271

^[103] Надежда Павлович. Как создавался сценарий «Зовущие зори», — «Литературная Рязань», кн. 2, стр. 302–303

^[104] Н. Клюев. Песнеслов Кн. 2, стр. 181–183, 189

^[105] Иван Грузинов. Избяная Русь. М., «Современная Россия»,1925

^[106] И. Грузинов. С. Есенин разговаривает о литературе, искусстве. Изд. Всерос. союза поэтов, 1927

^[107] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 394., Е. Л. Карпов. С. А. Есенин. М., «Высшая школа», 1966. стр. 47

^[108] С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 133

^[109] «Рязанский комсомолец», 18 января 1958 г.

^[110] В. Белоусов. Сергей Есенин. М. «Знание», 1965, стр. 49

^[111] И. Шнейдер. Встречи с Есениным. М., «Советская Россия», 1965, стр. 45

^[112] А. Мариенгоф. Мой сын. Отдел рукописей библиотеки ям. В. И. Ленина, ф. 218, картон 686, ед. хр. 10

^[113] А. Мариенгоф. О Сергее Есенине. Акц. о-во «Огонек»,1926

^[114] «Октябрь», 1965, № 10, стр. 114

^[115] «Октябрь», 1965, № 10, стр. 114

^[116] А. Мариенгоф. Роман без вранья. «Прибой», 1927, стр. 74

^[117] Там же, стр. 75

^[118] Там же, стр. 76

Дата добавления: 2015-06-28