Эпитафия

Эпитафия, как и некролог, посвящается личности умершего человека. Но в отличие от некролога, в котором превалирует ин­формационное начало, т.е. сообщение читателю вполне конкрет­ных данных из биографии усопшего, сведений о причине его смер­ти, месте и времени похорон, эпитафия выступает как напоми­нание о достоинствах умершего человека, представленных в их социальном аспекте. В эпитафии акцент делается не на факте чьей-то смерти, не на скорбной стороне такого печального события, а на добродетелях человека, которые уже не просто оцениваются как украшающие личность покойного, указывающие на его зна­чимость, неповторимость. Главное состоит в том, что они обычно рассматриваются в качестве авторитетных критериев, по которым оценивается поведение, деятельность как современников героя эпитафии, так и тех, кто живет сегодня. Эпитафия — это прежде всего оценочный жанр, и в этом плане она «встраивается» в один ряд с некоторыми комментариями, критическими статьями, ре­цензией.

Из публикации «Смерть самых лучших выбирает и дергает по одному...» (Метро. 25 января. 2000)

Великий поэт, сумевший из наших уличных, будничных слов высечь пронзительную и хлесткую, надрывную и щемя­щую, нежную и страстную речь. Речь обжигающую, бес­покойную, надежную как дружба и настоящая любовь. Речь бунтарскую, правдивую, совестливую и покаянную. Речь объединительную — она делала равным интеллигента и бомжа, мента и профессора. Она стала домом, где каждый мог быть услышан. Безгласному времени он дал свой надтреснутый, хри­пящий, мужской голос. Он стремительно жил, стреми­тельно любил. Сгорел как ме­теор в плотных слоях атмос­феры застойного времени. Его разросшийся, мощный талант больше не мог существовать в теле земном, в оковах непри­ятий, мнений, глупостей... Не хочется говорить парадных слов. Высоцкий, как и совесть, — дело личное. И думая о лич­ном — о Пушкине, Ахматовой, Высоцком, я, зная, что реаль­ность не терпит сослагатель­ного наклонения, порой лов­лю себя на наивной мысли: ах, если бы они были сегодня, как жаль, что их нет. Ах, как рано ушел из жизни Высоцкий. Действительно, рано. Думаю и, том, что бы се­годня сказал и сделал Влади­мир Семенович. А может, тот, кто там, наверху, кто выше нас, правильно распорядился? Может, он предусмотрел, что Высоцкому не надо видеть, как разваливается его любимый театр, как торгуют его памя­тью, его именем друзья. Как нищенствуют старики. Как наша интеллигенция, его кол­леги — властители дум, до оду­ри несколько лет потолковав взахлеб принародно о высокой духовности, гуманизме, посто­яв со свечами вокруг прези­дента в Елоховском соборе, молча позволили в центре Москвы расстрелять людей только за то, что они «инако­мыслящие», неугодные их де­мократическим устремлениям. И этим дали свое добро на следующую бойню — первую Чеченскую кампанию. Как эти же коллеги с песнями и пляс­ками сопровождают сильных мира сего с лозунгами «голо­суй за...». Спешат на прави­тельственные фуршеты «в поддержку», не стыдясь есть с «барского стола», умиляют­ся слову «мочить» (о, беззащитный русский язык!) и не хотят видеть плывущие в ноч­ных вагонах по необъятной стране гробы с русскими маль­чиками, делают вид, что не видят, как «справедливая борьба с терроризмом» пре­вращается в геноцид... Мне страшно думать о моем Высоцком в сегодняш­нем дне. Мне страшно думать, что пришлось бы пережить его вторую смерть. Он уважал свой народ. Сегодня бы мой Высоцкий умер от стыда за него.

Как видим, первые четыре абзаца журналист посвящает описанию достоинств артиста, оценке особенностей его творческого взлета, таланта гражданина своей страны. В последующем же отрывке публикации автор ее оценивает поведение сегодняшних интеллигентов, торгующих своей совестью, принимающих подачки «с барского стола» от власти, а также бывших друзей Высоцкого, торгующих его именем, и состояние развала Театра на Таганке, в котором работал Высоцкий. Это описание сегод­няшних реалий производится в соотношении с идеалами, устремления­ми поэта-бунтаря, которые и выступают в качестве критерия оценки со­временной российской действительности.

Эпитафия может быть представлена на страницах прессы в раз­ных формах. Это может быть монологическое произведение, по­добное изложенному выше. Она может быть и «полилогической».

Из публикации «Капитан больше не улыбнется...» (Комсомольская правда. 1 апреля. 1999)

Умер Игорь Нетто. Бес­сменный капитан. Человек, при жизни ставший легендой. Его странная фамилия для наших отцов и дедов была символом футбола. Может, потому наш футбол, начиная с 70-х, и погрузнел, что из него ушел Нетто? А теперь он ушел от нас совсем. Помянем. Дальше следуют поми­нальные речи известных рос­сийских спортсменов: Владимир Маслаченко: Я горжусь тем, что судьба дала мне возможность играть и ра­ботать рядом с Игорем Алек­сандровичем. Я играл и вмес­те с ним и против него. И могу сказать, что это был игрок № 1 нашего футбола. Я говорил, говорю и буду говорить: это профессионал с большой бук­вы. Это был абсолютно чест­ный человек, как в жизни, так и в футболе. Он был обречен футболом... Геннадий Логофет: Он всех мерил своей меркой, хотел, что бы все так же относились к футболу, как он сам. А он отдавался ему полностью. У него была великолепная тех­ника. Любой мяч (даже тот, который, как мы говорили, «подан на гланды») он укро­щал одним-двумя движения­ми... Алексей Парамонов: Я был знаком с Игорем более 50 лет. Я пришел в Спартак в 47-м, а Игорь в 49-м. Играли в клубе вместе 15 лет, дружили дол­гие годы. В последнее время, когда Игорь сильно болел, мы с Никитой Симоняном стара­лись сделать для него все, что могли. И не потому, что он был великим футболистом, а настоящим человеком... Валентин Бубукин: Я играл с Нетто в сборной 4 года и могу сказать, что Игорь был одним из лучших полузащит­ников мира всех времен. Он целиком отдавался игре, неза­висимо от уровня матча. Он первый, кто показал нам, как надо дорожить свои имиджем. Если Нетто терял мяч, то он готов был сделать все, чтобы вернуть его своей команде. В жизни он был очень скром­ным человеком...

В конце публикации дана справка «Из досье «Комсомольс­кой правды»:

«Нетто Игорь Александ­рович (9.01.1930-30.03.1999). Заслуженный мастер спорта. Начал играть в Москве в ко­манде стадиона «Юных пио­неров». Выступал за «Спар­так» (Москва) — 1949 —1966 гг., сыграл 367 матчей. Пяти­кратный чемпион и трехкрат­ный обладатель Кубка СССР. В сборной СССР про­вел 55 матчей. Чемпион Ев­ропы 1960 г. Награжден ор­деном Ленина».

Такая форма изложения материала чем-то напоминает запись выступлений родных и знакомых, «представителей общественно­сти» на панихиде по усопшему. Если говорить о преимуществе такого изложения памятного материала, то оно заключается прежде всего в том, что дает более полное, более объективное и разно­стороннее представление о человеке, которому материал посвя­щен. В то же время эпитафия-монолог часто выигрывает за счет цельности изложения, большей стилистической выдержанности и авторского пафоса, особенно, если эпитафия изложена в сти­хотворном виде.

Дата добавления: 2014-01-03